>>334330
так и есть.

Жили-были старик со старухой.
Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошел посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
Воротился он домой и рассказывает старухе.
А она ему говорит:
— Да кто же репу нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверное, это медведь проказит! Поди-ка, старик, покарауль вора!
Старик взял топор и пошел караулить на ночь. Лег под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай таскать репу — нагреб целое беремя и полез через плетень.
Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался.
Заревел медведь и ушел на трех лапах в лес.
Старик взял отрубленную лапу, принес домой:
— На, старуха, вари.
Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть.
Старуха прядет. А медведь сделал себе липовую ногу и пошел к старику со старухой.
Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает:

— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.

Старуха услышала это и говорит:
— Поди-ка ты, старик, запри дверь, медведь идет...
А медведь уже в сени вошел, дверь отворяет, сам приговаривает:

— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.

В те поры старик со старухой испугались.
Старик спрятался на полати под корыто, а старуха — на печь, под черные рубахи.
Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой да и угодил в подполье.
Тут собрался народ, и убили медведя.

сука, а песенка и правда крипотная.

алсо есть вариант с хуевым эндингом, там старики палят свои нычки и медведь их зохавывает.

>>334330
а вот это вообще пиздец. паста настолько поехавшая, что даже жутковато.

Жилистую еще живую левую медвежью ногу обнаружил Дед в капкане: слишком мощные челюсти аппарата тщательно ампутировали ее. Животное клюнуло на излюбленную им пропастину - лакомство гурмана - протухший и зачичиревший мясной клок.

Вокруг происходила поздняя осень - лучшее время для заготовки богатых подшерстком медвежьих шкур. Весной, когда зверь выходит на волю после длительной отсидки в берлоге, брать его на шубы и половики - хуже. За зиму в прямой медвежьей кишке образуется пробка из экскрементов и, удаления для этой мешающей пакости, медведи катаются с различных горок на собственной заднице. При этом происходит расчесывание, укладка и неизбежное прореживание свалявшегося меха. А летом медведи и вовсе лысоваты. Так что лучший медвежий мех - осенью...

Мстительный и жестокий осенний увечный зверь скрывался неподалеку. Он робел издавать звуки, мучался молча, пережевывая лечебный медвежий корешок, на его счастье случившийся рядом.

Дед озирался - невыносимая аура медвежьего страдания нависала над ним, давила, вызывая болезненные ощущения, заставляла бежать, задыхаясь, вон из леса, без оглядки прихватив добычу.

В окраинном лесном перелеске Дед был застигнут воплем травмированного существа, обещавшем вечные муки похитителю конечности...

Закатной порой Дед вступил в свой дом. Прежде всего отразясь в гигантском зеркале. Оно обладало потрескавшейся амальгамой, волнистым стеклом и темной барочной рамой с несколькими пузатыми путти. Крылышки у всех путти были обломаны.

Деда встретила земным поклоном Баба. Всю свою жизнь она была дополнением к Деду - дополнением косвенным и незначащим, каким и положено быть всякой жене по отношению к мужу своему. Ее функции относительно Деда укладывались в нехитрую формулу: Ноги мыть и юшку пить. Вот и сейчас Баба тщательно вымыла Дедову медвежью Ногу и расчленила ее на отдельные составляющие. Мясо поставила варить, а шкуру остригла ножницами, получив сразу два продукта - половичок и руно.

Поздним вечером, наевшись пористого, темного и сладкого медвежьего мяса, Баба, как обычно, вымыла Деду Ноги, выпила ополоски и, усевшись на медвежьем половике, принялась теребить медвежью же шерсть с целью дальнейшего прядения...

Темная ярость по поводу навсегда ненавистного Деда гнала Медведя из лесу. Все операции, проделанные Бабой над Ногой, он ощущал так, будто Нога еще была при нем, будто не порвалась живая связь нервов и кровеносных сосудов. Садистские ухищрения тупого Бабьего ножа заставляли его корчиться и выть от невыносимой боли. Эта боль швыряла Медведя на встречу с убиваемой Ногой. Изнывающая гибнущая конечность призывала и притягивала его.

Медвежий корешок делал свое лечебное дело, но передвигаться было бесконечно трудно. Сдирая когти до темной крови, Медведь ободрал липовый пенек, случившийся рядом. Перетирая зубы, он выгрыз пень из земли и лыками приладил обрубов дерева к обрубку Ноги. Смешиваясь, стекали в землю слезы и кровь деревянного и живого существ.

Выломав березовую подпорку для своего страдающего тела, Медведь двинулся по направлению страстного и нежного Ножного зова:

Скырлы - скырлы

На липовой Ноге,

На березовой клюке.

В окраинном лесном перелеске страдания Медведя достигли апогея: Дед и Баба алчно рывали зубами мясо с неприсутствовавшей Ноги, тщательно обгрызали кости, высасывали из них лакомое содержимое. Медвежьих сил для двигаться уже не было - животное подгоняла животная святая злоба.

Все по селам спят,

Но деревням спят.

Одна Баба не спит,

Мое мясо варит,

На моей шкуре сидит,

Мою шерстку прядет.

Глубокой ночью, ослепленный болью, повинуясь призывам Ноги, добрел Медведь до Дедова дома. Потеряв в тяжких муках рассудок, животное ворвалось в жилище.

Навстречу ему из зеркала выломился увечный медведь с воспаленными мутными глазами. Его сопровождали мятущиеся в воздухе и жужжащие путти. Динамика движения зазеркального гостя была настолько сильна, что в движении своем пройдя сквозь Медведя, он слился с ним, стал им, развернул его вон из людского приюта.

Осуществившись на улице. Медведь и ноющий больной гость внутри него, ринулись по направлению к спасительному лесу. Тяжелый рефрен подгонял их:

Все по селам спят,

По деревням спят.

Одна Баба не спит,

Мое мясо варит,

На моей шкуре сидит,

Мою шерстку прядет.

В окраинном лесном перелеске медвежьи страдания начали утихать. Пережевывание мясного массива отсутствовавшей Ноги сменилось менее сильным ощущением медленного кипения. По ампутированной левой конечности пробегали пузырьки воздуха, которые при кипении неизбежно стремяться вырваться из сосуда прочь.

Скырлы - скырлы

Нa липовой Ноге,

На березовой клюке -

ковылял по ночному лесу полуживой медведь. Боль пыток, производимых злобными людьми, постепенно отпускала его. Ему казалось, что происходит отмирание нервных центров, наступает благодать агонии. Из последних сил стремился Медведь к кусочку фатального пространства, где он в последний раз пребывал в диалектическом единстве со своею Ногою...

Наступило по-вечернему мрачное утро, запечатленное умиранием и тлением. Всю ночь работящая Баба напрасно пыталась выпрясти, высучить шерстяную нитку, но жесткие клочки Медвежьего меха противились насилию. Половичок, на котором сидела незадачливая пряха, колол стерней шерстинок, их обрубки прожигали пышные телеса. От перенапряжения минувшей ночи Бабу стошнило.

Омыв проснувшемуся Деду Ноги в своей блевотине, Баба соорудила из бывшего половичка кошель, слила туда ополоски с Дедовых Ног, аккуратно сложила оставшуюся непряденой медвежью шерсть, вручила кошель Деду и проводила его до зеркала с осыпавшимися путти...

В окраинном лесном перелеске до Деда донесся прощальный стон умирающего Медведя. Дед заспешил.

И вновь триада Дед-Нога-Медведь воссоединилась в одной точке изогнутого континуума пространство-время. Но зеркальная повторяемость не сработала - разобранная Нога не могла осуществиться в виде единого образования плоти для дальнейшего прирастания через посредство капкана к агонизирующему владельцу. Осознание невозможности аннигиляционных эффектов бросило Медведя к виновнику катастрофы. Цепенеющими челюстями он перервал глотку навсегда ненавистному Деду.

Их трупы и изуродованный труп левой Ноги соединились в вечном объятии на палой листве молчаливым обозначением факта, что когда-то все они и были, и ЖИЛИ.

>>334334
Пиздец психоделия. Алсо, мне в детстве читали другой вариант, там мужик пошёл в лес рубить дрова, а из лесу выходит медведь и говорит ему, типа слышь мужик, давай бороться. Ну мужик ему ногу топором отрубил и съебал с ней домой. В конце медведь на протезе приходит к ним в дом и сжирает хозяев. Блядь, ну и в чем мораль подобных опусов? нахуя такое детям читать? Трэш и снафф какой то, мясо ради мяса, в детстве не улавливал ничего доброго и поучительного в этой сказке, и сейчас не улавливаю. Из похожего помню только какую то сказку про кузнеца, который с другом пошёл в лес, зашёл в избушку, потом друга расчленила и съела огромная одноглазая хозяйка этого домика, кузнеца связала и стала топить печь, но тому удалось каким-то образом съебаться, но он увидел то ли золотую ручку какую, то ли золотой топорик, короче взялся за него рукой и прилип намертво. Ну тут поучительный момент ясно прослеживается, в общем, он отрубил или отпилил себе руку и так одноруким съебался.
Ещё в детстве люто откладывал кирпичи со сказки, где череп жег пустыми глазницами и сжег всех в пепел, там ещё было жуткое описание леса, где жила баба яга, там ещё всадники какие то немые на разных конях проезжали по лесу. Алсо, в сборнике братьев Гримм была какая то пиздатая сказка, где герой поднимается по этажам какого то дворца, и на каждом этаже видит то отрезанные пальцы, то отрубленные головы, а потом на верхнем этаже сидит какой то мудак, который на вопросы, что это такое на этажах, отвечает: да все ништяк, это же капустные кочерыжки. Сказка про товарища, который запрещал своим женам заглядывать в одну комнату, но они все равно туда заглядывали а там кровища, кишки, все забрызгано и трупы бывших жен, и яичко, которое муж давал, из рук хуяк в кровь, все испачкалось, пятна не оттираются ааааа блядь чо делать сука муж пришёл топором порубил отправилась в комнату с трупами в разобранном виде, тоже хороша.
Сказки что ли пойти перечитать, с детства не открывал. Мне мать ещё привозила какой то сборник сказок народов севера, толстый такой, с обложкой выполненной в кислотных цветах, там какой то мерген целился из лука в громадную жар-птицу, так там вообще дикие вещи попадались.

— Пойдем в подвал? — спрашивал Карлсон.

Никакого пропеллера, как в мультике, у Карлсона не было. Если живешь в подвале, пропеллер ни к чему. Там летать негде. И штанов на помочах, в смешную клеточку, у Карлсона тоже не было. Он всегда ходил в длинной рубашке до пят, с кружавчиками у ворота. А ворот собирался в гармошку специальным шнурочком, отчего лицо Карлсона сразу делалось из обычно синюшного — темно-лиловым. С пятнами угольного румянца на щечках. Приди Малыш на уроки в такой рубашке и без штанов, его бы, пожалуй, из школы выгнали. Одноклассники засмеяли. А мама неделю бы ругалась. Впрочем, мама ругалась бы год, наверное, а папа взялся за ремень, узнай они, что Малыш ходит играть в подвал с Карлсоном.

Хорошо, что Карлсона никто не видел.

В первый раз Малыш испугался. И ничего стыдного или смешного тут нет: любой испугается, если к нему прямо во дворе подойдет синий толстячок в девчачьей рубашке, заискивающе улыбнется и спросит:

— Пойдем в подвал?

— Не-а, — замотал головой Малыш, когда это случилось впервые. Он тогда еще не знал, что хоть всю голову в клубок смотай, Карлсон все равно не отстанет. Такой приставучий уродился. — Мне нельзя в подвал. Мне мама не разрешает.

— Можно, — ласково погрозил пальцем Карлсон. — Тебе можно.

Он стянул шнурок у ворота, густо налился ежевичным соком и добавил, моргая:

— Тебе очень нужно в подвал. Мы там будем играть. Пошли…

Подвал оказался совсем рядом. Даже идти никуда не надо. Моргнешь раз, другой — и ты в подвале. Нет, сперва ты на лестнице: узкой, каменной, зажатой между облупившейся стеной, сплошь в ржавых потеках, и высоким бортиком из бетона. Ступеньки разного размера. Малыш всегда спотыкался на седьмой — щербатой, сколотой, какой-то недоношенной — и чуть не падал вниз, на грязный заплеванный пятачок земли перед дверью. Хорошо, что Карлсон успевал схватить приятеля за плечо. Здесь нельзя было спотыкаться и падать. Просто спотыкаться — еще ладно, наверное, здесь каждый спотыкался, а вот падать — ни за что. Упадешь — и сразу случится что-нибудь плохое. Будешь валяться, как дохлая кошка. Ну, эта, серая в полоску, которая тут вечно валяется.

Спасибо доброму Карлсону: поддерживал.

Правда, на плече оставался синяк, похожий на лапчатый кленовый лист.

Огромный замок на двери хрипел и колыхался, когда в нем ковырялись ключом. У замка было дурное настроение и простуженное горло. «Скажи: «А-а-а!» — шутил Карлсон, подражая ухо-горло-носу, толстому дяденьке доктору из поликлиники, с круглым зеркалом на лбу, лечившему однажды Малыша от ангины. Позже, когда Малыш пообвыкся, Карлсон стал доверять ему самому вставлять ключ-ложечку в глотку замку. «А-а-а! — веселился Малыш, подражая другу, и выходило громко, оглушающе громко, сотрясая все запертое нутро подвала: — А-а-а!..»

Замок сглатывал и открывался.

Дужки выходили из него розово-слизистыми, топырясь двумя рожками.

В подвале отовсюду росли корни дома. Они сосали из стен пахнущую железом кровь — и ветвились, разбухали, выпячивались узлами сгонов, влажно блестели заклепками. По узлам сгонов можно было подсчитать, сколько дому лет. Иногда корень лопался, из черного нутра шибало свистящим паром или струей жидкости. Карлсон часами мог принимать баню, отплясывая возле лопнувшего корня. А Малышу эта игра быстро надоедала, и он шел бегать по потолку с Гнилушкой.

Но это все произошло потом, когда Малыш привык.

В первый же раз они открыли дверь подвала, вошли в сплетение корней, вдохнули сырой, по-особому щекотный воздух, и на этом подвал закончился.

— Малыш! — крикнула из окна мама. — Не сиди на земле! Простудишься!..

Малыш чихнул и выяснил, что действительно сидит на земле возле скамейки. Напротив оглушительно лаяла болонка Чапа, пятясь от него. Морда у собаки была испуганная. Кстати, с этого дня Чапа всегда заходилась лаем, встречая Малыша, и хозяйка Чапы, добрая старушка Вава, очень расстраивалась.

А соседский ротвейлер Дик, бешеная скотина, при виде Малыша начинал скулить.

В следующий раз Карлсон пришел на уроке литературы. Малыш только что дочитал у доски «Лукоморье» и собирался продолжить, но Марь Лексевна, классная руководительница, его остановила.

— Достаточно, — сказала она, намереваясь ставить в журнал пятерку.

— Что вы, Марь Лексевна! — расстроился Малыш. — Там дальше самое интересное. Там Руслан этого гада за бороду… и вообще. Вы, наверное, просто не читали дальше, вот и не знаете. Хотите, я расскажу?

Марь Лексевна поставила в журнал четверку, за «избыточную декламацию». «Садись!» — велела классная руководительница. Пригорюнившись, Малыш сел. Он размышлял, что руководительница вовсе не классная, а так себе, баба-яга в жакете, и смотрел, как по проходу между партами к нему идет Карлсон. Толстенький, в рубашке до пят, синий и улыбчивый, Карлсон не привлекал внимания одноклассников. Марь Лексевну он тоже не занимал. Малыш подумал, что случилось бы, увидь руководительница толстяка без штанов, и заулыбался.

— Пойдем в подвал?

— Ага…

Если пройти по подвалу дальше, через пульсирующий коридорчик, где всегда кто-то охал и вздыхал, можно было встретиться с Гнилушкой. Суставчатая, похожая на мокрицу с лицом испорченной девчонки, Гнилушка обожала шутки. Она гордилась своим чувством юмора. Особенно она любила свешиваться с потолка в самый неподходящий момент.

— Бу-у-у! — отрыгивала Гнилушка и хохотала басом.

Если правильно отскочить, быстро-быстро взмахнуть руками и хрипло заорать в ответ — что угодно, лишь бы хрипло, — Гнилушка утаскивала тебя на потолок. Там вы принимались бегать взапуски: ты на четвереньках, потому что иначе падал вниз, а Гнилушка — как угодно. Она не падала, а если хотела спуститься, лезла по стене, шурша ножками, или выпускала из брюшка скользкий шнурочек, вроде того, что стягивал шею Карлсону.

Жаль, что бегать по потолку больше минуты не получалось.

Малыш постепенно научился ловить приближение конца игры. Он теперь не валился с потолка, больно ударяясь о бетон пола, а ловко спрыгивал. Когда хотелось еще побегать вверху, между узловатых корней, пугая трусливых крыс, снующих по корневищам, надо было попросить Гнилушку еще разок подкрасться. «Бу-у-у!» — ты отскакиваешь, быстро-быстро машешь, хрипишь, и так далее. Только Карлсон предупредил, что увлекаться гонками не стоит. Иначе сам сделаешься суставчатым, со шнурком в брюшке, а лицо у тебя станет испорченное. Не обязательно как у девчонки, но испорченное, это точно.

Пока Малыш играл с Гнилушкой, Карлсон ловил падающих крыс и связывал им хвосты бантиком.

— Ермаков, ты заснул? — спросила Марь Лексевна.

— Нет, — ответил Малыш.

— Где ты вечно витаешь?

— В подвале, — тихо шепнул Малыш, стараясь, чтобы его не услышали.

В отдельном углу, под щитком с пробками, кнопками и рычажками, жили Теткодядьки. Они были голые и вечно боролись. Поначалу Малыш их боялся. Любой забоится, если голые и борются не до победы, а просто так. В углу стонало, хлюпало и охало. Там вздымалась манная каша, грозя сбежать из кастрюльки. Карлсон научил Малыша смотреть в этот угол искоса, мельком, делая вид, что Теткодядьки тебя вовсе не интересуют. Если пялиться на них в упор, сказал Карлсон, они решат, что ты свой, что хочешь к ним, но стесняешься, — и утащат тебя в угол. Будешь тоже голый. Будешь бороться. А если не станешь притворяться, что тебе с ними хорошо, Теткодядьки обидятся.

Чем опасна обида Теткодядек, он не рассказал, но Малыш и так поверил.

>>334400

Смотреть искоса бывало интересно.

В третьем классе на Малыша взъелся конопатый Бутых. Здоровенный верзила со смешными рябушками на носу, Бутых спрятался в раздевалке и выскочил к Малышу исподтишка. Он ко всем так выскакивал, а к Малышу забыл. Вот вспомнил.

— Бу-у! — рявкнул Бутых, состроив жуткую гримасу.

Малыш подумал, что в подвале это смотрелось бы лучше. А в школе, на переменке… Бутых, к сожалению, считал иначе. Так случается, когда люди расходятся во мнениях: один полагает, что сделанное им очень страшно и очень здорово, а второй не боится и не радуется. Удрученный тупостью Малыша, конопатый Бутых принялся вколачивать в него понимание доступными методами.

— Ты чего? — удивился Малыш, потирая горящее ухо. Было больно, но не очень. Разве что сидеть на полу оказалось холодно: из окна тянуло сквозняком. А еще Малышу стало жалко дылду Бутыха, который, оказывается, совсем не умеет играть. Тут Бутых, видимо, решил помочь Малышу встать. Ухватив жертву за лацканы школьного пиджачка, он скорчил очень страшную, на его взгляд, рожу и рванул Малыша на себя. Чтобы снова не упасть, Малыш ухватился за Бутыха. Заглянул снизу вверх в конопатое лицо.

— Пойдем в подвал? Поиграем?

Как-то само вырвалось.

А потом Малыш два раза правильно моргнул, и они вместе ушли на лестницу с разными ступеньками. Малыш впервые попал сюда без Карлсона. «Как же я дверь открою?» — подумал он. Но ключ с радостным воплем выскочил из трещины в бетоне, кувыркнувшись в руку Малыша. Бутых от неожиданности выпустил добычу, и Малыш мигом оказался возле двери, удачно перепрыгнув через нехорошую седьмую ступеньку. Замок на этот раз не стал кочевряжиться: сказал «А-а!..», словно узнав гостя, и открылся.

Опомнившийся Бутых, видя, что добыча ускользает, сиганул следом. Через все ступеньки сразу. Дылда едва успел выставить руки, чтобы не расквасить нос о стену.

— Догонялки! — обрадовался Малыш и юркнул в гостеприимное нутро подвала. Позади громко топотал Бутых. А за Бутыхом с удовлетворенным чмоканьем захлопнулась дверь. Пульсирующий коридорчик они пролетели быстро. Бутых даже не обратил внимания, где решил побегать. Главное сейчас — догнать нахального мальца. Догнать и отмутузить.

Чтоб знал.

Ныряя под сплетение чугунных, свистящих паром корней, Малыш заметил на потолке притаившуюся Гнилушку. Сейчас она!.. — в восторге подпрыгнуло сердце.

И Гнилушка оправдала ожидания.

— Бу-у-у! — басом прогудела Гнилушка прямо в лицо Бутыху, свесившись с потолка.

Это у суставчатой мокрицы получилось куда лучше, чем у конопатого верзилы в раздевалке. Малыш впервые смотрел со стороны на проделки Гнилушки. Было очень весело. Давно он так не смеялся! И Бутых повел себя наилучшим образом. Упал на четвереньки, скорчил чудесную рожу и, пятясь, заорал:

— Ы-ы-ы-ы!!!

Только не хрипло, а тоненько-тоненько. И руками не махал. Жаль. Иначе Гнилушка утащила бы его на потолок и Бутых смог бы минуту там побегать. А так — не получится. Но это ничего, можно будет еще попробовать.

Малыш буквально по полу катался от смеха, наблюдая, как Бутых пятится прямиком в объятия Ухвата, притаившегося в старом шкафу. Ухват там жил-поживал. Подкрадешься к шкафу, а он дверцы распахнет и схватить норовит. Глазищами крапчатыми сверкает, лапы тянет… Если увернешься — Ухват смешно подпрыгивает и скрежещет. А потом обратно прячется. Но если поймает, начинает щекотаться усами. Усищи у него, как у таракана, только больше в сто раз. И пока трижды ему лапу не пожмешь — не отпустит. А лапы колючие, шипастые…

Бутых пятился задом, и Ухват его, конечно же, схватил. От щекотки глаза Бутыха стали круглые-круглые, как в мультике. Его всего перекосило: наверное, очень щекотки боялся. Надо ему про лапу сказать…

Но сказать Малыш не успел.

— Это что за безобразие?! Прекратите немедленно!

Оказывается, Бутых по-прежнему держал Малыша за лацканы пиджачка и при этом тоненько выл. Из уголка рта у конопатого тянулась ниточка слюны. А над ними обоими грозно возвышалась завуч Анна Васильна, в раздражении стуча по подоконнику указкой.

Бутых отпустил Малыша, упал на четвереньки, как в подвале, и резво ускакал прочь, продолжая выть на ходу.

*

За драку Малышу влетело. Хоть он был и не виноват. А Бутых еще долго бегал по коридору на карачках, подвывая и больно стукаясь головой в стены. Грозных требований Анны Васильны «Прекратить немедленно!» и «Бутыхов, перестань паясничать!» он вроде как не слышал. Потом из медпункта вызвали докторшу в белом халате, она с трудом подняла Бутыха на ноги и куда-то увела. Бутых не ходил в школу целый месяц. А когда наконец пришел, то стал меньше ростом и дергался невпопад. Теперь дылда все больше молчал и никого не задирал. С Малышом здоровался за руку, но тоже молча, глядя мимо плеча.

Со следующего года Бутыха перевели в другую школу.

Карлсон очень смеялся, когда Малыш рассказал ему эту историю. Прямо квохтал, как курица. И сделался лиловым, хотя шнурка вокруг шеи не затягивал. Очень жалел, что Бутых попался Ухвату, а не Щелкунам или Мокрошлепихе. Или Бледному Кружулику. Те бы его совсем разыграли.

— А это кто такие? — живо заинтересовался Малыш.

— Пошли в подвал? Знакомиться!

— Пошли!

Оказалось, в самой глубине подвала была еще одна дверь. С внешней стороны каменная, а с внутренней — кожаная, лоснящаяся и живая. Когда дверь открывалась, она чавкала. Малыш сказал ей, что чавкать при посторонних неприлично, но дверь зачавкала вдвое громче. Она так смеялась. Врезной замок здесь напоминал рот с острыми зубами. Зубами замок вцеплялся в косяк, когда дверь закрывали. А чтобы дверь открыть, надо было дернуть за торчавшее из стены ухо. Только не сильно, иначе дверь обижалась и могла укусить.

Это Карлсон так сказал, и Малыш ему сразу поверил.

— Замечательная дверь! — добавил Карлсон.

— Ага! — согласился Малыш.

Вообще подвал оказался куда больше, чем думалось поначалу. За следующие три года Малыш открыл для себя великое множество всяких комнат, коридоров, лестниц, тоннелей — прямо настоящий лабиринт. И друзей новых приобрел кучу. Кстати, оказалось, что подвал уходил еще на два-три этажа вниз. Но на самое дно они с Карлсоном спускались редко: там было темно и скучно. Местами воды по колено. Жили там мрачные Топляки-луподыры и скукоженные Дренажеры, похожие на сушеных летучих мышей. Играть они ленились. Если Карлсону удавалось их уговорить, то игры получались какие-то однообразные, большей частью в «съем-не-съешь!», и быстро надоедали.

Зато на верхнем ярусе подвала было куда веселее. Тут имелись комнаты с кроватями-скакунцами (они сами прыгали, как железные лягушки, скрипя пружинами!); попадались углы с захлопом, где так здорово играть в «хлоп-шлеп». Щелкун, похожий на огромного черного кузнечика с дюжиной перепончатых лап, ловко щелкал Малышу орехи кусачками. Кусачки росли у него из ноздрей. Орехи непонятно где добывали Кружулики. Может, воровали. Чтобы они поделились орехами, надо было разрешить им себя закружулить. Малышу нравилось. Он часто кружулился за орехи.

А еще Карлсон показал ему свою домовинку. Там он отдыхал, уморившись от игр.

Однажды Малыш спросил у Карлсона, можно ли привести сюда друзей.

Карлсон задумался. Лицо его от мыслей пошло пятнами.

