> На décadence указывает не только признанная разнузданность и анархия в инстинктах; на это указывает также перепроизводство логического и характерная ярость рахитика. Все преувеличено, buffo, карикатура, все вместе с тем затаенно, себе на уме, подземно. – Я пытаюсь постичь, из какой идиосинкразии проистекает уравнение: разум = добродетель = счастье – это причудливейшее из всех существующих уравнений, которое особенно претит всем людским инстинктам.

> Вместе с диалектикой наверх всплывают злобные. В хорошем обществе чураются диалектических манер: они считаются дурными манерами, они компрометируют. Молодежь предостерегают от них. Также не доверяют всему этому выкладыванию доводов. Приличные вещи, как и приличные люди, не таскают своих доводов так вот в руках. Неприлично показывать всю пятерню. То, что сперва еще должно себя доказать, стоит немногого. Всюду, где авторитет относится еще к числу хороших обычаев, где не «обосновывают», а приказывают, диалектик оказывается чем-то вроде паяца: над ним смеются, его не принимают всерьез.

> Диалектику выбирают лишь тогда, когда нет никакого другого средства. Известно, что ею возбуждаешь недоверие, что она мало убеждает. Ничто так легко не изглаживается, как эффект, произведенный диалектиком: это доказывает опыт любого собрания, где произносятся речи. Она может быть лишь средством вынужденной защиты в руках людей, не имеющих никакого иного оружия. Должно быть, приходится завоевывать свое право: ни на что, кроме этого, она не годится.

> Что такое ирония? Выражение протеста? Ресентимент злобных? Не наслаждаются, как угнетенные, своей собственной свирепостью, вонзая, как нож, свои силлогизмы? Мстят ли достойным, которых очаровывают? – Если ты диалектик, то у тебя в руках беспощадное орудие, им можно тиранить; побеждая, ты еще и компрометируешь. Диалектик вынуждает своего противника доказывать, что тот не идиот: он приводит в бешенство и вместе с тем делает беспомощным. Диалектик депотенцирует интеллект своего противника. – Как? разве диалектика является только формой мести?

> Коль скоро из разума требуется делать тирана, то должна существовать немалая угроза того, что таким тираном сделается нечто иное. В разумности тогда угадывают спасительницу; ни "врач", ни его «больные» не вольны быть разумными – это de rigueur, это их последнее средство. Фанатизм, с которым все помыслы набрасываются на разумность, выдает бедственное положение: находятся в опасности, есть только один выбор: или погибнуть, или – быть абсурдно-разумными… Сей морализм обусловлен патологически, равно как и оценка диалектики. Разум = добродетель = счастье – это просто означает: надо подражать "врачу" и возжечь против темных вожделений раз и навсегда дневной свет – дневной свет разума. Надо быть "благоразумным", "ясным", "светлым" во что бы то ни стало: каждая уступка инстинктам, бессознательному ведет вниз…

> Я дал понять, чем очаровывают эти обманщики: кажется, что они врачи, спасители. Нужно ли указывать еще на заблуждение, заложенное в их вере в «разумность любой ценой»? – Это самообман с их стороны, будто они уже тем выходят из décadence, что объявляют ему войну. Выйти из него – выше их сил: то, что они выбирают как средство, как спасение, само опять-таки является выражением décadence – они меняют его выражение, они не устраняют его самого. Они - недоразумение; вся исправительная мораль, также и их методы, есть недоразумение… Самый яркий дневной свет, разумность во что бы то ни стало, ясная, холодная, осторожная, сознательная, без инстинкта, сопротивляющаяся инстинктам жизнь сама - лишь болезнь, иная болезнь – а вовсе не возвращение к «добродетели», к «здоровью», к счастью... Быть вынужденным побеждать инстинкты – вот формула для décadence; но пока жизнь восходит, счастье равно инстинкту.