Аноны описывают сабж:

Да, у меня есть кое-что на эту тему. Не то что бы при дневном свете, да и пугать меня оно не пугало. Но это одна из самых тревожных, болезненных, гнетущих атмосфер.
Дело в том, что недалеко от места, где я живу построили новый спальный район. Понавтыкали девятиэтажек, покрасили их, сделали дворики, освещение провели. Так вот одним тёплым весенним или летним днём мы как-то зашли туда с парой друзей. Дело было вечером, небо уже изрядно потемнело, посерело. Воздух стал тёплый, тяжеловатый. Мы решили сократить наш путь через один из этих двориков. И вот идём мы вдоль подъездов, свежевыкрышенных стен, лавочек и заборов, уличные фонари ярко освещают всё вокруг своим желтоватым светом, вокруг тишина, а на фоне слышится этот городской шум, такой отдалённый, слившийся чуть ли не в тихий гул. Именно здесь, в ярком свете фонарей, под серым небом я почуствовал себя НЕУЮТНО. Не знаю, было во всей этой обстановке что-то неестественное, что-то нездоровое в ярких красках и полном отсутствии людей в этом окружении, в котором обычно наоборот всё должно быть плотно заселено.
Понимаете ли вы меня? Частично я прикоснулся к этой атмосфере в игруле Cry Of Fear, когда на вечерней пустующей улице вдруг выскакивали монстры. Но обстановка была не та, улицы не похожи.
Опушка, да ты задел за живое, пустая улица ночью не вызывает столько тревоги, сколько пустая улица в ясный и жаркий день.
А еще мой самый криповый сон был в таких тонах как ты описываешь. Будто я иду по коридорам какого-то коммунистического дворца, на выбеленных стенах весят портреты всяких деятелей и по ощущениям было не очень приятно, но потом я прошел в невысокий дверной проем и вышел в такой же белый зал, но с большущей и широкой лестницей, а над лестницей висел здоровенный портрет Сталина. Я словил такой дикий страх и невыносимую тоску, прям вселенскую нахуй, что никогда не забуду эмоций из этого сна.
Мне часто снился сон, в котором канал, по которому я обычно выгуливал собаку, имел перпендикулярный основному течению приток, вдоль которого я гулял.
Сначала там идет обычный лес, потом заброшенный дачный поселок, где дохуя зелени, яблоки, вишни растут, потом разрушенный землетрясением город - пустые накренившиеся многоэтажки с разбитыми окнами, трещины в земле, арматура торчит из травы, куски камней, стекло. Но здесь мне не страшно, наоборот - интересно. Страшно мне в конце дороги.
Дорога ведет прямо к небольшому белому двухэтажному дому. Он выкрашен в белый цвет, простенькие деревянные рамы на окнах, над зеленью вокруг дома раскинулось голубое безоблачное небо.
И вот тут мне пиздец как страшно. Я знаю, что в этом ебучем доме что-то произошло. Что я тут уже был в другом сне и в нем произошло что-то ужасное. Но я знаю, что обязан войти в этот дом, потому что я за ним присматриваю. И на этом моменте я всегда просыпаюсь, в дом я никогда не захожу.
Открытые пространства, значит. Солнце, яркие краски. Ну хорошо.
Знаете что меня всегда до усрачки пугало? Грёбаный Серьёзный Сэм. Первые части, хоть оригиналы, хоть ХД переиздания.
И знаете в чем проблема с этим бодреньким ярким шутаном?
Где все люди? Где египтяне, майя, вавилоняне? Как только задашься этим вопросом, то тебе не захочется сражаться с чудовищами. Тебе захочется, чтобы Сэм умер как можно скорее, ведь смерть куда логичнее, чем пустые пространства, огромные сооружения, чьи строители и обитатели просто исчезли.

Да, у меня есть кое-что на эту тему. Не то что бы при дневном свете, да и пугать меня оно не пугало. Но это одна из самых тревожных, болезненных, гнетущих атмосфер.
Дело в том, что недалеко от места, где я живу построили новый спальный район. Понавтыкали девятиэтажек, покрасили их, сделали дворики, освещение провели. Так вот одним тёплым весенним или летним днём мы как-то зашли туда с парой друзей. Дело было вечером, небо уже изрядно потемнело, посерело. Воздух стал тёплый, тяжеловатый. Мы решили сократить наш путь через один из этих двориков. И вот идём мы вдоль подъездов, свежевыкрышенных стен, лавочек и заборов, уличные фонари ярко освещают всё вокруг своим желтоватым светом, вокруг тишина, а на фоне слышится этот городской шум, такой отдалённый, слившийся чуть ли не в тихий гул. Именно здесь, в ярком свете фонарей, под серым небом я почуствовал себя НЕУЮТНО. Не знаю, было во всей этой обстановке что-то неестественное, что-то нездоровое в ярких красках и полном отсутствии людей в этом окружении, в котором обычно наоборот всё должно быть плотно заселено.
Понимаете ли вы меня? Частично я прикоснулся к этой атмосфере в игруле Cry Of Fear, когда на вечерней пустующей улице вдруг выскакивали монстры. Но обстановка была не та, улицы не похожи.

Опушка, да ты задел за живое, пустая улица ночью не вызывает столько тревоги, сколько пустая улица в ясный и жаркий день.
А еще мой самый криповый сон был в таких тонах как ты описываешь. Будто я иду по коридорам какого-то коммунистического дворца, на выбеленных стенах весят портреты всяких деятелей и по ощущениям было не очень приятно, но потом я прошел в невысокий дверной проем и вышел в такой же белый зал, но с большущей и широкой лестницей, а над лестницей висел здоровенный портрет Сталина. Я словил такой дикий страх и невыносимую тоску, прям вселенскую нахуй, что никогда не забуду эмоций из этого сна.

