Хотят ли русские войны? Хотят, но воевать – нет» – Роман Цимбалюк

Роман Цимбалюк – украинский журналист, шеф-корреспондент информационного агентства «УНИАН» и единственный представитель национальных украинских СМИ, официально аккредитованный при Министерстве иностранных дел России. Он проработал в России около восьми лет, но стал широко известен после 2014 года, благодаря вопросам президенту Российской Федерации Владимиру Путину, в частности, о российских военнослужащих на Донбассе. Радио Крым.Реалии задает Роману Цимбалюку главные вопросы о современной России, ее власти и гражданах.

– Как происходило согласование вопросов Владимиру Путину? Сама возможность задать вопрос президенту говорит о каком-то особом положении?

– Мне заранее звонили и спрашивали, о чем будет мой вопрос Владимиру Путину. Я отвечал, что, конечно же, о войне. В 2014-м над самой формулировкой перед пресс-конференцией я думал около полугода. Что касается особого положения – да, можно и так сказать: россияне позволяют мне работать, скорее всего, демонстративно. Мол, видите – работает этот Цимбалюк из Украины, и мы его не трогаем, а могли бы. Я начал работать в России в 2008 году, сразу после российско-грузинского конфликта и, честно говоря, не рассчитывал, что это так затянется.

– Насколько Россия 2008 года отличается от России 2016-го?

– Это два разных государства, которые никак не пересекаются. 8 лет назад я не чувствовал, что мои российские коллеги – люди из другой страны, разве что по говору. Сейчас мы даже не коллеги. В 2008 году Владимир Путин клялся, что у России нет территориальных претензий к Украине, но я должен отметить, что мои российские друзья испытывали чувство несправедливости по поводу принадлежности Крыма. Правда, в практической плоскости никто этот вопрос не рассматривал. Другое дело, что в 2014 году никто не спрашивал этих людей, хотят ли они Крым. Им просто сказали: «Крым наш», и все. Сначала Донбасс был тоже «их», а потом перестал таким быть по команде сверху. Зато можно растянуться на диване перед телевизором и посмаковать, как «мы, русские, всем показали», ничего при этом не делая. Как-то в Сочи одна российская коллега призналась мне, что, по ее мнению, Крым должен стать российским. Я спросил, готова ли она отправить своего 12-летнего сына воевать за Крым. Она ответила: «Исключено».

– Значит ли это, что россияне не склонны глубоко анализировать ситуацию, в которой оказалась страна?
Всем официальным лицам России я задаю один вопрос: сколько россиян погибло на Донбассе? Никто не знает: мол, они же добровольцы были, что их считать?
Роман Цимбалюк

– Согласен, никому из них не нравится отвечать на сложные вопросы из серии «есть ли российские военные на Донбассе?» и прочие, но есть одно «но». Они не склонны анализировать именно потому, что вообще-то все понимают. Один из моих текстов на этот счет назывался «Русские все знают». Русскому можно задать тот же вопрос про Донбасс и услышать: «Нет там наших войск». Но потом, развивая дискуссию, иногда получается добиться признания: «Да, есть на Донбассе российские военные». И что? Проблема в том, что на самом деле они поддерживают войну, правда, делают вид, что все это не про них. Есть же сильная российская армия – пусть они и сражаются, причем не с украинцами, конечно же, а с американцами. При этом всем официальным лицам России, которых я встречаю, я задаю один вопрос: сколько россиян, вне зависимости от их статуса, погибло на Донбассе? Никто не знает: мол, они же добровольцы были, что их считать?

– Хотят ли русские войны?

– Хотят, но воевать – нет. Русские хотят победить в этой войне, но так, чтобы напрямую это их не коснулось.