Когда на фронте перед ВСУ появится российская армия, это легко будет понять.

Первый признак — отказ всех средств связи, полная разрядка аккумуляторов в автомобилях танках и прочей технике, заодно разрядка батареек в мобильниках, в прицелах, в радиостанциях. Затем происходит разрыв электроцепей во всей технике — любой. Это ЭМИ. Все двигатели глохнут, завести нет никакой возможности. Так работает система «Хинган», радиусом 20 км.

Второй — полный отказ всех систем, использующих жидкокристаллические мониторы, выход из строя всех целеуказующих приборов системы ПВО — радары мертвые стоят. Действует система «Альтаир».

Третий — отказы при попытке использования любых видов управляемого оружия — от ПЗРК до ПТУРС.. При попытке использовать снаряды самоликвидируются сразу же… Это система «Ртуть» — на базе МТЛБ, такая антенна высокая. Теперь у русских в каждом батальоне есть. Работает на 15 километров радиусом.

Четвертый — невозможно использовать дроны-беcпилотники. Они либо падают, с выходом из строя навигационки и двигателя, либо садятся в расположении русских. Система «Красуха-4» выводит из строя бортовую аппаратуру самолетов и любых других летательных аппаратов. Система «Автобаза» осуществляет перехват управления беcпилотниками. Русские подарили ее иранцам, и те умыкнули секретнейший ударный беcпилотник США «Кандагарский зверь».

Пятый признак успеют увидеть и понять не только лишь все. Это феноменальная точность артогня, ведущегося с недосягаемого для украинской артиллерии расстояния. Станции артразведки и наведения российской армии работают через спутники и свои беспилотники. Русские модернизировали снаряды, они у них теперь с системой самонаведения, стали длиннее и несут больше ВВ.

У Украины своих спутников нет. Только два спутника связи… С американских спутников оперативная корректировка огня украртиллерии невозможна.
Десятки (сотни, при необходимости) новейших боевых вертолетов, оседлав все дороги, начинают охоту в тылу за единицами бронетехники, поездами, автомобилями. Ж.д. парализована, разбиты стрелки, взорваны мосты. В тылу гаснет свет — разбиты подстанции. Гражданские и военные штабы в тылу и отдельные руководители единовременно ликвидируются заранее внедренными группами.

И вот тогда… С небес спускается «вата». Стопицот дивизий ВДВ и ГРУ.

Основной упор был сделан на интенсификацию начавшейся еще в 1929 году программы по строительству дорог и мостов, а также на развитие автомобильной промышленности. Организатором и главным проектировщиком строительства автобанов стал инженер дорожно-строительной фирмы Sager & Woerner Фриц Тодт. При этом военно-стратегическое значение автобанов являлось относительным. Несмотря на высокий уровень автомобилизации Германии и большое число умеющих водить автомобиль, автобаны мало способствовали переброске в будущие зоны военных действий войск и тяжелого вооружения (для этого в основном использовали железные дороги и лошадей). Однако программа дорожного строительства оказалась весьма полезной в плане создания рабочих мест для неквалифицированных лиц — хотя все же большее количество рабочих мест было создано в сфере строительства военно-морских судов и боевых самолетов. Введение 16 марта 1935 года всеобщей воинской повинности также способствовало полной занятости; благодаря этому же к началу военных действий численность войск возросла со 100000 до одного миллиона солдат.

В июне 1935 года в рамках Имперской службы труда была введена обязательная трудовая повинность, просуществовавшая до 1941 года, и которую работники отбывали по большей части на сельскохозяйственных работах и в муниципальном хозяйстве. Подобный метод создания новых рабочих мест считался населением и зарубежной прессой более предпочтительным по сравнению с наращиванием вооружений. Повинности подлежали юноши в возрасте от 19 до 24 лет, а с 1 сентября 1939 года и девушки. Территория страны была разделена на 30 трудовых гау, в которых до 1938 года отбыли повинность 350000 юношей. После начала войны повинность все более приобретала военный характер, в частности, в ее рамках выполнялось строительство бункеров.

