Это копия, сохраненная 26 мая 2018 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.


>каждая деталь была аккуратно и бережно завернута в кусок красного бархата
ЖИРНОТА ТО КАКАЯ... ТОЛСТОТА...
да, да бабушка
Потом еще вывалится хуйло с гоблином шбм с рассказами о том что заградотряды мировая практика, что немцы шли убивать вообще всех, а наша армия НАС бережет и каждый муссина довжен и что как миленькие пойдете уродину зачщищать
пиздит ололо
на самом деле бархат был черным - инфа сто
я от друга деда подобные ахуевания 20 лет назад слышал
>Тех кто пограмотней, с образованием , бывших рабочих и студентов набирали в танковые и артиллерийские части, поближе к механизмам
В танковых частях с выживаемостью тоже было всё хуёво. Все организационные недостатки компенсировали тем же зерграшем.
Вот у артиллеристов и прочих зенитчиков с выживаемостью было куда получше. Ещё лучше у связистов, железнодорожников и прочих инженерных войск. По сути если умеешь во время налёта правильно включать съебатор - считай, есть хорошие шансы дожить до конца войны.
> бережно завернута в кусок красного бархата
Чот сомнения берут.
Хотя может немцы захатили краный флаг и подрали его на тряпицы.
Где?
— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.
— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.
— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.
И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.
Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.
Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули... Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко... Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены... Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо... Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!
Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»... Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах...
— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.
— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.
— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.
И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.
Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.
Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули... Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко... Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены... Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо... Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!
Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»... Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах...
Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.
На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей!
Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ* и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.
Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.
На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей!
Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ* и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.
Визит Бивербрука был крайне почётен для Сталина и символизировал повышение градуса в чиновничьей иерархии Британской Империи. Московский набоб организовал дорогому гостю царский приём и, зная о его пристрастиях, выделил из кремлёвского гарема секс-жемчужину – красивого мальчика с очаровательной попкой. Когда визит закончился, Бивербрук ласково попрощался с генсеком и неожиданно добавил:
- А мальчонку я с собой забираю. Толковый мальчонка.
Сталин бросился на колени, пытался свой лунопопый персик, усладу очей и отраду вселенной отмолить. Ничего не помогло. Англичанин погрузил добычу в самолёт и улетел.
Дело здесь не только в высоких чувствах мистера Эйткина, но и в дипломатической школе. У английской дипломатии накопился большой опыт опускания восточных зверушек. Знают как облупленных и управляют мастерски: щелчок-конфетка-щелчок.
Ну хуй знает. Если все всё видели и понимали, почему массово не сьебывали оттуда? К каждому солдату чекиста не приставишь, а искать никто никого не будет, не до этого.
> 227.
Да хоть 228. При том бардаке за каждым не уследишь, а вероятность сдохнуть в бою ни за что куда больше.
За каждым танкистом лично Гитлер с Борманом выезжали на Опеле. Супом кормили после эвакуации, анекдоты рассказывали.
>почему массово не сьебывали оттуда?
Еще как съебывали, и коллаборационистов было много, просто об этом не принято вспоминать. ВОВ это наш главный героический эпос.
Во-первых, не все видели и понимали, во-вторых съебывали. Дезертировали массово. Потом после войны еще по лесам скрывались.
Ну я не знаю в какой армии нет военной полиции, а приснопамятный приказ "ни шагу назад" таки был слизан у немцев.
Пиздобол слился.
Первыми всегда нужно на бойню гуманитариев посылать. Там самый большой процент либерогноя.
мимокоммунист
Технарь порвался.
Если послать коммунистов, бойня будет по талонам. Win win
Вторыми на бойню продавцов. Вчера мамка мне в магазине не дала кококолу купить, а продавщица сука стоит и лыбится. Мразь.

Хуеты блядь. Ракеты на бой отправишь, чем потом воевать будем, сука? Мм? Отвечай?
Из wm прибежал штоле?
>инженер-откшник
ОТКшники это те долбоебы, которые целыми днями ходят по цеху и дрочат хуй? А нахуя при этом инженерное образование?
Чего она должна меня мучить, если я работаю с контрольно-измерительной техникойэто тебе не ручку у 16к20 крутить, хуесосинаи чмырю дурачков от васяна до начальника участка?
Всё так. И при этом получают больше, чем дурачки в цеху. А ещё у меня отдельный кабинет с кондеем и я не дышу пылью.)))

Да что ты можешь кроме либераших соплей из гугла жевать?
Люди массово валили на фронт это факт, по сравнению с этим съебывало мизер (да, возможно как раз потому что действовал этот приказ). Легко пялясь на картинки в интернете рассуждать о чем то о чем не имеешь представления.
https://www.youtube.com/watch?v=xpdq7_ujy7w
Прадед с вышкой и будучи председателем ушёл в рядовые
>и в «котел» под Вязьму
Прочитал "под Вызиму", уже даже представить сцену успел. А потом вспомнил, что я не в бичмаке
О, мартыханы пожаловали. Не могут никак без барина общаться.
Эта пидораха порвалась, несите новую.
Алсо, я сам житель милионника и не считаю жителей деревень чем то хуже себя. Считаю как раз признаком ущербности личности когда она вместо того что бы блиснуть своим просветленным умом и привести аргументы, начинает брызгать слюной и кивать на свою принадлежность к городу, оконченым вузиком, службу в армии, умении писать хеловорды на пистоне и тому подобные сомнительные достижения.
В России нету городов, маня.
>чмырю дурачков от васяна до начальника участка
>контрольно-измерительной
А потом в конце месяца ты манька подписываешь наряды, что брака нет. Знаем таких.
> По сути если умеешь во время налёта правильно включать съебатор - считай, есть хорошие шансы дожить до конца войны.
Поддвачну. У самого дел так выжил. До восточной явропы перся в обозах. Чсх один хуй умудрился ранение схватить. Чё на передовой было даже подумать страшно.

Чет проорал.
Довольно много, но блядь все равно на порядки меньше тех, кто в действующей армии оставался и войну по итогу затащил.
Ага, пиздец затащили. Скорее мясом закидали, я даже "победой" это не могу назвать, особенно по прошествии 70 лет. Как сейчас живут проигравшие, в лице Германии и Ниппонни, и как победители из СССР?
И не понимали (ты менталитет учитывай, это сейчас армейка - это сапоги защищать, дедовщина и мясорубка, а тогда - заебись как престижно, лёгкий способ левелапа для любого ноунейма и прост фан для нормального пацана. Это как раз по итогу двух мировых войн парадигма отношения к войне изменилась), и мозгомойка тогда работала весьма заебато, зольдатены не рефлексовали особо (да и хули будут рефлексовать вчерашние селюки), и были хорошо замотивированны. И все равно дезертиров и коллаборационистов было довольно много, особенно в начале, а уж в плен сдавались целыми формированиями.
И, да, мотивировать зольдатенов совершать массовый героизм живительным расстрелам не тут придумали, "Тропы славы" наверни.
Да какая разница? Если бы все сдались/съебались - то не победили бы, вот и все. Что при этом допиздени народу положили вообще ни за хуй и живём в говне никто не спорит.
...На Кубани сделали для танков проход в минном поле, и был получен приказ не останавливаясь войти в прорыв. Перед нами, через этот проход под сильным немецким огнем прошли кавалеристы. Весь проход был завален трупами людей и лошадей. Да и раненых вынести еще не успели, а тут приказ –«Вперед!»...Мы и прошли по этому месиву. После боя, когда вместе с механиком. монтировкой с траков счищали уже не поймешь чье мясо. я думал. что мои нервы не выдержат этого. Понимаете, по раненым шли...
>>348717
...Я ни сколько не жалею, что воевал в этой дивизии. Дисциплина в ней была железная. Всякое было - и наступали и отступали, но, в целом, не помню, что были дезертиры или перебежчики. Был один случай, когда к немцам убежал телефонист - и все. Не помню, чтобы в спину стреляли. Даже в Литве, когда набрали литовцев, новобранцев. Они хорошо влились в состав дивизии, растворились по ротам, батальонам. Ко мне лично отношение было очень хорошим. Я учил литовский, поскольку обращаться к старшим офицерам нужно было по-литовски - многие не знали русского языка. Те солдаты, что приходили на пополнение в Литве, тоже не знали русского языка. Через три месяца я уже знал все команды, а через год я владел литовским языком так, что никто не догадывался, что я русский. Тем более я и волосы стриг под литовцев.
>>348750
...В первый раз это было, когда я еще служил в трибунале 175-й дивизии. Ночью случилась какая-то тревога, то ли разведка немцев действовала, то ли что-то еще, но в общем одна стрелковая рота покинула свои позиции. Естественно, стали искать виновника, кто поднял панику. В конце концов, указали на одного парня, но даже тогда было понятно, что его просто назначили стрелочником, ведь все побежали и он тоже. К тому же я помню, выяснилось, что он был комсомолец, но... Зачитали приговор, там это было очень быстро... И вот когда он уже стоял перед автоматчиками, то вдруг крикнул: "Да здравствует Сталин, да здравствует Родина!" Но его все равно расстреляли...
Так это не загрядотряды, а чухонцы с muh occupation имеются в виду. Алсо загрядотряды вообще нихуя не выглядели, как шеренга особистов, бегущая с пулеметом следом за наступающей пехотой и палящая, кто бежит не в ту сторону, это контроль в городах, на узловых станциях и в т.п. местах, куда дезертиры могут направиться.
...В одном из украинских сел, видел, как сельчане, забивали насмерть, не успевшего убежать полицая. Мы не вмешивались. Один из наших солдат, бывший «окруженец», наблюдая эту сцену, сказал – «Вот также, в сорок первом, эти колхозники политруков убивали и наших красноармейцев немцам выдавали... »
...В 1944 году пополнение было большей частью с оккупированных территорий, из украинцев, мобилизованных с Западной Украины. Улыбчивые, послушные, исполнительные. Бывших партизан среди них не было, а вот «дезертиров и «примаков» 1941 года», хоть лопатой по сторонам отгребай . И ты чувствуешь, что среди них обязательно есть твари, которые немцам помогали и евреев живьем в землю закапывали, но молчишь… До поры, до времени. А потом бывало такое, подходит кто-то из новичков роты или батальона, и шепчет на ушко «ветерану бригады», вон, мол, Мыкола у немцев полицаем был, а Петро в расстрелах участвовал. И у нас не было желания «сдавать» кого-то из них «в особый отдел» для дальнейших разбирательств, тем более, эти люди прибывали из запасных полков, а не из полевых военкоматов, и какие-то проверки уже проводились. Но если кто-то из бывших полицаев и немецких прислужников и прошел через сито проверки, через нас он уже «не проходил». Таких, «заподозренных в пособничестве врагу», сами солдаты убивали при удобном моменте. Я сам лично таких убивал… Можете не сомневаться, так было на самом деле. А те ветераны, особенно пехотинцы, которые вам скажут, что у них такого не происходило, просто не желают искренне рассказывать о подобных случаях.
...Пошли в атаку. Рядом разорвался снаряд, меня поранило и контузило, кровь пошла со рта и из ушей. Да еще вдобавок, смешно сказать – мы атаковали по капустному полю, так кочан капусты, подброшенный взрывной волной, попал мне в голову и выбил передние зубы. Санитары вынесли меня с поля боя, оттащили в тыл, в санбат. Как-то вышел за ворота госпиталя в город, встретил пожилого литовского еврея, выжившего в концлагере. Звали его Рувим, и он повел меня на место расстрела 20.000 местных евреев, рассказал мне, как литовцы с ними расправлялись. Потрясенный увиденным и услышанным, я вернулся в госпиталь, подошел к своему врачу, капитану медслужбы Евгении Васильевне, и попросил сегодня же меня выписать на передовую, объяснил, в чем дело. Врач сама была еврейкой по национальности, и не стала препятствовать.
...Один из самолетов спикировал и на наши позиции, но вместо бомб над окопами замельтешили сотни листовок. Осторожно, с оглядкой я поднял одну из них. На ней был изображен лейтенант с типичными семитскими чертами лица и поднятыми вверх руками. Жирным шрифтом выделялись слова: «Убивайте комиссаров и *, сдавайтесь и возвращайтесь по домам. Эта листовка служит пропуском к свободе». Я был уверен, что и другие бойцы читали эти листовки. В глазах однополчан явно отражались волнение и страх перед неизвестностью. А мне, подумал я, не остается ничего иного, как стоять насмерть в этом своем окопчике, что он моя крепость надолго, а может быть и могилка моя. Я украсил стенки окопа сосновыми ветками и вырезанным из газеты портретом Сталина и был готов умереть в бою за любимого вождя.
...Дрались за каждый кусок стены с предельной жестокостью, а по ночам и мы, и немцы, выползали вперед, или пытались по заводским коммуникациям и туннелям продвинуться - мы, чтобы добыть себе еду и боеприпасы, немцы, с целью сбросить нас в Волгу. Постоянные столконовения малых групп в рукопашной... Разве все это можно рассказать?... У меня был плоский немецкий штык, которым мне пришлось многократно убивать в рукопашном бою, и когда после войны невольно стал снова вспоминать и переживать эти моменты, то только тогда я осознал, какими же мы были зверями...
>>349957
...Нет, патриотизм помогал пересилить страх. Только один раз. уже на Кубани, наш экипаж долго не мог двинуться с места и пойти в атаку. Представитель штаба бригады. майор Пращин. (если я точно запомнил его фамилию), шедший в бой с нашим экипажем, высунулся из люка посмотреть обстановку. и тут ему снарядом оторвало голову...Обезглавленное тело рухнуло обратно в танк и нам стало жутко от такого ужасающего зрелища...Несколько минут мы были в оцепенении, но потом собрались с духом и пошли в бой. Вообще. в бою о смерти не думаешь, просто все твои действия доведены до автоматизма, азарт боя захватывает настолько, что своя шкура уже не кажется самым важным достоянием человечества. До или после атаки разные мысли бывали. Выжить никто не надеялся, слишком большие потери были у танковых экипажей.
...Нормальный человек не может понять, что такое для простого пехотного солдата–окопника, получить отсрочку от войны и от смерти на целых четыре месяца. Это даже больше чем счастье. Мы сами не просились в тыл, но если нам уже выпала такая козырная карта, отдохнуть от вшей и холодных окопов, от ежедневных потерь своих товарищей и постоянного смертельного риска - то никто не возражал. Мы ехали на восток и поражались увиденному. На каждой тыловой станции видели сотни молодых здоровых солдат и офицеров с сытыми ряхами, в добротных шинелях и сапогах, и чем дальше к Москве, тем их было больше. И не могли понять, что они тут делают, когда на передовой, в ротах остается по 15 человек, и на одного солдата в обороне иногда приходилось полсотни метров траншеи.
Ещё как, особенно в начале войны. Массово, целыми дивизиями на службу к немцам в очереди стояли. Немцы допустили громадную ошибку, им надо было просто объявить независимую Украину и Белоруссию и вооружать их. Тогда бы они выиграли.
...А когда мы шли из Праги, многие из наших "стариков" несли в рюкзаках швейные машинки. В деревенском дому это ж целое сокровище! Ещё они старались набрать вещей, которые места занимали немного, а ценились высоко. Тут уж кому что попадало в руки, вплоть да медицинских инструментов. Или те же самые швейные иголки. У нас же после войны ничего не было, и за коробку таких иголок можно было выменять огромное количество разных вещей.
..."За Родину! За Сталина!" мы не кричали. А пехотинцы в атаке иногда кричали. Идеология была мощным объединяющим фактором. Знали, за что воюем, и в победе не сомневались.
Опять хохлы насрали
...Командир расчёта приказал мне войти в караул для охраны двух миномётов, в ночное время, т.е. с 18-00 до 22-00. Приказ я выполнил и в 22-00 заглянул в землянку, и тихонько спросил: "Кто меня будет подменять?". В ответ я услышал мат "высшей категории". Я подумал и решил, что ещё пару часов я подежурю, а утром разберёмся. Прошло ещё два часа, и я уже смело спросил: "Кто меня будет менять? Я почти всю ночь отстоял на посту!" Через несколько минут из блиндажа выскочил сам комбат в белых кальсонах, белой рубахе и с пистолетом в руке (он очень был похож на Чапаева, но в тот момент мне было не смешно). - "А, ну пошли за мной!"- крикнул комбат, с добавкой мата, и повёл меня в овраг. - "Сейчас я тебя расстреляю!". Он отошёл метров на 10 и поднял пистолет.... Вот как чувствует себя человек, если ему осталось жить несколько секунд? Человек в этот момент тупеет, он никого не вспоминает, не о чём не думает, он отключается от жизни. Это очень странное состояние, я бы никому этого не пожелал. Расстрелять надо врага! А я что сделал? Нарушил дисциплину, не выполнил приказ? Вот так на войне солдаты гибли от своих же "командиров"... Через минуты 2-3 комбат очухался, грубо говоря, и громко сказал: "Стоять будешь до утра! Пока не рассветёт!", и пошёл в блиндаж (видимо замёрз).
Расстреляли меня в тот день, внучок.
...Этот бесстрашный и жизнерадостный человек, получив в 1944-м из Белоруссии письмо, что вся его еврейская родня - 36 человек расстреляна немцами в Минском гетто, помрачнел и осунулся. Он поклялся жестоко мстить фашистам. В Губене Николай бросил две противотанковые гранаты в подвал, где прятались гражданские немцы. Перед этим он крикнул им на немецком, за что мстит. А свидетелей своего поступка предупредил: «Можете меня выдать! Мне все равно».
>Немцы допустили громадную ошибку,
Действали в рамках своей идеологии. Вообще стратегия на ожесточение это заведомо проиграшная стратегия.
То есть, он одновременно осуждал систему и стучал системе? Пиздец, это просто наивысший уровень фарисейства.
Сначала ей служил (был военным, офицером каким-то лоулевельным), потом стучал, потом нашёл свою нишу и неплохо на ней взлетел. Конъюктура, ничего личного. И, да, про лагеря и прочие радости жизни в сталинском совке куда пижже наворачивать Шаламова и Керсновскую.
>В каком году?
В том, когда при власти были советы, которые заместо того что бы расстрелять его или кинуть гнить в ГУЛАГе как и остальные миллионы, неясно с какой целью вылечили его.
>Так каждая деталь была аккуратно и бережно завернута в кусок красного бархата.
1. ЦИММЕРИТ ДЕЛАЛИ ИЗ МОЛОЧНОЙ ПЕНЫ. МОЖНО БЫЛО ДЕТЕЙ КОРМИТЬ.
2. СИЛА ГРАВИТАЦИИ БЫЛА СЛАБЕЕ ПРОЦЕНТОВ НА 80. ЛЮДИ НА ТАНК ЗАПРЫГИВАЛИ С РАЗБЕГУ.
3. НЕМЕЦКИЙ ТАНКИСТ ЖИЛ В СРЕДНЕМ 150-190 ЛЕТ. БОЛЕЗНЕЙ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО КРОМЕ ТРУДОВЫХ МОЗОЛЕЙ ОТ УДОБНОГО РУЛЯ ТАНКА.
4. ЕСЛИ НА В БОЮ ТАНК ПОДБИЛИ - ГИМЛЕР И ГУДЕРИАН ПОДБЕГАЛИ, ДЕНЬГИ В КАРМАН КОМБЕЗА ЗАСОВЫВАЛИ, В ГУБЫ ЦЕЛОВАЛИ, ПРЕДЛАГАЛИ ВЫПИТЬ, ШНАПСА И ПОРОДНИТЬСЯ. А ПОТОМ НА ПЕРСОНАЛЬНОМ ОПЕЛЕ СО СМЕХОМ ЕХАЛИ В ЗАКАТ
5. ДЕД РАССКАЗЫВАЛ: ТАНКИСТЫ НОЧЬЮ ПРОСЫПАЛИСЬ ОТ СЧАСТЛИВОГО ДОБРОГО СМЕХА. УТРОМ ВСЕ ОБЛИВАЛИСЬ ПИВОМ.
Знаю, по этой морали живут российские либералы. Иностранные так себя не ведут.
...Дошли до какой-то деревни. Смотрим, часовой что-то охраняет. Его убили, но появились еще двое, одного убили, а второго взяли в плен. Надели ему колпак на голову, в рот кляп, и потащили. У нас в роте был такой специальный ватный колпак для "языков", как ведро. Причем этот унтер вначале отказывался идти, даже говорил: "Хоть расстреливайте, но не пойду". Но Плетников через нашего переводчика ему сказал: "Поживешь еще". Привязали его за член, и он так побежал... Но смеха это ни у кого не вызвало, тем более у меня, у всех же нервы на пределе...
...Командир взвода штрафников, старший лейтенант, был тоже не простой. Власть у него была большая. Он мог под видом неподчинения расстрелять, могли любое наказание применить. А у него было любимое наказание, посадить на бруствер стеной к противнику. Расстояние до немецких окопов было метров 250-300. Наказанный садился на бруствер спиной к немцам, ногами в траншею. Если оставался жив - хорошо, если нет - списывали. Он отдавал какой-то приказ, а я ему что-то в ответ сказал. Он на меня посмотрел: "На 30 минут на бруствер". Вот так. Два солдата меня охраняют. Я сел. Немцы не стреляют. Видимо уже знают, в чем дело. Один солдат мне говорит: "Слушай, ты имей в виду, не важны эти 30 минут, а важна последняя минута. Если успеешь спрыгнуть - будешь жить, а не успеешь - тебе хана". Я 30 минут отсидел. Они дают команду: "Прыгай". Прыгнул. Пуля мимо вжик... Остался жив. Примерно через три недели батальон пошел в разведку боем. Нас вернулось двадцать два человека, причем половина из них ранена.

