66 Кб, 327x341Короче(длиннее. на самом деле), я выпил три литра пива и готов попытаться сформулировать всё, что я пронаблюдал со своей жалкой колокольни.
Суть:
Объективность- говно для обсосов, которые хотят хоть чем-нибудь прикрыться, чтобы не чувствовать себя тотал уебанами. Чеды же, которые признают этот факт(не, важно, страдают они от этого или нет) хотя бы не врут себе, как минимум.
Путя изведованья философии:
Обычный такой взыскала, который захотел. первое - почувствовать себя элитарной чмоней(ахахх, смотрите, я знаю слова, лексического значения которых вы не знаете!). И/или второе - хочет знать один ответ на вопрос: почему?
Судьба заносит его в лапы всяческих конформистов, нонконформистов, идеалистов, материалистов, детерминистов, сторонников свободной воли, физикалистов, конструктивистов, философских бунтарей, приверженцев канонов, солипсистов, философских пессимистов, научных позитивистов, эмпириков, экзистенциалистов, гностиков. Адепт обучается, выбирает свою любимую(и конечно же, объективно истинную систему), учит термины, чувствует себя не таким, как все, ощущает себя ближе к истине. Он укрепляется в собою выбранной концепции. Пока что.
Логический(?) коллапс:
Юный взыскатель понимает - "А почему я вообще в это верю?". Концепция может звучать сколько угодно круто и обоснованно, но она никогда не может исключить субъективной характеристики(человек = субъективно; создано человеком = субъективно = не истинна). Адепт разочаровывается в идеалах, которым следовал(либо, упирается по максимуму, но мы просто не рассмотрим это вариант, воть). Он понимает, что системы строятся на пресуппозициях, в основании всегда догма, на веру принятые позиции, что не лучше той же религии(от, которой, адепт, скорее всего, пытается сбежать, ибо куда там, самому умному в тупого Бога верить?).
Метафизикс лулзы:
Адепт начинает разьььвоплощать концепции, даже свою любимую! Он видит, что по сути, ничто не может выдержать такого разбора, когда ты не сталкиваешь вершину карточного домика, а хуяришь домик с огнемёта. "Раз никакая концепция не имеет смысла, то что дальше?" - спрашивает себя анон.
Выбор есть, всегда был:
Адепт, что удивительно(это, пик всего наблюдения, слушай внимательно, анончик!). возвращается к низменным системам, потому что, если ничего не имеет смысла, то и смысла во всём одинаково. Взыскатель волен выбрать, что захочет. Это будет обманом, он сам знает. Но какая хуй разница? Он уже выяснил, что НИКАКОЙ.
Стрелочка повернулась:
Адепт возвращается, живёт, быть может, с избранным собой же путём, используя чужую или свою аксиологию/систему, но в моменте понимает опять, что это параша и обманывать себя как-то нереспектабельно чтоле. Взыскания начинаются вновь. Ну, вдруг в этот раз выйдет? Он же не один гуляет по этому пути? Наверняка кто-то уже создал концепцию, опираясь на эти увлекательные хождения по кругу?
Качелька:
Нет, такого просто не придумали. Все философы, как один, просто строят свои системы, игнорируя слона в комнате. Кроме того, нет такой концепции даже в теории. её не может быть. Что-угодно падёт пред Великим Манифестом(всё - гафно, докажи, что нет. И это очень удобно.). Взыскала вновь ползает по полотну мысли, но найти так ничего и не может. В итоге никакая система его не устраивает, ибо необъективна(а очень хочется). Это значит только одно.
Змiй делает кусь:
Адепт снова приходит к выводу, что можно выбрать, что пожелаешь. Значения это не имеет. Почему бы не закончить эти бодания со смыслами? Но он не закончит. Змiй уже настиг его. Хождения неизбежны...
(Это, кстати, такая же тупая хуита, как и все остальные концепты, просто оно подчиняется само себе не уровне - "Всё - параша, само утверждение парашно но, следуя из него же, оно не парашно, потому что само себе не противоречит.)
Суть:
Объективность- говно для обсосов, которые хотят хоть чем-нибудь прикрыться, чтобы не чувствовать себя тотал уебанами. Чеды же, которые признают этот факт(не, важно, страдают они от этого или нет) хотя бы не врут себе, как минимум.