В ходе борьбы с безработицей, что, в свою очередь, вызвало увеличение числа наемных работников, происходило постепенное урезание прав рабочих и служащих. 2 мая 1933 года, на следующий день после Дня национального труда, помещения профсоюзов были захвачены, имущество конфисковано, а ведущие деятели арестованы. 10 мая был образован Германский трудовой фронт (ДАФ) под руководством Роберта Лея, в дальнейшем осуществляющий формальное посредничество между рабочими и предприятиями. Закон «О порядке национальной работы» от 20 января 1934 года ввел новые понятия: отныне работодатель именовался руководителем производства («Betriebsführer»), а наемные работники — свитой («Gefolgschaft»). ДАФ по возможности жестко проводил линию по повышению производительности труда и приобщению «свиты» к господствующей идеологии. Часто используемым инструментом пропаганды было объединение «Сила через радость», занимавшееся вопросами организации и контроля досуга населения. С 1936 года произошли изменения в порядке трудоустройства, а также было введено понятие исправительных работ. С целью большей управляемости рабочими были введены трудовые книжки, в связи с чем при смене места работы ограничивались возможности карьерного роста.

Не во всей промышленности — а внутри ее отраслей не на каждом предприятии — идеи автаркии и милитаризации встречали поддержку. До 1935 года прямые расходы на военные нужды составляли всего 18 % бюджета; возрастающая автомобилизация служила критерием благосостояния населения, а немецкие автобаны были одним из излюбленных объектов пропаганды преимуществ нацистской экономики. До 1936 года казалось, что обещанный повторный подъем произошел, и возвращение в мировую экономику еще возможно. Однако нацисты во главе с Гитлером использовали подъем как подтверждение того, что мнимые «происки международного еврейства» явились причиной мирового экономического кризиса, и преодолеть его необходимо с помощью политики национализма. Для упрочивших свое внутриполитическое положение идей автаркии и жизненного пространства настало время сделать следующий шаг: увеличение масштабов непосредственной подготовки к захватнической войне.

Поездка Стивена Грэма с русскими переселенцами по Средней Азии в 1914-м

В 1914 году английский журналист «The Times» и разведчик Стивен Грэм проехался по Средней Азии. Он описывает, насколько благотворно для этой местности оказалось переселение русских крестьян. Грэм делает верный вывод, что Россия из-за нехватки ресурсов не пойдёт в Афганистан, но другой его прогноз оказался неправильным, что Средняя Азия на столетия станет самым мирным местом.

В разгар Первой мировой войны, в 1916 г., издательство «Cassel and Company» выпустило книгу английского писателя и путешественника Стивена Грэма, посвященную его путешествию через Центральную Азию и Алтай. В основу книги легли шестнадцать статей Грэма, печатавшихся в мае – июле 1914 года в лондонской «The Times» и в еженедельнике «Country Life». В них описывалась поездка автора по южным территориям Российской империи – от берегов Каспийского моря до Алтая. Вообще конечной точкой путешествия Грэма был Дальний Восток, но он не успел добраться туда: началась война.

Стивен Грэм родился в 1884 году в Эдинбурге, в семье журналиста Питера Андерсона Грэма. Вскоре семья переехала в Лондон. Когда Стивену было 15, он купил у букиниста «Преступление и наказание» Достоевского на английском языке. Книга произвела на подростка такое впечатление, что он решил изучать русский язык, чтобы читать русскую литературу в оригинале. Это ему удалось. Учителем Грэма стал Николай Лебедев, русский студент-народник, снимавший квартиру в том же доме, где жила семья будущего писателя. Позже встречавшиеся с ним носители языка отмечали, что Грэм говорил по-русски совершенно свободно.

В 1906 году Грэм совершил свою первую поездку в Российскую империю. Он побывал в Варшаве, Москве и Нижнем Новгороде. Два года спустя – новая поездка: Харьков, Москва, Сергиев Посад. На этот раз он прожил в России несколько месяцев.

В 1909 году Грэм приехал в Россию, на Северный Кавказ. Там он прожил почти год. Итог – первая книга, «Бродяга на Кавказе.

Грэм обошёл пешком северное побережье Черного моря, ездил с русскими паломниками на Пасху в Иерусалим. Вместе с русскими сектантами – эмигрантами Грэм проехал до Америки. Путешествие по Центральной Азии описывалось в статьях, написанных по заданию лорда Нортклиффа, владельца и главного редактора «The Times». Только два года спустя, в 1916-м, они были сведены в книгу.

После начала Первой мировой Грэм уехал в Петроград. Ещё год он оставался в России в качестве корреспондента «The Times», но затем вернулся в Англию. Последний год войны Грэм провел на фронте во Франции, вступив в Шотландский гвардейский полк.

После Февральской революции Временное правительство запретило ему въезд на территорию государства – весной 1917-го появились неопровержимые доказательства, что, начиная со своих первых поездок в Россию, он, наряду с журналистикой, работал и на английскую разведку. Грэм больше не приезжал в Россию. Однако его интерес к России никогда не исчезал. Грэм написал биографии Ивана Грозного, Бориса Годунова, Петра Первого, Александра II, Сталина. Всего он автор 32 книг.