>Один солдат мне говорит: "Слушай, ты имей в виду, не важны эти 30 минут, а важна последняя минута. Если успеешь спрыгнуть - будешь жить, а не успеешь - тебе хана". Я 30 минут отсидел. Они дают команду: "Прыгай". Прыгнул. Пуля мимо вжик... Остался жив. Примерно через три недели батальон пошел в разведку боем. Нас вернулось двадцать два человека, причем половина из них ранена.
Что я сейчас прочитал?

Вообще то такая тактика совков как раз таки была полезна, изрядно почистив генофонд русни от всяких омежек.
Судите сами: люди, с полезными скиллами и мозгами клепали танки в тылу, люди с прокачанной волей и физухой чувствовали себя на войне не так уж плохо и выжили, люди со скиллом хитрожопости выбили себе места побезопаснее. И только пассивные омежки послушно шли в атаки на пулеметы и дохли от холеры и голода.
...Был у нас старший лейтенант, которого мы звали «Старик». Ему было двадцать пять лет, родом с Северного Урала. Каждого пулеметчика он проверял лично : есть ли у него саперная лопатка. «Старик» часто говорил нам : «Саперную лопатку прижимай к себе нежно, как невесту». Он так хотел чтобы мы выжили... Поздней осенью, в Латвии, был бой, мы выбили немцев с хорошо укрепленной и добротной линии обороны. Погода стояла мерзкая : не то дождь со снегом, не то снег с дождем. Стояли почти по пояс в воде. Нам не привыкать, а немцам не понравилось во второй траншее лежать уже перед нашими окопами в талой жиже, они то и дело выскакивали наверх. «Старик» увидел это в бинокль и поднял крик : « Давид, почему у тебя враги по полю гуляют как по Невскому проспекту!? Немцы должны лежать в земле!». «Старик» погиб в день своего двадцатипятилетия. Прямое попадание снаряда. Его разорвало на части. Мы собирали его тело по кусочкам и похоронили на каком-то лесном хуторе. Вечная ему память!
...Я шел в километре или полутора за нашими боевыми порядками и вдруг увидел поле, усеянное убитыми и раненными нашими солдатами. Молодые ребята, с гвардейскими значками, в новеньком обмундировании, в гимнастерочках… Немецкий пулеметчик сидел в ДЗОТе и косил наших солдат. Такое вот неумелое было преодоление нейтральной полосы. Солдатики были готовы на все, а командиры не умели правильно наступать. Нужно было подтянуть минометы, какую-то артиллерию, подавить этот пулемет, но нет, командиры гнали: "Вперед! Вперед!". Это был жаркий день. Помню что сестричка медицинская бегала по полю, и кричала: "Ой, люди добрые! Помогите мне! Помогите мне их убрать в тенек!". Я помогал ей перетаскивать раненых. Большинство было в шоковом состоянии, то есть без сознания и трудно было определить, кто ранен, а кто уже мертвый. Впечатление было очень тяжелое… Какие мы несем потери, чем достается война…
>19 мая 1950 года Солженицын из-за размолвки с начальством «шарашки» был этапирован в Бутырскую тюрьму, откуда в августе был направлен в Степлаг — в особый лагерь в Экибастузе. Почти треть своего срока заключения — с августа 1950 по февраль 1953 года — Александр Исаевич отбыл на севере Казахстана
>Степлаг (Степной лагерь), Особлаг (Особый лагерь) № 4 — лагерь для политических заключённых в системе ГУЛАГ, управление которого располагалось в пос. Кенгир (ныне в черте г. Жезказган) Карагандинской области Казахстана.
>Зимой 1952 года у Солженицына обнаружили семиному, он был прооперирован в лагере
Так что за поселение там было? Случаем не Степлаг?
...В боевой обстановке, когда из-за больших потерь очень сильно менялся состав, люди просто не успевали хорошо познакомиться, не то что подружиться. Мы, одесситы, естественно, старались держаться вместе, поддерживали друг друга. Но и нашу компанию постепенно выбили…. Я оставался последним.
Всегда кекаю, когда показывают те или иные пропагандистские кадры, где местное население встречает/прогоняет/ругает/хвалит кого-либо, а рядом стоят улыбающиеся солдаты чьей-то армии. И еще говорят, вот, посмотрите на мнение местного населения, что может быть более красноречивым?
Это блядь всегда так правдиво и искренне, что у меня аж хуй стоит колом.
если в карауле, то у него самого есть оружие, и он сам может застрелить комбата
...Мы попали в 1-ю Гвардейскую танковую бригаду. Нас выгрузили в районе станций Осташков и Соблаго, это где-то в верховьях Днепра, и двинулись к фронту совершая непрерывные марши по лесным дорогам. В одном месте остановились под деревьями, и вдруг услышали выстрелы. Подошли ближе, и увидели, что это стрелял в воздух наш солдат. Оказалось, что когда по дороге к передовой он вел повозку, то из леса выскочили наши солдаты, повалили, убили и разделали лошадь даже не распрягая, прямо в оглоблях... Мы когда подошли, там уже только требуха осталась, они все измазанные кровью в ней ковыряются, и на нас ноль внимания, такие голодные были... Этот ездовой к нам подбежал: «Танкисты, дайте мне справку, что я не виноват»...
Экстраполируй логику ну вот же, по телевизору сказали! на два поколения назад, и примерно оценишь, как это всё тогда работало. Само собой, пропагандоны тогда свой хлеб даром не ели.
...Начштаба стал «слегка» материться, я не выдержал и ему сказал – «Товарищ майор, на НП командую я, и попросил бы вас не мешать заниматься мне делом!». Дрогунов вообще стал «разоряться», каждое слово, изрыгаемое им, было матерным. Говорю ему – «Вы тут потише себе ведите, а то у меня все солдаты недисциплинированные, неровен час, могут и того…». А мои ребята делают вид, что в сторону смотрят, но у всех автоматы на шее на ремне висят, так они их так «поправили», что, как будто случайно, дула автоматов направлены на майора. Майор с багровым лицом покинул НП. Таким образом, я заимел «близкого» друга…
...Четыре разведчика вынесли на дорогу двух раненых товарищей. Пытаются остановить хоть какой-нибудь транспорт, идущий в направлении тыла, чтобы побыстрей отправить истекающих кровью товарищей в госпиталь. Все машины проносятся мимо. Силой оружия останавливают грузовик ЗИС-5. Рядом с водителем сидит тыловой полковник. В кузове ППЖ, чемоданы, узлы, ящики, и кадка с фикусом! Спасает "дорогой товарищ начальник" свою шкуру. Торопится в тыл с круглыми от страха глазами. На просьбу захватить раненых, полковник разразился матом и "праведным начальственным гневом", мол, как вообще его посмели остановить, сплошное "пошли вон!" и "вашу мать!". За кобуру на заднице начал хвататься. Полковника сразу пристрелили, а ППЖ сама сбежала в сторону гор. Выкинули фикус и чемоданы из кузова, а туда положили своих товарищей. Посмотрели документы у водителя и сказали:- "Теперь мы знаем, кто ты и что ты. Если кому-то проболтаешься о том, что сейчас увидел, мы тебя из-под земли достанем и убьем! Понял?! Тогда гони в санбат!". Я помню даже число, когда это произошло, и фамилии троих товарищей бывших со мной рядом в ту минуту...
>люди с прокачанной волей и физухой чувствовали себя на войне не так уж плохо и выжили
Слишком толсто. Война это тебе не какое-то спортивное единоборство, где всё от тебя зависит. Будь ты хоть трижды гением и прошёл подготовку, чтобы стать суперскилловым убийцей, это тебя не спасёт от решения командира-дебила отправить тебя в самоубийственную атаку или взрыва рандомного артилерийского снаряда.
...Я верил, что останусь живым. Было ли мое убеждение наивным?.. Меня все эти годы ждала с фронта моя любимая девушка Полина. Мы полюбили друг друга еще в школе. Даже в самых тяжелых боях на передовой я надеялся, что ее любовь сохранит меня от вражеской пули. После войны я приехал к ней. Служил я тогда в Северной Корее, в таких местах, где не было никаких нормальных условий для жизни, где даже для простого солдата служба была тяжелейшим испытанием воли и духа. Она поехала со мной на Восток. Когда родилась моя дочь, роды мы принимали сами, ближайший врач находился в пятидесяти километрах от моей заставы. А сейчас у меня уже 8 правнуков. Сам факт, что солдат или офицер честно воевал на передовой и уцелел, трудно осмыслить. Остаться живым в той «мясорубке» было везением.
...Где-то в районе Полтавы мы двигались походной колонной и вдруг нас остановили, и построили в каре. Смотрим, выносят на носилках парня лет восемнадцати, щупленького такого. Оказывается, он был самострел, и прострелил себе ногу. Испугался видно войны. И его прямо лежачего, он ведь ни встать, ни повернуться не мог, громко стонал, смершевец в затылок и застрелил... Но и этот случай на всех нас тоже произвел не воспитательное, а скорее отрицательное впечатление... Даже жалость к нему была, хоть он и был самострел.
Систематическая ошибка ну ты понел. Так-то ясен хрен, что война она на то и война, что там убивают немножк. Если уж на то пошло, до Крымской войны убыль армий от болезней была больше, чем от врагов.
дак это же давно известный факт, как сильно поменялся характер столкновений, после создания автоматического оружия и тяжёлой военной техники. Все доктрины разом сменились.
ПМВ всё сильно поменяла, показав насколько сильно люди преуспели в создании орудий убийства.
...Произвели телесный досмотр, в протокол записали – еврей. И приговор – партизанский разведчик. Расстрел. Я видел, как немец пишет в протоколе слово – «шиссен», он даже произнес его вслух, но я сделал вид, что не понимаю. Я был единственный в камере, кто уже имел официальный приговор – расстрел. Ждал смерти ежедневно. Какие-то странные мысли лезли в голову – а где расстреливают? В тюремном дворе? Или повезут за город к месту расстрела? Один из товарищей по камере сказал - а может еще не все потеряно? И посоветовал – Загадай себе сон, приснится земля – смерть, вода – жизнь (у многих народов есть поверье – вода к добру снится). Загадал. И мне приснился сон: иду по большому, без конца и без края , черному, вспаханному полю. Иду очень долго, стремлюсь это поле перейти, преодолеть. Наконец, поле кончается, появляется море, и по освещенному утренним солнцем берегу идет мой родной дядя (который был на фронте и тоже вернулся с войны живым). И сон оказался вещим. Немецкая машина тотального уничтожения где-то дала сбой, обо мне на время забыли…
Алсо в тобой обозначенное время ещё и все находились в более-менее одной лодке, там высшие офицеры чуть ли не лично в рядах пихоты в атаку ходили, да и главкомы до уровня королей/императоров включительно неподалёку тусили с ощутимым риском огрести пушечным ядром или вражеской конницей в лоб, и врям от времени таки огребали.
А ему и незачем, он это всё больше для себя писал, о чём собственно в предисловии и сказано. Очень хорошая книжка, сильно контрастирует с нынешним победобесием. Я бы вообще на 9 мая выдержки из неё зачитывал, чтобы небыло всяких "можем повторить".
Да и не можем уже давно, чего уж лукавить