Мне часто снился сон, в котором канал, по которому я обычно выгуливал собаку, имел перпендикулярный основному течению приток, вдоль которого я гулял.
Сначала там идет обычный лес, потом заброшенный дачный поселок, где дохуя зелени, яблоки, вишни растут, потом разрушенный землетрясением город - пустые накренившиеся многоэтажки с разбитыми окнами, трещины в земле, арматура торчит из травы, куски камней, стекло. Но здесь мне не страшно, наоборот - интересно. Страшно мне в конце дороги.
Дорога ведет прямо к небольшому белому двухэтажному дому. Он выкрашен в белый цвет, простенькие деревянные рамы на окнах, над зеленью вокруг дома раскинулось голубое безоблачное небо.
И вот тут мне пиздец как страшно. Я знаю, что в этом ебучем доме что-то произошло. Что я тут уже был в другом сне и в нем произошло что-то ужасное. Но я знаю, что обязан войти в этот дом, потому что я за ним присматриваю. И на этом моменте я всегда просыпаюсь, в дом я никогда не захожу.

Открытые пространства, значит. Солнце, яркие краски. Ну хорошо.
Знаете что меня всегда до усрачки пугало? Грёбаный Серьёзный Сэм. Первые части, хоть оригиналы, хоть ХД переиздания.
И знаете в чем проблема с этим бодреньким ярким шутаном?
Где все люди? Где египтяне, майя, вавилоняне? Как только задашься этим вопросом, то тебе не захочется сражаться с чудовищами. Тебе захочется, чтобы Сэм умер как можно скорее, ведь смерть куда логичнее, чем пустые пространства, огромные сооружения, чьи строители и обитатели просто исчезли.

Пиздос, читаю ОП пост и это точь в точь как одна крипи-паста, которую пару месяцев назад читал. Сейчас попробую найти, но вот описание, может кто быстрее отроет:
Там про детей, которые бродили по пустырю и искали какую-то полумифическую НЕХ, живущую в заброшенном водяном баке, про которую им рассказали пацаны с соседнего двора. Атмосфера там нереальная. Читаешь и словно проваливаешься в сон с теми же чувствами что описал ОП. Как же хочется перечитать.

Алсо, само это странное ПОЛУДЕННОЕ ощущение мне как родное. Хотя я его никогда не боялся, а даже наоборот любил. Из похожего, помнится мне приснился интересный сон. В нем мои друзья узнали о неком плохом поступке, который я совершил очень-очень давно. В наказание они отвели меня в пустынное место далеко от города. Там на холме стоял строительный кран. Меня связали, подвесили вниз головой к его крюку и оставили. Я не паниковал и не сопротивлялся, а когда остался наедине, начал вслух спокойно и умиротворенно размышлять о своей жизни, обо всех своих ошибках, которые я совершил. Вы будете смеяться, но в этом сне я выглядел как Росомаха из старого мультсериала, из за чего я также подозреваю, что мне всего лишь приснилась сцена одного из эпизодов. Надеюсь что это не так.

У меня дорога к почте пролегает через жилые застройки с детским садиком и они как бы образуют такие коридоры. Еще там вишни растут под деревьями, я их постоянно жру по дороге.
Так вот, стоит туда зайти - сразу все звуки становятся намного тише. Людей там проходит очень немного, а из окон почти никогда ничего не слышно - ни телевизора, ни разговоров, ни лая собак, ничего. А когда полдень, то это место заливает просто лавина света и все тени такие темные, почти черные. Окна жилого дома прямо на детский садик выходят - идеальное место для подсматривания за детьми просто - от забора до окон метров 5-6. Сразу думается, что тут могут люди пропадать или маньяки орудовать.
В общем, очень неуютно там находиться.

Лет 11-12 назад, я ехал на велосипеде от своей дачи куда подальше. Стояла жара прямо как сейчас в дс, уже выехал на шоссе. Проехал жд пути, одиноко уходили в даль полуразрушенные домики. Почему люди покинули этот поселок? Кто то рассказывал истории про какое то излучение, электричество, но это не более чем слухи.
После того как я точно минул железку, и оказался на шосее, я увидел ЛЭП. Он был внизу, почти по до мной, но и казался так далеко... Все эти электрические вышки, металлическая сетка рабица - выглядело довольно жутко, на фоне чистого жаркого дня.
Но дальше, дальше у меня комом в горле встало, меня даже затошнило от испытанного ужаса. В самом далеке виделся ангар, каких то фантастических размеров.
Я очень резко уехал от туда. Больше никогда не возвращался.

Откуда-то значит идет этот страх в генах, если явление известное даже древним грекам.
Мне часто раньше снился сон, что я иду в солнечный летний день по лугу, в небе не частые красивые облака, но мне пиздец неуютно. Я словно поднимаюсь по склону некрутого холма и с него видна какая-то металическая или бетонная конструкция в далеке. Мне кажется, что я дойду до нее, и там прохладно и можно укрыться от солнца. Но не могу дойти - иду и иду, а она не приближается. И начинается ощущение что-то вот-вот накатит паническая атака.
Пугает. У нас в городе зимой ясные денбки бывают редко, может поэтому? Хотя не совсем зимние, а ранне-весенние. Все вокруг в подтаявшем черно-сером снегу, голые деревья, полуразрушенные дворы замкадья, на улицах ни души. И тут выглядывает яркое как сварка, тревожное солнце и заливает весь этот идиллический пейзаж. Помню нас такое с другом в пиздючестве застало. Мы ходили по улице, обошли несколько кварталов, не увидели ни одной машины и ни одного человека. Паника нарастала. Казалось, что даже говорить сложно становится, будто звук распространяется так же тяжело, как в воде. Казалось, что мы сейчас исчезнем.