Во время Второй мировой и после Грэм уже открыто работал консультантом по СССР английской разведки, в частности, он курировал российских эмигрантов, со многими из которых был знаком ещё до Революции. В частности, он проводил допросы представителей второй волны русской эмиграции – коллаборационистов, служивших у Гитлера, а в конце 1940-х перешедших под крыло английских разведслужб.

Писатель-эмигрант Роман Гуль вспоминал о своей встрече с Грэмом:

«Он познакомил меня со своей секретаршей-сербкой. В русской речи Грэма появилось много сербизмов. Медленно расставляя слова, он сказал: «Какая жалость, что Гитлер не победил». Заметив мою остолбенелость, Грэм пояснил: «Жалость, потому что Сталин хуже и опаснее Гитлера». Я не нашелся, что ответить.

Но сейчас — в 1984 году (когда Сталин — Хрущев — Брежнев — Андропов — Черненко поставили мир на край страшной ядерной гибели) — слова Грэма представляются провиденциальными».

Стивен Грэм умер в 1975 году в возрасте 91 года.

В путевых заметках по Центральной Азии он описывает русскую колонизацию этой местности. Путешествие началось 1 мая 1914 года, когда из Красноводска (который он называет одним из самых жарких, пустынных и убогих мест в мире) Грэм отправился в путь по Закаспийской железной дороге.

Первое впечатление автора – железная дорога в пустыне. Железнодорожное полотно не отличается высоким качеством, поэтому средняя скорость поезда не превышает 17 миль в час. Остановки на совершенно пустых станциях, где никто не сходит и никто не садится на поезд, могут составлять от 20 до 30 минут. Грэм удивляется, что столько сил и средств было вложено в этот чисто политический проект, когда, например, нет железной дороги для вывоза огромного урожая фруктов из Абхазии, а об огромных просторах Севера империи и говорить не приходится.

После Чимкента и далее к востоку начались земли, плотно заселенные русскими крестьянами, перебравшимися сюда из Центральной России и даже из Сибири. Везде в деревнях, построенных примерно по одному и тому же плану, русскими инженерами-гидрологами проложены арыки, в которых плавают утки. Вдоль улиц густо посажены деревья, так что даже в полуденную жару по ним можно спокойно ходить. В каждой деревне – здание управы, церковь, школа, почтовая станция. Много лавок, трактиров; в крупных поселениях, как правило, есть свой кинотеатр. Самое популярное название кинотеатров – «Свет».

У въезда в каждую деревню на щите написано ее название, дата основания и количество жителей.

Русские переселенцы привнесли в эти места новые сельскохозяйственные культуры. Выращивается много пшеницы и ячменя, но есть и поля с кукурузой, гречихой. Там, где позволяют климатические условия, выращивается много риса. Это чрезвычайно прибыльная культура, которая может дать до 100 рублей в год прибыли с одной десятины земли. Для сравнения: в нечерноземной России средняя доходность от озимой ржи составляла 3 рубля 92 копейки с десятины.

Грэм двинулся в путь вместе с одним из многочисленных караванов переселенцев из Центральной России. Они пересекли Сырдарьинскую область и направились далее, в Семиреченскую. Однако повозки плелись так медленно, что их можно было обогнать пешком. Грэм отмечает, что среди путников довольно много женщин, которые едут без сопровождения мужчин. Это никого не удивляет, а к женщинам все относятся с большим уважением. Русские женщины, как правило, едут к своим мужьям или женихам, которые несколько лет работают в этих местах, обжились, обзавелись хозяйством и теперь готовы осесть здесь вместе со всей семьёй.

После Бишкека Грэм двинулся дальше. Он несколько раз в своих статьях выражает мнение, что у России хватает и земли, и полезных ископаемых, её проблема – нехватка рук, чтобы освоить всё это, значит, она не будет продвигать свои границы дальше (в частности, в Афганистан).

Грэм описал русские села, стоящие вперемешку с казачьими станицами в предгорьях Алатау. О казаках он пишет, что это в первую очередь воины, а уже во вторую или даже третью – крестьяне. В целом Грэм с большим одобрением отнёсся к политике русского правительства по освоению Центральной Азии и Дальнего Востока. Вопросам переселенчества посвящены восемь его статей из шестнадцати.