>подходит кто-то из новичков роты или батальона, и шепчет на ушко «ветерану бригады», вон, мол, Мыкола у немцев полицаем был, а Петро в расстрелах участвовал
А сам шептун был у немцем главполицаем и виртуозом сербосека, как пологается.
Следовательно мораль такова - в условиях военного времени сидя за рулём следует давить.
Бомба с подонками рванула раньше - сейчас они у власти.
Вообще очень похоже, что у никулина просто особенности протекания ПТСР, от этого и такие мемуары.
> Я бы вообще на 9 мая выдержки из неё зачитывал, чтобы небыло всяких "можем повторить".
Будет вой стоять.
Возможно, но сложно его в этом винить, ну и стоит помнить, что война обнажает и возводит всё в абсолют, плохое становится ужасным, а хорошее – превосходным. Сейчас достаточно просто рассуждать о делах с ПТСР, когда сам вырос в сытое и относительно мирное время, но я бы не хотел оказаться на его месте и переживать то что он пережил.

И все-таки Погостье взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была!» — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло, и пошло дело. В конце февраля запустили в прорыв наш дивизион — шесть больших, неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше — побоялись, так как в случае окружения вытащить эту тяжелую технику невозможно.
Железнодорожная насыпь все еще подвергалась обстрелу — правда, не из пулеметов, а издали, артиллерией. Переезд надо было преодолевать торопливо, бегом. И все же только сейчас мы полностью оценили жатву, которую собрала здесь смерть. Раньше все представлялось в «лягушачьей перспективе» — проползая мимо, не отрываешь носа от земли и видишь только ближайшего мертвеца. Теперь же, встав на ноги, как подобает царю природы, мы ужаснулись содеянному на этом клочке болотистой земли злодейству! Много я видел убитых до этого и потом, но зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде! Надо было бы заснять его для истории, повесить панорамные снимки в кабинетах всех великих мира сего — в назидание. Но, конечно, никто этого не сделал. Обо всем стыдливо умолчали, будто ничего и не было.
Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. Тут были и груды тел, и отдельные душераздирающие сцены. Моряк из морской пехоты был сражен в момент броска гранаты и замерз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Пехотинец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу и застыл навсегда, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру.
В лесочке мы обнаружили тела двух групп разведчиков. Очевидно, во время поиска немцы и наши столкнулись неожиданно и схватились врукопашную. Несколько тел так и лежали, сцепившись. Один держал другого за горло, в то время как противник проткнул его спину кинжалом. Другая пара сплелась руками и ногами. Наш солдат мертвой хваткой, зубами ухватил палец немца, да так и замерз навсегда. Некоторые были разорваны гранатами или застрелены в упор из пистолетов.
Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них — тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. Страшная диаграмма наших «успехов»! Но все это обнажилось лишь весной, а сейчас разглядывать поле боя было некогда. Мы спешили дальше. И все же мимолетные, страшные картины запечатлелись в сознании навсегда, а в подсознании — еще крепче: я приобрел здесь повторяющийся постоянно сон — горы трупов у железнодорожной насыпи.

И все-таки Погостье взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была!» — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло, и пошло дело. В конце февраля запустили в прорыв наш дивизион — шесть больших, неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше — побоялись, так как в случае окружения вытащить эту тяжелую технику невозможно.
Железнодорожная насыпь все еще подвергалась обстрелу — правда, не из пулеметов, а издали, артиллерией. Переезд надо было преодолевать торопливо, бегом. И все же только сейчас мы полностью оценили жатву, которую собрала здесь смерть. Раньше все представлялось в «лягушачьей перспективе» — проползая мимо, не отрываешь носа от земли и видишь только ближайшего мертвеца. Теперь же, встав на ноги, как подобает царю природы, мы ужаснулись содеянному на этом клочке болотистой земли злодейству! Много я видел убитых до этого и потом, но зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде! Надо было бы заснять его для истории, повесить панорамные снимки в кабинетах всех великих мира сего — в назидание. Но, конечно, никто этого не сделал. Обо всем стыдливо умолчали, будто ничего и не было.
Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. Тут были и груды тел, и отдельные душераздирающие сцены. Моряк из морской пехоты был сражен в момент броска гранаты и замерз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Пехотинец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу и застыл навсегда, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру.
В лесочке мы обнаружили тела двух групп разведчиков. Очевидно, во время поиска немцы и наши столкнулись неожиданно и схватились врукопашную. Несколько тел так и лежали, сцепившись. Один держал другого за горло, в то время как противник проткнул его спину кинжалом. Другая пара сплелась руками и ногами. Наш солдат мертвой хваткой, зубами ухватил палец немца, да так и замерз навсегда. Некоторые были разорваны гранатами или застрелены в упор из пистолетов.
Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них — тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. Страшная диаграмма наших «успехов»! Но все это обнажилось лишь весной, а сейчас разглядывать поле боя было некогда. Мы спешили дальше. И все же мимолетные, страшные картины запечатлелись в сознании навсегда, а в подсознании — еще крепче: я приобрел здесь повторяющийся постоянно сон — горы трупов у железнодорожной насыпи.
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа... Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа... Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...
Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск.
Многие сдавались в плен, но, как известно, у немцев не кормили сладкими пирогами... Были самострелы, которые ранили себя с целью избежать боя и возможной смерти. Стрелялись через буханку хлеба, чтобы копоть от близкого выстрела не изобличила членовредительства. Стрелялись через мертвецов, чтобы ввести в заблуждение врачей. Стреляли друг другу в руки и ноги, предварительно сговорившись. Особенно много было среди самострелов казахов, узбеков и других азиатов. Совсем не хотели они воевать. Большей частью членовредителей разоблачали и расстреливали. Однажды в погостьинском лесу я встретил целый отряд — человек двадцать пять с руками в кровавых повязках. Их вели куда-то конвоиры из СМЕРШа с винтовками наперевес. В другой раз, доставив в санчасть очередного раненого, я увидел в операционной человека с оторванной кистью руки. Рядом дежурил часовой. Санитары рассказали мне следующую историю. Некто Шебес, писарь продовольственного склада, был переведен в разведку. Здесь он узнал, что на передовой стреляют и можно погибнуть. Тогда Шебес забрался в дзот, высунул из амбразуры кулак с запалом от гранаты и взорвал его. Солдаты, ничего не подозревая, отправили Шебеса, как раненого, в медсанбат. И уехал бы он в тыл, домой, если бы не старший лейтенант Толстой — наш контрразведчик. Это был прирожденный мастер своего дела, профессионал высокого класса. Один вид его приводил в трепет. Огромные холодные глаза, длинные, извивающиеся пальцы... Толстой пошел на передовую, нашел дзот, нашел оторванные пальцы, разорванную перчатку и успел догнать Шебеса в медсанбате. Увидев его, Шебес забился в истерике и во всем сознался. Позже его расстреляли.
Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск.
Многие сдавались в плен, но, как известно, у немцев не кормили сладкими пирогами... Были самострелы, которые ранили себя с целью избежать боя и возможной смерти. Стрелялись через буханку хлеба, чтобы копоть от близкого выстрела не изобличила членовредительства. Стрелялись через мертвецов, чтобы ввести в заблуждение врачей. Стреляли друг другу в руки и ноги, предварительно сговорившись. Особенно много было среди самострелов казахов, узбеков и других азиатов. Совсем не хотели они воевать. Большей частью членовредителей разоблачали и расстреливали. Однажды в погостьинском лесу я встретил целый отряд — человек двадцать пять с руками в кровавых повязках. Их вели куда-то конвоиры из СМЕРШа с винтовками наперевес. В другой раз, доставив в санчасть очередного раненого, я увидел в операционной человека с оторванной кистью руки. Рядом дежурил часовой. Санитары рассказали мне следующую историю. Некто Шебес, писарь продовольственного склада, был переведен в разведку. Здесь он узнал, что на передовой стреляют и можно погибнуть. Тогда Шебес забрался в дзот, высунул из амбразуры кулак с запалом от гранаты и взорвал его. Солдаты, ничего не подозревая, отправили Шебеса, как раненого, в медсанбат. И уехал бы он в тыл, домой, если бы не старший лейтенант Толстой — наш контрразведчик. Это был прирожденный мастер своего дела, профессионал высокого класса. Один вид его приводил в трепет. Огромные холодные глаза, длинные, извивающиеся пальцы... Толстой пошел на передовую, нашел дзот, нашел оторванные пальцы, разорванную перчатку и успел догнать Шебеса в медсанбате. Увидев его, Шебес забился в истерике и во всем сознался. Позже его расстреляли.
Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий. Подавляет на войне не только сознание неизбежности смерти. Подавляет мелкая несправедливость, подлость ближнего, разгул пороков и господство грубой силы... Опухший от голода, ты хлебаешь пустую баланду — вода с водою, а рядом офицер жрет масло. Ему полагается спецпаек да для него же каптенармус ворует продукты из солдатского котла. На тридцатиградусном морозе ты строишь теплую землянку для начальства, а сам мерзнешь на снегу. Под пули ты обязан лезть первым и т. д. и т. п. Но ко всему этому быстро привыкаешь, это выглядит страшным лишь после гражданской изнеженности. А спецпаек для начальства — это тоже историческая необходимость. Надо поддержать офицерский корпус — костяк армии. Вокруг него все вертится на войне. Выбывают в бою в основном солдаты, а около офицерского ядра формируется новая часть... Милый Кеша Потапов из Якутска рассказывал мне, что во время войны Хозяин направил в Якутию огромный план хлебопоставок. Местный начальник, обосновавший невозможность его выполнения, был снят и арестован как «враг народа». Из центра приехал другой, который добился изъятия всех запасов зерна подчистую. Он получил орден. Зимой начался повальный голод и чуть не треть людей вымерла, остальные кое-как выжили. Но план был выполнен, армия обеспечена хлебом. А люди? Люди родились новые, и сейчас их больше, чем раньше. Мудрый Хозяин знал, что делал, осуществляя историческую необходимость... Поэтому молчи в тряпочку — подумаешь, украли у тебя полпорции мяса и сахар!
Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий. Подавляет на войне не только сознание неизбежности смерти. Подавляет мелкая несправедливость, подлость ближнего, разгул пороков и господство грубой силы... Опухший от голода, ты хлебаешь пустую баланду — вода с водою, а рядом офицер жрет масло. Ему полагается спецпаек да для него же каптенармус ворует продукты из солдатского котла. На тридцатиградусном морозе ты строишь теплую землянку для начальства, а сам мерзнешь на снегу. Под пули ты обязан лезть первым и т. д. и т. п. Но ко всему этому быстро привыкаешь, это выглядит страшным лишь после гражданской изнеженности. А спецпаек для начальства — это тоже историческая необходимость. Надо поддержать офицерский корпус — костяк армии. Вокруг него все вертится на войне. Выбывают в бою в основном солдаты, а около офицерского ядра формируется новая часть... Милый Кеша Потапов из Якутска рассказывал мне, что во время войны Хозяин направил в Якутию огромный план хлебопоставок. Местный начальник, обосновавший невозможность его выполнения, был снят и арестован как «враг народа». Из центра приехал другой, который добился изъятия всех запасов зерна подчистую. Он получил орден. Зимой начался повальный голод и чуть не треть людей вымерла, остальные кое-как выжили. Но план был выполнен, армия обеспечена хлебом. А люди? Люди родились новые, и сейчас их больше, чем раньше. Мудрый Хозяин знал, что делал, осуществляя историческую необходимость... Поэтому молчи в тряпочку — подумаешь, украли у тебя полпорции мяса и сахар!
Понятно, что скучные мемуары про окопных вшей, застуженый мочевой пузырь и мозоли на ногах читать и издавать! не будут, но истории одна охуительнее другой.
Эх, пресса 90х....
Ты не поверишь, но в начале века и до кукурузной компании хруща яровую пшеницу там очень даже выращивали. Озимая вымерзала нахуй, а эта ничего так.
В Якутии возделыванием зерновых занимаются с 17 века. Хлеборобы приспособились к местному климату и успевают выращивать пшеницу за короткое лето. Собирают до 40 центнеров с гектара. Такой показатель даже для районов черноземья считается не плохим результатом. «Этим делом мы занимаемся четвертое столетие. Этому нас научили политссыльные, переселенцы. По сей день стараемся продолжать начало, заложенное нашими предками. Если Республика засевает 10 тысяч гектаров, 5 тысяч засевает наш Амгинский район», - отмечает глава МО «Амгинский район» Александр Артемьев.
Амакинский сорт даже в Канаду покупали.

