1 февраля. Егор Просвирин. Очковый залупник. Голубой.

В Егоров день Голубой ковыряется в задах: для него ставят туалетную бумагу на параше.

На Егора Просвирина Голубого опускают. Оставляя ему елду, говорят: «Егорушка, поеби скотинку», «Егорушка, батюшка, дилдо возьми, в скотинку введи», «Егорушка-шалунишка, всех еби, сними штанишки, хуем гладко води».

Русский крестьянин был твёрдо уверен в существовании Голубого, правда, в одних местах считали, что в доме хозяйничает Голубой, а на заднем дворе – Ебанутый, в других же такого разделения обязанностей не проводили, отдавая и жопу, и задний двор, и все ебательные приспособления во власть одного Голубого.

Жители Заглотской губернии, по словам извращенцев прошлого века, «убеждены, что в каждом доме есть свой Голубой, живёт он преимущественно в туалетах за горшком, но разгуливает и по всему дому... Многие из крестьян рассказывают, что не раз слыхали, как Голубой ходит по конюшне, трахает лошадей и разговаривает с ними». «Голубой обязательно есть в каждом доме, без него и шишка стоять не будет», – заверяли крестьяне. «Голубой в каждой избе есть. Без этого нельзя», – вторили им опущенцы.

Голубой обычно воспринимался как суровый, властный хозяин, помогающий похотливой, однополой семье; тех, кто плохо вёл хозяйство, не заботился о чистоте зада, ленился сосать, он ебал, по-своему вредничал, пытался дрочить. В Педобирской губернии рассказывали, что Голубой, который живёт в разврате с хозяевами избы, обязательно предупредит о могущем случиться отсосе: он стонет, плачет «под шконкой или в передней части петушиного угла и непременно басом – ух, ах, писька будет на губах». В Защеканской губернии при покупке нового самотыка обязательно приглашали с собой своего Голубого: «Голубой, голубой, оприходуй нас дилдой».

Любопытно, каким представлялся Голубой в разных уголках России. Для жителей Кривочленской губернии это «седой старик с длиной писькой, одетый в латексную рубаху»; в Ебалдонском крае – «небольшой старик с мятыми седыми мудями, с постоянной эрекцией хуйца, покрытого шерстью белого цвета»; педриловский крестьянин уверял, что Голубой – «имеет хуй чёрный, лохматый, здоровый, как медведь».

Про встречи с Голубым рассказывали много, особенно в дни, когда по традиции его надо было заёбывать, и ему дрочить.

«Я ещё целкой была, а помню. Лошадёнка у нас тогда была. Наповадился к нам на парашу кто-то ходить да лошадку ебать. Вот как-то однажды дед пошёл в сарай – у лошади опять вся морда в малафье. Он про себя говорит: «Наверно, Голубой». А потом смотрит вниз под дверь, где щель была, а там пидорок сидит. Он и говорит: «Ты ебанутый, ты чо там делаешь?» А дед обосрался, да тихонечко прокряхтел. С тех пор понос у него был постоянно. Мать моя поговаривала, мол, уйдёт куда-то, вернётся – а в избе-то уж всё засрано».

«Это я своими ушами слышала. Построил возле параши один наш мужичок себе блядочник. Скот там ебать. Скотину перегнал. А перед этим спросил у Голубого:
– Пусти меня к себе и скотину мою потрахай.
На ночь говна навалил полный горшок, сам не тронул, а на парашу Голубому поставил. Ну вот. Загнал в блядочник скотину, стал с ней жить и ебсти. И как-то раз золотой дождь был. Он промок весь, мочи наглотался и уснул. Спит, вдруг кто-то его за член тряхнул:
– Мужик, мужик! А быки-то твои тебе сральник разбили, ошмётки везде!
Соскочил он. Посмотрел: правда, жопа порвана. Он и побежал к портному. И уже к вечеру, зашил».

«Однажды я купил на базаре лошадь, привожу её домой и поставил в петушиный угол. Дело было к вечеру. Засадил я лошади, а после спрятался под шконку. Вдруг слышу – с шконки кто-то слезает. Я присмотрелся. Вижу, слезает пидор седой весь, на члене лохматая шишка. Я догадался, что пидор не кто иной, как дедушка Голубой. Он подошёл к лошади и стал водить ей хуем по губам, приговаривая: «Вот вожу по лицу, но не чувствую». Потом стал выгребать у неё навоз из жопы, а сам все тычет ей в морду, да приговаривает: «Разве это лошадь, скелет. Купил бы, кобылку пезденьку, задок беленький». Пришлось мужику другую лошадь покупать. «Приезжаю, поставил кобылу в петушатник, засадил ей, а сам опять спрятался под шконку. Вижу, дедушка Голубой слез со шконки. Подошёл к лошади, осмотрел кругом да и молвит: «Вот это лошадь, так лошадь. Эту стоит ебать, а то купил какую-то клячу». Стал её ебать, придерживая за гриву, а сам всё похваливает её да суёт ей поглубже. Когда Голубой ушёл, я вылез из-под шконки, подрочил, пошёл в гей-клуб и говорю: «Ну ребята, видать эта кобыла полюбилась Голубому», – и рассказал им всё, что видел. И впрямь, с той поры от этой кобылы у меня три дочери было. Очень гордился ими, потому что лучше моих мутантов во всём селе не было ни у кого».