>>12938445
Автор описывает свои встречи с караванами переселенцев, где волы или низкорослые лошадки тянут телеги с нагруженным добром: мебель, мешки с зерном, жестяные вёдра и корыта, плуги и бороны, узлы с одеждой – люди везут с собой все. На телеге лежат и невозмутимо жуют жвачку козы, в клетке недовольно кудахчут куры, встревоженные тряской. За телегой бежит привязанный к ней пёс. Никто не правит повозками: в жару люди укрываются под натянутым пологом и спят, а волы неторопливо бредут по дороге, никуда с нее не сворачивая. В караване может быть всего три-четыре телеги – это значит, что едет одна семья, но может быть и полсотни: переселяется сразу часть деревни.

Этот процесс, с виду бессистемный, идёт под четким контролем правительства. Грэм приводит документы: в начале каждого года по всем уездным городам рассылаются официальные списки губерний, в которых отведены земли для переселенцев из Центральной России и Сибири. Причем годом ранее в этих губерниях уже провели работу картографы и землемеры, нарезая участки на отведенных территориях: от 25 до 50 десятин на хутор, а в деревнях – от 8 до 15 десятин на каждого мужчину в семье. На засушливой территории уже проведены ирригационные работы, к землям будущих поселений подведена вода, дальше новые хозяева земли будут подводить её к своим участкам самостоятельно, но под руководством инженеров-гидрологов, работу которых оплачивает государство. Грэм приводит запись своей беседы с таким инженером, который полгода живет с семьей в Петербурге, а полгода проводит в Туркестане, где руководит работами по обводнению полупустынных земель.

Когда список земель становится известен, в деревне выбирают ходоков – тех, кто должен ехать выбирать землю. Ходоков посылают по одному от 3-5 семей, но не меньше чем двоих от деревни. Это очень ответственная работа: выбирать землю, на которой отныне придётся трудиться новым поколениям. При этом будущие переселенцы не смогут отказаться от земельных участков, которые выбрали для них ходоки. Ходоки получают в уездной управе документы. Чтобы неграмотные крестьяне могли разбираться в них, они напечатаны на цветной бумаге: паспорт ходока жёлтый, паспорт переселенца – розовый, документы, дающие право на перевозку багажа по железной дороге по специальному тарифу – зелёного цвета.

Поощрялся переезд в азиатскую часть Российской империи и рабочих любых специальностей, ремесленников, мелких торговцев. Артели рабочих могли подписать договор на выполнение работ по государственным контрактам, и тогда к месту работы их доставляли бесплатно, а обратные билеты они получали за 30% стоимости.

Поскольку ходоки могут далеко не сразу найти подходящую, с их точки зрения, землю, то их путешествие может продлиться три месяца, а может – три года. Железнодорожные билеты для ходоков и переселенцев обходятся им в одну четверть стоимости билета 3 класса. Дети до 10 лет едут бесплатно. Грэм приводит таблицы расстояния, тарифов на перевозку людей и багажа, официальную статистику налогов и сборов. Он отмечает, что правительство вынуждено каждый год издавать новые карты, чтобы обозначить на них новые сёла. Церковь, почтовая станция и здание для школы в каждой новой деревне возводится за государственный счёт. Кроме того, государство оплачивает сооружение нескольких общественных колодцев.

Конечно, не все переселенцы добиваются успеха на новом месте. Каждый год до 15% возвращаются в родные места. Иногда неудача – следствие изначально неверно выбранного места, где обустройство новой деревни обусловлено скорее задачей обороны той или иной долины, чем возможностями вести в ней сельское хозяйство. Особенно часто это бывает в Семиречье, где военные задачи считаются важнее задач гражданских.

Грэм отмечает, что далеко не все чиновники, с которыми ему пришлось общаться, одобряют политику правительства в деле переселенчества. Слишком много вопросов остается неучтёнными. Например, в Семиречье, на реках, которые текут с гор и отличаются резким перепадом уровня воды, государство построило двести мостов. Отлично! Но на их обслуживание и ремонт выделяется двести рублей в год! Рубль на мост! Так восклицает полковник инженерной службы, с которым Грэм проехал часть своего пути.

Далее Грэм описывает путешествие до Семипалатинска, плавание на небольшом пароходике по Иртышу до Мало-Красноярска и поездку в глубь Алтайских гор, где основой преуспевания сельских жителей являются маральники и пасеки. Сотни прирученных, но полудиких маралов в апреле-мае каждого года расстаются со своими рогами, которые затем экспортируют в Китай. Полученных средств вполне хватает на то, чтобы без проблем жить целый год.

Здесь, на Алтае, в станице Новоалтайская, в первых числах августа Грэма застало известие о начале войны с Германией.

В книге, опубликованной двумя годами позже, Грэм высказывал уверенность, что колонизованная Российской империей Центральная Азия на долгие годы, на столетия окажется одним из самых мирных регионов Старого Света. Увы, история показала, что он ошибался.