...После штурма Вены нас отвели в какой-то австрийский городок на отдых. Один из домов занял я с ординарцем и с командиром минометной роты. В доме несколько женщин, все перемазаны сажей, одеты в старушечьи платки и дряхлую одежду, чтобы скрыть истинный возраст. Боялись насилия. Поели, выпили, и тут в дверь тарабанят кулаками. Открываем, стоят пьяные солдаты из пехоты – «Лейтенант, у тебя тут баб до черта, поделись, дай нам парочку до утра!». Послал их, куда – подальше. Снова стук в дверь – на пороге стоят пьяные танкисты – «Лейтенант, дай баб!». И до утра еще парочку таких «делегаций» пришлось отправить к такой-то матери. Хозяйка нас спрашивает - Как вас зовут, господа офицеры? – Алекс - Вы коммунисты? – Да - А нам Геббельс рассказывал, что придут коммунисты, все пьяные, дикие, с рогами, и будут всех женщин насиловать и убивать. А это оказалось ложью!.. Я только подумал, что ожидало бы эту «фрау», если бы в ее доме не оказались на постое два офицера… Пришлось как-то увидеть немку, сошедшую с ума, после того как пехотинцы ее целым взводом «обработали»…
Не волнуйся, когда пройдут подростковые прыщи, у тебя разовьется критическое восприятие любых разоблачительных статей.
При совке тот же Горбатов писал ровно такие же душещипательные истории про девушку которую увозили в публичный дом работать и клеймил тех, кто уходя из окружения прятал партбилет.
А уж какие драмы были в "Детектив и Политика", была такая журнальная серия в девяностых. Типа мемуарно-документальная.
Тяга срывать покровы долго не держится.
...-В один день со мной, судили капитана, кавалера семи орденов. За попытку изнасилования. Шел он по Берлину, немка к нему подбегает, кричит, лицо ему царапает и платье на себе рвет. Капитан опешил, не может понять в чем дело. Арестовали его, дело «сшили», получил 10 лет лагерей. Чья это была провокация? Он так и не понял. После войны никто немок не насиловал – они, простите за выражение,- «сами давали», кто по «любви», кто за пару пачек сигарет - пусть это и прозвучит цинично.
...Там же в Венгрии мы стояли в одном местечке, и вдруг подходит к нам одна мадьярка, что говорит непонятно, но видно, что жалеется. Оказалось, что один солдат взял беременную девушку, и хотел ее изнасиловать. Я недолго думая доложил офицеру, он пошел, вывел его к калитке, и как дал ему по морде... А я стоял рядом, и думал, что если он на нас направит оружие, то я его точно убью... Но тот молча ушел. Так потом эти венгры нас приветствовали как родных, стол накрыли, и даже руки нам целовали.
...Иногда происходили странные вещи, за мелочь могли бойца осудить на пребывание в штрафной роте, а на "крупные дела" смотрели сквозь пальцы. У нас один командир роты, бравый парень из Воронежа, напился и после боя изнасиловал немку и потом расстрелял ее вместе со всей семьей. Его арестовали, отправили в трибунал, пошли слухи - то ли ротного приговорили к расстрелу, то ли дали 7 лет лагерей. Прошло пару месяцев, он к нам полк прислал письмо, написал , что служит в другой дивизии, на прежней должности, мол, его сам Калинин помиловал... Все эти трагические эпизоды, происходили только по причине пьянства. Когда я летом 1945 года попал служить в знаменитую 150-ую стрелковую дивизию генерала Шатилова, бравшую рейхстаг, то за год службы, было 196 случаев, когда по пьянке военнослужащие стреляли друг в друга и убивали.
...В дни боев за Буду произошел инцидент, в результате которого я сам мог погибнуть, причем от своих. На недавно освобожденной улице меня остановила криком девочка лет десяти и, плача, повела в квартиру многоэтажного дома. Там советские старшина и двое солдат, разгоряченные боем и вином, пытались надругаться над тремя женщинами, находящимися в квартире. И, как я позже узнал, одна из них была еврейкой, которую они более четырех месяцев прятали от депортации в лагеря смерти. Когда старшина меня увидел, он наставил на меня автомат и принялся кричать: "Уйди, или мои ребята тебя сейчас прикончат!", мол, скольких русских женщин мадьяры насиловали и убивали. Возникла крайне критическая ситуация: я один, а против меня трое озверевших пьяных солдат, которым я помешал исполнить свои замыслы. Потребовалось проявить волю, терпение и осторожность, чтобы под прицелом автоматов уговорить их не превращаться в насильников и убийц. Два часа, проведенные там, стоили мне огромного напряжения и запомнились на всю жизнь. Ведь я был один, и никто даже не узнал бы о моей гибели от своих солдат...
> А те ветераны, особенно пехотинцы, которые вам скажут, что у них такого не происходило, просто не желают искренне рассказывать о подобных случаях.
Вот пидорасы.
>то за год службы, было 196 случаев, когда по пьянке военнослужащие стреляли друг в друга и убивали.
Хуясе. Выходит от водки потери были выше чем от немцев?
Вот у меня как раз показательнейший случай.
Два прадеда со стороны матери - один крестьянин(погиб в 1941), и сельский ветеринар(пропал без вести в 1943).
Два прадеда со стороны отца - один какой-то там комиссар, политработник, сидел в тылу, выжил, и офицер-связист, тоже выжил. А потом впридачу еще с Японией участвовал, и тоже выжил.
...В Губене, к нам, в полуокружение прибыл штабной инспектор, подполковник, по фамилии Ц-в. Мы находились в четырехэтажном здании, и вдруг услышали этажом ниже женские крики. Наш комбат, майор, приказал разобраться , что происходит. А это сам инспектор пытался изнасиловать немку. Тогда наш комбат сорвал с него погоны и возмущенно произнёс: - «Какой ты подполковник!?Ты, сволочь, честь офицера опозорил! Я тебя разжаловал! Вон отсюда!»
Это явная пиздежь. Нормальный майор помог бы держать.

...Там даже романы возникали между русскими и немками. Правда, это категорически запрещалось. Провинившегося военнослужащего за 24 часа отправляли из Германии. У нас два таких случая было. Один из них особенно запомнился. У нас лейтенант был переводчиком, и у него так завязалось с одной немкой, что они даже пожениться хотели. Командование не разрешило. Причём она даже была готова уехать с ним в Россию. Но, как они ни уговаривали командование, им расписаться не позволили, а его из Германии выслали.
...Идем с разведчиками по немецкому поселку, заходим в один из домов спросить дорогу. Рядом с нами «чужая» пехота. И вижу я, как пехотинцы хватают немецкую девчонку, лет двенадцати и начинаются «художества»… Выстрелил по ним, они девчонку бросили и сбежали.
...У нас никого не награждали, только братскими могилами. Собирали всех погибших, давали троекратный залп, и идем дальше…. Ведь кого тогда могли наградить? Того, кто в течение долгого времени мог остаться в живых, т.е. штабисты, артиллеристы. А мы, пехота, были хворостом, который подбрасывали в огонь войны.
..Если я вижу, что у человека мало наград, значит точно пехотинец с передовой. А если наград по пояс, значит точно из тыловиков, "коллекционер"... Помню, был у нас один трусоватый старшина по фамилии Пурич, так у него только ордена были, и ни одной медали, хотя к фронту он и близко не подходил. Как-то вызвал его капитан к себе, мы шли вместе, и тут начался артобстрел, так я и оглянуться не успел, а он уже в тыл бежит... Другой помню, такой невысокий молодой парень, охранял одного политработника и имел шесть медалей "За Отвагу". Шесть!!! Я то прекрасно понимаю, что это за награда, что эта медаль почетнее, чем орден. Спросил его: "Что ты такого совершил? Какие подвиги?" "А что, - говорит, мне выписывают, я и беру"...

...После одной рукопашной я чуть с ума не сошел. Убил троих немцев. После рукопашной мы чуть остыли, смотрю и вижу только двоих немцев из тех, кого я убил. Начал метаться по траншее… Где третий немец? Где ?!!! Переворачивал немецкие трупы и искал «своего» рыжего. Когда убивал , заметил что он рыжий…Переживал, что может он жив остался, и отполз куда-то , а эту сволочь обязательно надо добить !... Понимаете, до какой стадии озверения я дошел…
...Не всегда немцы воспринимались как лютые враги, которых надо только безжалостно убивать. Был долгий период, что на передовой стало очень голодно. Нам давали только сухари, которые с трудом можно было размочить в котелке. Так мы лазили на «нейтралку» чтобы нарвать себе крапивы для щей. Рядом, метрах в пятидесяти, немцы ползают, с той же целью. Расползались по своим сторонам без стрельбы или рукопашной...

Не могу забыть рассвет перед боем. Было часов пять утра. По открытому месту мы подтягивались к передовой. Едва брезжила заря, Фронт просыпался. Стали бить пушки, далекий горизонт загорелся разрывами, заклубился дым. Огненные зигзаги чертили реактивные снаряды катюш. Громко икала немецкая «корова». Шум, грохот, скрежет, вой, бабаханье, уханье — адский концерт. А по дороге, в серой мгле рассвета, бредет на передовую пехота. Ряд за рядом, полк за полком. Безликие, увешанные оружием, укрытые горбатыми плащ-палатками фигуры. Медленно, но неотвратимо шагали они вперед, к собственной гибели. Поколение, уходящее в вечность. В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что мы остро ощутили непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Мы почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны.

У тебя, я погляжу, с зайчатками критического мышления есть что-то. Тогда, будь добр, подумай, взвесь, и самовнеси себя в вишеозначенный список тоже. Не бойся, в твоём случае, патологии нет, и всё обратимо.
И детектор чини - явно мозг разжижжается, будь осторожен.
>Причём она даже была готова уехать с ним в Россию.
Спасли тяночку, вот это настоящие герои.
...На Днепре пленных не брали. Одного я пожалел. Немец, лет тридцати, сразу «песню обычную завел», что он рабочий, и у него трое детей, и чуть ли Эрнст Тельман ему - дядя родной, и папа его коммунист. Подхожу к нему и говорю –«На, * ! Смотри, я юде! Юде!». Он кричит по –немецки в ответ, что евреев не убивал, он простой связист и просит пощадить. Приказываю своему солдату отвести немца на берег, к переправе, а боец заупрямился, мол не поведу, давай его здесь застрелим. Тем более, до берега целым добраться тоже было непросто, вся местность простреливалась круглые сутки. Перешли с ним на повышенные тона, спорим дальше. Немец понял, что его сейчас убивать будут, перестал дрожать, подтянулся, застегнул мундир на все пуговицы, и встал по стойке «смирно». Достойно... Нет, думаю, такой должен жить.
>>357218
>>357383
...Когда в марте 1944 года 2-й Украинский фронт вышел на границу с Румынией, то мы остановились, и с марта до августа месяца фронт был стабильный. По законам военного времени все мирное население из прифронтовой полосы 100 километров должно быть выселено. А люди уже посадили огороды. А тут по радио им объявили о выселении, наутро подали транспорт. Молдаване со слезами хватаются за голову - как же так? Бросить хозяйство! А когда вернутся что тут останется? Но эвакуировали их. Так что контакта с местным население никакого не было. А тогда я еще был начальником артснабжения батальона. Командир бригады меня вызывает и говорит "Лоза, ты крестьянин?" Я говорю да, крестьянин. "Ну а раз так, то назначаю тебя бригадиром! Чтобы все огороды были прополоты, все росло и так далее. И не дай Бог, чтоб хоть один огурец сорвали! Чтоб ничего не трогали. Если вам нужно, то сажайте для себя сами". Были организованы бригады, в моей бригаде было 25 человек. Все лето мы ухаживали за огородами, а осенью, когда войска ушли, то нам сказали пригласить председателя колхоза, представителей, и мы им все эти поля и огороды сдали по акту. Когда вернулась хозяйка того дома, где я жил, то сразу побежала на огород и… остолбенела. А там - и тыквы огромные, и помидоры и арбузы… Она бегом вернулась, упала мне в ноги и стала целовать мои сапоги "Сыночек! Так мы-ж думали, что тут все пустое, разбитое. А оказалось, что у нас все есть, осталось только собрать!" Вот вам пример, как мы относились к своему населению.
...Остановились в домике на две квартиры, мы в одной, а во второй нашли немца. Молодой парень, моих лет, ранен в голову и правую ногу. Лежит и стонет, неперевязанный. Ну, все минометчики зашли, посмотрели, никто его не тронул, вышли. А мне его жалко стало, я свой индивидуальный пакет достал, перевязал его. Слышу, он просит: "Вассер, вассер". Я с пятого класса в деревне немецкий учил, понял, что пить просит, пошел, колонку где-то нашел, в котелке воды ему принес - благодарит. Потом кухня пришла, я немного съел, не наелся. Решил немца покормить, раненый все-таки. Немец три ложки съел и рукой машет, отказывается. Думаю: "ну, фриц, ты жрешь хорошо, не то, что мы". Не хочет, не надо, я его накрыл шинелью, рядом валялась, и пошел. Заходят к нам разведчики наши, полковые. Один разведчик, мощный такой мужик, шинель откинул: "У,- говорит,- собака!" И очередь по нему наискосок. Я говорю: "Ну, за что ты его убил, я его кормил недавно".