Путя изведованья философии:
Обычный такой взыскала, который захотел. первое - почувствовать себя элитарной чмоней(ахахх, смотрите, я знаю слова, лексического значения которых вы не знаете!). И/или второе - хочет знать один ответ на вопрос: почему?
Судьба заносит его в лапы всяческих конформистов, нонконформистов, идеалистов, материалистов, детерминистов, сторонников свободной воли, физикалистов, конструктивистов, философских бунтарей, приверженцев канонов, солипсистов, философских пессимистов, научных позитивистов, эмпириков, экзистенциалистов, гностиков. Адепт обучается, выбирает свою любимую(и конечно же, объективно истинную систему), учит термины, чувствует себя не таким, как все, ощущает себя ближе к истине. Он укрепляется в собою выбранной концепции. Пока что.
Логический(?) коллапс:
Юный взыскатель понимает - "А почему я вообще в это верю?". Концепция может звучать сколько угодно круто и обоснованно, но она никогда не может исключить субъективной характеристики(человек = субъективно; создано человеком = субъективно = не истинна). Адепт разочаровывается в идеалах, которым следовал(либо, упирается по максимуму, но мы просто не рассмотрим это вариант, воть). Он понимает, что системы строятся на пресуппозициях, в основании всегда догма, на веру принятые позиции, что не лучше той же религии(от, которой, адепт, скорее всего, пытается сбежать, ибо куда там, самому умному в тупого Бога верить?).
Метафизикс лулзы:
Адепт начинает разьььвоплощать концепции, даже свою любимую! Он видит, что по сути, ничто не может выдержать такого разбора, когда ты не сталкиваешь вершину карточного домика, а хуяришь домик с огнемёта. "Раз никакая концепция не имеет смысла, то что дальше?" - спрашивает себя анон.
Выбор есть, всегда был:
Адепт, что удивительно(это, пик всего наблюдения, слушай внимательно, анончик!). возвращается к низменным системам, потому что, если ничего не имеет смысла, то и смысла во всём одинаково. Взыскатель волен выбрать, что захочет. Это будет обманом, он сам знает. Но какая хуй разница? Он уже выяснил, что НИКАКОЙ.
Стрелочка повернулась:
Адепт возвращается, живёт, быть может, с избранным собой же путём, используя чужую или свою аксиологию/систему, но в моменте понимает опять, что это параша и обманывать себя как-то нереспектабельно чтоле. Взыскания начинаются вновь. Ну, вдруг в этот раз выйдет? Он же не один гуляет по этому пути? Наверняка кто-то уже создал концепцию, опираясь на эти увлекательные хождения по кругу?
Качелька:
Нет, такого просто не придумали. Все философы, как один, просто строят свои системы, игнорируя слона в комнате. Кроме того, нет такой концепции даже в теории. её не может быть. Что-угодно падёт пред Великим Манифестом(всё - гафно, докажи, что нет. И это очень удобно.). Взыскала вновь ползает по полотну мысли, но найти так ничего и не может. В итоге никакая система его не устраивает, ибо необъективна(а очень хочется). Это значит только одно.
Змiй делает кусь:
Адепт снова приходит к выводу, что можно выбрать, что пожелаешь. Значения это не имеет. Почему бы не закончить эти бодания со смыслами? Но он не закончит. Змiй уже настиг его. Хождения неизбежны...
(Это, кстати, такая же тупая хуита, как и все остальные концепты, просто оно подчиняется само себе не уровне - "Всё - параша, само утверждение парашно но, следуя из него же, оно не парашно, потому что само себе не противоречит.)
>>416 (OP)
... Я странник, много дорог исходивший вслед за тобой: всегда я в пути, но без цели, без родины, – так что, поистине, во многом похож я на Вечного Жида, только вот не вечен я, и к тому же не жид.
Как? Неужели должна я быть постоянно в пути? Увлекаемой, гонимой, кружимой всяким ветром? О земля, слишком круглой стала ты для меня!
Я побывала уже на всякой поверхности, подобно усталой пыли засыпала, оседая, на зеркалах и оконных стеклах: у меня только забирают и ничего не дают, я истощаюсь – я почти что сравнялась с тенью.