— А если им не понравится? — спросил он. И вдруг просиял. — Води! Будешь как я. Ну, почти как я. Потому что у тебя нет шнурка и домовинки. Только води по одному. Тут не всем нравится.

Как кому-то может не понравиться в подвале, Малыш не понимал.

>>334401

Но скоро понял.

С друзьями не заладилось. Сашка Маленин отказался после первого раза, Захар Кононенко вообще не пошел. Только Янка Мааса, смуглая девчонка, которую перевели к ним в девятом классе, трижды ходила и говорила, что нравится. А потом и ей расхотелось. И дружить с Малышом расхотелось. Но Малыш не особенно расстроился. Он уже знал, что большинство людей — странные. Им в подвалах не очень-то хорошо.

Когда по телевизору начали показывать фильмы ужасов, Малыш сразу понял: это комедии про подвал.

Смешные.

*

Со временем Малыш вырос. Закончил школу, поступил в Университет. Получил диплом, пошел на работу. Женился. Хотя и не сразу. Его первой невесте не понравилось в подвале. И второй тоже. Зато с третьей все прошло превосходно! Когда их сыну исполнилось семь лет, мама и папа подготовили ему Большой Именинный Сюрприз: в этот день они впервые взяли его с собой в подвал.

Сын был в восторге.

Иногда Малыш водил в подвал сослуживцев и еще кое-кого, например, глупого пьяницу с ножом, который хотел поиграть с ним на троллейбусной остановке. И жизнь складывалась наилучшим образом.

А потом Малыш совсем вырос и даже состарился.

Однажды к нему пришел Карлсон. Давно не ходил, забыл, наверное, а тут взял и пришел. Малыш тоже давно не ходил. Все больше в постели лежал. Поэтому очень обрадовался.

— Пойдем в подвал? — спросил Карлсон.

Он смущенно дергал шнурок и старался не смотреть на Малыша.

— Ага, — улыбнулся Малыш. Старый, он сейчас помолодел, улыбаясь.

— Ты не боишься? — тихо спросил Карлсон.

— Не-а, — расхохотался Малыш. — Это ведь наш подвал. Чего там бояться?!

Карлсон вздохнул с облегчением.

И они ушли в подвал.

Одна девочка как-то почувствовала, что ей тяжело дышать. Она пошла в ванную и стала там сморкаться в раковину. Долго сморкалась, но ничего не выходило. Но потом из носа выскочила большая круглая козявка. Козявка была чем-то похожа на красную икру, только больше. Девочка хотела схватить эту козявку, чтобы получше рассмотреть, но она укатилась в канализацию.
Прошло больше года. Девочка как-то раз каталась на велосипеде по улицам города вместе со своей подружкой. Вдруг с грузовика, который ехал спереди, свалилась большая бочка. Бочка была не пустая – в ней была солярка. Вот эта бочка наехала на девочку и расплющила её вместе с велосипедом. В морге потом из трупа девочки долго выковыривали запчасти от велосипеда.
Только сама девочка не умерла. Она даже боли не почувствовала. Ей показалось, что она нырнула в воду. Вот только что была дорога, велосипед, катящаяся бочка. Потом бац! – и девочка плывёт в воде. Ей даже сначала показалось, что она как-то в эту бочку проникла. Но потом присмотрелась – и увидела, что плывёт в реке. Вот камешки на дне, вот трава, вот другие рыбы.
Девочка сильно перепугалась. Дело в том, что она вообще не умела плавать. Ей показалось, что сейчас она утонет. Она стала махать руками и ногами, чтобы выплыть наверх. Только рук и ног не было. Девочка смотрит – а у неё хвост вместо ног. Руки есть, только они к телу прилипли.
Не сразу, но до девочки наконец дошло, что она русалкой стала. Девочка немного успокоилась. Она поплавала под водой, потом выплыла и подышала воздухом, опять нырнула. Рядом плыла какая-то рыба. Девочка догнала её и схватила своими острыми зубами. Она оказалась хищной русалкой, как щука какая-нибудь.
Девочка догадалась, как всё случилось. Та самая круглая козявка оказалась, на самом деле, икрой. Просто мама девочки во время беременности слишком много рыбы ела, вот у неё и родилась дочка, которая имела внутренние органы как у рыбы. Икра по канализации попала в реку, там превратилась в малька, потом в русалку. Только эта русалка была пока без души. Но когда на девочку свалилась бочка, её душа сразу переместилась в новое тело.
Вот поэтому девочка теперь русалка. Питается рыбой. Иногда ворует шашлыки и хлеб у людей, которые устраивают пикник на берегу. Как-то раз она узнала одну девочку из класса, которую больше всех ненавидела. Девочка-русалка подкралась к ней и утащила под воду. Надо было видеть лицо этой девочки, когда она увидела, кто её топит – мёртвая одноклассница!
Потом как-то девочку поймал рыбак. Он очень, конечно, удивился и обрадовался. Никому ещё не удавалось выловить русалку. Но девочка, как оказалось, ещё умела разговаривать. Она договорилась, что будет поставлять этому рыбаку красную икру.
Это дело оказалось выгодным для обоих. Девочка даёт ему свою икру, крупную такую, зернистую. Рыбак раскладывает икру по банкам, а потом продаёт одному магазину. Деньгами он делится с девочкой. Она себе даже специальный подводный смартфон купила и тёплый водолазный костюм – зимой-то холодно плавать в реке.

>>336888
Кстати, годнота, вдруг кто не читал.

В мою бытность студентом юридического вуза водили нас на практику в морг, было дело. Профессор вскрывал перед нами трупы, снимал скальп с покойника, потом натягивал его обратно, собрав кожу на затылке, череп распиливал, рассказывал нам как и откуда анализы брать. Мы сами до трупов не притрагивались, просто стояли рядом и смотрели, а тянки так те вообще находили всевозможные поводы, лишь бы с практики съебаться, да и пацаны то, признаться, не все выдерживали. Я, ввиду повышенной впечатлительности, практику часто проебывал, появлялся там два раза в месяц, предпочитая вместо этого позадрачивать в макс пейна или фолаут на своем стареньком компе.
Вот однажды отирались мы в коридоре в ожидании начала занятий. Пришло нас человек 8-10 всего из всей группы, пара-тройка пацанов, остальные- бабы. И сука надо было в тот редкий день, когда я соизволил уделить время учебе, начать жутко давить мне на клапан. Я спросил у охранника, где мне найти туалет и пошел в указанном направлении. Потом я дошел до какой то лестницы, которая вела вниз. Я решил, что туалет видимо где то там и стал спускаться. Затем я оказался в коридоре, выложенном кафельной плиткой. В воздухе воняло гнилью и еще какой то непонятной сладковатой хуетой, окон не было, кое где под потолком тускло горели белые плафоны. Коридор оканчивался приличного размера залом, обитым багрового цвета драпировками. Тут до меня дошло, что я в подвале, а это- церемониальный зал, который выходит во внутренний двор морга. Туда обычно подъезжали автобусы и забирали покойников, там же родственники обычно голосили, прощаясь со своими усопшими. Ни хера, куда меня занесло, подумал я.
Посреди зала, на неком подобии постамента, покрытого какой то багряной шторой, стоял гроб. Богато так обделанный гроб ("из ценных пород дерева", почему то промелькнуло у меня в голове), с ручками-застежками по бокам, сделанными под золото, а может и вправду золотые были, хуй его знает. От ценных пород дерева мне вдруг стало необычайно весело и я решил посмотреть, что находится внутри, хуже от этого все равно никому не станет, подумал я. Кроме меня и гроба в зале никого не было, стояла тишина. Гроб целиком завладел моим вниманием, я даже на какое то время забыл, зачем шел. Я на цыпочках подошел к постаменту, приподнял крышку и замер как вкопанный.
В гробу лежала необычайной красоты девушка лет 16-17, не больше. Она была как живая, даже щеки были румяные, если бы не место, в котором я ее обнаружил, то я бы подумал, что она спит. Засмотревшись на лицо умершей, я вдруг ощутил, что у меня в джинсах что то зашевелилось. Помяв там рукой, я понял, что не ошибся- это встал хуй. Сначала я гладил усопшую по щеке и жмыхал свой хуй через мотню, потом, когда он окончательно затвердел, я достал его из ширинки и стал надрачивать, глядя на прекрасное лицо покойницы и тиская ее через шелк платья за сиськи. Сиськи у нее наверно были годные при жизни, довольно таки крупные, но теперь они были твердые на ощупь и не очень приятные. Я попытался заголить ее сиськи, чтобы вздрочнуть на них, но у меня ничего не получилось. Зря провозившись с ее платьем, я попытался приподнять голову умершей с подушечки, водил ей залупой по ледяным губам, хлестал членом по щекам, потом стал тыкать хуем ей в закрытый рот, представляя как эта мертвая девка сосала бы у меня, повторяя шепотом "оооо... какой прекрасный труп.. соси, соси моя мертвая шлюшка.." Я попробовал было разжать ей зубы, чтобы на самом деле присунуть ей в рот, но челюсти трупа были столь крепко сжаты, что я вскоре простился с этой безнадежной затеей.
Я почувствовал, что вот-вот- и я спущу, и в тот же момент, громко дунув, моя жопа дристанула в штаны. "Бля, еще обосраться только не хватало здесь,- подумал я и провел рукой по жопе, дабы удостовериться, сухо там или мокро. Тут моя жопа опять оглушительно дунула и я почувствовал, как в мои трусы попало некоторое количество дрысни. В ахуе от такого коварства собственной задницы, я быстро стянул джинсы вместе с загаженными трусами, и повернувшись задом к покойнице, на которую я дрочил еще три минуты назад, стал дристать ей в гроб. Церемониальный зал наполнился блевотным запахом свежей дрисни. Белоснежное платье усопшей, атласная оббивка гроба- все было в жидкой коричневой дрисне. Просравшись, я подтер жопу краем платья своей невольной партнерши, хуй упал и мне уже больше не хотелось трахнуть умершую, я собрался съебываться в туалет, чтобы отмыться там от говна, как услышал, что по коридору кто то идет. Шаги гулко отдавались от кафельного пола. Пересравшись (в переносном смысле) от перспективы быть запаленным в таком неподобающем месте всему в говне со спущенными штанами и рядом с перемазанной в говне мертвой девушкой, я не нашел иного выхода, как выкинуть покойницу из гроба и спрятаться в нем самому. Сграбастав ее обеими руками, я выхватил ее из ее последнего пристанища, запихнул под постамент и юркнув в гроб, накрылся крышкой и затаился в нем, едва дыша и надеясь на лучшее.
Внутри гроба было темно и тесно, из за кислого запаха поноса дышать было нечем. Я услышал два голоса. "Ну чо, Петрович, берись спереди!" "Ох, бля, и тяжелая, падла!",-сказал другой голос. "Ты чо, перднул что ли, ебаный в рот?" "Не, я не срал, ебанулся что ли блядь, старый мудак!" "А хули говном воняет тогда?" У меня сердце так и оборвалось. "Да хуй бы его знал!" "Ладно, открывай!" Послышался звон ключей и скрежет стальных ворот во внутренний двор. Я услышал, как застежки гроба глухо защелкнулись, потом меня видимо вынесли во двор и погрузили в автобус, при этом я ударился затылком раза три, пока гроб затаскивали по ступенькам вовнутрь и отбил задницу, когда гроб таки затащили и с силой швырнули на пол. Потом мотор автобуса взревел и затарахтел глуше и ровнее, и я понял, что мы куда то поехали. Меня потихоньку укачивало, голова кружилась, меня охватила паника. "Щас похоронят меня заживо как того Гоголя и все, пиздец,- подумал я,- будешь лежать потом, хуй кто тебя вытащит" От этих мыслей я пришел в неописуемый ужас. Я стал тарабанить кулаками в крышку гроба, мычать "откройте", но вонь говна попадала мне в рот, поэтому я блеванул себе на грудь и чуть не потерял сознание. Чтобы не захлебнуться в собственной блевотине, я кое как перевернулся набок, так и лежал на боку в луже из поноса. Открывать крышку никто не торопился, видимо, меня попросту никто не слышал. Я поскребся еще, руки едва можно было разогнуть, гроб был явно мне не по размеру. Тут мне опять скрутило живот и я с хлюпаньем наполнил ящик новой порцией дрисни. Подпрыгивая по выбоинам и ухабам дороги, я затылком ощутил, как дрисня подтекает мне под голову. Еще раз слабо простонав "Эй, откройте кто-нибудь", я перевернулся на спину. Ехали мы уже довольно долго, или это в гробу время так медленно тянется, не знаю. И тут снова я ощутил прилив сил к своему хую. Внезапно он пирподнялся. Решив, что мне пиздец, я решил, что умирать от удушения запахом говна негоже, не кончив. Я протянул руку к хую и принялся его надрачивать потихоньку, так как размеры гроба не позволяли мне развернуться. Я стал громко подбадривать себя криками "о о ", жалея о том, что не взял с собой в последний путь хозяйку гроба. Ну вдвоем мы бы в нем не поместились. Мое отравленное ядовитой дрисней сознание столь увлеклось рисованием картин секса с умершей, что я даже не заметил, как заглох мотор автобуса. "Слышь, Степаныч,- произнес испуганный голос где то снаружи,- там кто-то есть!.. Бля буду!.." "Да ты открой, не ссы,- сказал второй голос издалека,- меньше хуярить надо, алкаш ебаный, уже мерещится ему бля!" "Да там шевелится кто-то внутри, я те говорю!" Я лежал в гробу и дрочил. И в тот самый момент, как я бурно кончил, крышку сорвало и на меня уставились две потрепанных красных рожи мужиков за пятьдесят. А тут им навстречу я выскакиваю из гроба, весь такой в говне и в малафье вымазанный и с обвисшим красным хуем!.. Надо было видеть, как те мужики с криками "ебтвоюмать!!!" выскакивали из автобуса.

>>334271 (OP)

Боян, но поржал.

Дневник домового

10 июля.
Начал вести дневник. Последние 150 лет помню, а то что раньше было — забывать стал. Буду записывать, может пригодится. Тетрадку стырил у хозяйки, думаю — не заметит.

11 июля.
Не вымыла посуду? Попрощайся с сережками. Совсем уже расслабились, людишки...

12 июля.
Было скучно. Всю ночь гоняли по дому с котом наперегонки. Хозяйка проснулась, пнула его и заперла в кладовке. За это выдавил остатки зубной пасты в мусорку. Кот расстроен и злится на меня за то, что гоняем вместе, а достается только ему.

14 июля.
Ночью от нехер делать гремел посудой и топал. Хозяйка залезла под одеяло и думала, что ей это поможет. Смешная она у меня...

15 июля.
Приходил толстый поп с кадилом, завонял весь дом. Сказал хозяйке, что все будет хорошо. А вот хер вам... Меня кадилом не проймешь.

17 июля.
Пи#данулся со шкафа, разбил вазу. Опять досталось коту. Теперь он со мной не разговаривает. Только сидит и смотрит с осуждением. Неудобно как то получилось...

18 июля.
Хозяйка пылесосила. Полтора часа просидели с котом под кроватью. Адская машина! Зато с котом помирились.

21 июля.
Долго не писал, после уборки хозяйкой, три дня искал дневник. Ничего интересного. Приходил к ней какой-то мужик с цветами, оставался ночевать. Попросил кота нассать ему в ботинки. Тот долго отнекивался, но я пообещал ему достать игрушку из под дивана. Согласился. Опять получил пи#дюлей. Говорит, что я — говно.

22 июля.
Ночью душил хозяйку по старой привычке. Теперь этот мужик ночует у нас каждую ночь. Говорит, что он её защитит. Рэмбо, бл#ть!

23 июля.
Ночью душил мужика. Зае#ал уже. Не нравится он мне.

24 июля.
Делал уборку в доме. Хозяйка не может найти цепочку. Думаю подкинуть её в лоток кота.

27 июля.
Приезжали из битвы экстрасенсов. Каждого посылал на#уй, никто не послал обратно. Зато сказали, что я - дух покойного дедушки хозяйки. Пи#дят. Он уехал 2 года назад.

29 июля.
Хозяйка теперь оставляет мне молоко под печкой. Думает, я там сплю. Нашла дtбила! Я теперь сплю с ней на кровати, благо, мужик ссыт и больше не приходит.

30 июля.
Натыкала по всей квартире иконок. Походил, посмотрел... Раньше лучше рисовали...

2 августа.
За ВДВ!

3 августа.
Хозяйка весь день бегала по дому, искала кота. Думала, что он сбежал. Сидели в шкафу, ржали.

5 августа.
Забыл включить стелс-режим. Хозяйка побежала за краской для волос.

9 августа.
Завтра к нам в гости приезжает хозяйкина мама. Ждем-с…

12 августа.
Пели песни с котом. Хозяйка звонила ветеринару. Кот теперь переживает за свои шарундулы.

12 сентября.
Завёл новую тетрадку. Сижу на холодильнике, пишу. Три часа ночи. Хозяйка жрет колбасу и думает, что её никто не видит.

13 сентября.
Кот линяет. Я чихаю. Хозяйка крестится.

16 сентября.
Кот насрал под кроватью. Спрашивал у него — зачем? Говорит — само как то вырвалось. Переживает. Спрашивает у меня, где можно схорониться на пару дней.

17 сентября.
Хозяйкин хахаль полез за тапочками и вляпался в… историю. Кот сидел на шкафе и делал вид, что вытирал там пыль. Хахаль полез за ним, нае#нулся и сломал руку. Я от смеха упал вместе с люстрой на хозяйку. По календарю — благоприятный день.

19 сентября.
Хахаль пока не приходит. Хозяйка налупила тапком кота. Теперь он со мной не разговаривает. Я то причём?

20 сентября.
Подкинул коту записку с предложением мира. Тот долго делал вид, что умеет читать. В итоге сожрал её и сказал, что согласен. Кажется, я его недооценивал. Перепрятал дневник.

22 сентября.
Рубились с котом на щелбаны в камень-ножницы-бумагу. Неинтересно с ним играть. Потому что кроме бумаги он ничего поставить не может. Теперь лежит на кровати и жалуется на головную боль.

23 сентября.
Приходил сантехник. Попросил ключ на шестнадцать. Я ему подал. Что за привычка — падать в обморок?

25 сентября.
Опять поп, опять кадило. Попросил его сильно не дымить. Он сказал, что раз деньги уплачены, надо потерпеть. Намекнул ему про откат. Он сделал вид, что перестал меня слышать.

26 сентября.
Сказал коту, что в герани много витаминов. Что будееет…

27 сентября.
Хозяйка второй день спит со светом. Я периодически выключаю. Мешает же… Каждый раз засыпаю под молитву. По-моему, Есенин лучше писал.

28 сентября.
Отмечали день рождения кота. Пили валерьянку, катались на шторах, пели песни. Вечером сидели на подоконнике. Кот ходил по парапету и кричал, что если упадёт, то ни фига не будет, потому что у него девять жизней. Таким дурным по пьяни становится…

29 сентября.
Хреново… Молока бы…

30 сентября.
Смотрели с котом Animal Planet. Говорит, что все львы тупые качки, потому что сидят на анаболиках. Мне кажется, просто завидует.

2 октября.
Сказал коту, что если сидеть в коробке, реально можно похудеть. Хожу, ржу…

3 октября.
Все таки продала она квартиру. Вот зараза! Вчера сьехали. С котом договорились переписываться через голубей. Когда сьехали, обнаружил, что он насрал под печкой. Вот гаденыш!

http://ru.creepywiki.org/wiki/Дневник_домового

>>337318
У меня есть друг, помешанный на снах. Он уверен, что все мы и всё вокруг нас — это его сон, а реальный мир раскрывается, когда он ложится спать. Он всегда с людьми здоровается «спокойной ночи», независимо от времени суток. Среди наших общих знакомых он слывёт чудиком, и никто никогда не принимал всерьёз рассказов о его «реальном мире», полном невероятных чудес.
Он и умер во сне. Однажды просто лёг спать и не проснулся. По официальной версии он умер от асфиксии. Почему я не говорю о нём в прошедшем времени? Потому что он всё ещё где-то здесь.
Вы, конечно, сейчас подумаете, что я тоже тронулся. Тем не менее, мой друг не умер.
Я не могу нормально спать вот уже несколько месяцев. Каждый раз, стоит только задремать, приходит он. Мой друг почти не изменился: та же добрая открытая улыбка, те же тёплые широкие ладони, которыми он пожимает мою руку. Только вот на месте глаз у него теперь пустые зияющие глазницы, в глубине которых отчётливо видны широкие уродливые рубцы. «Так я лучше вижу свой мир», — объясняет он мне. И, хотя за месяц уже можно было бы привыкнуть, я до сих пор не могу смотреть на его лицо без содрогания.

Почему я рассказываю всё это вам? Простите, но у меня не осталось сил. Вчера он сказал мне, что время подошло. Сказал, что хочет забрать меня с собой, в свой мир, чтобы я тоже стал счастлив, потому что я всегда относился к нему хорошо, и он мне за это благодарен.
Я испугался. Вы должны меня понять, ведь я месяц — целый долгий месяц! — из последних сил удерживаюсь, чтобы не соскользнуть в глубину его зарубцевавшихся глазниц.
Я так больше не могу. Мне страшно даже сейчас, хоть я и не сплю. А может, сплю? Может, меня уже нет, и в мой некролог тоже пишут, что я задохнулся во сне?
Словом, я обманул своего безумного друга. Я сказал ему, что не достоин такого счастья, что хочу осчастливить того, кому это действительно нужно. Мы договорились, что вместо меня он заберёт того, кто сегодня перед сном подумает о нём.

Кто-то из вас, прочитав это, посмеётся и тут же забудет. Остальным могу только пожелать не спать этой ночью или попытаться не думать о нём.

Удачи нам всем.

давно что-то свежих ориджиналов тут не было. негоже, негоже.

А вот эту историю я никому никогда не рассказывал и, думаю, никогда не расскажу (в случае вероятности деанонимизации). Как-то раз я ночью сторожил офис. Обязанностей было минимум - следить, чтобы никто не ворвался (Я - дрищ знатный, но если бы кто-то сумел ночью взломать эту нереальную железную дверь, его бы и омоновец вряд бы смог остановить, так что я там был скорее для проформы), впускать начальство и ещё чтобы с потолка не текло - иногда там трубы на втором этаже прорывало. И ещё раз в неделю надо окна мыть изнутри. В общем, работа простая и не пыльная. А там были компы со всякими простыми игрушками, типа героев меча и магии третьих - а мне больше и не надо. В этом офисе я проводил ночи с субботы на воскресенье. Всё всегда было спокойно, ключи имелись только у директора, какого-то менеджера и у меня. И как-то раз в субботу я сидел за героями и вдруг что-то зашебуршилось с той стороны двери. Один раз.

Я подошёл, посмотрел в глазок - никого. Решил, что мимо прошли и вернулся к игре, но не успел сесть на стул, как что-то опять заскреблось и послышался совершенно неразборчивый мужской голос и стук в дверь. Я решил, что это пришёл директор, вставил ключи. провернул на один оборот и ещё раз посомтрел в глазок - там никого. Я громко произнёс: "Имя-отчество, это Вы?" В ответ тишина. Я обратно повернул ключ, тут же с той стороны двери послышался голос - на этот раз женский, опять я ни слова не понял - вроде говорит, но какие-то слог за слогом бессмысленные. Тут я громко их всех послал через дверь и пригрозил, что вызову милицию (тут я слукавил - никаких телефонов внутри не было, я только знал, что теоретически где-то должна быть кнопка вызова пожарки, до сих пор не знаю, есть она там или нет). Через где-то секунду после этого женский голос замолк и послышался такой негромкий стук в окно. Я раздвинул жалюзи и охуел. Нет, не просто охуел.

Охуел от страха - ноги подогнулись и я сел на пол. На решетке повис человек (я хочу думать, что человек). Всё в нём было совершенно неестественно. Такое впечатление, блджад, что кто-то видел людей только в кино и сделал себе костюм, чтобы походить на человека и надел его на себя. Я даже приблизительно не могу определить, какого оно было пола. И как только он меня увидел, но заговорил - сначала тем, женским, голосом, потом чередуя по слогу с мужским, потом вообще как будто голос шёл из нескольких источников, с какими-то скрипами и шелестом. Пиздец, у него и мимика была совершенно нечеловеческая - он одновременно двигал всеми лицевыми мышцами во всех возможных направлениях. Руками и ногами при этом сучил по стеклу, а сам поднимался вверх. Может, он зажал прутья между коленей и карабкался - не знаю. В том момент мне казалось, что он взлетал. Видно его было прекрасно и висел он так очень долго, наверное, минуту, а я ничего не мог вообще сделать - просто на полу сидел и, застывши, смотрел на эту тварь.

Где-то через минуту пришло внезапное избавление - вдруг вся какаофония смолкла, а он резко повернулся (клянусь, градусов на 100 повернул башку, аж за плечо) и застыл на несколько секунд, уставившись куда-то, а потом резко спрыгнул и что-то произнося новым, низко вибрирующим голосом, удалился. Куда он делся - я с пола не видел. Мне хватило сил только задвинуть жалюзи и уползти в комнату, из которой не видно ни двери, ни окон. Там я сел и заплакал - как маленький ребёнок, в последний раз я плакал лет за 8 до этого. Потом это состояние прошло и меня стала бить крупная дрожь. Так, на полу, я просидел до 6 утра, пугаясь каждого шороха, пока не пришёл сменщик Артём. Я его, наверное, минуты 2 разглядывал через глазок и просил то отойти, то сказать "что-нибудь".

В конце-концов пустил, он мне с ходу отвесил тяжёлый подзатыльник, а я в ответ только счастливо и истерично засмеялся (опять до слёз в глазах). В общем, домой пришёл - родители не могут понять, что со мной случилось - бледный, круги под глазами, взвесился - на 7 кило похудел за ночь. С тех пор я ночью часто плохо сплю и снятся кошмары. Никому из знакомых - ни слова, ни намёка - засмеют, а здесь решил выложить - всё равно не поверите, я бы сам не поверил, но очень поделиться хотелось. Ну, в общем, это всё, дальше не читаю, сам спать пошёл. А, ну ещё напоследок - почему я сам с ума не тронулся после этого - если рассуждать логически, мне кажется, если бы ему нужен был именно я, я бы не писал сейчас эту историю в этом треде. Я так думаю, я ему случайно подвернулся, а потом он на что-то другое отвлёкся, а обо мне забыл. Ну, хочется так думать.