У меня от жарких летних дней именно какое-то ощущение надвигающегося пиздеца появляется. Кажется, что сейчас кто-то позвонит и скажет, что мои родители погибли. Или что у меня рак. Или что я должен миллион баксов. При этом самое отвратительное будет в том, что ни для кого, кроме меня, ничего не изменится. То есть люди вокруг будут всё так же ходить и радоваться лету. Я больше всего боялся всегда не глобальных катаклизмов, а персонального пиздеца. Наводнения, цунами, даже войны разделяются многими людьми, переживаются ими вместе. А когда у тебя нашли саркому в голове, а вокруг ходят счастливые влюблённые парочки - вот что настоящий ад.

Может, это коренится в страхе, что свет не спасает? То есть, человек привык разгонять тьму светом и считает, что при свете
НЕХ просто исчезнет и ничего ему не сделает.

Но на самом-то деле ты просто увидишь НЕХ во всей ее красе и прятаться от тебя она не станет.

4. Вода, твердая как камень

Да, вы попали в стоячую воду. Это сплошная вода, которая смыкается над головой, как камень. Это случается там, где нет разделения, нет изменения, нет ряда. Например, переполненный день, где свет, запах, тепло на пределе, стоят как толстые лучи, как рога. Слитный мир без промежутков, без пор, в нем нет разнокачественности и, следовательно, времени, невозможно существовать индивидуальности. Потому что если все одинаково, неизмеримо, то нет отличий, ничего не существует.

Но кто же в последний момент назвал вас по имени? Конечно, вы сами. В смертельном страхе вспомнили вы о последнем делителе, о себе, обеими руками схватили свою душу.

Гордитесь, вы присутствовали при Противоположном Вращении. На ваших глазах мир превращался в то, из чего возник, в свою первоначальную бескачественную основу.

В этот миг вы встретились не только с Паном, но и со своей собственной душой. Какой слабый голос у нее, слабый, но довольно приятный.

Боязнью безиндивидуальности объясняется также неприязнь к открытым сплошным пространствам: однообразным водным или снежным пустыням, большим оголенным горам, степи без цветов, синему или белому небу, слишком насыщенному солнцем пейзажу. Величественное всегда сурово и неуютно.

О, особая тоска южных стран, где природа чрезмерно сильна и жизнь удивительно бесстыдна, так что человек теряется в ней и готов плакать от отчаяния. Не за нее ли платят двойной оклад отправляющимся служить в колонии, но и это не помогает, они так быстро теряют желание жить, погружаются и гибнут.

Тропическая тоска находит свое выражение в истерии, свойственной южным народам: в припадках пляски или судорожного бега, когда человек бежит не останавливаясь с ножом в руке, - он хочет как бы разрезать, вспороть непрерывность мира, - бежит, убивая все на пути, пока его не убьют самого или изо рта у него не хлынет кровавая пена.

Снежная тоска известна зимовщикам полярных станций. Она вызывает также судорожные пляски и особую болезнь менерик, при которой человек, не выдержав вечной ночи, уходит от стоянки напрямик в темноту, в снег, на гибель.

Л. Липавский. Исследование ужаса.

Паста с подобной атмосферой - "Вода была мокра насквозь".