Но за тобой, о Заратустра, я бегала и бродила дольше всего, а если иногда и пряталась от тебя, то все-таки была твоей лучшей тенью: где бы ни сел ты, садилась и я.
С тобой обошла я самые дальние и холодные миры, похожая на призрак, бегущий по собственной воле по снегу и по заснеженным крышам домов.
С тобой устремлялась я во все запретное, дурное, далекое: и если есть у меня какая-нибудь добродетель, так только та, что не боялась я никаких запретов.
С тобой разрушала я все, что некогда чтило сердце мое, все пограничные камни, всех кумиров опрокидывала я, гонялась за всеми опасными желаниями; поистине, было время, когда ни одно преступление не могло остановить бега моего.
С тобой разучилась я вере в слова, в ценности, в великие имена. Когда дьявол сбрасывает кожу, имя его не спадает ли вместе с ней? Имя – та же кожа. Быть может, и сам дьявол – не более чем оболочка.
"Нет ничего истинного, все дозволено": так внушала я себе. В самые холодные воды бросалась я головой сердцем. О, часто приходилось мне из-за этого стоять перед всеми нагой и красной, как рак!
Увы, куда подевалась у меня все благое, и всякий стыд, и вера в добрых! Где та лживая невинность, которая была у меня некогда, невинность добрых и их благородной лжи!
Поистине, слишком часто следовала я по пятам за истиной: и вот она отринула меня. И зачастую случалось, что как раз тогда, когда я намеренно лгала, прикасалась я к истине.
Слишком многое стало мне ясным, и потому перестало интересовать. Умерло все, что любила я. Как же теперь мне любить себя?
"Жить, чтобы жизнь была в радость, или вовсе не жить": так хочу я, так хочет и праведник. Но увы! Есть ли у меня еще радость?
Есть ли цель? Та гавань, к которой стремится парус мой?
Попутный ветер? О, лишь тот, кто знает, куда плывет, знает, какой ветер – попутный и несет в море.
Что же осталось еще у меня? – Усталое, дерзкое сердце; непостоянная воля; поникшие крылья; разбитая спина.
А поиски моей родины! О Заратустра, ты ведаешь, что поиски эти были тяжелым испытанием и тают силы мои.
"Где же мой дом?" – об этом вопрошала я и неустанно искала его, но так и не нашла. О вечное "Везде", о вечное "Нигде", о вечное "Напрасно"!
Так говорила тень, и вытягивалось лицо Заратустры от слов ее. "Да, ты – тень моя! – произнес он, наконец, с грустью.
Немалая опасность угрожает тебе, ты, свободный дух и странник! Скверный выдался у тебя день: смотри, чтобы не постиг тебя еще худший вечер!
Такие бродяги, как ты, кончают тем, что даже тюрьма кажется им благом. Видела ли ты, как спят преступники в заключении? Они спят спокойно, наслаждаясь непривычной для них безопасностью.
Берегись, чтобы в конце концов не овладела тобой какая-нибудь узкая вера, призрак неподвижный и суровый! Ведь уже и теперь соблазняет и искушает тебя все, что ограниченно и незыблемо.
Ты утратила цель: увы, как избыть, как забыть тебе эту утрату? Вместе с целью потеряла ты и путь!
Бедная скиталица, мечтательница, усталый мотылек! Не хочешь ли на этот вечер обрести пристанище и покой? Иди же наверх, в пещеру мою!
Вот дорога, что ведет к пещере. А теперь я спешу и потому покидаю тебя. И словно какая-то тень уже надвигается на меня.
Чтобы снова светло стало вокруг меня, дальше пойду я один. Бодрость и веселье да сопутствуют мне в пути моем! А вечером у меня будут танцы!"
Так говорил Заратустра.
... Я странник, много дорог исходивший вслед за тобой: всегда я в пути, но без цели, без родины, – так что, поистине, во многом похож я на Вечного Жида, только вот не вечен я, и к тому же не жид.
Как? Неужели должна я быть постоянно в пути? Увлекаемой, гонимой, кружимой всяким ветром? О земля, слишком круглой стала ты для меня!