>>338845
Это про Опольцево, дико годный цикл.
Оказывается, в прошлом году автор еще один рассказ запилил, а никто и не вбросил.

Часы пробили шесть, и чуда, конечно же, не случилось.
Встреча состоялась в конце мая – через двадцать лет, день в день, ну или почти. Так же, как тогда, солнце клубком желтой шерсти ластилось к редким облакам, в распахнутые форточки веяло свежестью поздней весны, а из рекреации несло хлоркой и туалетами. И пятиэтажка напротив осталась прежней – подъезды настежь, заходи, располагайся. Но на этом сходства заканчивались. Потому что, конечно же, участники встречи изменились, и мало кто в лучшую сторону.
На несколько щемящих мгновений каждый вернулся ТУДА, но тут же упругое, не терпящее перемены мест слагаемых, время переписало уравнения как положено. Двадцать лет назад прозвенел последний звонок, и они смеющейся толпой вышли из актового зала, чтобы, транзитом через выпускные экзамены, начать взрослую жизнь у кого как получится.
Парты сдвинули торцами. Леся Зайцева и Неля Кербер разложили нарезку, расставили банки с корнишонами и оливками, Боря Коновал откупорил вино, а Вера Агапова каллиграфическим почерком написала на доске: «1981-1991. Добро пожаловать!». Полюбовалась, положила мелок и вытерла ладони о кепку Макса Царева, опрометчиво брошенную им на учительский стол. Царевич лениво ухмыльнулся.
Пластиковые стаканчики жалобно потрескивали в руках. Десятый «Б» собрался не в полном составе. Те самые, заядлые прогульщики отсутствовали на сей раз по уважительной причине, и за них выпили молча и не чокаясь. Взрослая жизнь кого-то уже отчислила по неуспеваемости, а кому-то пока выдала авансом: мешки под глазами, намеченные морщины и проседь в волосах. И никто ни в чем не преуспел; только Гарик Езарян, барыга и фарцовщик, пролез помощником к депутату госдумы, но он не явился, и за это выпили отдельно. Да еще Борька, он единственный приехал на авто, средненькой, но иномарке. Другие добирались на метро и маршруткой, а Паштет Селеднёв работал на районе, в ДЭЗе, и прибыл пешком, вразвалку.
Педсостав представляла географичка Белкина - она приняла «бэшек» второкурсницей заочного отделения, да еще подтянулся трудовик Сейпотапыч, но он больше не преподаватель труда, а пьющий пенсионер. Сейчас он тоже набрался, уложившись в норматив - полчаса, и нет-нет вскрикивал с пьяным отчаянием: «Парни!... Девчата!... Ну, за вас, мои дорогие! Здоровья вам, удачи вам! Не прохлопайте годы лучшие!» Ему деликатно не возражали: хуле, всё давно прохлопано.
Кому и было, чем похвастаться, так это Борьке, но он не стремился доминировать над одноклассниками. Никто и не в курсе, что поляну он накрыл за свои деньги, только Неле Кербер географичка шепнула на ухо: какой же Боря молодец, всех угощает. Накануне ночью Неля много думала про Борьку. Она читала на женском форуме темы о том, как через годы подростковая симпатия пробивает яркой искрой, и тогда, тогда… Что – тогда? У Нели разнылась верхняя губа. Погода испортится.
Трепались на отвлеченные темы, стараясь не спросить и не сказать лишнего. Пашка Селеднёв, по кличке «Человек-жопа», выделялся мутным жирным пятном, успешно подменяя филонящего Езаряна. Два десятилетия беспощадно его отрихтовали, оставив для узнавания глаза: выпуклые, пустые и отсвечивающие внутренней тупизной. В девяностые его отец был советником мэра, и Паша обладал депутатской неприкосновенностью в миниатюре. Он доводил учителей до слёз, издевался над младшими школьниками и, закинув ногу на ногу, отчитывал директрису за недостаточное к нему, Паше, почтение. С назначением нового градоначальника Селеднёв-старший скукожился до рядового гражданина, а затем и вовсе скоропостижно врезал дуба. Паша, лишившись всех привилегий, опустился до «командира сантехников» в ДЭЗе («менеджер старшего звена», с понтом сформулировал он). Помимо глаз, у Паши сохранилась имбецильская манера повторять за собеседником последнюю фразу. Он так задолбал всех самопиаром, что Царевич велел ему заткнуться, и Селеднёв, уставившись баран бараном, продублировал: «Заткнись, Паштет». Географичка Белкина поспешно вмешалась: ребятки, ребятки, чур не ссориться!
Неля Кербер ютилась на самом краю, и пофиг на предрассудки: замуж ей по-всякому не светит. Зато хоть локтем в ребра не отоварят, как Зайцеву, которая в туалете замывала брызнувший на юбку апельсиновый сок. Да и ей привычно на «камчатке», подальше от суеты. Паштет на географичку бычит (нашел себе жертву, герой), Дашка Пилатова с Юрцом Ивановым полусухое на брудершафт хлебают… Сейпотапыч косеет чем дальше тем хуже. Борька Коновал дает какое-то интервью, его так и обстреливают вопросами, а он всем отвечает и каждому успевает улыбнуться. О чем там речь – не поймешь, Неля начало пропустила. «Борьк, а исполни моё желание, а?» Боря кивал, что-то записывал в кожаный блокнот. Опа как. Попросить, что ли, у него, пусть губа болеть перестанет? Ха-ха.
Кому бы вообразилось, что этот рохля, растяпа и троечник, регулярно оюливавшийся от пацанов, через двадцать лет поведёт себя как душа компании! Неля перебирала в памяти эпизоды. Вот они с Коновалом – лохматым и в очках - пересиживают физру на скамейке для «справочников»… вот бредут домой за дневниками… вот томятся в очереди в поликлинике, провалявшись с гриппом по три недели…
Школьницей Неля была ни о чем, да и сейчас не красотка, но с возрастом набрала чисто женской привлекательности, да и Борька теперь аккуратно подстрижен и без очков. Интересно, контакты носит или лазер делал? Неля неосторожно закусила губу, изгоняя прочь дурацкие фантазии, и чуть не застонала вслух от боли. Ну, нравились они друг другу по-детски, ну перекинулись сегодня парой реплик – рояли не играет. Мужчин она тихо, но жестоко ненавидит – есть повод, хотя и жаль, что так. Но… кто она, а кто Борька? Живет на Новинском бульваре, в сталинке, и рулит не то финансами, не то еще чем покруче. А, точно – желания исполняет! «Борьк, а моё? А у меня…»
Около восьми нарисовалась Юлька Султанова, и шестерёнки вечера завертелись вразнобой. Вскинув над головой тонкие руки, Султанова артистично исполнила на пороге короткий танец живота и воскликнула: «Привет всем, сегодня мы вместе!». Неля протерла глаза. Она надеялась, что этого не произойдет. Битых два часа надеялась. Она никогда не бывала в дурке и не состояла на учете в ПНД, но институтская подруга – профессиональный психиатр – предупреждала: симптомы, мать, налицо, глюканёт в самый неподходящий момент. Юльке ответил нестройный хор приветствий, аплодисменты и ехидное Дашкино замечание: «О, ну Султанова, ну как всегда – к третьему уроку!». В школе Юлька постоянно просыпала и опаздывала. Сначала потому, что отчим кирял и буянил, а Юльку выгонял на лестничную клетку, а после, став постарше, Султанова сама стала кирять и легко могла снять лифчик за бутылку пива.
Неля отодвинула стул и спряталась за спиной у Царевича.
- Ты че, Нельк? – полуобернувшись, спросил Макс. Как был флегматиком, так и остался. Разведенный, никому не нужный флегматик.
- Нормально… - пробормотала Неля. – Просто мне эта звезда в глаза светит!
Макс хмыкнул и долил ей вина.
«Хрен там, нормально!». Пока толклись у входа, никто про Султанову не упоминал, и вот тогда еще всё было нормально.
«Ну и чего ты приперлась, сучка?»
Не одна Неля Кербер задавалась этим вопросом: вся женская половина «Б» класса взвилась на дыбы. В свой неполный сорокет Султанова смотрелась на двадцать пять – тридцать, не более. С ее-то повадками! Она ж и алкашка, и потаскуха, и далее по списку. «Девочки» просроченного срока годности стремительно теряли остатки тщательно отполированной к вечеру красоты. Юлька переключила внимание на себя, будто тумблеры перекинула. Боря Коновал улыбался и откровенно радовался, что его оставили в покое. Неля приглядывалась к Султановой и так и этак, но видела именно то, что видела: Юльку Султанову, задорную, молодую, энергичную и светящуюся счастьем. «Мальчишки» - огрузневшие, с обрюзгшими лицами – лапали Юльку взглядами, и она купалась в лучах обожания. Агапова – главная Юлькина соперница по части ства – вполголоса прикололась, что Султанова переспала с дьяволом за вечную молодость.

>>338991
«Комплимент» от Верки Султанова хладнокровно пропустила мимо ушей, она всегда так поступала с ненужной ей информацией. Расцеловала географичку – Людмила Ивановна, как здорово, что вы опять с нами! – нежно обняла трудовика и чмокнула по очереди всех одноклассников. Паша Селеднёв налил ей «штрафную». Юлька лихо проглотила «штраф», откинув со лба крупные светлые кудри. Тусклый и невеселый вечер быстро превращался в разнузданную попойку, и те, для кого Султанова успела побыть первой и безответной любовью, пили больше других. В эти минуты они верили, что прошлое разрешит вернуться, если задурить мозги спиртным. Громче всех о своих правах на Юльку заявлял Селеднёв, оттеснивший конкурентов рыхлыми, но широкими плечами. Юлька о чем-то щебетала; птицы за окном – и те примолкли.
Лишь Боря Коновал созерцал вакханалию, так же отстраненно улыбаясь чуть кривой улыбкой. Он словно говорил: «Всё будет ровно и параллельно, ребята». Выложив на парту огромный айфон, Боря включил музыку, и ностальгический саундтрек усилил иллюзию возврата.
Постепенно страсти улеглись настолько, что «ребята» стали замечать окружающий мир. Не досчитались Дашки Пилатовой и Лёхи Шульцмана: Галка Павленко, стоявшая со стаканом у окна, оповестила всех, что Шульцман и Пилатова подались в соседний дом, в третий подъезд. О, это было памятное место! В третьем подъезде подростки сводили знакомство с бухлом и куревом, гоняли на кассетнике «Модерн Токинг» и предавались другим порокам, за которые Султанову даже выгнали из школы, но потом взяли обратно под личную ответственность классной руководительницы. Там же, в третьем подъезде Гарик Езарян пробовал себя в «активных продажах», сбагривая неискушенным сверстникам импортный ширпортреб с браком.
Юрец Иванов, чей брудершафт с Дашкой не получил дальнейшего развития, пил теперь с трудовиком Сейпотапычем «за старые добрые времена». Сейпотапыч был уже в дрова, и не столько пил, сколько проливал на пол. Географичка Белкина, номинально играя роль хозяйки, потчевала гостей нехитрой снедью. У нее были добрые, кроткие и грустные глаза. Она лучше других знала, что прошлое обратно не принимает.
Солнце закатывалось за пятиэтажку напротив. Скоро начнет темнеть.

Неля задержалась до половины десятого. Ей хотелось быть уверенной, что на школьном дворе она не столкнется с Юлькой Султановой. Даже Селеднёв, век бы его не видеть, беспокоил ее меньше. Прежде у Султановой не водилось глупой привычки ошиваться поблизости от школы, но прежде – это прежде. Впрочем, оба слились задолго до того, как географичка с искренним сожалением объявила о завершении банкета. Мешаясь с запахами еды, плавал над партами запах дешевых, но очень чувственных Юлькиных духов, перебивающих даже хлорку. Единственный Юлькин талант – делать из себя конфетку при помощи дерьма. За душой ни копейки, работать не любила и не хотела, жила подачками от мужиков, свой гардероб и косметику обновляла на рынке. А всё равно мужики на нее облизывались…
Она прикрыла за собой дверь 27-го кабинета. Негромко пропела пружина замка…а, может, эта песня эхом донеслась из прошлого. ТОГДА, отхалтурив свою долю генеральной уборки, Неля в последний раз вышла из класса и услышала именно этот звук. На лестничном пролете она задержалась, и, взявшись за перила, осторожно наклонилась вперед, вглядываясь вниз, в полумглу. Ей почудился привкус крови во рту; она вновь стояла у раковины в женском туалете, и географичка Белкина помогала ей умываться, а по кафелю быстро-быстро стекали розовые струйки. Кровь капала с расквашенной губы, и десна тоже сильно кровила. Белкина утешала ее и спрашивала, не надо ли вызывать неотложку.
Белкина до сих пор не знает, и никто не знает, где и почему Неля упала, и от чего теперь ее мучают головные боли, и что ей снится по ночам. И только сама Неля могла бы рассказать, как надоело прикрашивать шрам на верхней губе помадой, и как часто у нее на помаду аллергия.
За обнесенной забором школьной территорией находилась автостоянка. Неля юркнула туда, отыскала Борькину машину. Ждала, репетируя про себя диалог. Борька что-то знает про сегодняшний вечер. Несильный ветер шуршал листьями деревьев над головой, мешая сосредоточиться.
Коновал вышел из школы минут через тридцать. На крыльце попрощался с Белкиной, пожал руку Сейпотапычу. Увидев Нелю, он прибавил шагу, улыбнулся.
- Ты меня ждешь? Помогал Белкиной убираться. Хорошая она, добрая тётка. Таким на роду написано жить в нищете. Я дал ей денег, сколько с собой было, но в ресторанах принимают «визу». Окажешь честь?
Неля не нашлась, что ответить, и Борис истолковал паузу как полусогласие.
- Понравилась тебе наша встреча?
- Похабень, - буркнула Неля.
Коновал приподнял бровь.
- Пожалуй, ты права. Нас нет больше – таких, какими мы друг друга помним. Сегодня каждый подвел какой-то личный итог и признал себя биологическим мусором.
Видя, что она не отвечает, он постарался раскрыть тему.
- Нам нет места там, в девяносто первом. А здесь, в настоящем… всё не такое. Мы в нем будто поддельные. Как лосины, которыми Езарян барыжил.
- Ага. Султанова их купила за пятерку, а они после стирки полиняли и сели на два размера.
- Про нас можно сказать то же самое.
- Но не про тебя. Прости, что спрашиваю… чем ты занимался двадцать лет?
- Да разным… - Борис пожал плечами. – Учился, работал по контракту в Штатах. Потом наследство получил, ну и живу, честно сказать, в свое удовольствие. А ты? Замужем? Если это не очень секрет…
Неля пропустила каверзный вопросец мимо ушей. У нее своих вопросов хватало.
- А всё это бла-бла-бла про исполнение желаний? У тебя бизнес такой, что ли? Ой, извини. Я ведь женщина, мне можно побыть любопытной. Тем более, твоя одноклассница…
- Это не то, что ты сказала, а… вроде хобби. Понимаешь… если желание не противоречит возможному в этом мире, оно сбывается. Я могу отчасти… хмм… способствовать этому. Конечно же, не любому желанию, а только самому заветному.
- А в блокнотик ты записывал заветные желания ребят и девчат?
Неле срочно понадобилось чем-нибудь занять руки, она нащупала в сумочке пачку сигарет и вытянула одну. Борис поднес ей зажигалку.
- Нечего там записывать. По-настоящему они ничего не хотят. Представляешь? Ни-че-го! Настолько устали от жизни и от самих себя, что даже захотеть ничего не могут. Разве что быстрого секса. Как, допустим, Человек-жопа. Неделю назад я приехал сюда, побродить по местам детства, и наткнулся на него. Повидался с детством, блин! Ну, мы поговорили, и он загадал желание. У меня были причины ему не отказать.
Неля недоверчиво покосилась на Борьку сквозь струю дыма.
- Так вы с ним вдвоем придумали вечер встречи? – спросила она.
- Боже, разумеется, нет! Селеднёв клинически не способен что-либо придумать. Слушай, а поедем, правда, где-нибудь посидим? Веришь, нет, а очень приятно тебя видеть.
- Подожди, я еще не всё спросила, - Неля помотала головой. – Давай про вечер.
- Идея целиком и полностью моя, воплощение тоже. Ты верно подметила, что получилась фигня. Но я хотел кое в чем убедиться… Видишь ли, мой дар… он изначально проявлял себя в другой форме. Я не мог управлять событиями, но в какой-то мере мог их видеть. Например, я смотрел на наших девчонок и видел, какими они станут. Кстати, потому я не женился: я видел своих подружек в старости.
- Вон чего… - протянула Неля. – То есть, в ресторан ты приглашаешь не меня, а древнюю бабульку… Послушай, а вот если желание не сбылось? Что это значит?
- Значит, оно подцензурное. Запрещено.

>>338992
Во двор словно вошло что-то зловещее, нездешнее и остановилось неподалеку от беседующих. Неля торопливо затянулась, отгоняя это чувство, но оно никуда не делось. Ветер наверху завозился сильнее и как-то беспокойнее.
- Когда-то Юлька Султанова заявила: даже если мы встретимся через двадцать лет, я буду супер, а вы будете барахлом. Сегодня так и вышло. Приходит такая в Дольче Габана а ля Китайская республика, духи контрафактные, тушь поддельная, а сама – королева королевой, хоть и дешевка. Признавайся: ты руку приложил?
Борис смущенно пожал плечами.
- Юлька шла по жизни с этим слоганом, и он, пожалуй, прокатит за очень заветное желание. Короче… в один прекрасный день я почувствовал, что МОГУ. И мне подумалось о Юльке. Я ведь тоже был в нее влюблен. Захотелось что-нибудь для нее сделать. Мне что-то мешало… что-то непонятное, но сложное, но я пересилил. В тот момент я казался себе всемогущим…
Оглянувшись по сторонам, Неля убедилась, что рядом никого нет, а если и есть, то невидимый, и поманила Бориса пальцем. Он сделал полшага вперед.
- Этот «прекрасный день», в который ты осчастливил Султанову… дату его не припомнишь ли?
- А зачем?
- Очень важно.
- Ну, припомню. Летом две тысячи второго, я месяц, как сделал ручкой своему американскому боссу. Почему ты спрашиваешь?
Неля отшвырнула окурок.
- А просто дело в том, что в две тысячи втором, в августе, Султанова умерла. В бильярдной с мужиками попила палёной водочки и загнулась. Это точный факт, потому что я помогала ее хоронить. Как по-твоему, не это ли тебе мешало? – Борис захлопал глазами. – Ну и в каком качестве она сегодня к нам присоединилась? Призраком, дублем, или как там это называется? В одном я уверена: у нее не было сестры-близнеца. Боря, ты можешь это как-нибудь объяснить?
…Вечер потёк быстрее, как при ускоренном воспроизведении.
- Призраки не пьют и не едят, а мы все видели, как она… - ответил Борис машинально, будто не дойдя еще до сути вопроса.
Он нахмурился.
Неля ждала.
Внезапно резким движением Борис выхватил из кармана брелок и снял машину с сигнализации. Фары дважды мигнули.
- Садись, - велел он и отрывисто проговорил, почти силком запихивая Нелю на переднее сидение: – Только не ври, что тебе хочется чесать до остановки по району. Юлька еще где-то здесь.
- Что? Что? Что это было? – переспрашивала Неля, пока Борис запускал двигатель, снимался с ручника и закладывал руль вправо, к выезду с парковки. Всё это он проделал за несколько секунд, будто специально тренировался. – Что ты про нее знаешь?
Борис вывернул на дорогу и утопил педаль газа. Машина понеслась, оставляя сзади школу и забытую на доске надпись мелом: «1981-1991. Добро пожаловать!». Завтра ее сотрут дежурные. За окнами клубилась сухая майская пыль и потревоженный колесами пух тополей.
- Ничего не знаю… - пробурчал Борис. – Я умею совсем невинные вещи, корректировать события… я просто исполнял ее желание! Ничего слишком волшебного: веры в себя, оптимизма, ну и да… не пропить красоту. И однажды вновь всех затмить, как она и мечтала. А, оказалось, выдернул ее из мертвых. И это, выходит, не запрещено. Я ощущал, как она сопротивляется, а она… Да и я ли это сотворил?! Нель, а почему ты сразу ничего не сказала?
- А что я должна была сказать? – огрызнулась Неля. – Юлька мёртвая, держитесь от нее подальше? Или: ребят, за Юлькой косяк, она покойница! Заверещать? Ментам позвонить?
- Ты не ошибаешься?
- Нет, - отозвалась Неля. – То есть, я надеюсь, что сплю, но ошибок никаких. Там всё железно. Ее же не только я провожала, но и отчим, и соседи, и те мужики из бильярда… Вообще-то, я думала, что наконец-то рехнулась, и у меня видения. С того момента, как засекла ее - она за школу шмыгнула, втихаря. И потом кружила два часа. Словно стеснялась заходить…
- Правильно, - изумленно кивнул Борис. Он нервно тёр то подбородок, то переносицу. – Она наверняка стеснялась. Она понимала, что ей там не место. Она носила дешевые шмотки, пользовалась контрафактными духами, и сама в итоге стала пиратской копией. И… она должна была проверяться… не выдает ли ее что-то внешне. Господи… не вылезет ли синюшное пятно из-под рукава.
Неля поперхнулась.
Машина вылетела на магистраль, подрезав черный, пиратского вида джип-крузер. Тот яростно засигналил, и Борис вильнул в правый ряд, но тут же оторвался от «помехи». Крузер ушел в точку, успев выразить своё негодование вспышкой дальнего света.
- Черт, она могла вообще не помнить, что умерла! Она насколько-то была Юлькой, но не полностью… Но она понимала – что-то не так, пыталась разобраться. И, в конце концов, пошла туда, где были люди, которые ее знали.
- Но как такое может быть?!
- Понятия не имею. Это за пределами моих представлений. Говорю же – я не волшебник, и ни фига в этом не смыслю. У меня другой диапазон навыков. Я думаю, ее на несколько часов… отпустили.
Это прозвучало совсем дико.
- Но… ей ведь надо обратно, да? – взмолилась Неля. Теперь она поймала себя на мысли, что побоится войти в собственную квартиру. – Она ведь уже ушла, да?
- Я видел, как она ушла, - задумчиво подтвердил Борис. – Вместе с Селеднёвым. Ну, логично, че. У Паштета тоже было заветное желание. Он собирался ее трахнуть.
- Че-е-е-его?!!! – взвизгнула Неля.
- Именно что ты услышала, и никак иначе. Селеднёв озвучил мне открытым текстом, он же всегда базарил только о себе. Тогда-то я и подумал о вечере встречи… Но я же ни сном ни духом, что Юлька…
- Сейчас он с ней? – напряженно спросила Неля.
- Его счастье, если нет. Если он передумал. У Султановой должен быть какой-то отличительный знак ее… хм… статуса. Иначе ее назад не пустят.
- В смысле – знак?!
- Вот такой, - указательный палец Бориса прорезал в воздухе несколько линий, и Неля, впервые целиком осознав весь ужас ситуации, сообразила – это резекции от вскрытия. – И вопрос лишь в том, как быстро Паштет это обнаружит.
*

В ресторан они так и не попали. Неля уже и хотела согласиться, и убеждала себя так и по-другому… не смогла. Даже страх перед одинокой квартирой и ночными кошмарами не перевесил страха хотя бы ни к чему не обязывающих отношений с мужчиной. Он может до нее дотронуться, и она закричит. Это условный рефлекс, и это навсегда.
Всю последующую неделю Неля в панике шерстила новости по интернету, но ничего ОСОБЕННОГО там не упоминалось. По пути на работу она озиралась через плечо, не крадется ли за ней Султанова. Заодно она проверилась у психиатра и едва не разревелась от отчаяния, когда тот определенно заверил, что нервное расстройство у нее есть, но галлюцинациям она не подвержена.
Психиатр порекомендовал легкие успокоительные. Пустырник. «В баню пустырник», мрачно подумала она.

>>338993
На восьмой день она получила в соцсети сообщение от Коновала.
«Как я сказал, так и было, - писал Борис. – На чердаке пятиэтажки нашли тело женщины, личность не установлена. Следак уверен, что труп уже побывал в морге. Кстати, опросили Шульцмана и Дашку, они там паслись час или полтора, но Селеднёва не видели, и женщину с ним – тоже. Этот отвратительный жлоб потащил Юльку именно на чердак, а не к себе домой, хотел сэкономить на кофе и коньяке. Ты же помнишь историю, как он повёз подругу на Черное море, а в гостинице вымогал у нее деньги за путевку? Здесь тот же вариант. Как ответственный сотрудник ДЭЗа, он имел доступ к ключам от технических помещений, и один из них захватил на вечеринку.
Сомневаюсь, что дело дошло до секса. Паштету надо было только стянуть с нее кофточку, а то и порвать – он же вечно строил из себя мачо. А дальше… не знаю, как, но он понял всё и сразу. И ломанулся с чердака, а там при выходе торчит из стены обрезок кабеля. Кабель пришелся ему в лицо. Не берусь оценивать, как ему это удалось, но Паштет собрал с пола ошметья левого глаза, вызвал лифт и доковылял до детской площадки. На его вой сбежалось полрайона.
Неля, мне вовсе не доставляет удовольствия излагать тебе подробности. Меня самого дважды вырвало, пока смотрел запись с мобильника: Паштет сидит на скамейке, в одной руке комкает свой глаз, а другой пытается застегнуть ширинку. Делаю это лишь потому, что теперь ты сможешь простить и жить дальше. Я ведь тогда видел, как Селеднёв приставал к тебе в раздевалке, зажал в угол, а ты вырывалась. И он столкнул тебя с лестницы. Я видел, но побоялся заступиться. Я понимал: папашка его отмажет; и ты это понимала. И ты никому не пожаловалась. Но все двадцать лет прожила с одним желанием: лишь бы он ответил за то, что поломал тебе судьбу.
Паштет преставился в больнице, и, стало быть, ответил. Я выполнил именно твоё желание, хотя Паштет не сомневался, что я ублажаю персонально его. Но, видимо, одно без другого невозможно. То же и с Юлькой: если одно, то и другое… но никогда меня про нее не спрашивай.
P.S. Может, всё-таки встретимся? Мы можем себе это позволить, мы ведь – живые.
P.P.S. Шрам тебя не портит».
Неля несколько часов придумывала ответ, выкурив полпачки ментоловых, которые после нового года безобразно подорожали. Вспомнила: «…в один прекрасный день я почувствовал, что МОГУ. И мне подумалось о Юльке». До какой же степени Борис остался одиноким по жизни, коль в прекрасный день и подумать не о ком было, кроме как о Султановой.
Потом она улеглась на диван, раскрыла ноут и набрала в окне диалога: «А почему бы и нет?
P.S. Я не замужем».