...У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: "Ну, как? Чем тебе помочь?" Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: "Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену..." Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице...

...И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу... Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья... Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет - это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием - медаль "За боевые заслуги", за спасение двадцати пяти человек - орден Красной Звезды, за спасение сорока - орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти - орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного... Из-под пуль...
>Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало
Вся суть совковой армии.

...Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: “Полк, под знамя! На колени!”, все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела “куриной слепотой”, это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…

...Когда первого фрица я убила, вернулась, ко мне пришел журналист, хотел взять интервью. Чего уж говорила - я не знаю, но я ни в этот день, ни на следующий ни есть, ни пить не могла. Я знала, что он фашист, что они напали на нашу страну, они убивали, жгли, вешали наших, но все-таки это человек. Такое состояние что… Второго когда убила, тоже было ужасное состояние. Почему? Потому, что я же в оптический прицел его видела: молодой офицер. Он смотрел вроде на меня и я вдруг его убила. Но это же человек! В общем, состояние ужасное. А потом уже чувства как-то притупились. Убивала - вроде так и положено.
У меня дед четыре танка сменил и два экипажа. Один раз их подбили так, что только он выжил, его на командирские курсы послали. Второй раз он и мехвод выжил, они по колено в фаршике даже кого-то подбить в ответку смогли.
Удача была на 10 прокачана.
>>360833
...Немцы чистили открыто траншеи. В этот день можно было хоть десяток немцев убить. Но, понимаете, убить человека в первый раз! У нас разные люди были, одна из партизан была - Зина Гаврилова, другая секретарь комсомольской организации - Таня Федорова. Мы с Марусей Чигвинцевой только смотрели. Мы так и не смогли нажать на курок, тяжело. А они открыли счет. И когда мы вечером пришли в землянку, начали впечатлениями обмениваться, мы ничего с Марусей не могли сказать и всю ночь ругали себя: "Вот трусихи! Вот трусихи! Для чего же мы приехали на фронт?" Ну, нам стало обидно, почему они открыли счет, а мы нет?
...Вдруг моя установка дернулась, и пошла вперед без команды. Мой механик-водитель Ким Байджуманов, молодой парень, татарин по национальности, не реагировал на команды, машина шла прямо на деревню, и за моей установкой вперед рванули еще две СУ-76. Влетаем в деревню, немцы разбегаются по сторонам, и тут самоходка врезается в избу и останавливается. Оказывается, что в самоходку влетела болванка, пробила грудь механика- водителя, и он уже мертвый, в последней конвульсии, выжал газ, и наша самоходка все время двигалась вперед.

>>360790
>>360809
Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал... Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме...

- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши “По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле.
>>360771
>>360790
>>360822
>>360872
>>360889
...Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: “Воздух! Рама!” Я подняла голову и ищу в небе “раму”. Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та “рама”? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: “Хлопцы, наших бьют!” Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: “Взвод, стать в строй!” Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: “Кто здесь старший?” Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: “Что тут произошло?” Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое “рама”, какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство…
...Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду... Я была пэпэже, то, что расшифровывается "походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона... Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: "Сестричка! Сестренка!", а после боя каждый тебя стережет... Из землянки ночью не вылезешь... Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю... Промолчали. Гордые! А оно все было... Но об этом молчат... Не принято... Нет... Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: "Ты чего?" Кому расскажешь?
> она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.
Как в воду глядел.
>Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало.
И все спокойны, и всем нормлаьно - у них оборона не подвлена, пулемееты выкашивают личный состав, а они и в ус не дуют.
...Потери у нас были очень и очень чувствительными. Страшная «текучка кадров», как тогда говорили. Мы теряли людей в каждом бою, в каждой мелкой стычке. Никто из пулеметчиков не успевал толком познакомиться друг с другом, а иногда просто узнать, откуда кто родом или запомнить фамилию напарника. Память не сохранила ни одного пулеметчика который бы не был ранен. В роте был свой рекордсмен по ранениям, Анатолий из Ржева, получивший на фронте шесть ранений. У нас был расчет, которым командовал русский парень Сашка, а вторым номером был еврей по имени Айзик. Они оба были ранены по четыре раза. Мне самому пришлось трижды оказаться на госпитальной койке. Шансы выжить в пехоте были фактически нулевыми. Каждые два месяца личный состав роты обновлялся полностью. Без оговорок. Нас никогда не жалели.
А то после остановки шанс что пристрелят не выше.
Это кто? Сорокин?
Молдаванам лизали-сосали чтобы избежать бунта.
А хуль нет? В атаке всё равно помирать, а ну-ка ебанём дуэльный турнирчик! Смерть это не про нас!
Фашисты.
Пыней стал
...Большая группа офицеров встречала вместе Новый 1945 й год, с нами были девушки-связистки из штаба полка. Все знали, что у Иосифа прекрасный голос, он великолепно пел, и после войны все прочили ему карьеру оперного певца. Выпили несколько тостов. Стали просить Каплан чтобы он спел, Иосиф не был против. Одна сержантка, к которой комбат Дмитриев был неравнодушен, подсела к Каплану и приобняла его за плечи, слушая песню. А Дмитриев уже был "готов", как говорится, лыка не вязал. И посередине песни прозвучал выстрел. Комбат, сидевший напротив Каплана, вытащил пистолет из кобуры и в упор застрелил ротного выстрелом в голову... Приревновал... Дмитриева обезоружили, с него сорвали погоны, и... оставили служить рядовым в штабе полка. Не судили!.. Начальники пытались все списать на "случайный выстрел". Я несколько раз подходил к начштаба , подполковнику Шутову и спрашивал -"Почему Дмитриев ходит свободным, а не находится в штрафбате? Он же, *, своего офицера убил!", на что Шутов мне неизменно отвечал - "Мы его после войны судить будем".

...В разведке вообще чины не почитались - только опыт и знания. Бывало пришлют со школы молодого лейтенанта. Он теоретически все знает, а практически ничего не умеет. Вот такого назначают начальником поиска. Выползаем на нейтральную полосу, один из наших к нему подползет и говорит: "Знаешь, что лейтенант, сегодня на задании командовать будет вон тот сержант. Ты ползи где хочешь. Вернешься, доложишь командирам о выполнении задания, а мы умирать просто так не хотим". Тот, кто понимал - свой парень. А тех, кто начинал ерепениться, приносили мертвым. Законы были суровые
...Когда мы заскочили на высотку, один немец бросил гранату через меня, она сзади взорвалась, и мне попал осколок в левую лопатку. Вот эта медсестра меня перевязывала. Положено, раз раненый, иди в госпиталь, но я не пошел, потому что мы эту высотку не до конца взяли. А кровь-то играет - столько сил потрачено и не взяли. И я остался в строю. Высотку взяли. Я ушел в госпиталь. А потом сдали и эта девушка осталась с ранеными и попала в плен. Судьбу ее я не знаю. За этот бой мне дали Славу III степени.
>>367848
...Румыны сдавались с оружием без боя. Что с ними делать? На 50 человек посылали сопровождающим одного разведчика, чтобы их не перестреляли по дороге. Двоих послал. Нас трое осталось. А тут еще до хрена взяли в плен. Впереди деревня, в которой засели немцы. Тогда командир взвода говорит, вернее показывает им на пальцах: "Если возьмете деревню, то вас в плен не берем, а отпускаем домой". Выстроили их в цепь, сами сзади как заградотряд. Взяли эту деревню втроем с помощью румын. Написали петицию и послали их без сопровождения.
...Разжились трофеями - консервы, вино. Расположились на бруствере кюветика или окопа. Консервы жуем, вином запиваем. И наши "илы" летят. Вот, думаем, они сейчас им дадут! Они нас пролетели, потом развернулись - и как начали по нам... Мы только успели залезть в эту яму...Сплошное покрытие! Хорошо работали. Ну ничего, никого не ранило. Потом идем дальше, - кто-то бегает впереди. Вроде на немцев не похоже, не по-немецки бегают. Подходим ближе. Их там стало уже человек пятнадцать. Ближе, ближе - не похоже на немцев, не то поведение. Потом как начали материться - свои! Самый простой пароль русских - матешки. Спрашиваем: "Вы откуда? Там же немец должен быть!" В общем, кое-как сообразили, что это разведчики дивизии. Другого фронта. Мы первые замкнули кольцо!

...В мае 1945 года, в последние дни войны, мы движемся по дороге к Оломоуцу, а «власовцы», метрах в 500-ах от нас, идут параллельно, по гребню холмов. Шли они к американцам. Мы их не трогаем, и они в нас не стреляют. Случись такая ситуация на полгода раньше, мы бы кинулись их зубами грызть, а тогда... Все знали, что еще день-два и война закончиться. А нам так хотелось дожить до Победы.
...Однажды я видел, как повар, из стрелкового батальона, пожилой дядька, татарин, заметил среди пленных «власовца», своего земляка. И забил его насмерть, считай, что половником убил, при этом, приговаривая – «Ты *, всех татар опозорил!». Никто его не останавливал.
Как-то, помню, стоим на переправе. Уже не помню, на какой реке это было. Там же, в Восточной Пруссии. Навстречу гонят колонну пленных. Ждем, пока их проведут.
И вдруг один из колонны выскакивает к нам: «Товарищи, дайте закурить!»
Во взводе у нас был матрос, звали его Иваном Николаичем. Годов, может, так под сорок. Нам, молодым, он казался стариком. Мы его и звали по имени-отчеству. Глядим, наш Иван Николаич мигом с плеча автомат – и чирк его! Тот сразу и завалился. А Иван Николаич весь вскипел! И дальше бы, наверно, очередью повел. Подскочила охрана: «Что такое?! Кто стрелял?!» А мы уже Ивана Николаича затолкали в свою колонну: «Не знаем кто. Наши не стреляли».
А после, когда на другую сторону реки перешли, его и спрашиваем: «Ты что ж это, Иван Николаич?» – «Такие товарищи, – говорит, – всю мою семью расстреляли в Псковской области».

...Утром нас вызвало испанское начальство и сообщило, что нас желает видеть полковник, военный атташе при германском посольстве. Пошли к нему несколько человек. Со смущённым видом он заявил, что есть приказ Гитлера, воспрещающий белым русским участвовать в рядах германской армии в войне против СССР. Нам как ведро холодной воды вылили на голову!
Исключение было сделано для нескольких русских, служивших офицерами в Испанском легионе. Потом обнаружилось, что немцы одобрили участие этих офицеров, так как они были уроженцами Малороссии. Тупоумные немцы вообразили, что они обязательно должны быть украинскими самостийниками — однако впоследствии поняли, что ошиблись в этом предположении, и сами потребовали, чтобы этих отобранных ими добровольцев отправили назад в Испанию. Но начальник «Синей дивизии» генерал Муньос Грандес ответил, что «никаких русских офицеров у меня нет, а есть лишь испанские офицеры». Немцам пришлось проглотить пилюлю...
Я после 25 лет отсутствия снова увидел Киев — самый красивый город в России: на красном фоне заходящего солнца сияют золотые купола Лавры и других церквей, видно, что главный собор Лавры взорван, хотя купол остался. Кажется, советчики везде оставили заряды взрывчатых веществ с часовым механизмом. Свернули направо к Зверинцу. Сам город мало разрушен, но очень запущен — дома, видно, с самой революции не ремонтировались. На Мариинско-Благовещенской остановились, здесь был штаб итальянской 8-й армии, на углу бывшей Безаковской улицы (бывший здесь памятник Безаку снесён). Нашли пристанище на Мариинско-Благовещенской, дом 131. Здесь когда-то сдавали комнаты студентам, комната когда-то была большая, перегорожена на четыре жилплощади, видно по кругу для лампы на потолке, тепло, горит буржуйка. Угостили хозяйку тем, что имели.
Пришли соседи посмотреть на невиданных итальянцев, хорошо говорящих «по-нашему». Поужинали в столовой итальянского этапа на бульваре Шевченко (бывший Бибиковский), подавали русские девушки, поговорили, пошутили с ними — им было приятно, что мы так чисто говорим по-русски: отец итальянец, мать русская, так что, естественно, материнский язык…
...25 февраля 1943 года. Пошли с Селивановым осматривать Софийский собор XI века, где я неоднократно бывал на вечерне, будучи юнкером. Снаружи храм цел, но внутри мерзость запустения: стены голые, полы взломаны (я уже потом читал, как после войны был найден чугунный пол, третий, времён Ярослава Мудрого). У стены стоит мраморная гробница — Святого Владимира или Ярослава Мудрого, не знаю точно. Прекрасная мозаика «Нерушимая Стена» в полной сохранности — это символ Вечной России. Сколько было нашествий в истории — теперь вот красный Антихрист, а «Нерушимая стена» — нерушима. Какая это красота! А ведь стоит девять веков.
Около собора на Софиевской площади — Присутственные места, времён императора Николая Первого, большевики их хотели снести, чтобы построить свой «нерушимый памятник пролетарской архитектуры», но почему-то оставили эти прекрасные здания на месте. На площади — памятник Богдану Хмельницкому, только надпись изменена на самостийный лад...
>Звали его Рувим, и он повел меня на место расстрела 20.000 местных евреев, рассказал мне, как литовцы с ними расправлялись. Потрясенный увиденным и услышанным, я вернулся в госпиталь, подошел к своему врачу, капитану медслужбы Евгении Васильевне, и попросил сегодня же меня выписать на передовую, объяснил, в чем дело. Врач сама была еврейкой по национальности, и не стала препятствовать.
Еврей напугал слейвянина геноцидом евреев, и слейвянин попросил врача-еврейку отпрустить его воевать с проклятыми фашистами.
Ай лолд!

