>>16514
"– Граждане. Сегодня мы здесь собрались. Поводом стало довольно неприятное событие. Внутри многоуважаемого Ордена, который призван нас с вами оберегать… Так сказать, разногласие. Вернемся к этому позже.
– Хватит юлить! Как есть давай!
– Да. Конечно. К существу вопроса. Дело в том, что нами было установлено. Это, конечно, просто невероятно. Но у нас есть неопровержимые доказательства. Которые мы своевременно предъявим, можете не сомневаться. Так вот. Нами достоверно установлено. Что Москва – не единственный город, уцелевший в Последней войне. Нами был осуществлен радиоперехват трансляции.
Толпа онемела. Звук умер – весь прочий звук, кроме нудного прелого голоса человека в коричневом.
Артем немой смотрел на него снизу вверх, как на оракула. Как на Летягу перед выстрелом. Как на святого.
– Мы готовы дать вам ее прослушать. Но вначале пара слов. Для меня лично, как и для всех вас, это настоящий шок. Дело в том, что трансляция исходит с другого берега Атлантики. Дорогие. Граждане, товарищи, братья. Вы понимаете, что это означает. Это означает, что враг, который уничтожил нашу страну. Который свел в могилу сто сорок миллионов наших соотечественников. Родителей, детей, жен, мужей. Этот враг жив. Недобит. Что война не кончена. Что никто из нас больше не может чувствовать себя в безопасности. В любой момент по нам может быть нанесен новый, последний удар. Если мы хоть как-то обнаружим свое присутствие.
Артем замычал, заревел, соскользнул со скамьи и упал на холодный пол.
– Все эти годы нас спасало только одно. То, что мы жили в метро. То, что мы были убеждены, что поверхность не приспособлена. Для нашей жизни. Благодаря этому мы уцелели. И теперь. Это наш единственный шанс выжить дальше. Я знаю. Это звучит страшно. В это трудно поверить. Но я прошу вас поверить. Совет Полиса просит вас. Послушайте сами. Это запись, которую мы сделали сегодня. Вещает Нью-Йорк.
Динамики очнулись снова. Чихнули.
– Кхххх… Иииииуу… Шшшш…
И загремела песня. Странная, нездешняя: на чужом языке под барабаны и уханье, под фанфары и горны, в ломаном ритме мужской голос стал причитать-прочитывать не то гимн, не то марш. Ему вторил женский хор. Безудержной силой фонила эта песня. Вызов в ней был. И злая радость. И дикая жизненная энергия.
Под нее можно и нужно было двигаться, танцевать – разнузданно, вольно.
Но никто в огромном белокаменном зале под полутонными венцами-люстрами не мог шелохнуться.
Люстры покачивались, как от землетрясения. Люди вдыхали бой барабанов и выдыхали чистый ужас."