Ванильный конец, жаль

>>339435
Посёлок встретил нас тишиной. Не брехали собаки, не кудахтали куры, совершенно не было слышно какой-либо живности. Даже человеческого голоса не доносилось со дворов. Хотя люди были. Занавеска за одним из окон на секунду дёрнулась. Хоть мы никого не увидели, но при полном отсутствии ветра это значило, что кто-то её отодвинул, чтобы взглянуть на непрошенных гостей. На нас.
Кроме шороха камней под нашими башмаками и нашего дыхания, ни один звук не нарушал тишину. Подобное ощущение я последний раз испытывал на кладбище, когда пришел проведать могилу деда. Но даже тогда слух тревожил шелест листьев, стрекотание цикад, чирикание птиц. А здесь не было даже этого. Поначалу мелькнула мысль, что посёлок заброшен, но ухоженные дома и улицы, а после и движение в окне разуверили нас в этом.
— Странная деревня... — Василий первый нарушил тишину, конкретно ни к кому не обращаясь. До меня только сейчас дошло, что мы все молчали уже минут сорок. С того самого момента, как с вершины холма увидели посёлок.
— Да уж, что правда, то правда... Ни людей, ни животных, никого... — Татьяна, супруга Василия, выглядела обеспокоенной. За наше недолгое знакомство я успел понять, что эта робкая женщина прячет свои страхи и опасения в глубине души, не выставляя их на показ. Даже когда они чуть не разбились, Татьяна выглядела спокойно. Лишь побелевшие костяшки пальцев на сжавшемся кулаке говорили о пережитом стрессе. Василий тогда показал себя настоящим мужиком. Когда олень выскочил прямо на дорогу перед их машиной и Василий, выкрутив руль, направил машину с откоса дороги, а не на нас, ехавших навстречу, он, первым делом убедившись, что жена цела, бросился к нашей машине.
Увы, рискуя собой и разбив свою машину, нас он не спас. Плохие тормоза сделали своё дело. Проклятый олень, вместо того, чтобы радоваться чудесному спасению и улепётывать во все лопатки, замер прямо перед нами. Ну а плохие тормоза я уже упоминал. Очнулся я возле машины. Антон рассказал, что я ударился головой о приборную панель и выключился, а его самого прижало влетевшей в лобовое стекло филейной частью оленя. Василий нас вытащил, а оправившаяся от шока Татьяна обработала мою голову.
Их машина застряла внизу под невообразимым углом, а наша старенькая «королла» заводиться отказалась наотрез, несмотря на то, что Василёк, как ласково называла его Татьяна, был хорошим автомехаником. Посетовав на обстоятельства и выматерившись на оленя, которого мы завернули в брезент (не пропадать же добру) и затолкали под машину, Антон предложил поискать признаки цивилизации. И вот, после нескольких часов хода мы, свернув у покосившегося указателя с дороги на просеку, оказались в этом таинственном посёлке.
Надвигались сумерки. Мы шли по главной (как мне думается) улице. Чем дальше мы заходили вглубь посёлка, тем больше нарастало давящее ощущение того, что за нами что-то наблюдает. Не кто-то, а именно что-то. Гнетущее и зловещее чувство росло, казалось, с каждым шагом. Серые унылые дома по обоим сторонам улицы тянулись в ряд, словно могилы. Я даже не заметил, как они расступились, выводя нас на большое двухэтажное здание, смотрящееся здесь, если уж я привёл аналогию с кладбищем, как величественный склеп среди могил. Он стоял, судя по всему, в центре посёлка, на своего рода площади. От неё в восемь сторон диаметрально расходились улицы, пересекаясь как раз на этом «склепе».
— Судя по всему, администрац.... — моя и без того разбитая голова взорвалась вспышкой ослепительной боли. Не удержавшись на ногах, я припал на одно колено от страшного удара. Не понимая, что происходит, я провёл рукой по затылку и поднёс к глазам. На пальцах была кровь. Татьяна, прижавшись к Василию, испуганно смотрела на меня. Побледневший Антон растерянно озирался. Василий, отстранившись от Татьяны, одной рукой помог мне встать, второй зачем-то расстёгивая куртку.
Клац! Рядом с ногой Антона выбил пыль из земли приличных размеров булыжник. Ещё один на лету перехватил Василий прямо перед лицом Татьяны. Я ещё успел удивиться его ловкости, когда очередной камень уже на излёте толкнул меня в бедро. Василий, сжав тяжелый охотничий нож (вот зачем он расстёгивал куртку!), напряженно смотрел в ту сторону, откуда летели камни. Внезапно из-за забора крайней хибары выскочил молодой парень лет двадцати пяти — двадцати семи. Нечленораздельно мыча, он нагнулся и, схватив камень, бросил его в нашу сторону. Все мы, кроме Василия, оцепенели. Он же, перехватив нож, крикнул:
— Уйди, сука, зашибу!
Не знаю, понял ли его нападавший, но, увидев нож, он приостановился и, продолжая мычать, начал тыкать нам рукой в направлении, откуда мы пришли. Причём жесты и мычание становились всё агрессивнее и ожесточённее.
— А ну, пшел вон, паразит! — окрик прозвучал, как раскат грома. Из-за плетня соседнего дома к нам подходил мужик. Огромный мужик. Я таких даже по телевизору не видел. Огромный рост, не меньше двух двадцати, компенсировался широчайшей грудью, а бугрящиеся мышцами руками он мог, казалось, без каких-либо усилий свернуть шею дикому быку. В руке у него была палка, которой он недолго думая перетянул мычащему парню пониже поясницы. Подпрыгнув и заверещав, он кинулся прочь по одной из улиц, держась обеими руками за отбитое место.
— Вы его извините, — пророкотал великан (так я окрестил амбала). — Он дурачок у нас. Да и немой к тому же...
Немного помолчав, он спросил:
— А вы чьих будете?
Мы рассказали ему обо всех наших злоключениях. Антон также поинтересовался насчёт подозрительной тишины в деревне, на что великан пробурчал что-то вроде: «Не в добрый час вы сюда явились...» — затем, посмотрев на солнце, уже касающееся горизонта, он недовольно пробормотал что-то уж совсем невнятное:
— Что ж, выбора у вас не так уж и много. Пошли, определю, где переночевать. Но чтобы духу вашего завтра с утра не было!
Вопреки всем ожиданиям, повёл он нас не к дому, из которого вышел, а к тому самому «склепу» в центре посёлка. Пройдя внутрь, великан зычно крикнул: «Авдотья, чтоб тебя, привечай гостей!».
— Каких гостей? Нашел время шутки шутить! Сам знаешь что сегодня произо.... — надломанный старческий голос прервался на полуслове. Нас увидела, понял я. Из-за неприметной полуоткрытой дверки выглянула пожилая женщина. Взгляд, каким она одарила великана, был красноречивее слов. Нам здесь явно были не рады...
Но, судя по всему, великан был в посёлке не последний человек. Одарив старуху ледяным взглядом, он молча развернулся и вышел. Та, злобно зыркнув ему вслед, жестом показала нам следовать за ней. Мы поднялись на второй этаж. В полном молчании она указала нам на две двери, расположенные друг напротив друга. Я и Антон подошли к одной, Василий с Татьяной — к другой. За дверью нас ожидало две кровати и тумбочка. Вот и всё убранство. Судя по всему, у Василия с Татьяной обстановка была такая же. Ещё раз окинув нас презрительным взглядом, старуха выплюнула две короткие, рубленые фразы:
— Жрать нехер. С утра выметайтесь.
О еде мыслей и не было. Спать, спать, спать.... Единственное, что билось в голове, помимо пульсирующей боли, так это мысли о сне. Не сговариваясь, мы, посмотрев друг на друга, разошлись по комнатам. Меня выключило, как только голова коснулась подушки. Единственное, о чём я успел подумать, это то гнетущее чувство тревоги. Оно никуда не делось. Просто затаилось под гнётом всех происшедших в этой странной деревне событий. А теперь вернулось.
И я провалился в сон.
Дикий ужас рывком поднял меня с кровати. Я ничего не понимал, не слышал и не видел. И не ощущал. Ничего, кроме приступа дикой, необъяснимой паники. Сердце бешено колотилось, тело было покрыто омерзительным ледяным потом. Сев в постели, я попытался собраться с мыслями, но это было сродни поиску иголки в стогу сена. Безотчётный липкий страх своими щупальцами оплёл меня полностью. Я собрал в кулак всю силу воли и приказал себе успокоится, но этого хватало лишь на то, чтобы не закричать.
Не знаю, сколько я просидел в таком положении — минуты, а может быть, часы. Постепенно я начал успокаиваться. Трясущейся рукой я достал из кармана сигарету. Уже собираясь подкуривать, я осознал, что нахожусь в чужом доме, и, вспомнив «гостеприимную» хозяйку, счёл за лучшее выйти покурить на крыльце.

>>339767
Придерживая дверь, чтобы не заскрипела, я выглянул в коридор. Тишина, разгоняемая лишь моим дыханием, сплеталась с темнотой, возрождая чувство панического страха. С трудом отогнав наваждение, я аккуратно ступил на скрипучие доски коридора. Мрак обволакивал меня, пробуждая дремлющие, первобытные, заложенные природой страхи.
На ощупь добравшись до лестницы, я только хотел начать спускаться, как вдруг увидел ЭТО. Впереди на уровне моего лица блестели чьи-то глаза! Жуткие, белесые, веющие холодом глаза. Лунный свет почти не проникал сюда из коридора, но этой мельчайшей частицы света хватило, чтобы я увидел их. Я замер, не в силах пошевелится... Первая мысль была о чокнутой домовладелице, но вторая мелькнувшая мысль разбила эту надежду. Я стоял на первой ступеньке лестницы, ведущей ВНИЗ. А глаза были от меня в паре метров на уровне МОИХ глаз...
Судорожно схватившись за перила, я шумно вздохнул. В ту же секунду глаза исчезли. Это сопровождалось тихим шорохом и скрипом. Скрипом сродни скрипу звериного когтя по доске. Скрипом по ПОТОЛКУ.
Я сел на лестницу. Меня колотило. На грани истерики, я плюнул на все законы гостеприимства и, подкурив, жадно затянулся. Дрожащие руки не слушались приказов мозга, поэтому я держал сигарету двумя руками, при каждой затяжке беззвучно всхлипывая.
И тут опять раздался шорох. Уже снизу лестницы. Я окаменел. Я мог просто сидеть и вглядываться в темноту, не чувствуя боли от тлеющей в пальцах сигареты. Но этот шорох был не таким. Его звук был вполне обыденным, просто шлёпанье босых ног по деревянному полу. И он сопровождался колеблющимся неровным светом. Свеча, скорее всего. Бабка зачем-то на кухню пошла, а я сижу и трясусь, как безумный. Стыдоба-то... А глаза — глаза мне привиделись, и точка!
Меж тем, пока я себя успокаивал, из-за угла вышла... нет, не бабка. Девочка. Девчушка лет пяти-шести. Белокурая, в ночной рубашке и со свечой в руках, она не вписывалась в ту атмосферу кошмара, что царила минуту назад.
Улыбнувшись ей, я постарался незаметно потушить сигарету о ботинок.
— Привет, маленькая... Ты откуда тут такая взялась?
Девочка молчала, сжав в руке свечу и глядя на меня своими огромными глазами.
— Не разговариваешь с незнакомцами? Это хорошо. Это тебя правильно родители научили... У тебя ведь родители есть?
Судя по тому, как она напряглась, вопрос задел её за живое. Да уж. Не умею я с детьми общаться. Что поделать, опыта не было... Всё, что я знал о личинках человека кроме того, откуда они берутся, это то, что все они любят сладкое. Хм, у меня же где-то завалялась шоколадка...
— Постой, не уходи, я тебе сейчас вкусняшку дам...
Какая ещё вкусняшка — ей же вроде не три года!.. А, да и ладно, какая разница. Подсветив зажигалкой в комнате, я нашел рюкзак и достал оттуда плитку шоколада. Подходя к лестнице, я увидел свет от свечи. Смотри-ка, не ушла.
И точно. Она стояла внизу всё в той же напряженной позе. Я начал потихоньку спускаться, держа шоколад в вытянутой руке. Оказавшись перед девочкой, я протянул шоколадку ей. Мне было интересно наблюдать, как боязнь перед незнакомцем борется в ней с любовью к сладкому. И, судя по всему, любовь побеждала. Она трогательно улыбнулась и начала протягивать руку, как вдруг полный злобы голос с угрозой произнёс:
— Отойди от девочки.
— Это не то, что вы подума... — начал я, разворачиваясь, но мой взгляд упёрся в две чёрные дыры, пахнущие смертью и порохом. У старой карги в руках была двухстволка!
— Я сказала, отойди от неё, сука!
— Эй, эй... Потише... — начал я, но выстрел не дал мне договорить. Эта чокнутая шарахнула в потолок. Моя и так пострадавшая сегодня голова ответила адской болью и звоном в ушах. Перед глазами всё мерцало. Секундочку, это не контузия — у малышки в руках свеча ходила ходуном, заставляя тени в комнате танцевать, что я и принял за мерцание. Её глаза, как у затравленного зверька, со страхом внимали происходящему.
— У меня и в мыслях не было... — опять начал я, но толкнувшее меня в лоб горячее дуло было красноречивее любых слов.
— Что происходит?! — Василий, ничего не понимая, спускался по лестнице.
— Стой, где стоишь! — ружьё качнулось в его сторону. — Дёрнешься — полное брюхо свинца нашпигую!
Василий замер на лестнице, приподняв руки. Краем глаза я увидел движение на втором этаже. Татьяна. Я мысленно умолял её не высовываться. Вдруг шальная мысль вспыхнула в голове — Антон! В комнате его не было... Где же он может быть?..
Входная дверь с грохотом распахнулась, и в дом вошел великан.
— Говорил же, старая, без шума! — его бас бил по перепонкам почище выстрела. — Устроила тут военные действия!
С его словами все надежды на помощь в этой щекотливой ситуации рассыпались карточным домиком. Василий медленно стал спускаться с поднятыми руками.
— Послушайте, это явно какое-то недоразумение...
— Углохни! — великан резко ударил его в лицо. Василий успел прикрыться, но для гиганта его блок был что лист бумаги. Раздался глухой хруст, и Василий начал медленно оседать на ступени.
— Василёк! — Татьяна бросилась вниз по лестнице к падающему мужу.
БАБАХ! Из ствола вылетел сноп пламени, и живот Татьяны будто взорвался изнутри. Я и не представлял, что в человеке может быть столько крови. Вся лестница позади Татьяны была забрызгана красным. Из её развороченного живота кровь хлестала мелкими ручейками, соединявшимися у её ног в одно огромное озеро, водопадом стекающее со ступеней. Её взгляд остекленел, и с тихим хрипом она повалилась на лестницу, всё ещё держа руки на развороченном месиве, что было её животом. Я услышал хруст ломающегося о ступеньку носа, и только тут до меня дошло, ЧТО происходит...
Как ни странно, но этот жуткий хруст не только вернул мне осознавание действительности, но и включил инстинкт самосохранения. Не время паниковать! Сердце выбивало барабанную дробь, в крови кипел адреналин, а моё тело стало действовать инстинктивно, не согласовываясь с мозгом. Приказы отдавало подсознание.
Я бросился вперёд. Проскочив вплотную рядом с великаном, я схватил девочку и кинулся вон из дома.
Выскочив за дверь и пробежавшись по ступеням, я побежал к той улице, по которой мы сюда пришли. Кромешная тьма не давала ничего разглядеть и понять, куда я бегу. Я делал это интуитивно. Девчонка у меня на руках словно всё понимала и просто крепче вцепилась мне в плечо. Проносясь по дороге и мечтая об одном — только бы не упасть, — я вдруг заметил впереди по дороге огоньки. И, судя по всему, они двигались навстречу. Факелы! Причём много — штук тридцать-сорок. И тут луна решила сыграть со мной злую шутку. Туча, закрывавшая её, разошлась, и лунный свет залил всё своим холодным серебристым цветом. Мы оказались как на ладони перед неведомой опасностью впереди и реальной опасностью сзади...

>>339768
Меж тем факелы приблизились. Это было странное и жуткое шествие. Сорок человек в полном молчании встали и смотрели на нас совершенно отрешенно. Никто из них даже не двинулся с места. Здесь не пройти... Сзади полоумная старуха и невменяемый амбал... Что же делать... Что же делать?!
Придётся бежать назад. Сзади их всего двое. Лишь бы не догадалась ружьё перезарядить, старая сука...
Развернувшись, я перехватил поудобнее девочку и побежал назад, к «склепу». Как ни странно, у большого дома никого не было. Зато было другое. Факелы. Они приближались с каждой улицы. Со всех восьми улиц они сходились к центру... Больше двухсот человек перегородили нам все пути к отступлению.
Отчаявшись спастись, я кинулся в дом. Можно попробовать спрятаться...
В прихожей я быстро огляделся. Так, второй этаж отметаем... Тело Татьяны так и лежало на лестнице в луже засыхающей крови. А вот Василия не было. Но мне некогда было думать, куда он делся. Пинком открыв дверь на кухню, я огляделся. Отлично, нож — то, что надо. Какое-никакое, а оружие. Забирая нож, я заметил ещё кое-что. Люк. Люк в полу. Погреб, а быть может, и подвал. Выбора все равно не было, поэтому, ссадив девочку, я протянул руку к крышке. Внезапно малютка меня схватила за руку. Я посмотрел на неё — она яростно мотала головой, а в её глазах сквозил неподдельный ужас. Она очень не хотела, чтобы я открывал подвал.
— Прости, малышка, но у нас с тобой особо нет выбора... — произнёс я, поднимая крышку. Ужас в её глазах не исчез, но к нему прибавились обречённость и безысходность. Она перестала мотать головой и дёргать меня за руку. Она смирилась.
У меня не было времени размышлять над её страхами. Взяв девочку за руку, я начал спуск.
А подвальчик-то непростой оказался. Вместо всякого хлама, коему было положено тут находиться, я увидел длинный каменный коридор, уходящий во тьму. Выбора не было.
В стену в специальную выемку был вставлен факел. Прежде чем закрыть крышку люка, я зажег его и взял в руку, в другой руке зажав нож. Крышка опустилась, и тьма сгустилась вокруг, разгоняемая факелом лишь в паре метров вокруг нас. Внезапно вернулось то самое ощущение нарастающей тревоги, вытесненное до этого адреналином, и с каждым шагом оно становилось всё сильней. Мы углубились уже метров на двести, а коридор всё не кончался. Интересно, куда он ведёт?
Девочка всё сильнее вцеплялась в мою руку, в которой был зажат нож. Я ощутил, что её начало трясти. С каждым новым шагом она всё сильнее тряслась и всё сильнее прижималась ко мне. Чувство безотчётного страха усиливалось, но я, сжав зубы, заставлял себя делать шаг за шагом, ведь выбора у меня особо и не было.
И тут я услышал плач. Девочка застыла на месте, с невообразимым ужасом глядя вперёд, во тьму, и крепко вцепившись в мою руку. Там, за границей света, что-то было. Я мог различить лишь неясные очертания в тени, которые подрагивали в изменчивом свете факела. Плач стал нарастать. От него веяло жуткой тоской, безысходностью и (уж не знаю как я это понял) голодом. Силуэт на границе света и тени дёрнулся и потянулся вперёд. К нам.
Мы застыли, словно изваяния, не в силах двинуться с места. Силуэт проступал всё отчетливее и отчётливее, пока....
— Мать твою, ну и напугала же ты нас, маленькая! — вырвалось у меня.
Во мраке стояла девочка. Скорее всего, одногодка моей невольной спутницы, судя по росту. Она стояла, наклонив голову, волосы цвета вороньего крыла скрывали её лицо. Стоя аккурат на границе света и мрака, девочка производила жутковатое впечатление.
— Ты откуда зде... — начал я, но дрогнувшая рука осветила на мгновение то, что было скрыто тьмой.
Я почувствовал, как шевелятся волосы на затылке, вставая дыбом. Она была без одежды. Синюшный даже в свете факела цвет кожи резал глаза. Худощавая, рёберные дуги, обтянутые кожей так, что, казалось, она вот-вот лопнет, выпирали по бокам. Но самое страшное, что высветил факел — это длинный, со рваными краями, разрез, идущий от солнечного сплетения до паха.
И тут оно подняло голову.
Тот самый взгляд, полный тоски и холода. Те самые мёртвые глаза, блестевшие на лестнице.
Оно смотрело на нас словно оценивая. На мне взгляд существа задержался не более секунды, одарив меня холодом, а вот девочка... Девочка эту тварь явно заинтересовала...
Загораживая собой ребёнка, я отчаянно махнул факелом в сторону твари. Мне показалось, или в мёртвых глазах промелькнул испуг? Меня самого панический ужас сжирал живьём. Я попытался ткнуть факелом в лицо... морду... в голову этого существа. Оно отскочило, почти скрываясь во мраке, и издало жуткий, душераздирающий крик. Звук сродни звуку лезвия по стеклу. Тварь бросилась на стену и, изламывая, ноги и руки, как если бы у неё не было суставов, исчезла во тьме.
Дрожа, я опустился на колени, прижав к себе девочку. Её колотило у меня в объятиях, и она что-то пыталась произнести. Сквозь рыдания я смог разобрать только: «Н-не о-от-т-давай...».
Не бойся маленькая, не отдам, - пронеслось в голове. Вот только выбраться бы нам ещё отсюда....
Вдруг погас факел. Вот только что мы были в почти безнадёжной ситуации в поисках выхода, с убогим светом, как вдруг оказались в этой же ситуации, но уже БЕЗ света... Как только эта мысль проявилась у меня в голове, я услышал этот отвратительный полушорох-полускрип. В кромешной тьме, с жалким кухонным ножом против чего-то неестественного, я впервые в жизни молился. Я умолял Господа, чтобы это оказалось всего лишь отвратительным сном, ночным кошмаром... Но Бог не внял моей мольбе. Цокотание когтей по камню приближалось. Приближалось откуда-то сверху... На потолке, оно на потолке туннеля!
Одной рукой обнимая девочку, второй сжимая нож, я с ужасом вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Где-то впереди раздался заставляющий стынуть кровь плач. Впереди и чуть сверху. Теперь я, по крайней мере, хоть приблизительно могу определить, где эта тварь...
Плач раздался сзади. Нет! Как? Не может быть, он же только что был впереди нас! Но он и был впереди нас. И позади нас. Скрипы и шорохи удвоились. Тварей было две...
В отчаянии я принялся махать ножом во все стороны. Хотя вряд ли это могло мне помочь. Плач, такой близкий, принял злорадный оттенок, будто твари понимали — нам уже никуда не деться.
Сильный рывок бросил меня на пол. Девочка! Они вырвали её у меня из рук! Опираясь на руки, я попытался встать, как вдруг левую кисть пронзила боль. Я ещё успел почувствовать ледяное прикосновение к руке, как в моей голове взорвалась яркая вспышка, и сознание окутала тьма...
Возвращение в сознание сопровождалось тошнотой. Голова, перенёсшая сегодня уже три сотрясения, раскалывалась. Во рту стоял ржавый вкус крови. Я попытался двинуться. Нет! Я был связан. Зато здесь был свет. Сиротливо стоящая неподалёку свеча осветила каменный пол и верёвки на моём теле. Всё остальное тонуло во мраке.
Послышались шаги. Не мерзкий скрип-шорох, а обычные человеческие шаги. Я не мог даже двинуться, поэтому всё, что мне осталось, это ждать своей участи.
Человек шел с факелом, и, когда он показался из-за угла, я не смог сдержать вскрик изумления — это был немой парнишка, обкидавший нас камнями. Лучше бы мы поступили, как он нам показывал. Развернулись и ушли. Меж тем парень, приложив палец к губам, достал нож. Что же, или убьёт или отпустит? Третьего не дано. Я с замирающим сердцем ждал развязки. Страха не было. Была лишь злая печаль на то, как всё получилось. Немой навис надо мной. Нож тускло отблёскивал в неровном свете факела и свечи. Рука подносила его всё ближе и ближе...
Верёвка ослабла. Он разрезал её.
Опять приложив палец к губам, он махнул мне рукой, приказывая идти за собой. Выбора как такового у меня не было.
Скинув с себя разрезанную верёвку, я приподнялся. Головокружение заставило меня схватиться за стену. Парень нетерпеливо дёрнул меня за плечо: «Быстрее». Увидев, что я готов идти, он развернулся и сделал шаг вперёд. В этот самый момент у него исчезла голова.
Грохот и эхо, порождённые выстрелом, заиграли в моей голове звоном и болью, а крошево из костей, мозга и кусочков плоти обляпало мне лицо. Кровавый дождь, хлещущий из разорванных дробью артерий и крупных сосудов, заливал мне глаза. Безголовое тело, постояв ещё несколько секунд, начало оседать на землю. Свет факела, шипящего от попавшей на него крови, высветил невозмутимо стоящего с ружьём в руках великана.