У меня было ощущение, что мы омерзительно противоречим тихой безмятежности, окружавшей нас. На чистой синеве неба не было ни единой тучки или птицы, ничто не нарушало тишины широко раскинувшегося пляжа, где мы были одни. Море, сиявшее в лучах восходящего солнца, манило своей чистотой. Хотелось броситься в его волны и умыться, но я боялся его испачкать.
Мы - грязь и больше ничего, подумал я. Мы - стайка уродливых липких жучков, ползущих по чистой и гладкой поверхности мрамора. На месте Бога я бы глянул вниз, увидел, как мы тащим на себе дурацкие корзинки для пикников да яркие нелепые одеяла, наступил бы на нас ногой и раздавил всех в лепешку.
В таком месте надо быть влюбленными или монахами, но мы были всего лишь кучкой скучающих и скучных пьяниц. Когда находишься рядом с Карлом, невозможно не напиться. Добрый, прижимистый старина Карл — великий провокатор. Он использует выпивку, как садист использует кнут. Он пристает к тебе с предложением выпить до тех пор, пока ты не начинаешь рыдать, сходить с ума или же, напившись, падаешь замертво; этот процесс доставляет Карлу величайшее наслаждение.
Мы пили всю ночь, а когда наступило утро, кому-то из нас — кажется, Мэнди — пришла в голову блестящая идея устроить пикник. Естественно, все нашли эту мысль превосходной, все были в прекрасном настроении, быстро упаковали корзинки, не забыв о выпивке, набились в машину и вскоре уже были на пляже — кричали, размахивали руками и искали место, где можно устроить нашу идиотскую пирушку.
Отыскав широкий плоский камень, мы решили, что это будет стол, и выгрузили на него наши запасы — наспех подобранную коллекцию пакетов с едой и бутылок со спиртным.
Наряду с прочими продуктами кто-то сунул в корзину банку колбасного фарша. При виде этой банки на меня внезапно нахлынула волна странной тоски. Я вспомнил войну и себя, молоденького солдатика марширующего по Италии. Вспомнил, как давно это было и как мало я сделал из того, о чем мечтал в те годы.
Открыв банку с фаршем, я отошел в сторонку, чтобы с ней предаться воспоминаниям, однако длилось это недолго. Люди из компании Карла не любят одиночества и не любят воспоминаний, поэтому им трудно представить, что кому-то на свете это нравится.
Моей спасительницей стала Ирен, всегда отличавшаяся особой чувствительностью: Ирен не в силах видеть одинокого человека, поскольку для нее самой одиночество несколько раз едва не закончилось весьма печально. Одиночество — и пилюли, чтобы покончить с этими страданиями…
— Что с тобой, Фил? — спросила она.
— Ничего, — ответил я, разглядывая нанизанный на вилку кусок розового фарша. — Вкус такой же, как и прежде. Ничего не изменилось.
Она осторожно опустилась на песок рядом со мной, стараясь не расплескать ни единой капли виски из своего стакана — должно быть, миллионного по счету.
— Фил, — сказала она, — меня беспокоит Мэнди. Она выглядит такой несчастной!
Я взглянул на Мэнди. Запрокинув голову, она заливалась смехом от очередной шутки Карла. Тот, улыбаясь, смотрел на нее; его зубы поблескивали, а глубоко посаженные глаза казались мертвыми, как всегда.
— А с чего ей быть счастливой? — спросил я. — Господи боже, да что у нее есть такого, чтобы чувствовать себя счастливой?
— О, Фил, — сказала Ирен. — Тебе нравится изображать ужасного циника. Она ведь жива, разве этого мало?
Я взглянул на Ирен, размышляя, что она имеет в виду — она, столько раз пытавшаяся свести счеты с жизнью. Я решил, что никогда этого не узнаю. Еще я понял, что совсем не хочу колбасного фарша. Обернулся, чтобы зашвырнуть его подальше, внеся тем самым свою лепту в загрязнение пляжа, — и вот тут-то их и увидел.
Они находились далеко, фигурки не больше точки, однако в их облике было что-то странное, заметное даже с большого расстояния.
— А мы здесь не одни, — сказал я.
Ирен взглянула в ту сторону.
— Эй, смотрите! — крикнула она. — Здесь еще кто-то есть!
Все посмотрели туда, куда она показывала.
— Это еще кто? — спросил Карл. — Они не знают, что этот пляж — моя собственность?
И рассмеялся.
У Карла две страсти: собственность и власть. Когда напивается, он корчит из себя правителя мира.
— Покажи им, кто здесь главный, Карл! — сказал Хорес.
У Хореса всегда в запасе искрометные шуточки вроде этой, на все случаи жизни. Долговязый, лысый, с огромным адамовым яблоком, он, как и я, работает на Карла. Честно говоря, мне было бы жаль Хореса, если бы не гаденькое подозрение, что ему просто нравится пресмыкаться. Хорес поднял тощий кулак и погрозил парочке, расположившейся на пляже.
— Вы бы валили отсюда! — крикнул он. — Это частная собственность!
— Слушай, когда ты заткнешься и перестанешь быть идиотом? — спросила его Мэнди. — Нельзя так разговаривать с незнакомыми людьми. Кстати, не исключено, что это их собственность.
Не знаю, как это вышло, но Мэнди — жена Хореса. Между прочим, его дети разговаривают с ним примерно так же. Хорес тут же замолчал и принялся застегивать свою ветровку, поскольку, во-первых, похолодало, а во-вторых, ему приказали замолчать.
В нашу сторону двинулись две фигуры. Одна, высокая и грузная, двигалась какой-то странной раскачивающейся походкой. Вторая, низенькая и сутулая, выписывала замысловатые зигзаги, шагая рядом со своим огромным, как башня, спутником.
— Они идут к нам, — сказал я.
Внезапно налетевший холодный ветер и приближение двух незнакомцев оказало на нас какое-то странное впечатление. Мы притихли и молча наблюдали, как они идут. Чем ближе они подходили, тем более странной казалась нам их внешность.
— Господи боже! — воскликнула Ирен. — У низенького-то квадратная шляпа!
— Мне кажется, она сложена из газеты, — заметила, прищурившись, Мэнди. — Ну да, это газета, сложенная газета.
— Нет, вы только поглядите на усы этого высоченного негодяя! — сказал Карл. — Я таких зарослей в жизни не видел.
— Они мне что-то напоминают, — проговорил я.
Все посмотрели на меня.
Да это же Морж и Плотник…
— Они похожи на Моржа и Плотника, — сказал я.
— На кого? — спросила Мэнди.
— Только не говори, что никогда не слышала о Морже и Плотнике, — ответил Карл.
— Никогда, — сказала Мэнди.
— Какое безобразие, — отозвался Карл. — Ты просто невежественная сучка. Морж и Плотник — это, наверное, два самых популярных литературных персонажа. Льюис Кэрролл сочинил про них стишок в одной из своих книг про Алису.
— «Алиса в Зазеркалье», — подхватил я и процитировал:
Рыдает Плотник, плачет Морж,
Дойдя до бережка.
Когда вокруг один песок,
И впрямь берет тоска.