...Пленные немцы были совсем не такие, как их рисовали нам в училище. Эти были крепкие, загорелые, стриженные под бокс (наших солдат стригли «под ноль»), воротники расстегнуты, рукава закатаны. Стали допрашивать. Я знал немецкий язык, и переводил на этом допросе. На все вопросы немцы отвечали одинаково – «Сталин капут! Москва капут! Руссише швайн!». Предупредили: не дадите сведений – расстреляем. Ответ не изменился. Стали их расстреливать по одному. Никто из шести немцев - не сломался, держались перед смертью твердо, как настоящие фанатики.

Лежим, притаились, думаем «что дальше?». И тут слышим с немецкой стороны в нашу встревоженно доносится приглушенный крик:
— Ганс! Ганс!
Мы переглянулись и вдруг видим, что среди нас, забившись, сидит испуганный немец. Он, когда мы столкнулись, так растерялся, что начал метаться из стороны в сторону, а потом с перепугу бросился к нам. Смотрит на нас, от страха дрожит. А мы и сами не знаем, что с ним делать.
С той стороны крики все тревожнее.
— Ганс! Ганс!
Ну наш командир решил перекинуть немца на их сторону. Взяли мы бедолагу за руки за ноги, раскачали его и кинули к своим. А тот так перепугался, что пока летел громко бзднул от страха. Полная тишина и тут мы не выдержали. Обе стороны разразились нервным смехом. Когда успокоились, посмотрели друг на друга через дорогу и молча разошлись каждый своим путем — никто не стал стрелять. И так все понятно всем. Война все-таки.
...Один раз меня вызвал ротный и приказал отконвоировать двух пленных немцев. Сказал мне – «Сынок, пока у нас тихо, отведешь их в штаб. Только по быстрому, раз-два и обратно, полчаса тебе на это хватит». Он знал, что все мои родные расстреляны немцами. Дал на выполнение приказа полчаса, а там в один конец только семь километров топать. Возможно, он хотел, чтобы я их не довел до тыла, а порешил «при попытке к бегству». Немцы были из «окруженцев» - грязные, худые, в жалких лохмотьях, выглядели как «бомжи». Один был молоденький парнишка с длинной шеей и грустными глазами, по имени Рудди, а второй его товарищ был пожилой немец, мрачный тип, которого звали Курт. Начал с ними беседовать по дороге. Немецкий язык я знал относительно неплохо. По моему акценту они сразу поняли, что перед ними еврей. Немцев охватил дикий ужас. Рудди начал рассказывать о своей невесте, Курт о своих детях. Всех их рассказы были пронизаны отчаянием и мольбой о собственном спасении : «Мы не убивали», «Мы не стреляли», «Я рабочий»... Я не стал их кончать... И даже когда они поняли, что я не буду их убивать, то продолжали заискивать, проявляли готовность услужить, пытались задобрить, немцев не покидал страх и ощущение безнадежности. Их покорность и забитость меня поразила. При малейшем окрике они вздрагивали. Конечно, это был не сорок первый год, война уже шла к концу, но мне, было странно видеть, как немцы унижаются передо мной, мальчишкой в красноармейской форме. Я сдал пленных в штаб и через два часа вернулся в свой батальон. Когда доложил ротному о выполнении приказа он посмотрел на меня уважительно.
Лол,пизданул как бог
...Один раз там, где я наступал со своим отделением, нужно было взять сильно укрепленный дом. Мы идем на захват, а там немцы сидят, они кое-что изучили по-русски, кричат: "Иван, не стреляй, мы уйдем!" Я знал немецкий, мы договорились, что мы стрелять не будем, а они первый этаж оставят. Мы, отделение, всего 10 человек, туда пробрались, постреливаем, но оказалось, что в доме много немцев было, и не все ушли, часть осталась. Первый этаж наш, там вода, а со второго немецике позиции начинаются. Повоевали, постреляли, немцы нам кричат: "Рус, дай воды!" Я в ответ: "А вы, фрицы, дайте нам курева!" У них же сигареты были, а не наши самокрутки. Спускают они сверху на веревке свой плоский котелок, заполненный сигаретами. Мы высыпали сигареты, набрали воды, кричим: "Тяните назад". Немцы потянули, поболтали немного, кричим: "Немцы, тикайте, а то стрелять будем!" Те в ответ: "Подождите, нам еще котелок воды нужен!" Снова котелок с сигаретами спустили немцы, мы им водой его заполнили. После немцы из дома ушли, мы вдесятером его полностью заняли, доложили начальству, что объект взят. Это было очень важно, потому что этот дом сильно мешал продвижению наших войск. Наверху такому делу очень обрадовались, за это мне дали Орден Славы 2-й степени.

Проигрываю с этой истории Юрки как дурак. Такая-то доброта всё-таки.
Война уровня /b/ все таки
Хорошие кстати мемуары у него, не только про войну интересно читать.
Маняфантазии. 80% пртерь личного состава это пиздец. Это проигрыш сразу же.
...Как-то прямо над лагерем пролетел "Мессершмидт" и невдалеке сел. К нему поехала машина, и оказалось, что пилотом там оказался семнадцатилетний пацан. Он рассказал, что только окончил летную школу, но его папа ему сказал: "С русскими воевать не нужно", поэтому он решил сдаться в плен. Его, конечно, приняли, как положено.

...Потерпели фиаско многочисленные попытки немцев забросить разведчиков в тыл на Ленинградском направлении: всех лазутчиков тут же выявляли даже полуграмотные сержанты советских патрулей, несмотря на то, что немцев снабдили всем необходимым – одеждой, документами, адресами, паролями. Разгадка оказалась неожиданной: немецких разведчиков выдали блестящие скрепки на документах, сделанные из нержавейки, в то время как отечественные были ржавыми.

>А мой дед в "Галичине" служил, лол. В итоге и вы, внуки героических дидов с 1-го Белорусского, и я, внук негероического недоSSовца - живем в одинаковом россиянском дерьме.
Значит дед дурачок какой-то был как и внук, все нормальные диды из СС Галичины свалили сразу в Канаду.
Мой дезертировал, и ховался на хуторе до 49 года. Получил 1 лагерей, отсидел, вернулся на тот же хутор. А батя мой уже в Рашку перебрался.
А мой был белым офицером. Но после прихода совков переметнулся. Все правильно сделал?
Нормальные белые уплыли из Крымнаша в Бизерту. Их внуки живут во Франции.
особенно поржал с того, что даже в рассказе бабу автор не убил и она типа никому не настучала
Впереди «ЗИС-101». Из его открытых окон торчат широкие листья фикуса. Оказалось, что это машина какого-то областного начальника. В ней две женщины и двое ребят.
— Неужели в такое время вам нечего больше возить, кроме цветов? Лучше бы взяли стариков или детей, — обращаюсь к женщинам. Опустив головы, они молчат. Шофер отвернулся, — видно, и ему стало совестно. Наши машины разъехались…

Ну, очевидно же, что текст курсивом - чьи-то воспоминания по "испорченному телефону", кои всегда имеют тенденцию к преувеличению/приукрашиванию, а фотка - скан документа со, скорее всего, реальными результатами боя. Плюс, можно делать трололо ответочку: pizdeet kak peendos.
Он просто не знал, что это такое. Небось, пиздил немцев и думал, мол, блять, что ж у них дубины такие неудобные.
Плюс, насчёт заниженных результатов боя катеров, можно делать трололо ответочку: pizdeet kak peendos.
разъяснительный самофикс
На войне те же дела оплачивались солдатскими жизнями. Хозяин из Москвы, ткнув пальцем в карту, велит наступать. Генералы гонят полки и дивизии, а начальники на месте не имеют права проявить инициативу. Приказ: «Вперед!», и пошли умирать безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано! Выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних — пригонят других. Иногда солдаты погибали, не успев познакомиться перед боем. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и — «Вперед!» Растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи. В том же 1943 году под Вороново видел я пехотинца — папашу лет сорока, новобранца, который полз, не поднимая головы, вдоль передовой, явно не зная куда, потеряв направление. Я крикнул ему: «Куда ты, солдат!?», а он мне: «Дяденька, где кухня второго батальона?» (Это мне-то, 18-летнему мальчишке!) Ему было на все наплевать. Был он голодный, растерянный и испуганный. Какой уж тут бой! Привыкли мы к этому: солдаты — умирать, начальство — гробить.
В пехотных дивизиях уже в 1941-1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приема пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в основе своей сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии, как говорили, выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать свой полк вперед без рассуждений. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды...
Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!»
На войне те же дела оплачивались солдатскими жизнями. Хозяин из Москвы, ткнув пальцем в карту, велит наступать. Генералы гонят полки и дивизии, а начальники на месте не имеют права проявить инициативу. Приказ: «Вперед!», и пошли умирать безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано! Выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних — пригонят других. Иногда солдаты погибали, не успев познакомиться перед боем. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и — «Вперед!» Растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи. В том же 1943 году под Вороново видел я пехотинца — папашу лет сорока, новобранца, который полз, не поднимая головы, вдоль передовой, явно не зная куда, потеряв направление. Я крикнул ему: «Куда ты, солдат!?», а он мне: «Дяденька, где кухня второго батальона?» (Это мне-то, 18-летнему мальчишке!) Ему было на все наплевать. Был он голодный, растерянный и испуганный. Какой уж тут бой! Привыкли мы к этому: солдаты — умирать, начальство — гробить.
В пехотных дивизиях уже в 1941-1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приема пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в основе своей сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии, как говорили, выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать свой полк вперед без рассуждений. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды...
Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!»
Как-то вызывает меня особотдел:
— Что же ты, мерзавец, с танком не сгорел?
— А я им говорю,
В следующий раз уж обязательно сгорю...
Один танк стоит близко от нас, передом к нашим траншеям. Он возвращался из атаки, когда был подбит. Вокруг башни его намотаны человеческие внутренности — остатки десанта, ехавшего на нем в атаку...
Это белогвардейцы бывшие, приехавшие воевать с коммунистами и оставшиеся в армии Франко.

Да не, ты чо, ахуенна же. Надо повторить! Армата, курганец, шквал хуял. На фашингтон ебта. Размотаем свои кишки по гейропе, чтоб абрамовичам сладко кушалось и спалось))
Двощера пристрелили.
Нас было шестьдесят семь. Рота. Утром мы штурмовали ту высоту. Она была невелика, но, по-видимому, имела стратегическое значение, ибо много месяцев наше и немецкое начальство старалось захватить ее. Непрерывные обстрелы и бомбежки срыли всю растительность и даже метра полтора-два почвы на ее вершине. После войны на этом месте долго ничего не росло и несколько лет стоял стойкий трупный запах. Земля была смешана с осколками металла, разбитого оружия, гильзами, тряпками от разорванной одежды, человеческими костями...
Как это нам удалось, не знаю, но в середине дня мы оказались в забитых трупами ямах на гребне высоты. Вечером пришла смена, и роту отправили в тыл. Теперь нас было двадцать шесть. После ужина, едва не засыпая от усталости, мы слушали полковника, специально приехавшего из политуправления армии. Благоухая коньячным ароматом, он обратился к нам: «Геррои! Взяли, наконец, эту высоту!! Да мы вас за это в ВКПб без кандидатского стажа!!! Геррои! Уррра!!!» Потом нас стали записывать в ВКПб.
— А я не хочу... — робко вымолвил я.
— Как не хочешь? Мы же тебя без кандидатского стажа в ВКПб.
— Я не смогу...
— Как не сможешь? Мы же тебя без кандидатского стажа в ВКПб?!
— Я не сумею...
94
— Как не сумеешь!? Ведь мы же тебя без кандидатского...
На лице политрука было искреннее изумление, понять меня он был не в состоянии. Зато все понял вездесущий лейтенант из СМЕРШа:
— Кто тут не хочет?!! Фамилия?!! Имя?! Год рождения?!! — он вытянул из сумки большой блокнот и сделал в нем заметку. Лицо его было железным, в глазах сверкала решимость:
— Завтра утром разберемся! — заявил он.
Вскоре все уснули. Я же метался в тоске и не мог сомкнуть глаз, несмотря на усталость: «Не для меня взойдет завтра солнышко! Быть мне японским шпионом или агентом гестапо! Прощай, жизнь молодая!»... Но человек предполагает, а Бог располагает: под утро немцы опять взяли высоту, а днем мы опять полезли на ее склоны. Добрались, однако, лишь до середины ската... На следующую ночь роту отвели, и было нас теперь всего шестеро. Остальные остались лежать на высоте, и с ними лейтенант из СМЕРШа, вместе со своим большим блокнотом. И посейчас он там, а я, хоть и порченый, хоть убогий, жив еще. И беспартийный. Бог милосерден.
Нас было шестьдесят семь. Рота. Утром мы штурмовали ту высоту. Она была невелика, но, по-видимому, имела стратегическое значение, ибо много месяцев наше и немецкое начальство старалось захватить ее. Непрерывные обстрелы и бомбежки срыли всю растительность и даже метра полтора-два почвы на ее вершине. После войны на этом месте долго ничего не росло и несколько лет стоял стойкий трупный запах. Земля была смешана с осколками металла, разбитого оружия, гильзами, тряпками от разорванной одежды, человеческими костями...
Как это нам удалось, не знаю, но в середине дня мы оказались в забитых трупами ямах на гребне высоты. Вечером пришла смена, и роту отправили в тыл. Теперь нас было двадцать шесть. После ужина, едва не засыпая от усталости, мы слушали полковника, специально приехавшего из политуправления армии. Благоухая коньячным ароматом, он обратился к нам: «Геррои! Взяли, наконец, эту высоту!! Да мы вас за это в ВКПб без кандидатского стажа!!! Геррои! Уррра!!!» Потом нас стали записывать в ВКПб.
— А я не хочу... — робко вымолвил я.
— Как не хочешь? Мы же тебя без кандидатского стажа в ВКПб.
— Я не смогу...
— Как не сможешь? Мы же тебя без кандидатского стажа в ВКПб?!
— Я не сумею...
94
— Как не сумеешь!? Ведь мы же тебя без кандидатского...
На лице политрука было искреннее изумление, понять меня он был не в состоянии. Зато все понял вездесущий лейтенант из СМЕРШа:
— Кто тут не хочет?!! Фамилия?!! Имя?! Год рождения?!! — он вытянул из сумки большой блокнот и сделал в нем заметку. Лицо его было железным, в глазах сверкала решимость:
— Завтра утром разберемся! — заявил он.
Вскоре все уснули. Я же метался в тоске и не мог сомкнуть глаз, несмотря на усталость: «Не для меня взойдет завтра солнышко! Быть мне японским шпионом или агентом гестапо! Прощай, жизнь молодая!»... Но человек предполагает, а Бог располагает: под утро немцы опять взяли высоту, а днем мы опять полезли на ее склоны. Добрались, однако, лишь до середины ската... На следующую ночь роту отвели, и было нас теперь всего шестеро. Остальные остались лежать на высоте, и с ними лейтенант из СМЕРШа, вместе со своим большим блокнотом. И посейчас он там, а я, хоть и порченый, хоть убогий, жив еще. И беспартийный. Бог милосерден.
Дальше
Проникся глубоким уважением к принципиальному человеку.
>за это мне дали Орден Славы 2-й степени
А потом он рассказывал внукам как получил этот орден за уничтоженные в рукопашной схватке два "Тигра" и самоходную гаубицу.