>>339769
— Ну и заставил же ты нас побегать, паря, — эмоции в голосе отсутствовали. Это была сухая констатация факта.
— Пошли, — ствол качнулся, указывая мне направление. Подобрав факел, я, в полной прострации и смирившись со своей судьбой, пошатываясь, направился в указанную сторону. Подземелье было просто огромным. Не удивлюсь, если оно простиралось под всем посёлком. Мы шли уже не менее получаса, когда я увидел впереди зарево.
Коридор прибавил в высоте, раздался вширь и вывел нас в огромную пещеру. Зарево, которое я видел, оказалось сотнями факелов, воткнутых в стены и сжимаемых в руках жителей посёлка. Судя по всему, они собрались здесь все. Больше двухсот человек молча стояли перед подземным озером в центре пещеры и смотрели на водную гладь, казавшуюся в зыбком свете факелов иссиня-чёрной. На берегу озера стоял большой камень подозрительно правильной формы. «Алтарь», — услужливо подсказало сознание и тут же отстранилось, ушло обратно в кокон отрицания происходящего. Люди стояли по обе стороны камня, оставив широкий проход к алтарю (нет, к могильному камню, к моему могильному камню).
Великан подвёл меня к алтарю, но не доходя пары метров, без усилий, положив руку мне на плечо, поставил меня на колени. Сам, подойдя к камню и развернувшись лицом к присутствующим, воздел руки вверх и пророкотал:
— Этот день настал. Снова. Как было уже столетия. Десять лет минуло с того дня, как мы собирались здесь последний раз. ОН голоден, но сегодня у нас есть для НЕГО дары... Нам не придётся кидать жребий. Возрадуйтесь! Сегодня отсюда выйдут ВСЕ! Но существует обязательство. Прежде всего, мы должны накормить ЕГО детей...
Он прищёлкнул пальцами. По его знаку к алтарю подтащили какой-то барахтающийся свёрток. Разрезав путы, великан поднял на ноги... о Боже, нет.... ту самую девочку!
Дальнейшее ярко врезалось мне в память. До самых мелких деталей.
Сорвав с девочки одежду, великан бросил её обнаженную на алтарь. Протянув руку куда-то к его краю, он вытащил оковы на цепи и защёлкнул их на руке у малышки. Девочка, рыдая, попыталась вырвать руку из оков, но только содрала кожу. Великан тем временем извлёк ещё кандалы и закреплял их, оставаясь бесчувственным к мольбам ребёнка. Когда она оказалась распятая на холодном камне, великан протянул руку к толпе. Кто-то вложил ему туда длинный, изогнутый, судя по всему, ритуальный нож. Моё сердце, казалось, остановилось. Я не мог наблюдать этого зверства, но тело словно парализовало. Я также не мог отвернуть голову или закрыть глаза. Всё, что мне оставалось, это наблюдать за бесчеловечным ритуалом.
Девочка издала полный боли и отчаяния крик, когда нож начал медленно, миллиметр за миллиметром, входить в её тело чуть ниже солнечного сплетения. Я мог желать ей только одного — скорейшей смерти, чтобы она не мучалась. Но великан не стал её убивать. Медленно, очень медленно, он повёл бритвенно-острое лезвие вниз от груди. Девочка уже не кричала. Она просто выгнулась дугой и открывала и закрывала рот в безмолвном вопле. Когда лезвие еле слышно стукнулось о лобковую кость, залитое кровью тельце мучительно дёрнулось. Самое страшное, что она ещё была в сознании. Опытным мясницким движением великан, запустив руку в её нутро, ловко орудуя ножом, кромсал детскую плоть. Когда его рука, обагрённая невинной кровью, показалась обратно, в кулаке что-то было. Он воздел кулак кверху и прокричал: «Утолите свой голод!!!».
К горлу подкатил тошнотворный спазм, когда я увидел, что было в его руке. Этот ублюдок вырезал ей матку!
Внезапно раздался плач. Он доносился со всех сторон. Казалось, стенает и плачет сама пещера. И уже знакомый мне полускрип-полушерох возвестил о приходе тех, кому была принесена жертва...
Их были десятки. Они выползали на свет из всех тёмных углов, подымались из озера и плакали, плакали, плакали...
Они не трогали людей. Проползали мимо, выламывая непонятным образом руки и ноги. Их мёртвые глаза смотрели все в одну точку. На кусок кровоточащей плоти в руке великана.
Гигант, преклонив колено, протянул орган чудовищам. Одно из них, подойдя к нему, посмотрело в глаза. Великан попытался выдержать взгляд, но ему это не удалось. Он склонил голову. И тогда тварь схватила свежую плоть и принялась пожирать её. Загробный плач десятков существ сменился радостными всхлипами. Они бросились к девочке, медленно истекающей кровью, и, отталкивая друг друга, стали пожирать внутренности. И, о Господи, она была ещё жива!
Её тонкая ручка последний раз слабо дёрнулась в кандалах и обмякла. Она умерла.
Твари, как по команде, раздались в стороны и замерли, смотря своими мёртвыми глазами на распотрошенное тельце. Наступила полная тишина. Даже их сатанинский плач прекратился. В этой гробовой тишине я услышал стук своего сердца.
Тук-тук.
Тук-тук.
Тук...
Распотрошенное тело на столе дёрнулось.
Нет! Не может быть! Она не может ещё быть живой!
Со стороны алтаря раздался всхлип. Через секунду тело на алтаре начало приподниматься, странно выламывая руки и ноги. А потом оно заплакало.
Я физически ощущал окутывающий меня ужас. Тело обвело взглядом людей и остальных тварей. Потом её мёртвый взгляд остановился на мне. Моё дыхание перехватило, и из глаз полились слёзы. Нет, нет, нет, НЕТ!!! Этого не могло быть, не могло, это всего лишь сон! Но сознание жестоко твердило — это реальность.
Вдруг все твари опять зашевелились. Плач опять наполнил своды пещеры. Как одна, они бросились по тёмным углам. И девочка с ними...
Великан, поднявшись на ноги, махнул рукой. На этот раз из незаметного коридорчика вывели... Василия и Антона.
Никакого ритуала, как я опасался, не проводили. Их в полной тишине просто столкнули в озеро.
Они барахтались на плаву с завязанными руками. По крайней мере, по сравнению с тем, что сделали с девочкой, это была лёгкая смерть. Утонуть просто. Но что-то мне подсказывало, что всё не так просто...
— Прими наш дар! — прокричал великан, и в тот же самый момент погасли факелы. Все. Затем я услышал крик. Два крика, слившиеся в один. Не надо было быть семи пядей, чтобы понять — кричали Антон и Василий. Дикий вопль двух человек длился и длился. Казалось, прошла вечность, пока не раздался звук, какой бывает, когда кидаешь большой камень в воду. Два камня. Размером с человека.
Бульк...
И тут же, как по мановению волшебной палочки, зажглись факела.
Гладь озера была чиста. Лишь лёгкие круги ещё расходились на том месте, где только что барахталось двое людей.
Вот, кажется, настала и моя очередь. Великан подходил ко мне с окровавленным жертвенным ножом. Я закрыл глаза и приготовился умереть. Странное это было чувство. Ни страха. Ни паники. Только усталость. Усталость и желание поскорее с этим закончить. Даже таким способом...
По знаку великана меня схватили за руки и разжали челюсти. Я почувствовал, как красные от крови пальцы вытаскивают мой язык. Почувствовал ржавый вкус. А потом пришла боль...

К посёлку подходили люди. Их было пятеро. Три женщины, мужчина и ребёнок. Впервые за эти годы в посёлке я увидел других людей. Я даже не пробовал сбежать. После того, как великан показал мне разодранного пауками (как я их потом окрестил) тигра, я понял, что выхода отсюда нет.
А люди... Люди были обречены. Через две ночи наступит День Даров. Их уже не спасти.
Можно было бы им крикнуть. Предупредить. Но без языка особо не покричишь. Только мычать и получается.
Хотя... Я взял в руки крупный камень. Не заслужили они такой участи. Будь что будет.
Я начал приподниматься, как увидел великана. Он смотрел на меня с крыльца и улыбался, поглаживая крепкую дубовую палку.
Что ж. Не фарт. Извините.
Выронив камень, я сел обратно.

>>340574
Запиливаю историю. Двачевал как-то до рассвета, смотрел аниму, гонял в какую-то игрушку, да и сам, просто, гонял своего ананаса. Решил перед сном сходить на кухню и взять молока с печеньем ну как в фильмах. Прошёл по коридору, открыл дверцу. Набрал хавчика, налил стаканчик и отправился в сычевальню. На улице уже светало.
Я сел к компьютеру и стал потихоньку потягивать moloko, как краем глаза заметил какое-то движение в коридоре. Ну я решил, что уже залипаю и продолжил дальше скроллить интернеты. Спустя пару минут я услышал скрип половиц. Вот тут уже у меня начал туз сжиматься, ведь дома то я один. Мамка на работе, а на зверей у меня аллергия - вот и не держим таковых.
Я повернул голову и, да, я увидел ебаную хуйню. Как описывали аноны. Высокий, но сгорбленный, тёмный человеческий силуэт. То что я классифицировал как "голову" было выставлено чуть вперёд. "Горб" же шёл дальше шеи и туловища, выше дверного косяка. И да, я как половина треда просто ЗАЛИП. Застыл в ёбаном ахуе. Рассмотреть эту мразь я не мог, хотя смотрел прямо на неё. Будто пеленой глаза заволокло.
Чудовищными усилиями мне удалось отвести голову к экрану. Я стал пристально изучать логотип вконтактика, но боковым зрением я следил за НЕХ. Я не шевелился. Просто сидел. Я надеялся, что сейчас придёт сообщение от какого-нибудь другана и эта ужасная фантасмагория рассеется. НЕХ не двигалась, а просто СТОЯЛА, но при этом вокруг меня, будто, клубила мрачная атмосфера безысходности и создавала вакуум. Я просто не слышал НИ ЕДИНОГО ЗВУКА.
Прошло ещё пару минут. Я готов был руку себе отсечь лишь бы услышать какой-нибудь посторонний звук. Любой: сообщения в вк, сигналку на улице, собаку соседей, звонок мобилы, но блять на часах 5:12. Даже вид уведомления из Стима, что "Такой то долбоёб дрочится в такую хуйню" был бы самым лучшим моментом в моей жизни. Всё что я слышал это биение своего сердца, падающие кирпичи из жопы и пот, градом льющийся, с моего испуганного ебальника.
Больше такого положения дел я терпеть не мог. Окно хоть и находилось рядом, но было закрыто. Хотя у меня второй этаж и, возможно, я отделался бы переломом. Но я понятия не имел, что эта хуйня мне сделает если я рыпнусь. К тому же меня просто пугала вероятность, того что она вообще хотя бы пошевелится. Я всё ещё периферией наблюдал за ней и мне уже начало казаться, что с НЕХ что-то происходит. Оно будто менялось, как пятна с маски Роршаха.
Паника нарастала. Я сидел и прокручивал в голове мысль, что это сон. Искал зацепки в окружении, чтобы понять реально ли происходящее. Мне нихуя не верилось, что это говно происходит СО МНОЙ в ИРЛ. Я вспоминал свою комнату и как она у меня обставлена в жизни. Но, блять, вот же она! Я вспомнил, что во сне человек не может читать, но я чётко видел ебучую надпись "вконтакте" и моё имя с ником из дотана. 5:13.
Также припомнил сон из детства. Мне снилось, что я выхожу в подъезд и встречают там свою бабушку. Она маленькая ростом. Я что-то у неё спрашиваю, тут она смотрит на меня козьими глазами. У неё другие черты лица и чем больше я на неё смотрю, тем больше она начинает меняться и просто таит. "Самый страшный монстр это друг, только немного изменённый". Может эта хуйня, что слева тоже когда-то была моим другом? Всё. Я решил, что если я сейчас не побегу, то я просто сойду с ума и слягу в больничке. Это ещё если выживу нахуй.
Всё. Теперь точно ВСЁ. Нужно было действовать. Я напряг всё своё дрищуганское тело. Опустил руки на кресло. Приподнял тело. Я был всё ещё жив. Я решил повернуться и резко включить спринт до входной двери. Шпингалет, ключ, ручка и бегом до соседской двери. Такой вот план. Я молился, чтобы со мной не случился "эффект ватных ног" как это бывает во сне при побеге от кошмарной ебаки. Быстрый вдох и БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ БЛЯТЬ. Сквозь эту хуйню, меж неё, поебать, поворот через толкан и шпингалет.
Пелена, размытость и тут я получаю удар в живот и в колено. "Ты чё сука пидор охуел?". Я тут же ёбнулся рядом со шкафом. "Сука, блять, пидор чмошный, что думал то сидел, что растворюсь нахуй?". Сущность обрабатывала мои рёбра и хуячила прямо по лицу. Я закрыл клюв руками, но боль была чудовищная. "Обрыган галимый, тварь ебучая, сосальщик недоёбнный. Заебись, бля? Круто, бля? Чо, бля? Охуенно? Заебись, бля?. Пидор. Чмо. Сука ебучая. Распиздяй". Я просто лежал и плакал. Кости чувствовали каждый удар. Этого не может быть. Просто НЕ МО ЖЕ Т. "Я тебя блять караулить тут ещё должен, щенок ебаный? Тряпка обоссная. Пошёл ты нахуй. Чёртила. Обоссанец. Приведения не боишься что ли? Говноед. Ротожуй. Слыш бля? Слышешь блять?". Что-то тёплое и омерзительно гнусное, чуждое человеческому лицу и сознанию полилось мне на глаза. "Пидор. Ты пидор. Понял блять? Ты пидор. Пидор".
На утро меня нашла мать. Она открыла дверь своим ключом. Как она сказала - я сидел в своей комнате, у батареи и повторял "Я не пидор. Хватит. Звуки. Я знаю где розовый фламинго прячет тюбик. Я не пидор. Фламинго". Я этого не помню. У меня были переломаны рёбра, сломан нос, многочисленные гематомы, рассечена бровь. Я провёл в больнице почти полтора месяца. Меня отпиздила и унизила НЕХ. Зря, я тогда стал рыпаться. Прошло уже почти полгода. Я до сих пор не знаю, что за тюбик прячет розовый фламинго и что же произошло в ту страшную ночь. Но я всё это списываю на сонный паралич.

Уже третий день лил дождь. Крыша протекала. Я сидел в своей маленькой тихой комнате. Я думал о том что в данный момент, моя жизнь прекрасна. Я наслаждался мгновениями, что были даны самой судьбой. Ведь скоро мне опять идти на ненавистную работу. На улице темнело. Я решил включить свет. Ведь не сидеть же в темноте. Щёлкнул выключатель. Ещё раз. И снова. Сколько я не щелкал, свет не появлялся. Я подумал что возможно отключили электричество из-за грозы. Я проверил свет в других комнатах. Его не было. Находиться в темноте. Это не очень. Я стал смотреть в окно. На улице всё темнело и темнело. Я боюсь темноты. Она страшна и холодна. И кто знает что скрывается в этой темноте. Я вспомнил что у меня есть свечи. Точно, ведь со свечами всё интересней. Но не когда ты один в пустом тёмном доме. Свет свечи слишком тусклый. Настолько тусклый что когда сидишь у одной стены, то у стены напротив может засесть чудище и тьма его спокойно будет скрывать, а ты и не заметишь. Чудища. Я пытался себя успокоить и не думать о них. А что если они не страшные. Я не знаю. Но ведь не зря же люди их боятся. А разве люди их видели? Вдруг всё что говорят люди, это их фантазии. Интересно, а какие они чудовища. Чёрт! Я ведь старался не думать о них, а в итоге начал думать о них! Мне показалось что я слышал дыхание. И чёрт его разберёт чьё. Скорее всего своё. Потому что кто ещё будет дышать в моём пустом доме? Я поставил свечу на пол в центре комнаты. В моей комнате не так много мебели, поэтому свет из середины комнаты освещает всю комнату. Так и монстры не затаятся. Боже, я же взрослый человек, но всё равно боюсь чудищ... Стоп! Я что-то слышал! Да! Я слышал как кто-то чихнул в прихожей! Я прислушался... И услышал как кто-то закрыл дверь моего дома изнутри! Я настолько был погружен в своим мысли, что не услышал как кто-то открыл дверь и вошел! Чёрт! Я не знаю что делать! У меня нет друзей! Да и вообще практически никто не знает где я живу! Шаги направились в сторону моей комнаты. Я услышал странный кашель, обычно таким кашлем разминают голосовые связки или вроде того. В дверь в мою комнату постучали...

Здравствуйте господа аноны сейчас я поведаю вам свою стори верить/не верить ваше усмотрение:
Вообщем я жил в семье где постоянно были конфликты между родителями, но все конечно же заканчивалось перемирием, но в один день все будущие конфликты закончились уездом матери и оставленной записки от ее имени, в котором были написаны лишь два слова - "Мне надоело". В то время мне было всего 8 лет и я был расстроен. Прошло примерно полтора месяца, и я был расстроен еще больше с приходом мачехи или как сказал папа - новой мамы. Отношения между нами не очень блистали дружбой - постоянные споры, которые доводили чуть ли не до драк. Настало лето, окончив с отличием второй класс я ждал своего дня рождения, который вот вот настанет завтра, папа сказал что меня ждет сюрприз. И на следующее утро я проснулся в движущейся машине папы, оказалось мы куда-то ехали всей семьей, на вопрос куда мы едем родаки ничего не отвечали. Через час езды я не видел ни одного признака какой-либо цивилизации, мы ехали за город. Вдруг по среди пустого шоссе я заметил лишь закрытый под замок магазин, для меня это показалось странным. Проехав пол километра я увидел какой-то дом. Первая и очевидная мысль о которой я думал когда ехал в машине, это была семейная поездка за город (отметить день рождения как-то надо было) - пикник одним словом, который и должен был быть тем самым сюрпризом. Когда папа заглушил двигатель, остановившись возле этого дома, я понял что ни о каком пикнике идти речь не может так как следующими словами отца были "Вот мы и переехали Саша, как тебе сюрприз?". По моему растерянному лицу папа понял что меня не особо порадовал подарок, но он откровенно признался что причиной перееезда является слишком жаркий климат и плохая экология в городе, которая не устраивала "новую маму". Обустроив все в доме, мы поняли что освещение в доме было недостаточным - некоторые лампочки перегорели, а с собой у нас их не было(об этом не подумали). Папа решил: "А что если в том закрытом магазине что-то есть?". Было достаточно поздно поэтому мы решили поесть праздничный торт и отдохнуть до утра. На следующий день мы с папой пошли к этому магазину пока дома "новая мама" готовила вкусный ужин. Заранее папа взял с собой лом чтобы на всякий случай выбить дверь, дойдя до магазина мы поняли что лом надо использовать в любом случае так как на стук в дверь никто не отреагировал значит и внутри никого не нет, выбив дверь папа обнаружил много всякой "провизии" в том числе и пара тройка лампочек. Придя домой я в первую же очередь установил лампочку (свет от нее хоть и был, но тусклый) в ванной и решил принять душ. В ванной было установлено две лампочки, значит и теней должно быть две. И вот я заметил кое-что странное в одной из своих теней. Одна тень вела себя как обычно, а другая показывала какое-то действие, как будто бы кого-то избивала, эта тень шла как раз от тусклого света той лампочки которую я установил. Испугавшись я передумал принимать душ и сразу же пошел рассказывать взрослым. В это время папа ужинал с "новой мамой", он позвал меня отведать супа, перебив его я рассказал о странном явлении в ванной. Посмеявшись с мачехой они не поверили моим словам, сказав что у меня разыгралась фантазия. Отказавшись от ужина я пошел спать. На утро папа куда-то исчез, причем машина стояла во дворе. Сейчас мне исполнилось 16 и живу в городском детдоме, ведь тогда 8 лет назад после пропажи отца мы вызвали полицию, через пару дней они обнаружили избитый тем самым ломом до смерти труп отца в том магазине, мачеха всегда думала что я странный и видимо подумала что это я убил родного отца поэтому как единственный опекун она от меня отказалась.

Я тут пасту накатал, можете рейтануть?

Все происходившее на следующий день после того случая на рынке больше походило на тревожный сон. По мере того как мысли Александра устремлялись к решению новой проблемы заполонившие мыслительный процесс образы, наводящим ими беспокойством, останавливали конвейерную ленту завода, чьи механизмы и машины проржавели от недостатка обслуживания, завода именуемого разумом Александра. Он уверен, что все, что было до вчерашнего вечера на рынке фикция. Рассуждая об этом, он обозревал лишь ту часть горизонта своего внутреннего мира, которую оставляли неизменной метаморфозы, затронувшие все, что за ее пределами. На рынок он пришел чуть более трех десятилетий назад, будучи ребенком. После этого не было ничего. Это «ничего» старательно маскировали ложные воспоминания, которыми жил Александр. Он полагал, что изменился лишь его облик и время, при полной сохранности его здоровья. В его прошлом части которого, как он думал не было, он собирался стать врачом. Сомневаясь во всем, он разрезал вены на руке дабы узнать в самом ли деле ничего не было, и не было тех частых интоксикаций алкоголем, забытье которых он считал высшим благом, и в чем, по мере удаления от той черты разделившей его фиктивную жизнь на двое, он сомневался все меньше и меньше. Кровь не была густая, опасения подтвердились. Кровать на которой лежал, Александр слишком хорошо уберегала его от чувства усталости, но очевидность того, что именно она послужит лежбищем для свершения близости Александра и повелителя загробного мира, дьявола, воплощение которого он так жаждет лицезреть, была для Александра чем то трансцендентным. В последнее мгновение свет осознания озарил, всю протекавшую в голове Александра жизнь; ситуация стала предельно ясна. Это был просто делирий, который ему приходилось переживать и раньше, а теперь неизбежность поглотит любую надежду на спасение. Это лишь белая горячка, последствия которой оказались фатальными.
Внезапно, Александр проснулся. Тело, что лежало на его кровати принадлежало человеку не старше 10 лет. Александра не заботило теперь его тело, голоса которые он начал слышать при пробуждении твердили ему, что завтра его тело будет гнить в гробу. Почти без раздумий, им были принято снотворное, что было на кухне, в ящике.

Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон - один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?
Я был еще слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону.
Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Ахмэд. И не было на свете такой вещи, от которой Ахмэд бы не начинал орать в трубку угрозы мне, моим родным, друзьям и моей собаке.
Ахмэд бугуртил от всего - от телефонных звонков в три часа ночи до звонка Бориса Моисеева.
Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
-Ахмед, ETO TI?
-Слушаю.
-Знаешь Ахмэд, я твой мама ибал.
И тогда я заплакал, потому что мама Ахмэда была жирной тупой сукой с буденновскими усами, которую никто не смог бы выебать, кроме папаши Ахмэда.
-Мама дома? -спросил Ахмэд.
-Нет никого, - пробормотал я.
-Патаму что я твой мама сичас ибу, щенок йобаный!
-Ахмэд, а правда,ч то тебя твой ишак ебал в жопу?.
-Есть лед в доме?
-Да.
-Даставай лёд, сука, я милицию вызвал к тибе, тибя сичас пиздить будут сука йёбаная. прикладывать к телу будешь.
-Да.
-Чито да, я твой сабаки выебу, пидор бля, если ещё раз пазвонишь!!!!

После этого случая я звонил Ахмэду по любому случаю.Я просил помочь сделать уроки и узнавал у него чем кормить хомячка.

Однажды, наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Ахмэду и сообщил ему эту печальную новость. Он пытался узнать мой адрес, чтобы приехать и утешить меня прямо сейчас, в половине третьего ночи, но я сказал:
- Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением, должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
- Сука, - сказала он тихо, - Всегда помни: я тебя вычислю и зарэжу.
И я как то сразу успокоился.
На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как пишется слово "чурка".

Когда мне исполнилось девять, мы переехали в другой город. Я скучал по старине Ахмэду и часто вспоминал о нём, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о нём: я конечно пранковал помаленьку, но никто не доставлял мне так же, как Ахмэд.
Но только став взрослым, я смог оценить сколько бугурта я вызвал у этого чуркобеса.
Через несколько лет после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолет.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:
Удивительно, его голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:
- Не подскажете ли, как пишется слово "чурка"?
Сначала - длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:
- Апять ты званишь, козы плевок? Я думал, тибя сабаки сажрали, сука блядь, сабака фотошопа!!!
Я засмеялся:
- Как же меня собаки сожрут, если ты их всех перетрахал?
- А мне интересно, как такие ублюдки живут ещё, уёбак ибучий, ибал я твой рот и весь твой корень ибал!
И тогда я рассказал ему, как часто вспоминал о нем все эти годы и спросил, можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
- Я твой рот ибал, сука, - ответил он, - Просто позвони и я тебя зарежу и выибу.

Через три месяца я опять был проездом в этом городе.
Мне ответил другой, незнакомый голос:
- Саид.
Я попросил позвать Ахмэда.
- Вы его друг? - спросил голос.
- Да, очень старый друг, - ответил я.
- Мне очень жаль, но Ахмэд умер несколько недель назад от собачьего триппера.

Прежде чем я успел повесить трубку, он сказал:
- Подождите минутку. Вас зовут Жека?
- Да
- Если так, то Ахмэд оставил записку для вас, на тот случай если вы позвоните... Разрешите мне прочитать ее вам? Так... в записке сказано:
"Напомни ему, что я его с того света достану и он на хую у меня будит пэть. Он поймет."
Я поблагодарил его и повесил трубку

>>341663
Сам просил - сам доставил.
https://mrakopedia.ru/wiki/Шорох_в_наушниках

Значит так, аноны. Расскажу я вам историю, которая приключилась со мной совсем недавно.
Был поздний вечер, часов 11. Я как обычно сидел на двачах, листал треды. Иногда, когда представлялась возможность, участвовал в троллинге. Мне нравилось скатывать треды в сраное говно и смотреть как негодуют анонимусы. Да и сам процесс YOBA-творчества, с его ИСКРОМЁТНЫМ юмором, мне неимоверно достовлял. Это была моя маленькая отдушина, после серых школьных будней.
В общем, мой день прошёл как обычно. Сидение в интернетах, к тому времени, уже перестало достовлять. Да и вообще, я "дошёл до кондиции", когда глаза уже слипались и соображать было трудно. Начав поочерёдно выключать все программы, я дошёл до вмп и тут начались странности. Для начала, слабое шипение, которое исходило из наушников, не прекратилось после выключения проигрывателя. Сразу скажу, у меня дешёвые дрянные наушники, которые постоянно шипят при передаче звука, но музыка обычно заглушает это шипение и я не особо обращаю на него внимание. После выключения музыки шипение обычно пропадало, однако сейчас оно не пропало и преобрело какой-то странный оттенок. Тогда я подумал, что наушники окончательно сдохли и зачем-то повертел штекер от наушников в разъёме. Не знаю, как это могло бы помочь, но я всегда так делаю. Шипение, естественно, не прекратилось и я сильно расстроился (совсем недавно я уже сломал одни "уши" и теперь мать точно не скоро купит мне новые).
Сняв наушники, я нажал "завершение работы" и потянулся, предвкушая уже, как завернусь в тёплое одеяло, как вдруг поймал себя на мысли, что стоит уменьшить звук у наушников, а то уж больно громко шипят. В этот момент монитор компьютера погас и он оканчательно выключился, однако из наушников продолжало исходить шипение. Не понимая что происходит, я поднёс наушники к уху, и сквозь помехи расслышал чей-то пробивающийся голос:
-пшшшшш...ло...пшшшш...йоба...пшшшш...это ти?...пшшшшшшшш...
Вскрикнув, я выложил горку кирпичей и отбросил наушники. Сам факт звука из наушников, при выключенном компьютере, вызывал у меня ужас, но голос проступавший сквозь шипение был гораздо кирпичнее. Он был каким-то странно-металлическим, со странным же акцентом, но при всём при этом жутко человеческим. Мгновение я пялился в ту сторону, куда кинул наушники (мои глаза ещё не успели полностью привыкнуть к темноте после света от монитора), а потом рванул к выключателю. На самом деле, первой мыслью было выдернуть наушники из системника, но лезть в темноте под стол, тем более после такого я зассал.
До выключателя я добирался довольно долго, потому что споткнулся о гору грязных вещей по дороге и упал на какую-то пластмасску, ободрав об неё колено (наверное деталь от старых наушников или мыши, они у меня везде валяются). Я тогда ещё подумал, как-бы родаков не разбудить, таким-то грохотом lol. Шипение, тем временем, становилось всё громче и как-то... объёмнее, что-ли. Не знаю точно, как это описать.
В общем, кое-как поднявшись, я дошёл таки до выключателя и, уставившись в сторону компа, включил свет. Никакой НЁХ в той области не наблюдалось, только наушники продолжали шипеть.
Я уже начал успокаиваться и подумал, что в системнике просто что-то как-то заело (я ведь в этом не разбираюсь), как вдруг случилось самое страшное из всего что вообще могло бы случиться...
Единственная оставшаяся лампочка в люстре (остальные давно перегорели и я так и не озаботился их заменить) пару раз мигнула и потухла. Одновременно из наушников опять раздался тот голос:
-пшшшш...йоба?...пшшшшшш...