>>382668
Мэнди пожала плечами.
— Ну и что? Зато я красивая.
— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, — сказала Ирен, — но у маленького действительно есть носовой платок.
Мы уставились на незнакомцев. Низенький держал в руках огромный носовой платок, который он время от времени прикладывал к глазам.
— А что, низенький — Плотник? — поинтересовалась Мэнди.
— Да, — ответил я.
— Тогда все в порядке, — сказала она, — потому что он тащит пилу.
— Да, так оно и есть, — подтвердил Карл. — Да поможет нам Бог. А чтобы картинка была полной, смотрите — на нем фартук.
— Значит, ваш Плотник должен носить фартук? — спросила Мэнди.
— Кэрролл об этом не упоминал, — сказал я, — но на иллюстрациях Тэниэла Плотник действительно носит фартук. И нос у него такой же, и челюсть квадратная, как у этого.
— Черт, двойники какие-то, — произнес Карл. — Одна только заминка — этот Морж вовсе не морж, он просто похож на моржа.
— А ты подожди, — посоветовала ему Мэнди. — Вот сейчас на нем начнет расти мех, а изо рта вылезут длинные бивни.
И тут странная парочка заметила нас. По-видимому, наше присутствие оказалось для них полной неожиданностью. Они резко остановились, уставились на нас, и низенький быстро спрятал носовой платок.
— Странно, что они нас до сих пор не замечали, — прошептала Ирен.
Высокий медленно двинулся вперед, осторожно переступая ногами. За ним последовал низенький, стараясь держаться за его спиной, подальше от нас.
— Первый контакт с пришельцами, — сказала Мэнди, и Ирен и Хорес нервно захихикали.
Я промолчал. Я уже решил, что больше не буду работать у Карла, что вся его компания мне не по душе — может быть, за исключением Ирен, — а эти незнакомцы вызывают у меня настоящий ужас.
Тут высокий улыбнулся, и все изменилось.
Моя работа связана с индустрией развлечений, рекламой и связями с общественностью. Мне приходится иметь дело с самыми обаятельными мальчиками и девочками нашей гордой страны. Поэтому я стал настоящим профи по части обворожительных улыбок и научился им противостоять — так сказать, оделся в крепкую броню. Когда ко мне подходит напудренный красавчик, сияющий белоснежной улыбкой, я понимаю это так: он просто демонстрирует мне, чем будет меня кусать, только и всего.
Однако в улыбке Моржа скрывалось нечто совершенно иное.
Улыбка Моржа подействовала на меня так, как ничто не действовало уже много лет: она растопила мое сердце. Я специально употребил столь сентиментальную фразу. При виде его улыбки я понял, что этому человеку можно доверять; я кожей почувствовал, что он обходителен и любезен, что у него благие намерения. Его сходство с Моржом из сказки перестало меня пугать, теперь я находил его смешным и милым. Я обожал его, как когда-то в детстве обожал своего плюшевого медвежонка.
— О, простите, — звучным голосом произнес он, — надеюсь, мы вам не помешали.
— Надеюсь, мы не помешали, — пискнул Плотник, выглядывая из-за спины своего спутника.
— Гм, дело в том, — вновь загудел Морж, — что мы вас не сразу заметили.
— Дело в том, что мы разговаривали, — добавил Плотник.
Когда вокруг один песок,
И впрямь берет тоска.
— О песке? — спросил я.
Морж потрясенно уставился на меня.
— Д-да… раз уж вы сами догадались.
Подняв огромную ногу, он затряс ею, чтобы вытряхнуть из ботинка песок.
— Сил никаких нет, — пожаловался он. — Набивается в обувь, потом рассыпается по всему ковру.
— Надо его убрать, вот что, — сказал Плотник.
«А семь служанок, — Морж спросил, —
Ну, скажем, за семь лет
Смести метлой песок долой
Смогли бы или нет?»
— Убрать весь песок? Но его слишком много! — удивился Карл.
— Действительно, — ответил Морж, с мрачным неодобрением оглядывая пляж, — слишком много.
Затем он взглянул на нас, и мы вновь окунулись в сияющие лучи его улыбки.
— Однако позвольте нам представиться, — сказал он.
— Надеюсь, вы извините Джорджа, — вставил Плотник, — он у нас обожает церемонии, вы заметили?
— Ну и что? — Морж похлопал Плотника по бумажной шляпе. — Это Эдвард Фарр, а я Джордж Твиди, к вашим услугам. Боюсь, мы с ним… э-э… немного пьяны.
— Да-да. Немного.
— Мы ушли с восхитительной вечеринки. Наверное, нам лучше вернуться и продолжить.
— Если, конечно, найдем еще немного топлива, — прибавил Фарр, помахивая пилой.
К этому времени он осмелел настолько, что вышел из-за спины приятеля и стоял прямо перед нами.
— Так вот, к вопросу о вечеринке, — продолжал Твиди. — Вы не видели, здесь где-нибудь не валяется плавник? Мы весь пляж обшарили, нигде ничего.
— Мы-то думали, его на берегу полно, — сказал Фарр, — а здесь один песок.
— Готов поклясться, вы искали устриц, — сказал Карл.
И вновь Твиди изумленно уставился на него.
«О Устрицы! — воскликнул Морж. —
Прекрасный вид кругом!
Бегите к нам! Поговорим,
Пройдемся бережком».
— Устриц? — спросил он. — О нет, нет, устрицы у нас есть. Нам их не на чем приготовить, вот в чем дело.
— Потому что нам кое-чего не хватает, — подхватил Фарр, глядя на своего спутника.
— Полагаю, да, — задумчиво отозвался тот.
— Боюсь, с топливом мы вам помочь не сможем, — сказал Карл, — но можем предложить выпить с нами.
Его голос показался мне необычным, и я насторожился. Я обернулся к нему и через некоторое время понял, чем вызвано мое удивление.
Его глаза. В кои-то веки, впервые в жизни в них появилось дружелюбное выражение.
Не хочу сказать, что у Карла рыбьи бесцветные глаза, вовсе нет. Такими они кажутся на первый взгляд. Но только на первый. На самом деле Карл отлично умеет выражать свои чувства взглядом, лицом, всем телом. Можно сказать, он мастер экспрессии. Он умеет казаться трогательно-заботливым, или дружелюбным, или исполненным холодной ярости, или своим в доску, и всегда одинаково убедительно.
В том-то и дело — он «умеет казаться». Если познакомиться с Карлом поближе и узнать его получше, а на это уйдет немало времени, можно понять, что на самом деле он не испытывает никаких чувств. Наверное, потому что когда-то, очень давно, он умер или был убит. Возможно, в детстве. Возможно, он родился мертвым. И под любой маской его выдают глаза — глаза трупа.
Но сейчас все изменилось. В глазах Карла сквозило искреннее дружелюбие, это было хорошо видно. Улыбка Твиди-Моржа сотворила чудо. Карл восстал из могилы. Я чувствовал благоговение.
— Чудесная мысль, старина! — сказал Твиди.
Приятели с видимым удовольствием взяли предложенные им стаканы и стали знакомиться с остальными участниками пикника. Когда Твиди уселся рядом со мной, я почувствовал сильный запах рыбы, но, как ни странно, это мне понравилось. Я обрадовался его соседству. Он взглянул на меня и улыбнулся, и мое сердце совсем растаяло.
Вскоре выяснилось, что все то, что мы выпили до встречи с новыми знакомыми, было лишь затравкой. Твиди и Фарр оказались закаленными выпивохами, и мы, глядя на них, старались не отставать.
Мы произносили дурацкие тосты и с радостью обнаружили, что Твиди — отличный рассказчик. Особо ему удавались всякие страшилки, дикие истории о совершенно непостижимых вещах, событиях и персонажах. Его фантазия не знала предела.
И Морж заводит разговор
О всяческих вещах.
Сначала о капусте речь,
Потом о королях,
Про рачий свист, про стертый блеск
И дырки в башмаках.