Я побывала уже на всякой поверхности, подобно усталой пыли засыпала, оседая, на зеркалах и оконных стеклах: у меня только забирают и ничего не дают, я истощаюсь – я почти что сравнялась с тенью.
Но за тобой, о Заратустра, я бегала и бродила дольше всего, а если иногда и пряталась от тебя, то все-таки была твоей лучшей тенью: где бы ни сел ты, садилась и я.
С тобой обошла я самые дальние и холодные миры, похожая на призрак, бегущий по собственной воле по снегу и по заснеженным крышам домов.
С тобой устремлялась я во все запретное, дурное, далекое: и если есть у меня какая-нибудь добродетель, так только та, что не боялась я никаких запретов.
С тобой разрушала я все, что некогда чтило сердце мое, все пограничные камни, всех кумиров опрокидывала я, гонялась за всеми опасными желаниями; поистине, было время, когда ни одно преступление не могло остановить бега моего.
С тобой разучилась я вере в слова, в ценности, в великие имена. Когда дьявол сбрасывает кожу, имя его не спадает ли вместе с ней? Имя – та же кожа. Быть может, и сам дьявол – не более чем оболочка.
"Нет ничего истинного, все дозволено": так внушала я себе. В самые холодные воды бросалась я головой сердцем. О, часто приходилось мне из-за этого стоять перед всеми нагой и красной, как рак!
Увы, куда подевалась у меня все благое, и всякий стыд, и вера в добрых! Где та лживая невинность, которая была у меня некогда, невинность добрых и их благородной лжи!
Поистине, слишком часто следовала я по пятам за истиной: и вот она отринула меня. И зачастую случалось, что как раз тогда, когда я намеренно лгала, прикасалась я к истине.
Слишком многое стало мне ясным, и потому перестало интересовать. Умерло все, что любила я. Как же теперь мне любить себя?
"Жить, чтобы жизнь была в радость, или вовсе не жить": так хочу я, так хочет и праведник. Но увы! Есть ли у меня еще радость?
Есть ли цель? Та гавань, к которой стремится парус мой?
Попутный ветер? О, лишь тот, кто знает, куда плывет, знает, какой ветер – попутный и несет в море.
Что же осталось еще у меня? – Усталое, дерзкое сердце; непостоянная воля; поникшие крылья; разбитая спина.
А поиски моей родины! О Заратустра, ты ведаешь, что поиски эти были тяжелым испытанием и тают силы мои.
"Где же мой дом?" – об этом вопрошала я и неустанно искала его, но так и не нашла. О вечное "Везде", о вечное "Нигде", о вечное "Напрасно"!
Так говорила тень, и вытягивалось лицо Заратустры от слов ее. "Да, ты – тень моя! – произнес он, наконец, с грустью.
Немалая опасность угрожает тебе, ты, свободный дух и странник! Скверный выдался у тебя день: смотри, чтобы не постиг тебя еще худший вечер!
Такие бродяги, как ты, кончают тем, что даже тюрьма кажется им благом. Видела ли ты, как спят преступники в заключении? Они спят спокойно, наслаждаясь непривычной для них безопасностью.
Берегись, чтобы в конце концов не овладела тобой какая-нибудь узкая вера, призрак неподвижный и суровый! Ведь уже и теперь соблазняет и искушает тебя все, что ограниченно и незыблемо.
Ты утратила цель: увы, как избыть, как забыть тебе эту утрату? Вместе с целью потеряла ты и путь!
Бедная скиталица, мечтательница, усталый мотылек! Не хочешь ли на этот вечер обрести пристанище и покой? Иди же наверх, в пещеру мою!
Вот дорога, что ведет к пещере. А теперь я спешу и потому покидаю тебя. И словно какая-то тень уже надвигается на меня.
Чтобы снова светло стало вокруг меня, дальше пойду я один. Бодрость и веселье да сопутствуют мне в пути моем! А вечером у меня будут танцы!"
Так говорил Заратустра.
>>416 (OP)
... Я странник, много дорог исходивший вслед за тобой: всегда я в пути, но без цели, без родины, – так что, поистине, во многом похож я на Вечного Жида, только вот не вечен я, и к тому же не жид.