>>341664
На этот раз звук был более чётким, хоть и шёл с искажениями, а интонация была требовательно-вопросительной и ещё более крипотной, чем в первый раз. Я не выдержал, и ломанулся в соседнюю комнату, где на диване спали родаки. Я потряс отца за ногу, чтобы он проснулся.
-Бля, какого хера?-Батя приподнял голову с подушки и посмотрел в мою сторону.
Вид заспанного бати меня несколько успокоил и я понял, что не смогу описать ему ситуацию. Что я скажу, "меня до усрачки пугает звук из наушников"?
-Ну!
-Эээ... Ну... Это...-Я лихорадочно пытался придумать отмазку.-...Лампочка перегорела!
-Совсем охренел? Мне на работу в пол-шестого вставать! Потом сам поменяешь! Блядь!- Отец снова опустился на подушку и, вроде бы, сразу же отрубился. Видимо, завтра вечером меня ждала парочка пиздюлей. Впрочем, я всё равно обрадовался, что удалось выкрутиться.
Я уже хотел было вернуться в свою комнату, но на подходе снова услышал шипение и решил ретироваться на кухню.
План был прост: пересидеть до утра, а там уже разбираться. Я захватил кроссворды из сортира, сварил себе кофе и удобно устроился на диване. Не знаю, удалось бы мне просидеть с этими дебильными кроссвордами до утра или нет (они пиздец какие скучные), но где-то в пол-третьего проснулась маман, дабы посетить клозет, и надавала мне по шее. Так что пришлось идти обратно в свою комнату.
Шипение всё ещё не прекратилось, но на этот раз я был полон решимости выдрать наушники из разъёма. Я медленно обошёл кучу белья и направился к компьютеру. Пока я подходил, шипение не нарушалось ничьим голосом, так что я опять начал уверять себя, что мне послышалось. Когда я был уже совсем близко, шипение из наушников прекратилось и включился монитор. Ну, не совсем включился- монитор оставался тёмным, но от экрана исходил довольно яркий свет.
-...Йоба?...-раздалось из экрана. На этот раз без шипения, но с искажениями. Голос был не тот, что в наушниках, мне почему-то показалось, что женский, хотя точно утверждать не могу. Он был какой-то звенящий (но не звонкий), думаю его ещё можно описать "потусторонний", хотя я точно никогда не понимал что это значит (откуда, блядь, люди знают, как звучит что-то "по ту сторону"!?). На этот раз интонация была какая-то ищуще-надеющаяся.
Короче говоря, я опять пересрался, но выбегать из комнаты не стал. Храбро прикрыв пердак (чтобы разбивающиеся об противоположную стену кирпичи не разбудили родителей) я залез под стол и выдернул вилку пилота из розетки.
Теперь-то я понимаю, что тупо было ожидать, что нечто подобное сработает, но тогда я в это непоколебимо верил. Когда же вместо того, чтобы заткнуться, голос из монитора начал завывать я даже впал в ступор.
-Йоообааа...Йоо..о-о...ооООО!-К концу голос сошол на какой-то визг-хрип, довольно громкий, потом оборвался и его заменил визгливый смех. Я не могу точно сказать был это смех детей или взрослых, но у людей которые смеялись явно была истерика и они не производили впечатление здоровых. Казалось, смеющиеся хотят остановиться но не могут. Родаков это почему-то не разбудило, хотя я надеялся на обратное.
Как был, на четвереньках, я попятился к противоположной стене и уселся там, пялясь на монитор. На самом деле, ничего особенного не происходило (никакие мёртвые девочки не начали вываливаться из экрана), но с каждым мгновением мне становилось всё страшнее и страшнее. В какой-то момент этот визгливый смех стал исходить отовсюду, его прерывали только восклицания "Йоо-бааа!?" с разной интонацией, но тоже довольно истерично. Вместе с этим темнота в комнате так сгустилась, что я уже не мог нихуя разглядеть. Я попытался отползти (на ощупь обои и пол были вполне нормальными), но меня что-то схватило за ногу и довольно сильно дёрнуло назад. Правда, тут же отпустило, но этого было достаточно, чтобы я окончательно ударился в панику и начал орать во всё горло. Я шарил руками в темноте, пытался уцепиться хоть за что-нибудь и полз изо всех сил, не переставая орать при этом, а какая-то ёбанная хуйня дёргала меня в разные стороны и смеялась мне уже прямо в ухо, а их "йоба" перестало иметь какую-то интонацию и просто визжалось, кажется, на пределе лёгких.
Не знаю, сколько времени длился этот пиздец, но в какой-то момент я просто вырубился.
Очнулся я только утром, по будильнику. При этом я сильно долбанулся башкой о кровать, так как оказалось, что я наполовину под неё заполз. Всё тело охуенно ломило, руки (потом выяснилось, что всё остальное тоже) были в синяках, а правый рукав футболки был немного отодран. Телесные повреждения на этом вроде бы заканчивались. В комнате никаких особых изменений не произошло, разве что шмотьё разметало по всему периметру. Компьютер стоял целый и невредимый (хотя схуяли он поломанный должен быть?).
Вечером я расспросил родаков, слышали они что-нибудь или нет, оказалось не слышали (ясен хрен).
С тех пор такой хуйни не повторялось (хотя я несколько дней боялся подходить к компу), но по вечерам я его больше не включаю и вообще, закрываю его на ночь пледом и выдираю наушники (на всякий случай). Не знаю, что тут ещё сделать можно.
Такая вот кулстори.

Михаил Кликин
Яма

– Саша! Ну, погляди на меня! Ну, Саш! Ну, пожалуйста…
Сашка будто не слышал, он смотрел на дорогу. Сашка был суров и неприступен – как капитан корабля, идущего по бурному морю. Его судно – древний скрипучий «галлопер» – переваливалось на волнах лесной дороги, полной неожиданных опасностей. Коварные рифы уже несколько раз скребли металлическое днище! А если налетишь на скалу? Пробоину здесь не заделать, а доки далеко…
– Ну и как хочешь! – Марина, обидевшись, направила камеру на задний диван, где два Сашкиных приятеля пытались смотреть кино на «планшетнике», что при такой качке было непросто.
– Ребята, что вы думаете об этой экспедиции?
Парни переглянулись, ухмыльнулись одинаково.
– Мы думаем только одно – на кой черт Саня взял тебя?!

Так часто бывает: крепкая дружба превращается в нечто аморфное и бессмысленное, едва у одного из друзей появляется девушка. И вроде бы глобально ничего не изменилось: пиво по субботам, баня по праздникам, выезды на рыбалку, обсуждение общих знакомых, разговоры о делах – но уже не так, как раньше, теперь как-то иначе – и это все чувствуют…
– Саня, по кой черт ты потащил сюда Маринку?
«Галлопер» подпрыгнул на очередном ухабе, и Роман прикусил язык – да так, что ругнуться не смог, промычал только что-то. Он сплюнул кровь в кулак, вытер ладонь о штаны.
– Поделом тебе! – не сдержалась Марина.
Роман глянул на нее злобно, потянулся, чтобы отобрать камеру, рот открыл, чтобы высказаться. Но «галлопер» опять подскочил, и Роман еще раз клацнул зубами.
Теперь и Валерка – его сосед – рассмеялся:
– Челюсть подвяжи себе, что ли.
Роман зыркнул на него, отвернулся, уставился в окно.
– Въезжаем, – объявил Сашка.
Лес кончился, пропала и колея – свернула куда-то и потерялась. «Галлопер» катился по заросшему лугу, трава бежала волнами под ветром, кусты вдалеке – как острова. А впереди, слева, уже виднелись ободранные темные крыши в тени великанских ветл.
– Вот и родина моя, – сказал Сашка. – Деревня Колокуново. Вернее, то, что от нее осталось…
Осталось от Колокунова довольно много – двенадцать кривых изб, гнилой пруд, каменная часовенка и кирпичные столбы на месте фермы. А еще ирга, сирень, черемуха, терновник, корявые яблони, выродившаяся малина – всё, что когда-то было окультурено людьми, да вот пришла пора – опять одичало.
«Галлопер» медленно крался по улице, подминая крапиву и лопухи. Сашка жадно смотрел по сторонам, рассказывал:
– А на холме магазин был. Бабушка там пряники мне покупала – как камни, только сладкие. А иногда торты завозили вафельные. Кофейный я любил, а лимонный – не очень…
– Трудное у тебя было детство, – сказал Валерка.
– Да, – рассеянно согласился Сашка. – Повезло мне.
За колодезным журавлем «галлопер» остановился. Марина опять взялась за отложенную камеру – ей, городской девочке, здесь всё было интересно и необычно.
– Сашин дом, – комментировала она вслух. – Здесь он жил до восьми лет, потом его родители уехали в райцентр, но он всё равно часто сюда возвращался и гостил у бабушки.
– Я понял, Саня, – сказал вдруг Роман, вытаскивая из машины рюкзаки с вещами, бросая их в дремучую траву.
– Что понял?
– Понял, зачем ты взял Маринку. Видеоблог готовишь, да? Сто-пятьсот просмотров на ютюбе. Слава, деньги, почет. Угадал?
– Иди к черту!
– Иду!
Роман подхватил сразу три рюкзака и потащил их к черной завалившейся набок избе, похожей на бревенчатый склеп.
Крыльцо было высокое, в семь ступеней – они так пропитались влагой, что под ногой сочились, как губка. Роман сбросил ношу перед запертой дверью, повернулся, друзей поджидая, окинул взглядом деревню.
– А тут что, еще кто-то живет?
– С чего ты взял? – спросил Сашка, вынимая ржавый ключ из-под плоского камня у крыльца. – Нет тут никого. Десять лет как уже.
– Да ты сам погляди.
Роман поднял руку, указывая на колодец, и на тонкую тропку, и на выкошенную лужайку перед домом с той стороны улицы, и на копушку сена, и на маленький огород.
– Может, дачники? – предположил Валерка.
– Не бывает тут дачников, – сказал Сашка. – Дорога, видели, какая? Не ездят дачники сюда.
– Может, пешком кто из местных?
Они стояли на крыльце, смотрели на соседский дом. Марина целилась в него камерой.
– Странно, – сказал Сашка. – Я же интересовался перед поездкой. Не живет тут никто. Брошено всё давно, ни света, ни подъезда. А дом я помню. Это Феоктистовых дом. Хозяин – Федор – вместе с нами из деревни уехал. Мы-то в райцентр. А он куда-то далеко – на юг, с казахами. Помню, мама с отцом обсуждали это…
Он вставил ключ в скважину навесного замка, и тот развалился. Перекошенную дверь пришлось толкать плечом. На пятый раз она поддалась, застонала, захрипела и открылась.
Внутри было темно.
Сашка зашел и остановился. Странно ему стало: всё вдруг ясно вспомнилось – вот тут выключатель с тугим щелчком и завитым проводом на фарфоровых шашечках, тут на двор выход с коваными щеколдой и кольцом, тут приступок под ведра, там пыльный чулан, лестница на чердак, керосинка на ящике… Кажется, что бабушка вот-вот выйдет внука встречать.
– Чего встал? – заворчал Роман, подпирая. – Шевели булками, наследничек!

Не сразу освоился Сашка в родном доме. Говорить в голос не мог – как в мертвецкой оказался. Всё кругами ходил, руками трогал, головой молча качал – почти двадцать лет здесь не был, уж сколько лет о месте этом не вспоминал, а, надо же, вернулся – и защипало в горле, забередило в душе.
– Мы в горнице спать ляжем, – доложился Валерка. – А вы тогда тут располагайтесь. В хоромах.
Марина хихикнула. И Сашка почему-то на нее разозлился.
– Зеркало в раме. Лавка из досок. – Марина ходила по комнате, выцеливала объективом камеры отдельные предметы. – Сундук.
Марина училась в престижном университете на продюсера, для нее всё здесь казалось экзотикой – как товары на египетском рынке или экспонаты гамбургского музея.
– Печь русская, топка, – говорила она, включив прожектор на камере.
– Шесток, – негромко поправлял Сашка.
– Котел.
– Чугунок.
– Прибамбасы для печки.
– Ухваты и кочерга.
– Ковер.
– Половик…

>>348338
Обедать сели в три: нагрели консервов на таблетках сухого горючего, наломали хлеба, открыли пиво.
– Ну, ни хвоста, ни чешуи, – поднял банку Роман. – Где хоть рыбачить-то будем, хозяин?
Сашка махнул рукой на окна:
– За фермой пруд, там можно живцов половить. А река дальше у леса, километра полтора.
Валерка взглянул на планшетник:
– Джипиэс говорит, три километра до реки.
– Врет, – сказал Сашка. – Ты кому больше веришь, китайской железке с американскими спутниками или мне?
– Вообще-то, железке и спутникам, – сказал Валерка. – Но здесь – только тебе.
Оставив пиво на лавке, Сашка занялся печкой. В избе было не холодно, но прогреть ее всё равно следовало, чтобы ушли затхлость и сырость, чтобы дом ожил. Сухие дрова нашлись в подпечке – четыре полена с завитками бересты. Горка лучины занялась сразу, ясно. Береста завертелась, как живая, затрещала, закоптила.
– Сварим завтра уху, – сказал Сашка. – А вечером кашу сделаем.
Они допили пиво и разошлись: кто вещи разбирать, кто дом осматривать.
Ближе к вечеру, устроившись на месте, парни решили отправиться к реке. Оставив Марину на хозяйстве, загрузились в «галлопер», двинулись к лесу через можжевеловые заросли. Роман уже эхолот распаковывал, батарейки доставал, Валерка на планшете путь отмечал, чтобы потом в утреннем тумане не заблудиться.
– Махнем на место, которое у нас ямой зовут, – делился своими планами Сашка. – Там река разливается, и глубина за пять метров. Я в двенадцать лет в том месте то ли сома, то ли водяного зацепил – страху натерпелся! Вытащить так и не сумел, только морду усатую увидел… А еще раньше говорили, что в яме щука умная водится, ей сто лет, она как бревно замшелое. Ляжет иной раз на мелководье и ждет, когда зверь или человек к воде подойдет… Не купались мы в яме никогда…
– Выудим и щуку, – пробурчал Роман, разбираясь с настройками эхолота. – И сома твоего. И водяного с русалками.

Марина отложила камеру, когда на мониторе заморгал значок разряженной батареи. Электричества в деревне не было. Ребята привезли с собой генератор, но запустить его не соизволили, сказав, что солярку придется экономить.
Марина представила, как она будет жить здесь еще шесть дней, и поежилась.
Нет, конечно, она рада, что Сашка взял ее с собой…
Только он сейчас на рыбалке с друзьями, а она тут – в пустом тихом доме. Одна.
Марина подумала, что здесь, возможно, умирали какие-нибудь Сашкины родственники. Вот, может, даже на этой самой железной кровати с никелированными шариками, куда она собралась прилечь.
А на лавку, наверное, ставили гроб с покойником.
Сколько их здесь было – покойников-то?
Марине стало страшно, и она включила радиоприемник. Но зазвучавшая в тишине музыка напугала ее еще сильней – звуки, изрыгаемые динамиком, будто из другого мира доносились. Да и сам дом вдруг представился Марине живым существом, которое спало почти двадцать лет под точение жуков в стенах и мышиную возню на чердаке, а как услышало незнакомую музыку, так очнулось, напряглось, пытаясь разобраться – что это за копошение внутри? Что за гости?
На кухне что-то упало, Марина завизжала и бросилась из дома прочь.

Подъехать к реке получилось не сразу: старые дороги сильно заросли. В одном месте, когда за деревьями уже блестела вода, «галлопер» даже застрял. Пришлось доставать лебедку, чтобы помочь машине выползти из мелкого, но топкого овражка.
Зато на берегу нашлось довольно удобное место с ровной площадкой, со старым кострищем, обложенным камнями, с натоптанным спуском к воде.
– А ты говорил, что место дикое, – сказал Роман, помогая Валерке вытащить упакованную лодку.
– Видимо, сосед рыбачит, – предположил Сашка.
Он и сам был недоволен, встретив здесь следы человеческого присутствия.
– Лодку тут оставим?
– Конечно. Не назад же тащить. Только привяжем покрепче.
– И соседа надо будет предупредить насчет ее.
В недалеких камышах плеснуло. Валерка встрепенулся, обернулся. Ему показалось, что в самой гуще камышовых зарослей стоит кто-то, смотрит в их сторону. Он шагнул к реке, камыш дрогнул, по воде пошли круги. Больше Валерка ничего разглядеть не успел.

Долго ходила Марина по улице, смелости набираясь. И в садик яблоневый перед домом заглянула, и двор обошла, и заросший бурьяном огород осмотрела. Потом прогулялась к колодцу, заглянула в его гнилое нутро: «эй» сказала, ответное «эй» услышала. Вроде успокоилась, но так и не смогла заставить себя вернуться в избу; бродила и бродила вокруг, в черные стекла посматривая, подсознательно ожидая, что шевельнется сейчас какая-нибудь из этих серых занавесочек и выглянет в окошко жуткое белое лицо.
А может, и не белое.
И не лицо вовсе, может, а рыло…
Отворачивалась Марина от окон, не могла долго в них смотреть, так как боялась, что от мыслей таких и впрямь что-нибудь привидится – и как потом в этой избе ночевать?
Когда вдалеке наконец-то послышался рык автомобильного дизеля, Марина вышла на дорогу. И заметила, оглядываясь, что в избе на той стороне улицы, где была выкошена лужайка, открыта дверь. А в проеме, к косяку привалившись, стоит бородатый мужик, на лешего похожий, и смотрит, будто убить хочет.

>>348341
Возвратившиеся ребята на Марину обиделись, когда она на их законный вопрос об ужине ответила, что ничего не готовила. Они даже слушать ее не стали, когда она попыталась о своих страхах рассказать. Даже Сашка махнул рукой и пошел на кухню для обещанной каши крупу промывать.
Как темнеть стало, запустили генератор, на Валеркином ноутбуке комедию включили и электрический свет наладили. Марина к тому времени с кухни всех прогнала, сварила гречневую кашу с тушенкой, с древним самоваром управилась, колбасы и сала нарезала, хлеба накромсала, бутылку водки на середину стола поставила – исправилась, одним словом.
Ребята такое старание оценили. И Сашка подобрел, первую рюмку опрокинув, салом зажевав. Заговорили о завтрашней рыбалке. Марина как представила, что опять одна останется, аж затряслась.
– Возьмите меня с собой!
– Да чего тут бояться? – искренне удивился Сашка. – Запри дверь и сиди себе, книжку читай, радио слушай.
– Страшно, – сказала Марина. И вспомнила про мужика, что в дверном проеме стоял: – Пока вас не было, сосед вернулся. А если он сюда полезет, когда я одна буду?
Ребята переглянулись.
– Надо бы сходить, познакомиться с соседом-то, – сказал Валерка, не столько за Марину переживая, сколько за свое добро.
Но соседа дома не оказалось.
Ребята сначала на крыльце топтались, потом решились внутрь заглянуть – дверь хоть и прикрыта была, но не заперта. Покричали в темные сени: «Есть тут кто? Ау?!» Потом и в темную комнату зашли.
По всему чувствовалось, что человек здесь был недавно: в подтопке угольки теплились, чайник был горяч так, что рука не терпела, пахло куревом и мокрой псиной. Обстановка была скромная, но по углам разный хлам кучами валялся, из чего можно сделать вывод, что женщины в этом доме нет. На столе стояла большая кружка с молоком. Роман не побрезговал, понюхал, пригубил. Удивился: вроде бы не коровье, но и на козье не похоже. Уж не кобылиное ли? Откуда?
Находиться долго в чужом доме ребята не решились, хоть и были хорошо навеселе. Вышли на улицу, покричали еще хозяина, но так и не дозвались.
И только Сашка, в родную избу поднимаясь, обернулся на крыльце к далекому лесу и увидел где-то на полпути к реке проблеск – будто кто-то шел там, дорогу себе ярким фонарем освещая.
Но, может, и показалось ему…

Ночь выдалась беспокойная: ребят мучили кошмары. Роман просыпался три раза оттого, что ему казалось, будто на него кто-то наваливается, не давая дышать. Валерке виделось, как он тянет своим спиннингом из черной глубины нечто тяжелое и усатое – похожее на сома, но с лицом утопленника. Сашке снилось, будто по дому ходит жуткое чудище. Он просыпался с криком, вставал, дрожа, – и ему казалось, что под окнами, вздыхая и ворча, бродит какая-то тень. Он пытался ее рассмотреть, таращился в ночную темень, к холодному стеклу носом прижимаясь, – и тень вдруг выпрыгивала к нему, разевала рот, полный зубов-иголок, шипела, кривыми когтями царапала раму. Сашка опять просыпался – уже по-настоящему. Марина не спала, сидела на кровати, держа в руках светодиодный фонарик, зубами стучала.
– Что с тобой?
– Не могу уснуть. Страшно!
Марине снилось, что она беременна, что у нее идет кровь, а живот выкручивает дикая боль.
– Всё же попробуй поспать. Встанем рано.
– Хорошо.
Она послушно ложилась, они обнимались, закрывали глаза, лежали, лежали…
Под окнами опять, ворча, начинала бродить жуткая тень.
И боль крутила живот.
И кто-то тяжелый и влажный наваливался сверху, не давая вздохнуть и не позволяя проснуться…
Утро пришло как избавление.
Измученные ребята даже рассвет проспали, а ведь собирались встать затемно, чтобы к зорьке быть на воде. Однако не вышло. К реке выехали, когда уже туман рассеялся. В лодку загрузились и отчалили, когда поднявшееся солнце начало ощутимо пригревать.
Впрочем, раннее время, оно для ловли на удочку хорошо, а щука и другой речной хищник могут в любое время кормиться – хоть в полдень, хоть в обед или под вечер. Тут главное – место правильно угадать и нужную приманку подать – то ли воблерок, то ли блесенку, то ли чмокающий по воде поппер.
Пока Сашка греб, выплывая за речной поворот к «яме», Валерка и Ромка налаживали спиннинги, а Марина снимала речные красоты. Не побоялась дорогущую камеру на воду взять! Как выгребли за поворот – ахнули все: река разлилась вчетверо, правый берег поднялся косогором, по левому – высоченные замшелые ели выстроились. Красота, аж дыхание спирает!
Валерка не вытерпел, пульнул джиг на шестьдесят метров в середину омута, выждал, пока груз о дно стукнет, приподнял его, повел «ступенькой». А вот Роман спиннинг отложил, включил эхолот.
– Ну-ка, поглядим, что тут вообще такое.
Сашке тоже интересно стало: место с детства знакомое, а чтобы вот так под воду заглянуть, все ямки и бровки здесь увидеть – это в первый раз. Он оставил весла, переполз к Роману, вместе с ним над монитором склонился.
– Два метра и сразу свал. Дно вроде бы чистое.
Лодка медленно двигалась по течению, выбираясь на глубину. Валерка зацепился за что-то неподъемное, оборвал леску, ругнулся. Марина к камере как прилипла – красиво же.
– Во, что-то есть, – азартно сказал Роман.
Серый экран зарябил, пискнул сигнализатор. Почти сразу от линии дна поднялась длинная дуга – и исчезла.
– Щука?!
– Ну и здоровая!
В метре от правого борта лопнул воздушный пузырь, вода забурлила. Лодка вздрогнула, будто что-то ударилось о днище. Марина взвизгнула. Валерка выронил коробку с твистерами. А потом из темной воды на миг показалось нечто странное – то ли лапа, то ли коряга – и мазнуло по алюминиевому веслу так, что оно погнулось.
– Что за хрень?!
Лодка развернулась, буруны носом оставляя.
И всё затихло.
А секунд через тридцать в камышах на отмели затрещало что-то, заплескалось. Сашка выхватил из рук Марины камеру, навел ее на качающиеся заросли, в видоискатель не заглядывая.
– Это не щука.
– Бобер?
– Не знаю.
Нечто большое и тяжелое, оставаясь невидимым, ломилось через камыш к растущим на плоском берегу кустам, шлепало по мелкой воде.
И выло.