>>382669
Мы смеялись и пили, пили и смеялись. Вскоре я уже спрашивал себя: почему же всю свою жизнь я был мрачным и угрюмым сукиным сыном, вечно недовольным подозрительным негодяем, в то время как самая великая тайна, тайна самой жизни так проста — нужно наслаждаться ею, наслаждаться каждым прожитым днем, принимая все таким, как есть.
Я оглянулся по сторонам и усмехнулся, нисколько не заботясь о том, что обо мне подумают. Все участники пикника были веселы и здоровы, все выглядели гораздо лучше, чем раньше.
Ирен казалась по-настоящему счастливой. Она тоже открыла тайну жизни. Больше она не станет принимать таблетки, подумал я. Теперь, когда она встретила Твиди, открывшего ей эту тайну, чертовы таблетки больше не понадобятся.
Я не верил глазам — Хорес и Мэнди держались за руки! Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и дружно смеялись, когда Твиди рассказывал очередную историю. Мэнди больше не будет ворчать, подумал я, а Хорес перестанет заискивать — и все потому, что они тоже узнали великую тайну.
Затем я взглянул на Карла, смеющегося и расслабленного, забывшего обо всем на свете, полностью раскрепощенного после стольких лет…
Я вновь взглянул на Карла.
Потом я посмотрел на свой стакан, потом — на свои колени, потом — на сверкающее, чистое, далекое и безликое море.
И тут я понял, что мне холодно, очень холодно, а в небе не видно ни одной птицы, ни единого облака.
Вода была мокра насквозь.
Песок насквозь был сух.
Не видно было в небесах
Ни птиц, ни даже мух.
Надеясь услыхать о них,
Не напрягайте слух.
Эта часть стихотворения представляет собой точное описание безжизненной земли. На первый взгляд звучит прекрасно, мягко, но когда перечитываешь текст, понимаешь, что на самом деле Кэрролл описывает голую безжизненную пустыню.
Внезапно тишину прорезал голос Карла:
— Эй, Твиди, да это здорово! Богом клянусь, отличная мысль! Правда, ребята?
Ему ответил дружный хор голосов, выражающих одобрение. Все вставали на ноги. Я смотрел на них снизу вверх, как человек, который проснулся в незнакомом месте и не понимает, что происходит. Все глупо посмеивались, глядя на меня.
— Вставай, Фил! — крикнула мне Ирен.
Ее глаза сияли, но не от счастья. Теперь я это видел.
Воскликнул Морж: «Какой позор
Бедняжек обижать!»
Хлопая глазами, я смотрел на них, переводил взгляд с одного на другого.
— Старина Фил, похоже, немного перебрал, — смеясь, сказала Мэнди. — Да вставай же, Фил! Идем, продолжим вечеринку!
— Какую вечеринку? — спросил я.
Я никак не мог понять, что происходит. Все вокруг потеряло форму, исказилось, стало смешным и нелепым.
— Ради бога, Фил, — проговорил Карл, — Твиди и Фарр пригласили нас пойти к ним и продолжить вечеринку. У нас больше не осталось выпивки, зато у них полно!
Я осторожно поставил на песок пластиковый стаканчик. Если бы все заткнулись хоть на минуту, подумал я, моя голова бы прояснилась.
— Пошли с нами, сэр! — весело прогудел Твиди. — Прогуляемся немного, это совсем рядом!
«О Устрицы! — воскликнул Морж. —
Прекрасный вид кругом!
Бегите к нам! Поговорим,
Пройдемся бережком».
Он по-прежнему улыбался, но его улыбка на меня больше не действовала.
— Вы не сможете взять за ручки первых четверых, — сказал я.
— Э? О чем это вы?
Но чур лишь первых четверых
За ручки мы берем.
— Вы не сможете взять за ручки первых четверых, — повторил я.
— А ведь он прав, — сказал Фарр, Плотник.
— Ну, — отозвался Морж, — если вы и в самом деле не можете идти, приятель…
— О чем вы там толкуете? — спросила Мэнди.
— Он зациклился на этих идиотских стихах, — ответил Карл. — Льюис Кэрролл на него страху нагнал.
— Слушай, Фил не будь занудой и не разрушай компанию, — сказала Мэнди.
— Да ну его к черту. — Карл двинулся вперед.
Все потянулись за ним. Кроме Ирен.
— Ты уверен, что не хочешь пойти с нами, Фил? — спросила она.
На солнечном свету она казалась тоненькой и хрупкой. Я понял, что от настоящей Ирен почти ничего не сохранилось, а то, что находилось передо мной, — жалкие остатки.
— Да, — ответил я, — уверен. А ты уверена, что хочешь пойти с ними?
— Конечно уверена, Фил.
Я подумал о таблетках.
— Вижу, — сказал я. — Полагаю, тебя уже ничто не остановит.
— Да, Фил, ничто.
Потом она наклонилась и поцеловала меня. Поцеловала очень нежно, и я почувствовал прикосновение ее сухих потрескавшихся губ и легкое теплое дыхание.
Я поднялся на ноги.
— Останься, — попросил я.
— Не могу, — ответила она.
Потом повернулась и побежала за остальными.
Я смотрел, как они уходили все дальше, следуя за Моржом и Плотником. Я смотрел, как они приблизились к тому месту, где берег уходил за поворот, и скрылись за утесом.
Я посмотрел на небо. Голубое и чистое. Безликое.
— И что ты об этом думаешь? — спросил я у неба.
Ничего. Оно меня даже не заметило.
«Друзья, готовьтесь. Мы хотим
Поужинать средь вас».
«Как?! Нами?! — Устрицы кричат;
Их пробирает дрожь. —
Так, значит, ваша доброта
По сути дела — ложь!»
Вот именно — ложь.
Я сорвался с места и побежал по пляжу в сторону утеса. Я поминутно спотыкался и едва не падал, потому что был пьян. Слишком пьян. Я слышал, как под ногами трещали маленькие раковины, как хрустел песок.
Наконец я тяжело плюхнулся на землю и остался лежать, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Я слишком стар для таких забегов. Не бегал столько лет. Много курил и пил. Вел абсолютно нездоровый образ жизни. Я никогда и ничего не делал правильно.
Я заворочался на песке, пытаясь встать, и не смог. Сердце колотилось так, что я испугался. Я физически ощущал, как отчаянно оно стучит, перегоняя по артериям пульсирующую кровь.
Как устрица, которую колышет морская вода.
Друзья, отлично мы прошлись.
Но нам пора назад.
Устрицей было мое сердце.
Я встал, вновь упал, опять встал и побежал, увязая в песке, широко открыв рот и чувствуя, как раскаленный воздух обжигает легкие, Я весь вспотел, пот ручьями стекал у меня по телу, холодный ветер пронизывал насквозь.
Друзья, отлично мы прошлись.
Но нам пора назад.
Я завернул за утес и застыл на месте, пошатываясь, затем упал на колени.
В чистом голубом небе не было ни одного облака, ни единой птицы, ничто не нарушало тишины далеко раскинувшегося песчаного пляжа.
…Промолвил Плотник Устрицам,
А те в ответ молчат.
Иначе и не может быть…
Ничто не нарушало тишины пляжа, но они были там, все они. Ирен и Мэнди, Карл и Хорес, и еще четыре человека. Прямо возле утеса.
Но, чур, лишь первых четверых
За ручки мы берем.
Морж и Плотник сделали два захода.
Я пополз к ним на коленях. Мое сердце, мое сердце-устрица стучало так, что я не мог подняться на ноги.
Те четверо тоже устроили пикник на пляже, как и мы. У них тоже были пластиковые стаканы и тарелки, и они также принесли с собой бутылки с выпивкой. Они сидели и ждали, когда вернутся Морж и Плотник.
Ирен лежала прямо передо мной. Ее неподвижные глаза смотрели вверх, в небо. В чистое голубое небо. В левый глаз ей попало несколько песчинок. На лице почти не было крови. Лишь несколько капель попало на подбородок. Страшная рана на груди уходила вниз и направо. Я протянул руку и дотронулся до ее кисти.
— Ирен, — тихо произнес я.
Иначе и не может быть:
Их съели всех подряд.
Я взглянул на остальных. Все были мертвы, как и она. Морж и Плотник съели устриц, оставив лишь раковины.
Плотник так и не нашел топлива, так что они съели их сырыми. При желании устриц можно есть и живьем.
Я еще раз позвал Ирен по имени — просто так, чтобы запомнить, как оно звучало, — затем повернулся и пошел прочь. Завернув за утес, я остановился. Где-то впереди расстилался пляж — огромный, ровный, пустынный и очень отдаленный.
Даже если бы я пустился бежать, чтобы поскорее скрыться, пляж все равно был очень далеко.