Ну откуда советскому колхознику знать про бархат и прочие шелка? Увидел красную тряпку и всё. Может там какой-нибудь войлок был - тоже дорохо-бохато по совковым меркам.
В тылу и отличиться проще. Воюют и умирают где-то на передовой, а реляции пишут здесь. Откуда, например, у нашего штабного писаря Пифонова или Филонова (не помню правильно фамилию) появился орден Отечественной войны? Он и из землянки не вылезал во время боев... Правда, позже немецкая бомба накрыла его при переезде, так что Бог ему судья... А заведующий бригадным продовольственным складом, фамилии его не знаю, за какие подвиги у него два ордена Красной Звезды? Ведь всю войну он просидел среди хлеба, сала и консервов. Теперь он, наверное, главный ветеран! А Витька Васильев — неудавшийся актер, выгнанный после войны из театра за алкоголизм и ставший директором зеленного магазина (надо же на что-то пить!), получил два ордена за две пары золотых немецких часов, подаренных им командиру бригады. Теперь он на всех углах рассказывает о своих подвигах.
— Прекратите, старые дураки! Вы, что, заразу хотите внучатам привезти!? Он уводит немку, уходит, а минут через двадцать все начинается снова». Другой рассказ Петрова о себе:
— Иду это я мимо толпы немцев, присматриваю бабенку покрасивей и вдруг гляжу: стоит фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis», это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис! Аппетитная оказалась девчурка...
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире — несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей — комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!
Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.
Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.
— А что? — кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал
162
официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире — несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей — комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!
Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.
Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.
— А что? — кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал
162
официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.

>весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы
Вся суть пидорах. Больше 70-ти лет уже прошло и ничего не изменилось.
>Когда команда въехала в «логово фашистского зверя», как гласила надпись на границе с Германией, общие веяния проникли и к нам. Начались походы за барахлом, походы к немкам и предотвратить их не было сил. Я убеждал, умолял, грозил... Меня посылали подальше или просто не понимали. Команда вышла из-под контроля.
Я запутался: в красной армии комиссары расстреливали за любую провинность или всё же уговаривали словами? И типа если дисциплины нет- то делали ок фейс?
он там был старшиной в санроте. Номинальная должность
Развлекались и более культурно. В театре начались постановки. Я был на «Мадам Баттерфляй», но исполнение и декорации оказались провинциально заурядными. Ползала заполнили наши солдаты. Они ржали в самых неподходящих местах. Трагическая сцена самоубийства героини почему-то прошла под дружный хохот... После спектакля, проходя по партеру, я заметил, что немцы старательно обходят одно место, отводя глаза в сторону. Там сидел мертвецки пьяный майор, положив голову на спинку переднего кресла. Под ногами у него расползлась громадная лужа блевотины.
Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу — группа пьяных солдат:
— Ага! Фравы!! Ком! — и потащили девчат в подворотню.
— Да мы русские, свои, ай! Ай!
— А нам начхать! фравы!!!
Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам.

>Славяне, как мухи на мясо, слетались со всех сторон
>когда на бетонном полу была лужа по колено, воздух, заполненный парами спирта, пьянил. Кое-где в жидкости виднелись ватные штаны
>>404118
>а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам
Если этого не было бы, это следовало придумать.
Собралось человек двадцать. Всего же, как я узнал, зарегистрировано около четырехсот, но они, в основном, живут в Кирове, где формировалась дивизия. В Ленинграде — лишь малая часть, человек сорок. Конечно, никого знакомого среди них не было.
Секретарь ленинградской секции, Абрам Моисеевич Шуб, симпатичный лысеющий мужчина, назвал некоторых пришедших. Тут были: полковой врач, санитарка, двое бывших старшин, уже довольно пожилые, главный комсомольский работник дивизии, еще не утративший остроты своих рысьих глаз. Было много интендантов, снабженцев и других работников тыла. У всех на груди колодки, ордена, памятные значки. Лишь один был без орденов, но у него не хватало одного глаза, ноги и руки.
— Ты откуда? — спросил я.
— Пешая разведка... — отвечал он.
Президиум возглавлял подполковник в мундире, висевшем на нем мешком — последний начальник штаба дивизии. Голова его дрожала мелкой дрожью, руки тряслись, отбивая дробь по крышке стола. Он слушал речи и наконец выступил сам:
— Я, видите сами, товарищи, ничего теперь не могу, но я хочу приветствовать вас и призываю выразить протест против действий китайской военщины во Вьетнаме! (как раз в эти дни китайцы напали на своего соседа).
Мы все встали и выразили.
Абрам Моисеевич Шуб произнес слова радости по поводу встречи однополчан, а потом предложил всем по очереди рассказать о себе.
— Кем вы сами были в дивизии? — выкрикнул я.
— Сержантом.
— А должность?
— ...
— А все же... Какая?
— Я работал в Особом отделе.
Собралось человек двадцать. Всего же, как я узнал, зарегистрировано около четырехсот, но они, в основном, живут в Кирове, где формировалась дивизия. В Ленинграде — лишь малая часть, человек сорок. Конечно, никого знакомого среди них не было.
Секретарь ленинградской секции, Абрам Моисеевич Шуб, симпатичный лысеющий мужчина, назвал некоторых пришедших. Тут были: полковой врач, санитарка, двое бывших старшин, уже довольно пожилые, главный комсомольский работник дивизии, еще не утративший остроты своих рысьих глаз. Было много интендантов, снабженцев и других работников тыла. У всех на груди колодки, ордена, памятные значки. Лишь один был без орденов, но у него не хватало одного глаза, ноги и руки.
— Ты откуда? — спросил я.
— Пешая разведка... — отвечал он.
Президиум возглавлял подполковник в мундире, висевшем на нем мешком — последний начальник штаба дивизии. Голова его дрожала мелкой дрожью, руки тряслись, отбивая дробь по крышке стола. Он слушал речи и наконец выступил сам:
— Я, видите сами, товарищи, ничего теперь не могу, но я хочу приветствовать вас и призываю выразить протест против действий китайской военщины во Вьетнаме! (как раз в эти дни китайцы напали на своего соседа).
Мы все встали и выразили.
Абрам Моисеевич Шуб произнес слова радости по поводу встречи однополчан, а потом предложил всем по очереди рассказать о себе.
— Кем вы сами были в дивизии? — выкрикнул я.
— Сержантом.
— А должность?
— ...
— А все же... Какая?
— Я работал в Особом отделе.