>>348359
Марина запросилась домой сразу. Сашка попытался ее успокоить, но понял, что это бесполезно и махнул рукой. Однако Роман и Валерка не отступались: не хотелось им бросать рыбалку. Конечно, вой в камышах напугал и их. Если бы сейчас было туманное утро или сумерки, они и сами уже гребли бы к берегу. Но светлым днем всё воспринималось иначе. И страх Марины вызывал у парней только усмешки.
– Ну, спугнули какую-нибудь выдру-переростка. А в кустах, может, и не она выла. Может, там другой зверь был, лось или кабан.
– А кабаны разве воют?
– Может, и воют…
Марина вроде бы на уговоры поддалась. Но ненадолго. Через десять минут опять запросилась на берег, чуть не заплакала.
– Ладно, – решил Сашка. – Давайте назад…
Их высадили на месте, откуда они недавно отчаливали. Марина готова была пешком в деревню возвращаться, но потом согласилась посидеть на берегу в компании Сашки, подождать товарищей.
– Через час вернемся, – пообещал Валерка, страшно недовольный тем, что девушка испортила им всю рыбалку. – Посмотрим рельеф, чтобы завтра сразу облавливать, и вернемся…
Уплыли.
Сашка костер развел, хлеб и охотничьи колбаски на прутиках пожарил. Марина поспрашивала его, в самом деле ли это мог быть кабан или лось, успокоилась немного, плед из машины достала, легла загорать.
Час прошел, а ребят всё не было.
Сашка не волновался, понимал, что они опоздают. Он и сам не удержался бы, покидал бы спиннинг. А если б еще и ловиться чего стало – тогда в азарте не заметишь, как время бежит…
К концу третьего часа Сашка начал беспокоиться. Походил по берегу, посигналил из кабины «галлопера». Решил, что надо идти к «яме», смотреть, что там случилось – может, парни лодку прокололи? По берегу путь невелик, даже ближе, чем по воде: продрался через крапиву в низинке, пересек полянку, зашел в ельник – и уже на месте.
Короткая дорога за прошедшие годы длиннее не стала, но изменилась до неузнаваемости: низина превратилась в болото, на поляне вытянулась молодая поросль берез, тропа в ельнике исчезла, забуреломилась.
Сашка и Марина вышли на берег, запыхавшись, а прошли-то всего метров триста. Лодка была на воде – далеко, у самого конца «ямы». Спиннингистов в ней видно не было. Сашка почувствовал недоброе, по спине холодок побежал. Но Марину раньше времени пугать не стал, она и так тревожно поглядывала на кусты и камыш, где недавно треск и вой раздавались.
– Заснули, наверное, – сказал Сашка. – Ночь не спали, а тут солнышко пригревает, вода укачивает.
Он покричал, ребят вызывая. Потом стал раздеваться.
– Поплывешь? – спросила Марина.
– Да.
– Ты же говорил, что здесь никто не купается.
– Ну… – Он пожал плечами. – Надо же что-то делать…
Вода была холодная.
Сашка оттолкнулся от топкого дна, три гребка руками сделал. Потом опустил ногу, чтобы попробовать, ил здесь или песочек с камнями, а внизу уже ничего не было – глубина! Только шершавая водоросль заплеталась за лодыжку, и в голову сразу всякие жуткие мысли полезли: о водяном, русалках, о древней щуке, чертях из омута и утопленниках.
И что-то вроде бы шевельнулось рядом.
Сашка зажмурился, ударил по воде руками.
Быстрей! Быстрей!
Вода вроде бы прозрачная, а глубина черная, непроглядная. Что там прячется?
Опять что-то за ногу его тронуло, и он едва не закричал.
А лодка-то как далеко! – с воды расстояние всегда кажется больше, чем с берега.
Он всё же доплыл, закинул руки на горячий борт, полез в лодку, почти ничего не соображая, только бы из воды поскорей! Роман был там – лежал на пайолах, казалось, что спал, только глаза его были открыты.
– Эй, – Сашка тронул его за плечо. – А Валерка где?
Роман медленно повернул голову, уставился на товарища не мигая; глаза – рыбьи.
– Ты чего, Ромка? Не пугай меня! Слышь? Валерка что, на берег ушел?
– В… – сказал Роман. – В…
Он вытянул дрожащую руку. В кулаке его был зажат клок мокрой тины. Сашка коснулся ее и вдруг понял, что это чьи-то мокрые волосы.
От Романа они так ничего и не добились.
Когда Сашка загружал товарища в машину, он еще надеялся, что Валерка встретит их дома. Но в бабкиной избе было пусто, и тогда Сашка, оставив Рому на попечение трясущейся Марины, вернулся к реке.
Включив эхолот, он трижды проплыл через «яму», не очень-то понимая, что отображается на экране. Но, увидев знакомую дугу, оторвавшуюся от линии дна, услышав писк сигнализатора, перевесился через борт.
И заметил, как из-под лодки ускользает нечто большое, белесое, с развевающейся гривой темных волос, похожих на тину.
Он закричал.
А с глубины поднялось еще что-то жуткое, мягко толкнулось в днище. Сашка схватился за весла и увидел, что это Валерка – страшный, синий, весь порванный. Сашка схватил багорик, чтобы вытянуть утопленника. Но тут под лодкой опять мелькнула белесая тень, и Валеркино тело, будто переломившись, вмиг ушло на дно.
Дальше всё было как в горячечном бреду…

Он пришел в себя уже под вечер, оттого что Марина гладила его по лицу.
Он был в избе.
В печи горел огонь.
Радио громко отчитывалось о прошедшем дне: лесные пожары не утихают, убит журналист, самолет потерпел крушение.
Тихо и жутко плакал забившийся в угол Роман.
– Что случилось? – спросил Сашка.
И всё вспомнил.

Ночь была страшная.
Они не спали, но всех мучили кошмары.
Стоило прилечь, и им начинало казаться, что кто-то наваливается на них, душит. Стоило подняться – и чудилось, как по крыше топают чьи-то ноги, в трубе подвывает, под окнами бродят тени.
Когда стало чуть спокойней, они увидели, что в соседнем доме зажегся свет – колеблющийся, неровный. Сашка взял камеру, стал снимать происходящее – в далеком окне что-то шевелилось, заслоняя свет. Вскоре раздался выстрел – будто молоток ударил.
А минут через двадцать после этого кошмары вернулись.
Изба вся словно тряслась. Дрожали стекла. Трещали запертые двери. На улице что-то гремело, билось. По крыше скатывались кирпичи, обломки падали в печную трубу.
Сашка заполз под кровать.
Марина залезла в сундук.
А Роман, задыхаясь, метался на диване, пытаясь сбросить с груди нечто тяжелое, живое и невидимое.

С рассветом опять всё успокоилось.
Вооружившийся топориком Сашка выглянул на улицу, ахнул, увидев, во что превратился его «галлопер»: колеса спущены, на боках вмятины, лобовое стекло продавлено, фары, бампер, решетка радиатора – всё раскурочено. И как теперь отсюда выбираться? А уезжать надо, Роман совсем плох, еле дышит, да и Марина близка к помешательству – выдержит ли еще одну подобную ночь?
Обошел Сашка автомобиль, следы посмотрел: где-то дерн вырван, где-то трава притоптана. На грязном заднем стекле отпечаток – то ли ладони, то ли лапы.
Медведь?
Марина вышла на крыльцо, села на ступеньки, голову руками обхватила, закачалась, как болванчик. Сашка глянул на нее, решил:
– Надо к соседу идти. Может, он чего знает…
Соседская изба была не заперта. И хозяин в этот раз оказался на месте. Он лежал на скользком от крови полу, дышал, как всхлипывал. В правом боку зияла рана. Левая рука была вывернута под неестественным углом.
На Сашку он взглянул с ненавистью, застонал, дыркой в ребрах подсвистывая, заскреб ногтями по грязным половицам, пытаясь поднять себя хотя бы на сантиметр.
Это был Федор – Сашка как-то узнал его. Здоровенный, лохматый, на лице будто кора. Не мужик, а леший – так про него раньше говорили.
– Что тут случилось? – Он присел перед хозяином дома, не зная, как ему помочь, за что взяться.
Федор поймал его за руку, с неожиданной силой потащил на себя:
– Зачем приехали? Что сделали?..
Сашка испугался, вырвался, отступил. Под лавкой заметил валяющееся ружье, раскатившиеся по полу патроны.
Федор буравил гостя глазами, зубами скрипел:
– Из-за вас всё… Напугали… Разозлили… Сожрет она вас. Замучает. И поделом.
Сашка в его хрипе и половины слов не разбирал. А Федор с каждой секундой слабел, на лбу его испарина выступила, глаза закатились. Он приподнялся всё же, ощерился. Кровь хлынула из его рта, залила грудь. Он завалился на бок, дернулся несколько раз, выгнулся дугой – и затих.
Сашка тронул его за руку – она была как полено.
Он поднял ружье, собрал патроны и вышел из дома.

>>348361
Марина почему-то была в избе, билась в истерике.
Он вошел в комнату и сразу бросился к ней, прижал к полу.
– Да что тут творится такое?! – Ему уже не было так страшно, как раньше, он злился на себя и на всё, что здесь происходит.
– Я видела! – Марина скосила глаза. Он проследил ее взгляд – она смотрела на окно. – Видела, видела, видела…
Он сильно ударил ее по щеке. Она замолкла.
– Что ты видела?
– Не знаю… Не знаю…
Он вылил на нее ковш воды, встряхнул:
– Марина! Мариночка! Соберись, пожалуйста! Что ты видела?
– Женщину… Вот такую… Такую вот… – Марина пыталась что-то показать жестами.
– Не понимаю. Что за женщина?
– Старая. Страшная. Она Ромку убила. Посмотрела на него через окно – он захрипел и…
Роман был мертв. Сашка тряс его, по щекам хлопал, словами увещевал – всё без толку. Марина смотрела на них, качала головой, бормотала:
– Старуха страшная, голая, титьки до земли, руки еще длинней, волосы, как тина, глаза рыбьи.
Сашка посматривал на девушку, понять не мог, то ли бредит она, то ли сон ему рассказывает.
– Надо уходить, – сказал он севшим голосом. – Убираться надо. Не понимаю, что здесь творится.
Он осмотрел ружье, заглянул в ствол, сменил патроны и взвел курки.
На разбитой машине им отсюда было не выбраться.
Но оставался еще один путь…
Сашкин учитель географии Георгий Семенович Чуб был заядлый путешественник – двенадцать советских республик объездил. Он крепко вдолбил ученикам туристическую науку. Сашка со школы помнил, что если ты заблудился и вышел к реке, то надо идти вниз по течению – вода всегда выведет к людям.
Река была рядом.
И у них была лодка.
А километрах в двенадцати к юго-западу на этой самой реке стояло большое село Сормово.
– Пойдем по воде, – решил Сашка.

Изуродованный «галлопер» всё же завелся, и Сашка засомневался, правильный ли выбор он сделал. Даже на спущенных колесах можно было уехать довольно далеко. Но менять план он не решился – и правильно. На полпути к реке под капотом автомобиля что-то с треском развалилось, и перегревшийся двигатель, работавший с перебоями, окончательно заглох.
Дальше они бежали.
Ружье колотило Сашку по бедру, но он ничего не мог с этим поделать, так как приходилось тащить за собой Марину. Только на берегу он отпустил ее, перекинул оружие в лодку, подхватил девушку.
И тут они оба увидели, как из камышей прямо на них ковыляет, закинув плоские груди за спину, долговязое уродливое существо. Марина завизжала. Сашка бросил ее в лодку, скинул веревку с колышка, кинулся в воду, перевалился через борт.
Кошмарная старуха, видя, что добыча ускользает, завизжала, вытянула руки, похожие на сучья.
Сашка схватил ружье, пальнул дуплетом, не целясь. Отдача едва не выбила плечо, пули шлепнули в берег, лодка качнулась. Жуткое существо с головой погрузилось в воду. Сашка налег на весла, наблюдая, как стремительно приближается к ним цепочка пузырей.
– Ружье бери! Заряжай, быстрее!
Марина растерялась. Сашка показывал ей, как обращаться с оружием, но она не запомнила, она как в горячке была. А Сашка рвал весла так, что спину сводило. Лодка набрала ход – плывущий человек не смог бы ее догнать. Но существо, скрывшееся под водой, не было человеком.
– Что это такое, Саша? Что это?
Кошмарная тварь вынырнула справа. Потом показалась впереди. Она словно играла с людьми, пугала их. Вот исчезла на три минуты, позволила уплыть далеко – и толкнула лодку под днище.
Как бы увидеть, откуда тварь подкрадывается?
– Эхолот! – вспомнил Сашка.
Торопясь, он опустил излучатель в воду. Увидел на экране ту самую дугу, поднимающуюся со дна, рявкнул:
– Ружье!
Но оружие было не заряжено.
Он, чертыхаясь, начал запихивать патроны в патронники, понимая, что время у них выходит, а неведомая тварь, едва ей надоест с ними забавляться, вспорет надувную лодку и утянет их на дно, как утащила Валерку…
Существо вынырнуло в трех метрах от лодки, забилось, будто огромная рыба, проткнутая острогой, заверещало, подвывая. И вновь ушло под воду, едва Сашка вскинул ружье к плечу.
– Ей не нравится! – Он вдруг всё понял. – Луч эхолота жжет ее! Она поэтому Валерку утащила! И за нами пришла! Это мы ее разозлили! Мы ее напугали!
Решение пришло мгновенно.
– Садись на весла!
Сашка схватил излучатель эхолота, повернул его в сторону. Увидел, как под водой у самой поверхности скользнула белесая тень.
– Ага! Не нравится! Марин, давай туда! Попробуем выгнать ее на берег.
Марина грести не умела – из-под алюминиевых лопастей брызги вздымались фонтанами.
– Не спеши, – приговаривал Сашка. – Делай всё спокойно, ровно…
У опущенной в воду руки вспух бурун. Сашка дернулся, выронил излучатель, заругался. Повезло – и сам увернулся, и прибор не потерял, подхватил за провод. С опаской он опять опустил пальцы в воду, повел излучателем из стороны в сторону.
– Есть! Справа! Давай туда.
Им потребовалось сорок минут, чтобы выгнать опасную тварь на отмель. Существо шипело и выло, ползло к камышам, когда Сашка целился в него из ружья.
Два выстрела выпотрошили тварь – патроны оказались начинены картечью.
А потом Сашка стрелял еще, еще и еще, пока не кончились патроны.

Они уплыли за речной поворот к перекату – туда, где когда-то мальчик Саша, гостящий у бабушки в деревне, ловил на кузнечиков голавлей.
– Не нужно было мне сюда возвращаться, – пробормотал Сашка, глядя на качающиеся макушки берез. – Это уже не моя родина.
Он бросил ружье в воду, вымыл руки, взялся за весла.
Его корабль приближался к рифам. Вода там кипела, большие валуны резали поток на струи. Здесь кончалась страна его детства, дальше за перекатом начиналась незнакомая ему река.
– Держись, – сказал он Марине. – Сейчас будет немного болтать…

Прошло четыре года.
Однажды Марина, собирая материал для своего первого фильма, наткнулась на видеоролик, выложенный на ютюбе. В комментариях утверждалось, что это единственная в мире запись албасты – демонического существа, обычно принимающего облик уродливой старухи.
«Албасты обитает около водоемов, она может наслать на людей тяжелые болезни, ночные кошмары. Но иногда албасты сожительствует с человеком – чаще с живущими в уединении охотниками. Таким охотникам сопутствует удача, а албасты поит их своим молоком и кормит собственным мясом».
Человек, выложивший запись в Интернет, утверждал, что в объектив камеры попала албасты, привезенная из Казахстана русским охотником.
Потрясенная Марина отправила ссылку на этот ролик мужу…
Прошла неделя, кончился месяц, миновал еще один год, а Александр и Марина так и не смогли выяснить, кто нашел их видеокамеру, оставленную в обезлюдевшей русской деревне.

Я работаю упаковщиком в известной сети бакалейных магазинов. Если вы когда-нибудь были в юго-восточной части США, вы видели её. Компания ставит обслуживание клиентов превыше всего. Клиент, конечно, всегда прав, но с нами он скорее ВСЕГДА ПРАВ. Так что мы должны предложить каждому покупателю помочь погрузить товары в машину. Я не против, если кто-то действительно нуждается в помощи, например, измотанный родитель с маленьким ребёнком или пожилой человек. Но меня бесят богатые люди с огромными внедорожниками. Я всегда могу их отличить от других. Это те люди, которые носят солнцезащитные очки внутри помещения, шорты и топ-сайдеры и воняют одеколоном. И ещё обычно они разговаривают по мобильнику.

Единственная хорошая черта этих людей заключается в том, что они обычно дают чаевые. Технически, мы не должны брать чаевые, так как это против политики компании. Но к счастью для нас, много кто думает, что это вздор. Так что после того, как мы отказываемся, они кивают, подмигивают и кладут несколько купюр в наши ладони. Я не жалуюсь. У меня маленькая зарплата, и мне нравится получать дополнительный доход. Если ты чувствуешь себя лучше, когда сначала обращаешься со мной как с дерьмом, а затем даёшь три доллара, то почему бы и нет?

Несколько дней назад я обслуживал своего самого нелюбимого клиента, так что день и так выходил дерьмовым. Следующим был мужик постарше со своей дочерью-подростком и тележкой, забитой дорогими вещами. Он выглядел так, как будто начнёт ворчать на меня, если я хоть один из пакетов запакую слишком плотно. Я обречённо вздохнул, улыбнулся и принялся за работу. Боковым зрением я заметил, что девочка вовсю смотрит на меня. Я почувствовал, как у меня покраснели щёки. Я не привык к такому вниманию. Кроме того, она была красивой.

«Вам нужна помощь?» – конечно же, они согласились. Отец слегка толкнул тележку в мою сторону, не спуская глаз с дочери. Он пошёл спереди, крепко держа её за руку и ведя меня к дорогому автомобилю. Я думал, что это как-то странно, но оправдал тем, что отцы могут быть слишком заботливыми.

Он открыл багажник, и я начал загружать покупки. Типично для таких покупателей он пошёл к водительскому сиденью и сел в машину, не поблагодарив. Девочка медлила, наблюдая за погрузкой. Я услышал, как мужчина крикнул из машины, а затем она быстро вложила в мою руку деньги. Я сказал «спасибо» и сразу же спрятал их в карман. Она странно на меня посмотрела: как будто она была напряжена или собиралась заплакать. После этого девочка села в машину, и они уехали.

Я почти не думал об этом, пока не закончил смену. Я вспомнил о чаевых и с предвкушением достал их из кармана, собираясь потратить на шоколад или газировку. Я был в замешательстве, когда увидел скомканный лист бумаги вместо купюр. С любопытством я развернул его и обомлел. У меня затряслись руки, когда я прочитал написанное в спешке сообщение:

«Это не мой отец. Помоги мне.»

>>349360
>>349979
Привет, Анон. Постараюсь сильно не рассусоливать и быть в меру краток. Намедни со мной случилась история … нет, не история, а пиздец. Со мной приключился полнейший лютый, самый настоящий пиздец и ты мне, конечно же, не поверишь. Да и никто не поверит, это нормально. Я сам себе то верю с трудом. Ближе к делу. Жизнь сложилась так, что я, периодически, подрабатываю в ночь охранником на одном строящемся производственном объекте. Подрабатываю – одно название. На деле мы с напарником просто топим харю почти всю ночь, ибо объект далеко за городом и на въезде\выезде есть какой-никакой КПП, который отсеивает всех непрошеных гостей, которых ночью, как ни странно, почти не бывает. За ночь мы, обычно, делаем один или два обхода территории, чтобы спалось спокойнее и все. Напарник мой – простой деревенский парнишка, человек, который найдет общий язык с любым, типичный «свояк». Больше о нем и сказать то нечего. Казалось бы, что тут может произойти особенного, кроме, разве что, какой-нибудь крупной кражи или бандитского налета? Так вот, уж лучше бы меня рэкетиры мордой в пол положили или еще что, чем случилось то, что случилось.
Началось все как всегда. Впрочем, как же еще все могло начаться? Мы играли в карты, травили байки, гоняли чаи и зависали втентаклике с телефонов. Даже обход сделали от скуки. Пошел третий час ночи и мы решили, что пора бы спать. Стоит сказать, что в комнате охранников условий для удобного размещения туловища в горизонтальном положении, разумеется, не было и спали мы в офисном здании. Напарник спал в соседней комнате, табличка на двери которой гласила: «Комната отдыха водителей», на коротком и узком диванчике, который я ему с радостью уступил. Мои же «апартаменты» располагались этажом выше, в комнате неизвестного предназначения, на данный момент исполняющей роль своеобразного склада. Склада коробок со сборной мебелью. Особую ценность для меня представляли коробки со столешницами – длинные, широкие, ровные, они ровной стопочкой лежали у правой стены прямоугольной комнаты. Там я и погружался в объятия Морфея. Оба входа на второй этаж я закрывал за собой, дабы начальство, решившее проверить своих доблестных сотрудников, не ворвалось в комнату со спящим мной. Обе двери на лестничных клетках, являвшиеся единственными местами входа на этаж, были закрыты, мое тело же находилось в одной из комнат. В комнату я дверь не закрывал, так как не видел смысла. И зря.
Пожелав спокойно ночи друг другу, мы разошлись по своим лежбищам. Дверь в комнату я оставлял слегка приоткрытой, чтобы в нее (комнату) попадал свет из коридора, на случай, если придется резко вскочить и куда-либо побежать, дабы не нарваться на коробки с мебелью или не влететь в ту же дверь.

>>350697
Положив телогрейку под голову, я почти сразу же уснул. Спал, однако же, неспокойно и несколько раз просыпался за ночь ни с того ни с сего. Вот в одно из таких пробуждений я, сквозь тягучую дрему, почувствовал себя как то не по себе. Я лежал лицом к стене, глаза мои были закрыты, а сознание немного заторможено, как это обычно бывает спросони. Как бы это банально не звучало, но я лежал, и чувствовал, что со мной рядом еще кто то есть. Будто воздух из-за его присутствия стал плотнее, а взгляд его буравил мне спину. Я с силой сжал веки, чтобы отогнать от себя это чувство, но тут, вдруг, услышал легкий скрип двери. Но я же один на всем этаже, ключи от дверей только у меня, без шума, чтобы не разбудить меня влезть бы никто не смог. Если бы это было начальство, то, сначала, они проверили бы моего напарника, а он бы уж как нибудь оттелефонировал мне, чтобы предупредить. Просто скрип. Сквозняк. Древесно-стружечная плита двери прогрелась, расширилась и ее центр тяжести едва сместился, заставив слегка скрипнуть петли. Да что угодно, блять. Я почти успокоил себя, ну дурацкое чувство присутствия не хотело отступать. Собравшись уже забить таки на него железобетонный болт, я, вдруг, услышал голос … своего напарника. Он окликнул меня. Это повергло меня в небольшой ступор, потому что его не могло тут быть. Да и зачем? Если бы что то случилось, он бы позвонил. Не успев найти логического объяснения, я снова услышал его: «Лёха. Лёха-а-а». Откликнуться на его призыв не было никакого желания. Может я и вовсе еще сплю? Тем временем он продолжал шептать едва различимо: «Лёх. Лёха. Эй, посмотри сюда. Ну же. Лёха. Лёха». От этого у меня муражки побежали на спине, мой затянутый, как в болоте, дремоте разум не придумал ничего лучше, чем притвориться спящим, вне зависимости от того, что моему напарнику было нужно. Ведь будь это что-то срочное или серьезное, он бы давно растолкал меня … да я еще раньше проснулся бы, услышав, как он выламывает двери на лестничной площадке. Ведь так? Верно. Значит, решил приколоться, или еще что. Ну и пошел он к черту. Но … как же он попал на второй этаж? Может дубликат ключей выдали или еще что, в любом случае … Додумать успокоительные отговорки я не успел, поток мыслей опять прервал его голос, на этот раз громче. Он все так же призывал посмотреть меня на что-то. Просто стоял в дверях не двигаясь и звал меня по имени. «Посмотри, посмотри, посмотри, посмотри сюда!». Мне стало нереально не по себе с такого расклада. Что за хуйня вообще происходит? Я хотел было вскочить и выбежать оттуда, но меня будто парализовало. Инстинкт самосохранения сработал самым странным образом и велел мне оставаться на месте и не двигаться. И, главное, не открывать глаза. Ни за что. «ТЫ ЖЕ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, Я ЗНАЮ!!! ПОСМОТРИ СЮДА, ТОЛЬКО ОДНИМ ГЛАЗКОМ, ГЛЯНЬ! ДАВАЙ!». Он перешел на крик так резко, что я чуть не вздрогнул. С этого момента он просто орал, тараторил как из автомата, без остановки, как на аудиозаписи, он ни на долю секунды не остановился, чтобы перевести дыхание. «ПОСМОТРИПОСМОТРИПОСМТОИРСЮДАЛЁХАЭЙНУЖЕПОСМОТРИПОООСМОООТРИИИИИИ!!!». Голос перешел на визг, уже и идиоту было понятно, что это не мой напарник. То, что стояло в дверях в трех метрах от меня просто глушило своим криком и вдруг … все стихло. В ушах звенело от только что сотрясавшего комнату визга и от резко наступившей тишины, как будто из комнаты в один миг откачали весь воздух. Ни звука. Ни единого. Я громко выдохнул, холодный пот катил с меня ручьем, меня трясло, но я не смел открывать глаза. Не знаю, что это было, пусть оно ушло, пролежу тут хоть до самого вечера следующего дня, пока за мной не вломится напарник, сменник и злое начальство с целью вставить пиздюлей, которым я буду искренне рад. Стоило мне подумать, что все закончилось, как вдруг, прямо у меня над ухом раздался голос … нет, это был даже не голос, это было какое то сплетение голосов, мужской, одновременно женский и какие то еще фоновые визги, как зажеванная пленка или бракованная пластинка. «ПОСМОТРИ СЮДА! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! ПОСМОТРИ». Я не знаю, как долго этот поток голосов продолжал литься на меня. Сквозь закрытые веки начали просачиваться слезы, у меня была истерика, я просто не знал, что делать. Может открыть глаза? Я увижу что то ужасное, затем оно убьет меня и весь этот кошмар прекратится? Будто поняв, о чем я думаю, голоса начали говорить с еще большей силой и жаждой. Я уже готов был поддаться, как вдруг, в комнате загорелся свет. Тут же крики стихли. Сквозь закрытые глаза я чувствовал свет. И слышал. Слышал трещание ламп дневного света, завывание ветра на улице, глухое падение капель воды на подоконник, журчание воды в ливневом трубопроводе. Все встало на свои места.
Пролежав в позе эмбриона две или три минуты, я решил, что, даже если это очередной трюк, то в третий раз я подобного не переживу и открыл глаза. Все как обычно. Та же комната, никаких следов или чего либо еще. Только свет горит. Я же точно его выключил перед сном. Значит, все это мне не приснилось и не померещилось? Может, у меня есть ангел-хранитель? Неважно, думать было некогда. Я быстро схватил свои вещи, ключи с телефоном и пулей вылетел из злосчастного кабинет. Пока я дрожащими руками перебирал связку и искал ключ от двери, ведущей на лестницу, я озирался как ненормальный и вздрагивал от каждого шороха. В сторону кабинета я смотреть даже не смел. Открыл. Наконец то! Пулей вниз по лестнице, где натыкаюсь на своего напарника. Моя реакция, наверное, показалась ему «немного» странной: я отпрянул от него, споткнулся, упал и заорал как резаный: «СТОЙ! СТОЙ где стоишь, не подходи, блять!». Он молча уставился на меня как на идиота. Я пристально смотрел на него где-то с минуту. Потом встал, сказал, что кошмар приснился и пошел вниз. Он сказал, что слышал какой то шум и, как раз, шел проверить меня. Я ничего не ответил. Оставшееся время я просидел в комнате охраны,а на утро, когда приехали сменники и начальство, сказал, что ухожу нахрен с такой подработки. Объяснять ничего никому не стал, сочли бы еще больным или нариком. Никому, кроме тебя, Анон, ведь нужно же кому то высказаться, чтобы стало хоть немного легче.
В темное время суток я стараюсь не выходить из дома, а если приходится, то только с достаточно мощным источником света. Спать же я теперь ложусь исключительно при свете. Даже купил бесперебойник на случай, если ночью ток отключат, ведь кто знает, что может случиться. Не каждый день свет загорается сам по себе, чтобы спасти тебя от чего-то ужасного…

По отрывочным и, если быть честным, не слишком вызывающим доверие сведениям, в 1983 году группа ученых, связанных с радикальными религиозными организациями, провела нелегальный эксперимент в неназываемом учреждении.
Ученые выдвинули теорию, что человек, полностью лишенный чувств и стимулов из внешней среды, сможет ощутить присутствие Бога. Они полагали, что пять чувств блокируют наше осознание вечности, и без них человек сможет действительно установить мысленный контакт с Богом. Пожилой мужчина, который заявил, что ему «нечего терять», был единственным подопытным-добровольцем. Чтобы экранировать его сознание от всех чувств и ощущений, ученые провели сложную операцию, в ходе которой части мозга, отвечающие за сознание, были отделены от всех нервных окончаний. В итоге, хотя подопытный полностью сохранил способность передвигаться, он не мог видеть, слышать, чувствовать, ощущать запах или боль. Лишенный возможности общаться и даже ощущать внешний мир, он остался наедине со своими мыслями.