День 1
Привет, как нога?
Это полный провал, что ты поломал свою ногу. Тут круто бро. Сочувствую. Зато все женщины этого города, теперь только мои, ахахах!! Ладно шучу. Тут напряги с инетом, мой ноут кричит что проблемы с сетью. Хотя браузер сёрфит. Правда асечка и контакт лагают, но это не проблема, лето же. Короче здесь всё как мы думали, хатка у дяди лютый пиздец. Я столько крутых вещей только в фантастике видел. И чего он свалил отсюда? ДА я знаю, что он освободил мне хату универ, взрослая жизнь, все дела, но я бы на его месте послал бы племяша нахуй. Серьёзно, плазма, коробка, вместо двд третий плестейшн, да да шуточки про кинцо. Но серьёзно, на кухни микролновка, супер печь, как я уже поглядел, и куча всякой поеботы из разряда «нажми кнопку, и жди» Короче рай для холостяка, очень жаль что ты это лето в больничке. Ну думаю к концу августа ты будешь в теме. Я уже город погляжу, и всё такое, завтра поеду заценю наш будущий универ, да и район гляну... А то приехал темно кошмар, таки взял и сразу сюда. В подъезде тихо, только пыльно, что ступеньки заметены, что окна загрязнели, не разглядеть ничего. Ну ладно, зато гопоты и пьяни нет. Ногу тебе никто не сломает, гы гы, ладно ссори, представляю как тебе в больнице, всем привет... Ща своим буду звонить. Завтра отпишусь...