В этом и суть картинки. На словах защита пехоты, а на деле...
...На станционных путях наши бойцы обнаружили цистерну, окрашенную в белый цвет. Сорвав пломбы, открыли люк. На ремне опустили в цистерну котелок, зачерпнули, попробовали – чистый спирт. И все накинулись на это «пойло».А какой-то «умник», который уже наклюкался, решив облегчить процесс доставания горючего, выстрелил по цистерне. Она рванула облаком огня. Свыше десяти бойцов погибли на месте. Не случайно в этот же день, рассчитывая, что большинство бойцов ударились в запой, немцы перешли в контратаку со стороны Шепетовки.
...На железнодорожной станции стояли цистерны со спиртом, вся дивизия перепилась. Потом надо было дальше атаковать, так немцы в узком проходе между двух озер поставили два пулемета и всю дивизию на месте больше суток держали, отражая атаки нашей пьяной пехоты... Народу там положили... лучше не вспоминать...
>>360854
...Еще одно преимущество перед пехотой: в танках можно было кое-что припрятать. Места хватало и для боеукладки и для небольшого « личного запаса.» В захваченном спиртзаводе на Ровенщине танкисты ухитрились один из запасных бачков заполнить трофейной водкой. Когда же начальство узнало об этом и «гэсээмовские» машины выкачивали припрятанное спиртное, запасы его все же не кончились. И только при «дембеле» мы открыли комбригу секрет. Из некоторых снарядов изобретательные танкисты выкручивали головки, высыпали из гильзы порох, заливали в неё спирт и закручивали на место снятую головку, сделав на таких «снарядах» свой значок.
>>405635
>>400913
...В небольшом литовском городке разведка донесла, что в одном месте пахнет спиртом. Все бросились туда так, как будто никогда в жизни не нюхали алкоголя. Нашли какие-то бочки. Вроде настоящий спирт... Я тоже попробовал – гадость, и дальше в коллективной массовой пьянке не участвовал. А многие продолжали «отмечать взятие городка»! Оказалось - спирт метиловый. Много народу померло, а еще больше солдат ослепло от страшного отравления. И таких трагических фронтовых эпизодов на моей памяти несколько.
...Командир минометной роты батальона, отдавая приказ своему водителю "студера" ехать на заправку, увидел в кузове стоящую бочку, которую шофер откуда-то умыкнул. Унюхав запах спирта, ротный попробовал, вроде чистый спирт, все в порядке, и он налил себе две канистры и отправился выпивать в офицерскую палатку. А за ним и весь батальон набрал себе спирта из этой бочки и только пулеметная рота пила водку, которую мне дали от щедрот душевных артиллеристы...А спирт в бочке оказался древесным. Сразу появился фельдшер батальона и примерно 80 человек, отравившихся этим спиртом были отправлены в госпиталь. Но мало кого из них могли откачать. Это было ЧП. Наш командир бригады Герой Советского Союза генерал-майор Николай Петрович Охман по итогам берлинских боев был представлен к званию Дважды Героя, но, после этой трагедии, его наградной лист был отозван из ВС СССР...
...Кто молодые были, те искали выпивку. Это только в кино, каждый немец со «шмайсером», а каждый вечер, нам старшина роты, по сто грам «наркомовских» наливает в кружки.»Наркомовские» давали нам только в наступлении и то редко. После войны у нас в полку 23 человека , из обозников, выпили древесный спирт и померли.
...Один раз в Пруссии наши достали какой-то древесный спирт, уговорили попробовать. Говорят, надо чуть водички, и потом его сразу глотать. Я попробовал и у меня во рту он пениться начал. Я с непривычки выплюнул все и отказался. А те двое ослепли потом. После этого нам запретили у немцев еду пробовать, особенно жидкую: суп, алкоголь. Боялись отравлений. Иногда найдешь в подвалах консервы или сало, это ели.
...Инциденты были и еще, но приказ Г.К.Жукова быстро восстановил порядок. Отменили свободное хождение солдат по городу. Их стали отпускать по увольнительным. Нарушителей строго наказывали. Были и трагические случаи. Однажды группа солдат раздобыла спирт. Выпили изрядно. Через некоторое время им стало плохо. Врачи срочно госпитализировали солдат. Но несколько человек все же умерло, а несколько - ослепло. Спирт азался метиловым, древесным. Командир батальона чуть ли не с пистолетом в руке выявлял пивших этот спирт.
>>405635
...Когда вечером, перед ночным маршем стали строить личный состав, то оказалось, что человек 10-12 не могут встать в строй. Эти ребята выпили содержимое индивидуальных химических пакетов, которые имеют гексахлормеламин, растворённый в техническом спирте. Пришлось их привести в нормальное чувство и поставить в общий строй, а так же закрепить за ними личный состав, стойкий к таким "забавам".
Это что за самородок из крестьян так сразу разобрался в веществе и даже название написал?
на самом деле такая хуйня как "танковый десант" и был изобретен в Рашке. Немчура правда охуевала иной раз от этого (тогда когда этот приемчик был действительно к месту - редко правда).
Мы все время переругивались с немцами, потом страсти чересчур накалялись, и по всей линии начиналась перестрелка из всех видов оружия. Это повторялось ежедневно и многократно. Разведка бригады долгое время пыталась взять «языка», но все бесполезно, только каждый день гибли разведчики. Ночью в нашу землянку вдруг заваливается какой-то пьяный громила двухметрового роста, в одном нижнем белье, пытается стянуть на пол нашего спящего бойца и начинает ругаться на немецком языке, почему мол, его место уже занято? Мы накинулись на него. Немец попался здоровенный, с трудом держали его вчетвером. Он сразу протрезвел, сопротивлялся, и когда его связывали, немец изловчился откусить палец одному из солдат. Выяснилось, что вышел ночью немец из своего блиндажа «до ветру», и по дороге назад, «с пьяных глаз», перепутал направление, спокойно преодолел «нейтралку» и завалился в нашу траншею… Но как не заметили дежурные пулеметчики двухметровую фигуру в белом нательном белье, идущую по нейтральной полосе к нашим позициям?
Или боитесь быть обоссаными?
Не влезли в пик. Да и не мой он. Но я бы ещё отметил Битву за Москву с 2 миллионами потерь с советской стороны
погугли откуда маршал Жуков - крестьянский ребенок а так же 80% Генералитета РККА и маршалов победы.
То чувство когда крестьянские дети отхуярили потомственных прусских военных ФОН БОКОВ.
с рейтом 1/5? ДАЛИ ПОСОСАТЬ
Что такое служебное соответствие для министра обороны? Это
1. привилегированное высшее образование (лучшая гимназия или военное училище, столичный университет, академия Генштаба)
2. многолетняя военная служба, желательно пожизненная и без провалов в ступенях служебной лестницы.
Без этих условий кандидатуры вообще не должны рассматриваться. Потому как "из ничего ничего не бывает".
Теперь посмотрим анкетные данные советских министров обороны.
Первым советским министром обороны ("триумвират" отпускаю) был Бронштейн (1918-1925):
образование - среднее
отношение к военной службе - австрийский военный корреспондент вне штата.
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: отвести "гения" в лесок и расстрелять.
2. Фрунзе (1925)
образование - среднее общее
отношение к военной службе - немецкий шпион в действующей армии в 1916-1917 гг. под видом штатского чиновника "Михайлова"
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: разумеется, лесок.
3. Ворошилов (1925-1940)
образование - начальное
отношение к военной службе - никакого, после революции чекист и карнавалистский командарм
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: лесок
4. Тимошенко (1940-1941)
образование - никакого. После Гражданской войны окончил т.н. Высшие военные курсы (два захода - 1922 и 1927 гг.). Реально это "ликбез". В 1930 г. окончил "Курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии им. Толмачёва" - пропагандистский промыв мозгов, делающий из объекта Аум Синрикё краскома и комиссара в одном флаконе.
отношение к военной службе - рядовой в 1915-1917 гг., далее карнавализьм-постмодернизьм, в результате которого в 1919 Тимошенко уже командует кавалерийской дивизией (генеральская должность).
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: направить хохла в школу прапорщиков и далее использовать по прямому назначению.
Что такое служебное соответствие для министра обороны? Это
1. привилегированное высшее образование (лучшая гимназия или военное училище, столичный университет, академия Генштаба)
2. многолетняя военная служба, желательно пожизненная и без провалов в ступенях служебной лестницы.
Без этих условий кандидатуры вообще не должны рассматриваться. Потому как "из ничего ничего не бывает".
Теперь посмотрим анкетные данные советских министров обороны.
Первым советским министром обороны ("триумвират" отпускаю) был Бронштейн (1918-1925):
образование - среднее
отношение к военной службе - австрийский военный корреспондент вне штата.
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: отвести "гения" в лесок и расстрелять.
2. Фрунзе (1925)
образование - среднее общее
отношение к военной службе - немецкий шпион в действующей армии в 1916-1917 гг. под видом штатского чиновника "Михайлова"
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: разумеется, лесок.
3. Ворошилов (1925-1940)
образование - начальное
отношение к военной службе - никакого, после революции чекист и карнавалистский командарм
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: лесок
4. Тимошенко (1940-1941)
образование - никакого. После Гражданской войны окончил т.н. Высшие военные курсы (два захода - 1922 и 1927 гг.). Реально это "ликбез". В 1930 г. окончил "Курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии им. Толмачёва" - пропагандистский промыв мозгов, делающий из объекта Аум Синрикё краскома и комиссара в одном флаконе.
отношение к военной службе - рядовой в 1915-1917 гг., далее карнавализьм-постмодернизьм, в результате которого в 1919 Тимошенко уже командует кавалерийской дивизией (генеральская должность).
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: направить хохла в школу прапорщиков и далее использовать по прямому назначению.
образование - незаконченное среднее
отношение к военной службе - в армии не служил, во время гражданской войны был партийным погонялой над военспецами и ленинским контролёром Бронштейна.
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: лесок, только лесок
6. Булганин (1947-1949, 1953-1955)
образование - среднее общее
отношение к военной службе - во время гражданской войны - палач ЖЧК, во время второй мировой - партийный погоняла
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: лесок.
7. Василевский (1949-1953)
образование - высшее военное. Закончил академию генштаба, но только к 42 годам. По обстоятельствам жизни видно, что окончил нефиктивно. Несмотря на то, что до войны Василевский был семинаристом, это большое достижение. Это первый военный министр имеющий военное образование.
отношение к военной службе - ускоренные курсы военного времени Алексеевского училища. Во время первой мировой дослужился до штабс-капитана, далее карьеру проходил вполне осмысленно.
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум начальник тыла дивизии
8. Жуков (1955-1957)
образование - в детстве никакого, в 20-е годы прослушал несколько курсов. Суммарно - ликбез+среднее военное образование.
отношение к военной службе - во время первой мировой войны младший унтер-офицер, во время гражданской войны карьера быстрая, но осмысленная, без скачков.
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум командир батальона (в условиях военного некомплекта офицерских кадров)
образование - никакого, в 1930 фиктивно закончил академию Фрунзе.
отношение к военной службе - ефрейтор во время первой мировой войны, далее быстрая, но без скачков карьера
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: фельдфебель
10. Гречко (1967-1976).
образование - до совершеннолетия никакого, в 38 лет закончил академию Генштаба. Учитывая, что ранее окончил кав. школу и академию Фрунзе, можно считать за среднее военное
отношение к военной службе - первый советский кадровик
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: как у Жукова
11. Устинов (1976-1984)
образование - высшее военно-техническое, второсортное
отношение к военной службе - инженер на военном заводе
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум генерал инженерной службы
12. Соколов (1984-1987)
образование - высшее военное в 37 лет (среднее - в 27)
отношение к военной службе - кадровик с переменой профессии
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум генерал танковой дивизии
13. Язов (1987-1991)
образование - среднее военное, замаскированное под высшее ("прослушал курс академии")
отношение к военной службе - кадровик с нормальной карьерой
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: как у Жукова
образование - никакого, в 1930 фиктивно закончил академию Фрунзе.
отношение к военной службе - ефрейтор во время первой мировой войны, далее быстрая, но без скачков карьера
Служебное соответствие = 0
Правильное административное решение: фельдфебель
10. Гречко (1967-1976).
образование - до совершеннолетия никакого, в 38 лет закончил академию Генштаба. Учитывая, что ранее окончил кав. школу и академию Фрунзе, можно считать за среднее военное
отношение к военной службе - первый советский кадровик
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: как у Жукова
11. Устинов (1976-1984)
образование - высшее военно-техническое, второсортное
отношение к военной службе - инженер на военном заводе
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум генерал инженерной службы
12. Соколов (1984-1987)
образование - высшее военное в 37 лет (среднее - в 27)
отношение к военной службе - кадровик с переменой профессии
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: максимум генерал танковой дивизии
13. Язов (1987-1991)
образование - среднее военное, замаскированное под высшее ("прослушал курс академии")
отношение к военной службе - кадровик с нормальной карьерой
Служебное соответствие = частичное
Правильное административное решение: как у Жукова
А теперь посмотрим на министров обороны фрг и сша
Родился в столице, окончил привилегированное военное училище, затем с отличием академию генерального штаба. Не в 40 лет, а в 25-30. Далее сделал нормальную военную карьеру с прохождением всех ступеней.
А что мы видим? Из 13 все родились и жили в провинции, причём половина в глухих деревнях. Нормальное среднее образование только у четырёх. А как можно получить высшее образование без среднего? Ведь то, что пропущено в детстве, не восстановишь. Человек без школы - умственный инвалид. Есть конечно инвалиды хоть куда - передвигаются на колясках так, что здорового обгонят. В баскетбол играют. Но ведь это андеграунд. Пишешь книжки - ради Бога. Никто Горькому слова не скажет. А зачем баловаться "карнавализьмой" на такой ответственной должности? Вы хотели бы попасть в руки врачу, который, вместо одиннадцатилетки, клей нюхал или подрабатывал мойкой машин, а потом "прозрел" и закончил медицинский институт? Что это, кстати, за институт такой, куда без среднего образования принимают. "Межгалактический университет имени неизвестного утёнка Толмачёва"?
Это ещё учтите, что оборона дело стрёмное. Тут особо зарываться и большевики опасались. А если взять МПС или МНП? Волосы дыбом встают. Что там говорить, если Хрущёв ПИСАТЬ НЕ УМЕЛ.
А какой уровень образования в советских академиях? Много-много уровень советской академии можно приравнять к уровню дореволюционного военного училища. В 20-е ещё работал старый преподавательский состав, но в конце 20-х всех русских офицеров и генералов расстреляли. Осталось несколько реликтов, которые не делали погоды. Да ещё в конце 30-х уничтожили большинство краскомов, учившихся у "белых людей".
Вот так войну и выиграли. Решили паровозом управлять методом проб и ошибок. Посреди тундры. Что же, поезд дошёл до места назначения. Потери? 400 человек. Пассажирами топили, да ещё три десятка горе-машинистов обварилось паром, попало в топку или угодило под колёса. "Наш паровоз вперёд летит..."
Нет, что ни говорите, нет в РФ офицеров как класса. УВЫ. А уж генералов... Как вспомнишь эти РЫЛА: Лебедь, Грачёв, Рохлин, Шаманов. МОРОЗ ПО КОЖЕ... Это глухая, глухая деревня, даже не великорусская, а удмуртская, с генетическим вырождением из-за близкородственного скрещивания. Тут СЕЛЕКЦИЯ. Не случайно более-менее приличный Иванов из кэгэбистов. Среди армейских не смогли найти.
У тебя ничего доверия не вызовет, кроме первого канала и газеты правда, блохастый.
Это "изобретение" возникло из-за того, что совок не мог в бронетранспортеры.
На твоём скрине безвозвратные потери близки. Взяли несцы Москву, разбили ссср? Вот и соси хуй:3
В армии не служил[7]
С 1972 по 1977 год Сергей Шойгу учился в Красноярском политехническом институте и окончил его по специальности инженер-строитель
Ты слепой? 626 тыс. советских солдат убито, умерло, пропало без вести. У немцев 457 тыс. вместе с ранеными и больными
> Вот и соси хуй:3
А, ты просто зелёный
Я красный.
Рыночек порешал.
Сколько же пиздежа
Пидорвань окончательно скатилась до боевых картинок
...Я понимал важность образования, и именно поэтому всегда старался подбирать себе пополнение из молодых ребят с образованием. Например, на Курской дуге нам прислали много узбеков, но мне удалось выбрать человек десять, восемь из которых были молодые ребята, окончившие десять классов. Все они были грамотные ребята, которыми я был доволен. Недаром говорят, что войну выиграла молодежь и десятиклассники, в частности, все-таки образование очень многое значит.
>>406758
>>408432
...В запасной полк приехали "покупатели", проводить курсантский набор в Ташкентское пехотное училище имени Ленина. Я со своими 7-ю классами школы считался образованным, подходящим кандидатом на учебу, и меня вместе с другими "грамотными" привели на "отборочную комиссию". В комнате висела школьная доска и два подполковника проводили набор. Я зашел, мне дают в руки мел и говорят - "Напиши Н2О", написал, - "Что это?", я усмехнулся - "Вода" - "Молодец, ты принят в училище".
>>408471
...Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача – уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: “Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее”. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…
Первая мировая в орудиях убийства мало что поменяла. Пулеметы, радио и стрельба с закрытых позиций были изобретены ДО. Первая мировая поменяла характер войны. Это первая война наций, а не армий. Первая тотальная война.
Французские потери тоже были больше немецких, чего здесь удивительного? В этом суть блицкрига, вывозить на удержании инициативы, которая решает покуда фронт подвижен.

...И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
- Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
- Куда ранило?
- Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься – зубы скрипят. Вспоминаешь – где ты? Там или здесь?..
...Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: “Старшина за бортом!” Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…
А я другое скажу... Самое страшное для меня на войне - носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то... Я не выражусь... Ну, во-первых, очень некрасиво... Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года... Перешли советскую границу... Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и... И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а... Ну, понятно... Мы увидели нормальное женское белье... Почему не смеешься? Плачешь... Ну, почему?
На самом деле, насколько я помню могу и ошибаться, сразу говорю, конкретно в битве за Москву дохуя людей положили уже после контратаки, в частности на Ржевско-Вяземском выступе
Эту ветеран-тян мне жалко очень на самом деле, я ей сочувствую. Но мне вспомнилась ебанутая пизда-контрактница из моей части, когда я был срочником. Когда она хотела "писить)))", всех выгоняли из туалета, а в дверях становился ОХРАНЯТЬ специальный шакалий подсосок-активист. Пиздец ёбань- в войну баба в лодке должна была ссать, и всем похуй, а в наше время даже в соседней кабинке не должно быть случайного солдатика- королевна с одной лычкой желает облегчиться в одиночестве

А присоветуй Драбкина книги. Я Никулина читал и остался в восторге.
От себя посоветую фошыздские "Смерть через оптический прицел" и "1941 год глазами немцев".
У них от "Ваньки-ротного" печет ничуть не меньше. ВРЕТИ просто-таки из палаты мер и весов.
А ЧВК Винегрет-то в Сирии - кагдиды...
>китайцы напали на своего соседа
На этом моменте грязноштанные постоянно срезаются, когда их спрашивают про возможность войны между сисиалистическими странами. Да, а узкопленочные даже с индусами успели повоевать
Эти уебки дохли даже и в 60-х, после распития, блядь, бакелитового лака.
...США по лендлизу снабжали нас тушенкой. Какой же вкусной она нам казалась. Тонкие, длинные пластиночки этого сала с мясом были искусно закручены в рулончики и упакованы в железную баночку. Стоит только открыть банку и просто божественный запах распространялся вокруг. И вот первый ломтик уже в руках. Кладешь его на хлеб и ешь... Вкуснотища! Эта тушенка была очень калорийной. После нее долго не хотелось есть. Спасибо Америке хотя бы за эту помощь. Делали-то мы в это время одно общее дело.
>вся промышленность
- это, конечно же, просто жыр. Эх, лендлизодрочеры-мясомзакидатели-вопрекипобедители-русскаязимавинители, ненаглядные вы мои - из года в год одно и тоже говно и жрёте и мечете, и толку от вас ровно никакого, смех да стыд один , говноеды позорные.
...Утром меня разбудил начальник ремонтной бригады и сказал: "Боднарь, поехали за тросами в Москву - танк тащить". Дали нам полуторку и мы приехали на место сегодняшнего Храма Христа Спасителя. Там были бухты американского троса очень легкого и очень прочного, мы закатили эту бухту на полуторку и к вечеру уже были опять на Рузе, саперы подцепили наш танк, вытащили, просушили, заменили аккумуляторы и через три дня я уже был опять в наступлении. Поэтому, когда я прихожу сейчас к Христу Спасителю со своими, то говорю: "Имейте в виду, что там, где стоит сейчас храм Христа Спасителя, то там в 42-ом году я брал бухту американского троса".
...Американский танк "Шерман" изнутри был очень хорошо выкрашен. Хорошо - это не то слово! Прекрасно! Для нас тогда это было нечто. Как сейчас говорят - евро-ремонт! Это была какая-то евро-квартира! Во-первых, прекрасно покрашено. Во-вторых, сидения удобные, обтянуты были каким-то замечательным особым кожзаменителем. Если танк твой повредило, то стоило буквально на несколько минут оставить танк без присмотра, как пехота весь кожзаменитель обрезала, потому что из него шили замечательные сапоги! Просто загляденье!
> Ой какие вы здесь знающие на военную тему. Совету попробовать в военач пойти расказать.
> Или боитесь быть обоссаными?
Что, печёт, мартышка?
Это копия, сохраненная 26 мая 2018 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.