Ученые отслеживали его состояние, а он описывал свое душевное состояние нечленораздельными предложениями, которые сам не мог слышать. Спустя четыре дня он сообщил, что слышит шипящие неразборчивые голоса в своей голове. Еще два дня спустя мужчина прокричал, что с ним говорит его усопшая супруга — и, более того, он может отвечать ей. Ученые были заинтригованы, но окончательно они поверили ему только тогда, когда он начал перечислять имена их умерших родственников, о которых ранее не знал. Он имел сведения, которые мог получить только от мертвых супругов или родителей учёных. На этом этапе большинство ученых отказалось от продолжения эксперимента.

После недели мысленных разговоров с мертвыми подопытный заявил, что голоса стали невыносимыми. Всякий раз, когда он бодрствовал, в его сознание проникали сотни голосов, которые отказывались оставлять его в покое. Он часто бросался на стену, тщетно пытаясь вызвать боль. Он умолял ученых дать ему снотворное, чтобы он мог спастись во сне от голосов в голове. Это сработало лишь на три дня, после чего у него начались жестокие ночные кошмары. Подопытный раз за разом повторял, что во сне видит и слышит мертвых людей.

Позже подопытный начал царапать свои невидящие глаза, надеясь установить хоть какой-то контакт с внешним миром. Он бился в истерике и говорил, что голоса мертвых его оглушают и становятся враждебными, рассказывая ему о преисподней и конце света. В какой-то момент он выкрикивал: «Нет рая, нет прощения!» — на протяжении пяти часов подряд. Он постоянно просил об эвтаназии, но ученые были уверены, что очень скоро он войдет в контакт с Богом, как и предполагалось.

Еще день спустя подопытный утратил способность к связной речи. По-видимому, потеряв рассудок, он начал откусывать плоть со своей руки. Ученые привязали его к столу, чтобы он не убил себя. Пару часов спустя подопытный перестал вырываться и кричать. Он слепо уставился в потолок, а из глаз его беззвучно потекли слезы. Две недели ученым приходилось вводить ему жидкость внутривенно из-за того, что он постоянно рыдал и из-за этого обезвоживал организм. Наконец, он повернул голову набок и прошептал: «Я говорил с Богом, и он покинул нас». В тот же момент все его жизненные процессы остановились. Причина смерти не была установлена.

Дело в том, что я работаю охранником на кладбище. У нас большая и хорошая новая контора, днем там полно народа, а вот ночью остаюсь я один. Материальных ценностей и документов полно, я уж молчу о компьютерах и всяком разном инвентаре. Работа, вообще, спокойная. Обычно ничего у нас не происходит. Сатанистов всяких, как на других объектах, у нас отродясь не бывало. Бродят, правда, готы, но у нашего начальства с их предводителем негласный договор — своими делами можете заниматься, но имущество кладбищенское не трогать. Так что они себя тихо ведут.

Как и на любом другом кладбище, мы держим собак. Раньше у нас их было три. Дворняги, но довольно умные и рабочие. Свой хлеб ели не зря. В основном на цепи сидели, хотя не всегда. Их будки были расставлены по периметру конторы. Еще у нас везде натыканы видеокамеры — ну, мало ли там чего... Вот так и живем.

Недавно я заступил на смену. Мне еще с вечера не понравилось, как себя собаки ведут. Они все лаяли и лаяли, я на них цыкать замучился. Ближе к ночи вроде умолкли, но ненадолго. Когда совсем стемнело, они начали сильно выть. Да так выть, что аж волосы дыбом встали. Мне неприятно было, и я сходил, отвязал одного пса, привел его вовнутрь служебного помещения — пусть, думаю, тут поночует, так спокойнее. Ну и лег спать. Собаки потом вроде угомонились, я уснул.

Просыпаюсь среди ночи от жуткого лая и воя собачьего, слышу — те псы, что на улице, прямо с цепи срываются. Смотрю — Джек (это который со мной внутри) тоже волнуется как-то, но пока молчит. Я на монитор глянул и офигел — вокруг нашего дома фигуры какие-то полупрозрачные бродят! Силуэты такие, еле заметные, больше на человеческие похожи. Я глаза продираю и сам себе не верю — не может этого быть-то. Кто там гуляет?..

Я Джека взял за ошейник и вышел на крыльцо. А пёс ещё и идёт так странно... Ну, знаете реакцию собаки, когда она крысу видит? Вот так и Джек себя вел. Открыли мы дверь, вышли на крыльцо — никого. Только псы воют жутко. Джек на крыльцо встал и тоже выть стал, протяжно, как волк. Я вокруг конторы пошел — никого. Пошел внутрь, глянул на экран, а силуэты так и бродят. Я опять на крыльцо вышел, вдаль глянул, туда, где могилы, и чуть не упал от изумления: над каждой могилкой шары висят, по цвету бело-серые, размерами с два футбольных мяча. Минуты две я стоял, смотрел на них, а собаки тем временем совсем обезумели. Джек был не привязан, поэтому взял и драпанул в сторону могил. Ну, я взял и остальных собак с цепи спустил, подумал — пусть бегут, разберутся...

Прошло минут десять. Собачий лай был слышен сперва громко, а потом замолк. Я вернулся в служебное помещение. На мониторе силуэтов больше не было. Вроде все тихо стало, и я опять спать лег. Проснулся в шесть часов по будильнику, на улице светло уже, а собак так и нет. Ну думаю, гуляют где-то... Досидел до сменщика и ушел домой.

А когда в следующую смену пришел на работу, мне рассказали, что собак в то утро нашли ребята-могильщики растерзанными. Все три собаки были просто порваны, и никто не понимал, кто это сделать мог. Их закопали, конечно, но все были очень долго под впечатлением. Я уже много времени тоже весь в думках, не могу понять, что это были тогда за силуэты и шары. И собак за что так жестоко?.. Я уж и с готами разговаривал, они мне тоже жуть поведали. Сказали, что в ту ночь они слышали со стороны моей конторы крик человеческий, громкий, леденящий, как будто убивают кого... Я ничего такого тогда не слышал — может, спал крепко?

Когда произошла эта хрень, я жила с гражданским мужем уже год. Тогда мы перебрались на Карбышева, в один из домов около Автотехникума (не хочу писать, в каком именно). Квартирка была однокомнатная, уютная, да и хозяйка адекватная, не заломила безумные «13 тысяч + КУ + прочие платежи» и т.д., как любят делать некоторые.

За несколько дней до этого у мужа было повышение на работе, он стал руководителем отдела , я решила сделать ему подарочек. Купила в «Меге» в одном из магазинов телефон, модный, сенсорный, огромный, «как лопата», как любил шутить муж.

Телефон ему нравился, только меня бесила одна привычка мужа. Он всегда любил, когда возвращался домой, вытаскивать все вещи из карманов куртки или пиджака и оставлять их на тумбочке у входа в квартиру. Коридор, кстати, в квартире достаточно длинный, входная дверь и тумбочка достаточно далеко находятся от основной комнаты.

Так вот, в тот раз он вновь не изменил своей привычке и оставил все, что было в карманах, на тумбочке. К его приходу (он приходить стал поздно из-за повышенного объема работ) я приготовила его любимую курочку в рукаве и крабовый салат.

Поужинали у компьютера, пока смотрели сериал. Когда поели, муж вдруг спохватился, начал проверять свои карманы: «Блин, телефон-то на тумбочке оставил вроде. Надо своих ребят предупредить, что с утра завтра совещание».

Он попросил на всякий случай с моего телефона позвонить на его «лопату», вдруг мобильник лежит где-то в комнате, он мог по запарке занести его. Я достала свой, начала набирать его, пошли гудки.

Страшная вибрация (я даже подпрыгнула) донеслась с коридора: телефон громко звоня ударялся обо что-то, какой-то предмет. «Блин, забыл убрать с вибрации, бьется обо что-то», — муж уже привстал из-за компа и собрался идти к тумбочке.

Неожиданно вибрация прекратилась, муж от резкой тишины даже замер на полушаге, почти выходя из комнаты. Я подумала сначала, что просто завершилось время дозвона, но потом взглянула на экран своего телефон…

Трубку КТО-ТО ВЗЯЛ! Секундомер разговора начал отсчитывать время. А потом какой-то очень сиплый и низкий голос как будто проскрежетал: «Алло».

Параллельно это «Алло» пронеслось эхом от коридора, от той тумбочки, до нашей комнаты. У мужа округлились глаза, он окатил меня безумным взглядом и повернулся ко мне.

Я готова была закричать. В тишине, которая мгновенно повисла в комнате, мы вдвоем явно услышали, как телефон где-то в коридоре ударился об тумбочку, будто его кто-то бросил.

Ни каких-либо шагов, ни дыхания, ни вообще чего-либо мы не услышали. Некоторое время муж в оцепенении смотрел на меня, я – на него. Потом он тихонько попятился, закрыл дверь в коридор и на всякий случай приложил туда стул.

«Может, глюкануло нас?» — мелькнула мысль. Потом я вздрогнула, телефон мой стал вибрировать, кто-то звонил с номера мужа…

Я закричала, упала в обморок по-моему. Пришла в себя уже утром. Муж всю ночь не сомкнул глаз, сам дико перепугался, сидел со мной, боялся пошевелиться.

К нам зашел участковый, его муж вызвал через обычный стационарный телефон. Участковый начал проверять квартиру на предмет возможного взлома, но ничего не нашел, повертел в руках телефон мужа, пожал плечами, попросил расписаться в бумажке за его приход и ушел, порекомендовав все же на всякий случай поменять замок.

Телефон мы продали от греха подальше на следующий день через объявления, а с квартиры съехали. Я тоже перестала пользоваться сотовыми телефонами вообще, звоню только через стационарный и по Интернету общаюсь иногда.

Нет, мы вполне нормальные люди, не состоим на учете нигде, шизофренией не страдаем, не злоупотребляем алкоголем… Однако часто, сидя уже в собственной квартире, которую купили через пару лет после этого случае, гадаем, кто же взял в итоге в тот вечер трубку…

>>355416

>я всё думаю при встрече с говорящей-НЁХ заорать как ебанутый: ТЫ ЧО, ЕБАНУТЫЙ? ТЫ ЧО ТАМ ДЕЛАЕШЬ? Блять, думаю, что НЁХ схватит баттхёрт и больше ко мне не придёт, авось и друганам расскажет.

Значит, работаю в ангаре — в помещении где летом жара, а зимой холод. Работаю с помощником, но он постоянно в разъездах. Как всегда и везде, старые коммуникации дают о себе знать — раз в неделю систематически пропадает свет, вокруг тьма, ни окон, ни дверей, на улице холодно, ангар отапливается электричеством — в общем, вы понимаете. Обычно оно всегда так получается, что чем срочнее заказ, тем больше вероятность вырубания света.

Железный ангар разделен на два этажа. Второй этаж — склад другой фирмы. Там шубы, шкуры животных, кожа и прочий галантерейный брухт.

Итак, дано: вечером мне нужно сделать 30 электроник при норме 20 в день (если не отвлекают — а отвлекают раз в 5-10 минут). Коллега в разъезде. На улице минус 2 градуса, в ангаре — плюс 2. Отопления нет, потому что с утра выключился свет.

Я в кромешной тьме (дверь для света-то не откроешь), закутанный в плед, окоченевшими руками кручу отверткой электронику. Понимаете мое состояние? Злой, голодный и уставший.

Тут вижу со стекла своей будочки — свиное рыло на меня смотрит в упор!

Нет, не подумайте, что отблеск или что-то такое. Настоящая огромная свиная голова! Живая! Глазки-бусинки прямо сверлят меня, уши шевелятся, язык высунут…

Теперь на секунду подумаем обо мне: ни горячего чая с утра, ни кофе, продрогший, измотанный, в свете затухающего китайского фонарика, издерганный и вымотанный… В общем, первой реакцией на эту гигантскую свиную голову, заглядывающую ко мне в будочку через стекло, был мой озверевший ор:

— АХ ТЫ Ж ТВАРЬ!!!

Я никогда не отличался смирением. А уставший бываю даже крайне агрессивным. Вот и тут вспылил. Нет, ну в самом деле — такие ужасные условия труда, спешка, холод, а тут еще какая-то нечисть решила меня напугать?

И я, схватив молоток, выскочил из будки, чтобы слить всю злость на непрошеного гостя, решив затюкать его инструментом.

Выскочил, и, как понимаете, ни свиней, ни тел, ни вообще никого — полная темнота и тишина.

Это я уже потом, минут через пять в дрожь впал, и до вечера в испуге озирался по сторонам.



Второй эпизод опять же происходил в подобной ситуации. С утра пропал свет. Опять и снова. Я сижу в будочке, правда, загрузки нет. Тишина, телефоны молчат. Я бухаю. Нет, ну а что? На улице похолодало — минус 3 градусов. В ангаре ровно ноль, к вечеру еле-еле в будке набирается плюс 1 градус. И то благодаря тому, что солнце железо ангарное греет. Я, укутанный пледом, в утепленной одежде, с коньяком — или вы думаете, что начальство не понимает, что мне греться надо? Заканчиваю первую бутылку. Холодно, так что пью по чуть-чуть, но в течении целого дня — практически две бутылки и уходит. Тут слышу в ангаре (это в полнейшей тишине-то):

— Э, мужик!

Я смотрю из будочки — какая-то тень в углу склада. Далеко, между прочим, в свете фонарика не разглядеть.

И эта тень опять же:

— Э, мужик!

Я выхожу, чтобы посмотреть на нарушителя. Территория-то охраняемая! Кто тут шляется?

Выхожу, направляю фонарь на нарушителя — а он уже практически через полсклада прошмыгнул. И это за секунду, которую я потратил, чтобы выскочить. Освещаю его — а он, блин, прозрачный! Насквозь видно стеллажи за ним, предметы, колонны...

И эта тень опять издает вполне громко:

— Э, мужик!

Я сразу начинаю на него кричать:

— Сам ты мужик, понял? Иди на... отсюда! Еще раз увижу убью, на..., или тебе сейчас на пальцах объяснить?

Вот сам не знаю, с какого перепугу я так кинулся агрессивно на призрака. Может, он и хотел чего? Но я был уже выпивши и злой. Поймите и меня правильно.

Быстро нагибаюсь, чтобы схватить разводной ключ, и бегу к тени. А эта, прости Господи, тень уже опять в конце склада — в углу. Я издалека метаю в нее ключом — тот падает рядом с ним. Звон, скрежет, гул — все дела.

Тень кричит:

— Я тебя боюсь, мужик!

... и исчезает.

Вот после этого я и оторопел. Где-то там в уголке сознания начала развиваться мысль, которая полностью оформилась через минуту. Я выразил ее почему-то вслух:

— Офигеть! Я привидение напугал! О-ФИ-ГЕТЬ!

И знаете, после этого стало так легко на душе, как будто все мои проблемы в секунду решились... так, знаете ли, легко даже дышать стало...



Третий раз, на том же складе.

Стандартная работа — и загрузки нет, но и расслабиться нельзя. Будний день.

Во время перекура мне приходит ссылка на мантру (у меня есть знакомый, который любит это все, и постоянно окружающих кормит информацией о чем-нибудь азиатском, ему интересном). Почему бы и нет? Все его ссылки на мантры были удобоваримыми, и даже, я бы сказал, сами индийские мантры бывают иногда красивыми. Открываю. «Нрисимха Кавача». По описанию, выгоняет всякую нежить. Звучит! Включаю колонки на полную, запустил воспроизведение и пошел дальше работать.

Длинная оказалась мантра, как и все мантры моего друга. Меня поразил слог и тембр. Красиво, блин!

Где-то перед концом «Нрсимха Кавача» прямо надо мной взрывается с осколками лампа дневного света (вы сами понимаете, что такое принципиально невозможно), и кто-то кричит сверху, там, где кожи. Притом раздаётся другой крик — ближе, знаете, к рыку льва, чем к человеческому. Такой звериный:

— Жжжжееееееттттт!!!

Я в опешившем состоянии кричу туда — наверх:

— Ну так и на... иди отсель, если жжет!

Тут же выключается свет во всем ангаре, но не мантра. Компьютер с бесперебойником, что вы!

Я бегу к электрическому щитку, чтобы узнать — вдруг просто автомат выбило, или это по всей территории?

Мантра заканчивается, и на ее последних словах слышу голос того самого призрака, на которого наорал еще с месяц назад:

— Я тебя боюсь, мужик...

И так же неожиданно включился свет.

Сейчас середина зимы, а события происходили осенью.

За последние месяцы ничего не происходит. Работаю с напарником, как и обычно.

Вот и вся история одного ангара.

>>356130
Думаю, прежде чем начать, нужно сделать небольшое пояснение. Я немного повернут на оружии, а также всяких стратегиях выживания, тактическом снаряжении, биноклях, фонариках и прочем. Такого добра у меня довольно много, а жемчужина коллекции – винтовка Ремингтон 700-ой модели (ее вполне легально можно купить в России после пяти лет владения гладкостволом). К ней у меня есть парочка очень хороших оптических прицелов – один помощнее, другой послабее. Не то что бы я псих какой–нибудь, но, скажем так, мне нравится чувствовать себя готовым к неприятностям в наше неспокойное время. Ну, это, как я уже говорил, предыстория.

А сама история такова. Довелось мне раз снимать квартиру в одном из районов Северо-Восточного округа Москвы. Снимал её ввиду производственной необходимости, долго задерживаться там не собирался, так что договор заключил на пару месяцев всего. Квартира была на последнем этаже двенадцатиэтажного дома – вид из окон был бы шикарный, если бы не одно но. Напротив, метрах в двухстах стоял другой двенадцатиэтажный дом, и кроме него из своих окон я почти ничего не видел. Квартирка моя была дешевенькая, даже телевизора там не было. Интернет я туда тоже проводить не собирался, все равно скоро съезжать, так что развлечений было, прямо скажем, не много. Как назло, и работы оказалось меньше, чем я думал, так что вечера я проводил читая, а потом, когда стемнеет, брался за винтовку и играл в «гляделки». Это развлечение я придумал себе день на третий проживания в той квартире. Я настраивал прицел, глядя через него на улицу, прикидывал расстояния до разных объектов, случайно заглянул в пару окон и, как-то увлекся. Потом я подтащил к окну письменный стол, установил на него свой Ремингтон с оптикой и, через щель в задернутых занавесках стал изучать жильцов дома напротив. С тех пор я проводил так почти каждый вечер.

Конечно, Вы можете осудить меня, и я соглашусь с Вами. В том, чтобы разглядывать людей через перекрестье прицела пускай и не заряженного ружья нет ничего хорошего, но черт возьми, один раз попробовав, я уже не мог остановиться. Дом напротив был просто скопищем колоритнейших персонажей. И если мужик с шестого этажа каждый вечер смотрящий порнуху быстро надоел, то мелкий пацан-каратист с девятого, устраивавший себе ежедневную беспощадную тренировку на кухне и молодая парочка с седьмого стали моими любимцами. Парочка эта, кстати, была очень горячая, за несколько дней, что я за ними наблюдал, они перетрахались всеми известными мне способами и явно не собиралась останавливаться. А еще, они, похоже не знали, как в их спальне выключается свет. Наблюдать за ними можно было бесконечно, я надеялся многому у них научиться. Были еще алкоголики, интересные лишь во время своих пьяных драк, разведенки с детьми, более-менее нормальные семьи, вообщем, много чего. Но, рассказ не про них.

Как то раз, во время очередных «гляделок» я совершенно случайно посмотрел в окно на восьмом этаже, в которое раньше особо не заглядывал. Я увидел почти пустую комнату, освещаемую единственной, висящей на потолке лампочкой, дверь была плотно закрыта. В углу стояла кровать на которой в классической позе йога сидел человек. Он привлек мое внимание своей неподвижностью и я решил понаблюдать за ним. Человек сидел спиной к окну и смотрел в стену. Он был очень худым, бледным и высоким, совершенно лысая голова казалась непропорционально большой, майки и штанов на нем не было. Минут пять я разглядывал его, но он так и не пошевелился. Я перевел прицел на стену, куда он смотрел – стена, насколько я мог видеть, была пуста – ни картин, ни ковров, выцветшие обои местами ободрались. Я обвел прицелом комнату – тоже ничего интересного: пара стульев, журнальный столик с ворохом газет, старое кресло, маленький коврик на полу у кровати. На закрытой двери я заметил несколько непонятных вертикальных полос и все. Я решил, что чувак просто медитирует и каких либо приколов от него ждать не стоит, после чего переключился на своего любимого каратиста, который как раз разогревался перед очередной тренировкой.

Часа через два, когда и малолетний боец и неугомонная парочка закончили свои выступления, я еще раз для порядка заглянул в окно к йогу. Он сидел все в той же позе и смотрел в стену. Выждав секунд 30 я убрал винтовку и лег спать.
Я бы, наверное, и забыл про все это, если бы через пару дней по ошибке снова не заглянул в окно к этому йогу. Я не увидел ничего нового и это меня почему – то разозлило. Признаться, я уже на полном серьезе считал, что каждый жилец дома напротив каждый вечер обязан меня развлекать. А этот тип просто сидел и смотрел в стену. Хотя, может и не смотрел, а, например, спал сидя. А может, он и не живой? В смысле – кукла. А может и правда дуба дал? Медитировал-медитировал, да и в астрал ушел. Вообщем, заинтересовало меня это. Целый час я наблюдал за ним – он не шелохнулся. Точно – кукла. Тем более, такой худой и высокий, голова огромная, кожа бледная, руки, похоже, почти до колен… Таких людей не бывает! Но что эта кукла делает одна в комнате? Эта комната – склад реквизита? А где остальные вещи? Почему в комнату никто не заходит? Квартира пустая? А кто тогда зажег свет? Я осмотрел соседние окна. Справа, насколько я представляю планировку, явно другая квартира, там живет семья с двумя маленькими детьми. А слева – темные окна, свет не горит. Ладно. Я решил отвлечься, но ни каратист, ни влюбленные естествоиспытатели меня в тот вечер не радовали.

На следующий день я пришел с работы пораньше и сразу же прильнул к прицелу. Сидит, гаденыш. В той же позе. Хотя, вроде, немного в сторону теперь повернулся. Значит, что – то там, все-таки происходит.
Я наблюдал весь вечер. Даже в туалет не отходил. Сижу. Смотрю в прицел. И он сидит. Смотрит в стену. Вроде, дышит еле-еле. Или мне кажется. Когда заболели глаза, я плюнул и лег спать.
Утром перед уходом на работу еще раз глянул. Без изменений.

Так я наблюдал за ним целую неделю. Пара минут утром и несколько часов вечером. Время от времени его положение немного менялось, но как и когда это происходило я не видел. Однажды я вернулся с работы и увидел, что у него поменялись простыни на кровати! И тогда я решил устроить ублюдку круглосуточное наблюдение.
Я провозился весь вечер, но результат меня удовлетворил. Винтовку на сошках я нацелил на окно, а к окуляру прицела с помощью штатива подвел объектив видеокамеры. Видео она писала прямо на жесткий диск ноутбука, так что можно будет посмотреть, что происходило в те несколько часов, которые я буду на работе. Утром я еще раз все проверил и, нажав «запись» на камере, вышел из дома.
В первый день меня ждало разочарование. Камера честно все записала, а йог все восемь часов видео честно просидел на кровати не шелохнувшись. Я едва набрался терпения, чтобы повторить всю процедуру на следующий день.

На второй раз мне повезло. Вечером, просматривая видео, я увидел как в 14 часов 17 минут дверь в комнату к йогу открылась и в нее вошла женщина с подносом в руках. Сперва я решил, что она будет его кормить, но на подносе почти ничего не было. Я увидел лишь какой то пузырек и несколько небольших коробок. Женщина медленно подошла к йогу и поставила поднос перед ним на кровать. Некоторое время она стояла рядом и смотрела на него. Я думал, что они разговаривают, но присмотревшись, увидел, что губы у нее не шевелятся. Потом она стала тереть его левую руку, а потом на несколько секунд напряженно склонилась перед ним. Что именно она делала рассмотреть было нельзя, так как мешала худая спина йога, но было похоже, что она сделала ему укол в руку. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Потом она как-то странно, боком, подошла к окну, открыла форточку и закурила. Выкурив сигарету, она закрыла форточку забрала поднос и пятясь вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Больше ничего не происходило. Оторвавшись от монитора, я глянул в прицел – в комнате все было точно также, как на последних кадрах записи. Если бы не камера, я бы так и не узнал, что туда кто-то приходил.