Как? Неужели должна я быть постоянно в пути? Увлекаемой, гонимой, кружимой всяким ветром? О земля, слишком круглой стала ты для меня!
Я побывала уже на всякой поверхности, подобно усталой пыли засыпала, оседая, на зеркалах и оконных стеклах: у меня только забирают и ничего не дают, я истощаюсь – я почти что сравнялась с тенью.
Но за тобой, о Заратустра, я бегала и бродила дольше всего, а если иногда и пряталась от тебя, то все-таки была твоей лучшей тенью: где бы ни сел ты, садилась и я.
С тобой обошла я самые дальние и холодные миры, похожая на призрак, бегущий по собственной воле по снегу и по заснеженным крышам домов.
С тобой устремлялась я во все запретное, дурное, далекое: и если есть у меня какая-нибудь добродетель, так только та, что не боялась я никаких запретов.
С тобой разрушала я все, что некогда чтило сердце мое, все пограничные камни, всех кумиров опрокидывала я, гонялась за всеми опасными желаниями; поистине, было время, когда ни одно преступление не могло остановить бега моего.
С тобой разучилась я вере в слова, в ценности, в великие имена. Когда дьявол сбрасывает кожу, имя его не спадает ли вместе с ней? Имя – та же кожа. Быть может, и сам дьявол – не более чем оболочка.
"Нет ничего истинного, все дозволено": так внушала я себе. В самые холодные воды бросалась я головой сердцем. О, часто приходилось мне из-за этого стоять перед всеми нагой и красной, как рак!
Увы, куда подевалась у меня все благое, и всякий стыд, и вера в добрых! Где та лживая невинность, которая была у меня некогда, невинность добрых и их благородной лжи!
Поистине, слишком часто следовала я по пятам за истиной: и вот она отринула меня. И зачастую случалось, что как раз тогда, когда я намеренно лгала, прикасалась я к истине.
Слишком многое стало мне ясным, и потому перестало интересовать. Умерло все, что любила я. Как же теперь мне любить себя?
"Жить, чтобы жизнь была в радость, или вовсе не жить": так хочу я, так хочет и праведник. Но увы! Есть ли у меня еще радость?
Есть ли цель? Та гавань, к которой стремится парус мой?
Попутный ветер? О, лишь тот, кто знает, куда плывет, знает, какой ветер – попутный и несет в море.
Что же осталось еще у меня? – Усталое, дерзкое сердце; непостоянная воля; поникшие крылья; разбитая спина.
А поиски моей родины! О Заратустра, ты ведаешь, что поиски эти были тяжелым испытанием и тают силы мои.
"Где же мой дом?" – об этом вопрошала я и неустанно искала его, но так и не нашла. О вечное "Везде", о вечное "Нигде", о вечное "Напрасно"!
Так говорила тень, и вытягивалось лицо Заратустры от слов ее. "Да, ты – тень моя! – произнес он, наконец, с грустью.
Немалая опасность угрожает тебе, ты, свободный дух и странник! Скверный выдался у тебя день: смотри, чтобы не постиг тебя еще худший вечер!
Такие бродяги, как ты, кончают тем, что даже тюрьма кажется им благом. Видела ли ты, как спят преступники в заключении? Они спят спокойно, наслаждаясь непривычной для них безопасностью.
Берегись, чтобы в конце концов не овладела тобой какая-нибудь узкая вера, призрак неподвижный и суровый! Ведь уже и теперь соблазняет и искушает тебя все, что ограниченно и незыблемо.
Ты утратила цель: увы, как избыть, как забыть тебе эту утрату? Вместе с целью потеряла ты и путь!
Бедная скиталица, мечтательница, усталый мотылек! Не хочешь ли на этот вечер обрести пристанище и покой? Иди же наверх, в пещеру мою!
Вот дорога, что ведет к пещере. А теперь я спешу и потому покидаю тебя. И словно какая-то тень уже надвигается на меня.
Чтобы снова светло стало вокруг меня, дальше пойду я один. Бодрость и веселье да сопутствуют мне в пути моем! А вечером у меня будут танцы!"
Так говорил Заратустра.
... Я странник, много дорог исходивший вслед за тобой: всегда я в пути, но без цели, без родины, – так что, поистине, во многом похож я на Вечного Жида, только вот не вечен я, и к тому же не жид.
