Я заканчиваю - и высказываю мой приговор. Я осуждаю логицизм и формализм, я выдвигаю против этой вырожденческой формы сознания самые страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Логицизм ничего не оставил не тронутым в своей порче, он обесценил всякую ценность, из всякой истины он сделал ложь, из всего честного - душевную низость. Осмеливаются ещё мне говорить о его “гуманитарных” благословениях! Удалить какое-нибудь бедствие - это шло глубоко вразрез с его пользой: он жил бедствиями, он создавал бедствия, чтобы себя увековечить... Червь греха логической ошибки, например, таким бедствием впервые - церковь, впервые - Аристотель - обогатил человечество! - “Равенство душ перед логикой и диалектикой”, эта фальшь, этот предлог для rancunes всех низменно настроенных, это взрывчатое вещество мысли, которое сделалось наконец революцией, современной идеей и принципом упадка всего общественного порядка, - таков аристотельянский динамит... “Гуманитарные” благословения логицизма! Выдрессировать из humanitas само противоречие, искусство самоосквернения, волю ко лжи во что бы то ни стало, отвращение, презрение ко всем хорошим и честным инстинктам! Вот что такое, по-моему, благословения аристотельянства! - Паразитизм, как единственная практика церкви логицизма, высасывающая всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и “святости”; диалектика как воля к отрицанию всякой реальности; формализм как знак принадлежности к самому подземному заговору, какие когда-либо бывали, - заговору против здоровья, красоты, удачливости, смелости, духа, против душевной доброты, против самой жизни...
Это вечное обвинение против логицизма я хочу написать на всех стенах, где только они есть, - у меня есть буквы, чтобы и слепых сделать зрячими... Я называю Аристотеля единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, - я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества...
И вот считают время с того dies nefastus , когда начался этот рок, с первого дня философии! - Почему лучше не с последнего? - Не с сегодняшнего? - Переоценка всех ценностей!

Что с того, что правым остаюсь я! Я слишкомчастоправ. – А кто нынче хорошо смеётся, тот посмеется и последним.

Можно было бы подставить Сократа вместо Аристотеля, и это было бы... логичнее, но факт и истина в том, что вряд ли Сократ ставил логику и диалектику выше истинности (ирония была его последним, - лучшим, любимым инструментом, - все остальное следовало из неё)... Платон - тем более таким не был, и, попав под влияние Сократа, просто переложил свои личные умыслы - на новом языке. Аристотель же - совершил форменное преступление против духа истины, извратил само понятие действия, утвердив, будто бы оно должно быть логически согласованно, в первую очередь, а не истинно (будто бы истина не может быть без логики).
Формула нашего décadence: "Если A, то B" - вместо следования правде, действительности, интуиции...

Формула нашего счастья: Да, Нет, прямая линия, цель…

Что хорошо? - Всё, что повышает в человеке чувство жизни, волю к жизни, самую жизнь.
Что дурно? - Всё, что происходит из страдания.
Что есть счастье? - Чувство растущей истинности, чувство преодолеваемого заблуждения.
Не удовлетворённость, но стремление к жизни, не мир вообще, но война (со злой природой), не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс,virtu, добродетель, свободная от моралина).
Вредные и вырожденческие формы сознания должны исчезнуть: первое положение нашей любви к живому. И им должно ещё помочь в этом.
Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко лжи и вырождению - вера в спасение посредством логики.

Итог: имморализм - мышление, свободное от ограничений морали.

NB: логика - это исключительно - для неживого. Отсюда и "конфликт" (ложные противопоставления и как следствие результат - противоречия - и распад).
Правильной области (мышления, действия, жизни, не-жизни) - подходящий инструмент, - не иначе (законы логики не могут работать на том, что изменяется слишком быстро, чтобы эти законы могли найти какое-то воплощение).

>>22251
Ницшешиз, иди нахуй

"...Депрессия, а не безумие пугает нас, мы страшимся деморализации, а не сумасшествия, крушение иллюзий ума, а не его расстройство грозят нашей культуре надежд. Эпидемия депрессии заткнет рты болтливым голосам в нашей голове, заставив жизнь замертво замерев на своих рельсах."
"Цапффе, Шопенгауэр и Лавкрафт лишь были достаточно честны, чтобы не сдаться на потеху жизнеутверждающих истериков. Это рискованно для любого, но еще более рискованно для писателей, потому что антивитальные убеждения деградируют их труды до нижних полок архивов, сравнительно с ремесленниками слова, капитулировавшими перед позитивным мышлением или, по крайней мере, следующими принципу двусмысленности, когда речь заходит о нашем виде. Люди стремятся держать двери открытыми для любой малейшей возможности того, что наша жизнь не является ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННОЙ. Даже высокообразованные читатели не желают слышать о том, что их жизни являются просто эволюционной случайностью — и не более того — и этот смысл не тот, о смысле которого люди хотели бы думать."

"Вследствие подобного отрицания Шопенгауэр занимает гораздо меньшую площадь в музее современной мысли, чем его антагонист и германский соотечественник Фридрих Ницше. Шопенгауэр не обещает индивидууму ничего, кроме исчезновения после посмертного воспоминания своей «истинной природы» в качестве небольшого сувенира от безличностной и всепроникающей Воли. Ницше заимствует из религии и проповедует о том, что, хотя нам не суждено войти в загробную жизнь церковных моделей, тем не менее мы должны быть духовно готовыми повторять эту жизнь снова и снова до мельчайших подробностей в течении вечности."

"Среди прочего Ницше прославлен как пропагандист человеческого выживания, настолько, насколько выживающий способен следовать своей линии в качестве извращённого пессимиста — некто, посвятившего себя любви к жизни именно потому, что жизнь это наихудшее из представимого, садомазохистская увеселительная прогулка через беды и перипетии существования до самой смерти. Ницше не видел проблемы в человеческом существовании как трагедии сознания, матери всех ужасов. Этот нетипичный пессимист составляет противоречие «нормальному» пессимизму Шопенгауэра, этому смуглому приёмышу философии, говорящему двусмысленности о том, что жить это не хорошо — и никогда не будет хорошо. Даже наиболее восторженные комментаторы Шопенгауэра, не находящие технические аспекты его изложений выпадающими, притормаживают, как только он начинает открыто наващивать пессимизм или рассуждать о Воле, как неосознающем себя кормчем всего живущего, кретинистической силе, которая заставляет все делать то, что оно делает, имбецильном кукловоде, поддерживающем шум и гам этого мира."
"Фигура Шопенгауэра слишком малоросла для оскорблений по сравнению с ведущими мыслителями, и это типичная ситуация для философов, не скрывающих свое неудовольствие жизнью. Хотя и Шопенгауэр, и Ницше обращались только к аудитории атеистов, Шопенгауэр допускает ошибку — с позиции связей с общественностью — не придавая человеческому существу специального статуса относительно мира вещей органического и неорганического происхождения, и не озвучивая никакого особого смысла нашего существования. В отличии от Шопенгауэра, Ницше не только воспринимает религиозные прочтения жизни достаточно всерьез, чтобы пространно их критиковать, но и попросту одержим заменой традиционных ориентиров ценностными целями и чувством смысла, которые даже неверующие выпрашивают, скуля словно голодные псы — неким проектом, в котором личность может потерять (или найти) себя. Ключом популярности Ницше среди атеистических аморалистов является его материалистическая мистика, умственный фокус, который делает бессмысленность мира чем-то значимым и заменяет судьбу на свободу прямо на наших глазах. На фоне скотопрогонного существования Шопенгауэра, в котором непонятная сила (Воля) сгоняет нас в стада — это срабатывает."