Мышиный «рай» // Журнал «Вокруг света», №3 (2582), Март 1974. С. 77.

Около пяти лет тому назад д-р Джон Колхаун из Института психического здоровья в г. Пулсвиль (штат Мэриленд, США) создал мышиный «рай», который назвал «Универсум-25». Этот «рай» представлял собой воплощение всех мышиных желаний, и все в нем должно было быть подчинено их исполнению. В «раю» еды было вдоволь, самой вкусной и разнообразной, сколько угодно питья. Мыши резвились на обширном пространстве при оптимальной температуре. Прекрасные условия жизни и необходимые прививки предохраняли их от болезней. Были предусмотрены также специальные отделения для беременных мышек, чтобы ничто не препятствовало им свободно размножаться. «Рай» был рассчитан на 4 тысячи «граждан».

Сначала поселили в нем четыре супружеские пары. Чувствовали они себя здесь прекрасно, и через год население «рая» насчитывало уже тысячу мышей. Некоторые из них дожили до мышиных седин (800 дней), что в пересчете на человеческий возраст составляет 80 лет. Однако вскоре что-то в этом «раю» испортилось. Третье поколение самцов устраивало между собою кровавые драки, во время которых множество мышей было загрызено победителями. И все же появилось на свет четвертое поколение, хотя и менее многочисленное. Мужские представители этого поколения уже не дрались между собой. Д-р Колхаун назвал их «красавцами», так как они отличались замечательным мехом, не тронутым зубами соперников. Но продолжения рода они не дали.

Экспериментатор пробовал спасти это поколение. Он переносил «красавцев» в другие клетки, к обычным, «не райским» самкам. Ничего не помогло: в один из майских дней 1973 года умер естественной смертью последний житель «Универсума-25». «Рай» опустел.

Д-р Д. Колхаун и его сотрудники загрустили, так как, по их мнению, возникает неприятная аналогия: люди стремятся жить в мире, свободном от болезней и проблем, связанных с обеспечением быта, а результаты опыта на мышах...

Что можно сказать об этом? Прежде всего опыт доктора Колхауна подтвердил известное положение об эволюционной бесперспективности изолятов. Не углубляясь в существо и детали идущих в этих условиях наследственных, генетических процессов, отмечу лишь, что в изоляции утрачивается пластичность вида, популяция как бы застывает. Кроме того, в каждой популяции существует «зараженность» летальными генами. Помимо этого, любая передатчица наследственных признаков — хромосома содержит в природе одну, две или больше вредных мутаций. Такова естественная «загрязненность» наследственного фонда любого вида животных. В обычных условиях при свободном скрещивании многочисленных особей все эти вредные мутации оказывают, однако, небольшое отрицательное влияние на жизнь популяции (здесь срабатывает сложный генетико-компенсационный механизм). Иное дело, когда происходит близкородственное скрещивание. При этом вредная изменчивость начинает проявляться и нередко приводит к разрушительным последствиям (таковы биологические основы юридических законов, запрещающих браки между ближайшими родственниками). В опыте доктора Колхауна были взяты четыре супружеские пары, которые в благоприятных условиях изоляции и при искусственном устранении внешних факторов естественного отбора дали многочисленное потомство. Понятно, что в этих случаях эффект близкородственного скрещивания проявил себя во всей своей полноте.

Сработал и еще один природный механизм. Он слишком специален, чтобы его здесь описывать. Отмечу лишь, что в неестественных условиях, тем более в условиях изоляции, пусть даже «комфортабельной», многие животные вообще плохо дают потомство. Вот почему, видимо, и тут многие особи третьего и, особенно, четвертого поколений лишились инстинкта размножения, что в конце концов и привело к вымиранию мышиного «рая».

Таким образом, опыт промоделировал вполне определенную генетическую ситуацию, подтвердил ранее сделанные теорией выводы. Проводить аналогию, как это попробовал Колхаун, с человечеством, да и просто с крупным сообществом животных в естественных условиях, нет никаких оснований.

Р. Чайченко, кандидат биологических наук, доцент Киевского университета

Источник: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/5050/

Хотел тут как то спросить у вас, если снять фильм с претензией на реалистичность про честного полицейского в нашей стране, то как он будет выглядеть?

По мне это будет драма, начинающаяся с длинного жизненного пути, как он рос, воспитывался и мечтал, потом учился, сталкивался с беззаконием и несправедливостью. Возможно был какой-то "Учитель" - кто-то же должен был вдохновить и заразить ребенка этой идеей.

Потом он учится в универе и терпит все это дерьмо, лелея мечту о будущей работе, стараясь быть непримиримым и не идя на компромисс, всюду встречая дерьмо, зло, предательство и правонарушения.

Буквально чудом дойдя до службы в рядах доблестной полиции, он начинает не работать, но служить. Так как умеет, как считает нужным.

Его постоянно наказывают, т.к. он не выполняет показателей - исходя из того, что практически невозможно выполнить показатели не совершая должностных проступков. Он учится, старается быть лучше. Ему дают другие приказы, передают разнообразные дела, новая специфика захватывает его и он оказывается успешен в раскрытии определенных преступлений - в Отделении все знают что ему даются такие дела и всякую скользкую мелочь держат подальше, ибо для проверок и хвастовства такой кадр вполне годится, чтобы показывать высокому начальству.

И как-то случайно, расследуя типично "свое" дело, он вляпывается в совершенно обычную грязную историю с бизнесом, администрацией и криминалом - последовательно двигаясь по цепи, он наезжает не на тех людей и его убивают.

Начальник печален, мать плачет - не уберегли дитятко.

Хотя можно еще короче - его глушат в подворотне и снимают ствол с ксивой. Предлагают уволиться по собственному. Он становится охранником в банке и женится, заводит детей, счастливый финал. Но нет, оказавшись свидетелем инсценировки ограбления он вступает в схватку за Инкассаторскую машину и погибает. В ней было 10 млн рублей.

Почему так - я уверен, что это не наша специфика, это вообще схема. "Честный человек до комиссара не дослужится" - чисто французская поговорка.