Как? Неужели должна я быть постоянно в пути? Увлекаемой, гонимой, кружимой всяким ветром? О земля, слишком круглой стала ты для меня!
Я побывала уже на всякой поверхности, подобно усталой пыли засыпала, оседая, на зеркалах и оконных стеклах: у меня только забирают и ничего не дают, я истощаюсь – я почти что сравнялась с тенью.
Но за тобой, о Заратустра, я бегала и бродила дольше всего, а если иногда и пряталась от тебя, то все-таки была твоей лучшей тенью: где бы ни сел ты, садилась и я.
С тобой обошла я самые дальние и холодные миры, похожая на призрак, бегущий по собственной воле по снегу и по заснеженным крышам домов.
С тобой устремлялась я во все запретное, дурное, далекое: и если есть у меня какая-нибудь добродетель, так только та, что не боялась я никаких запретов.
С тобой разрушала я все, что некогда чтило сердце мое, все пограничные камни, всех кумиров опрокидывала я, гонялась за всеми опасными желаниями; поистине, было время, когда ни одно преступление не могло остановить бега моего.
С тобой разучилась я вере в слова, в ценности, в великие имена. Когда дьявол сбрасывает кожу, имя его не спадает ли вместе с ней? Имя – та же кожа. Быть может, и сам дьявол – не более чем оболочка.
"Нет ничего истинного, все дозволено": так внушала я себе. В самые холодные воды бросалась я головой сердцем. О, часто приходилось мне из-за этого стоять перед всеми нагой и красной, как рак!
Увы, куда подевалась у меня все благое, и всякий стыд, и вера в добрых! Где та лживая невинность, которая была у меня некогда, невинность добрых и их благородной лжи!
Поистине, слишком часто следовала я по пятам за истиной: и вот она отринула меня. И зачастую случалось, что как раз тогда, когда я намеренно лгала, прикасалась я к истине.
Слишком многое стало мне ясным, и потому перестало интересовать. Умерло все, что любила я. Как же теперь мне любить себя?
"Жить, чтобы жизнь была в радость, или вовсе не жить": так хочу я, так хочет и праведник. Но увы! Есть ли у меня еще радость?
Есть ли цель? Та гавань, к которой стремится парус мой?
Попутный ветер? О, лишь тот, кто знает, куда плывет, знает, какой ветер – попутный и несет в море.
Что же осталось еще у меня? – Усталое, дерзкое сердце; непостоянная воля; поникшие крылья; разбитая спина.
А поиски моей родины! О Заратустра, ты ведаешь, что поиски эти были тяжелым испытанием и тают силы мои.
"Где же мой дом?" – об этом вопрошала я и неустанно искала его, но так и не нашла. О вечное "Везде", о вечное "Нигде", о вечное "Напрасно"!
Так говорила тень, и вытягивалось лицо Заратустры от слов ее. "Да, ты – тень моя! – произнес он, наконец, с грустью.
Немалая опасность угрожает тебе, ты, свободный дух и странник! Скверный выдался у тебя день: смотри, чтобы не постиг тебя еще худший вечер!
Такие бродяги, как ты, кончают тем, что даже тюрьма кажется им благом. Видела ли ты, как спят преступники в заключении? Они спят спокойно, наслаждаясь непривычной для них безопасностью.
Берегись, чтобы в конце концов не овладела тобой какая-нибудь узкая вера, призрак неподвижный и суровый! Ведь уже и теперь соблазняет и искушает тебя все, что ограниченно и незыблемо.
Ты утратила цель: увы, как избыть, как забыть тебе эту утрату? Вместе с целью потеряла ты и путь!
Бедная скиталица, мечтательница, усталый мотылек! Не хочешь ли на этот вечер обрести пристанище и покой? Иди же наверх, в пещеру мою!
Вот дорога, что ведет к пещере. А теперь я спешу и потому покидаю тебя. И словно какая-то тень уже надвигается на меня.
Чтобы снова светло стало вокруг меня, дальше пойду я один. Бодрость и веселье да сопутствуют мне в пути моем! А вечером у меня будут танцы!"
Так говорил Заратустра.