День 2
Йобаный инет.
Да день вышел крутой, нашёл банкомат, закупился, вообщем-то норм. Район отличный, правда магазов мало, пришлось рыскать, зато ща кушаю ничего такой омлетик. Как там больничная жрачка? Видел что письмо дошло, но ответа, нет, странно, это 100% инет, не могу зайти никуда, ни в одну соц сеть, хотя вики и карту открывает... Еле дозвонился вчера своим. Видать рядом где-то экранит что-то. В универе нормально телефон берёт. Кстати, зданьеце ахуительное, мы стобой как начинающие архитекоры смачно сосём у отцов !!!! Кстати, мы с тобой в одной группе, занятия с 15 сентября, так что как только нога заживёт, милости просим в запой... Может по приезду и тёлочку подгоню если что, как там стационар?? Лысого всем отделением гоняете?? Видел соседа, кстати вчера не заметил, но тут по три двери на площадке, видал из средней, парня, постояли подымили на лестнице, он недалеко тут в ресторанчике работает, приглашал, ничо так... Ладно, у меня вечерний моциончик, пройдусь поищу компашки, надеюсь ногу мне не сломают. Шучу, ладно всё завтра напишу, пока. Чмоки аххахах.

День 3
Городок норм.
Куча сраных памятников, чему только не посвящены. Некоторые вообще просто так стоят. Без табличек. Просто скульптуры. И да ща услышишь.... Я ВЗЯЛ В АРЕНДУ СКУТЕР!!! ОН АХУЕНЕН!!! ВСЕГО ЗА 1500 р В МЕСЯЦ!!!! Бензин за мой счёт естественно. Вечером район пустует, очень очень странно, да и днём если приглядеться пару мамаш да левый народ, вообщем-то как то так.. Странно даже, куча лавочек беседок, а народу кот наплакал. Обедал у нашего соседа, не ресторан, это а кафешка, закусочная, как в олдскульных фильмах, криминальное чтиво чисто. Но бургеры у них попробовать стоит.. ахренеть как вкусно.. видал няшу в нашем подъезде, я входил она выходила, я такой "Здрасьте, я ваш новый сосед". Она кивнула, промямлила, "спешу очень рада, я зайду ? вы из из 10? Да ну хорошо я к вам завтра вечером" прикинь, возможно секс у меня будет раньше чем я думал.. Дядя звонил, задавал странные вопросы мол как я тут, моё самочувствие и всё такое. Я ок, но инет, бля не могу дозвониться до оператора. Глючит и глючит. В онлайне поговорить не могу, ставлю сообщение на отправку и жду когда мелькнёт экран и отправится, так-то. Но ничего к твоему приезду наладится, думаю дело. Скайп вообще ошибку выдаёт, что за провайдер?? Завтра кататься и клеится к соседке.. да да пикап мастер.Ахахаха быстрее выздоравливай!!! Я в офф. Пок.

День 4
Сраные памятники.
Катался по городу, тут памятники на каждом углу, а форма пиздец, церители отдыхает, куча абстрактных фигур, непонятных. Попытался срисовать но что-то не так. Они соскальзывают куда-то не логично, слишком не логично. Перспектива, что-то с ней. Помнишь в школе угорали по лавкрафту тут также.. какая-то херня с измерениями, я понимаю, что город прославлен архитекторами, но всё же. Это перебор. Фонтаны тут правда красивые, как дядя рассказывал, соседка приходила, приглашала погулять, говорит это хорошо, что я здесь, а то ей одиноко(да да бро моя ебля не за горами) Хотя я тоже молодежи кроме соседа не видел... так что солидарен. Вот сраные стариканы и мамаши с детьми жопой ешь, а наших мало... Хотя другие районы города поживее как-то. Кстати провел расследование местности нашёл больницу и ментуру, так что я почти местный, осталось номерок местного барыги выцепить, иначе тебе придётся везти, ладно, как нога, что за осложнения?? Бесит этот инет, прикинь адрес на сайте провайдера подставной, нет такого дома на этой улице!!! Не могу понять что за проблема, с инетом. Именно онлайн в соцсетях барахлит и сообщения. Ладно, сделал пиццу покормил соседку(да-да она меня навещает) и лёг телик глядеть, а ничего, плазма в пол стены бро.. ты оценишь. Хотел в бокс заиграть, но одному скууучно, так что честно дождусь твоего приезда. Выздоравливай.

День 5
Подъезд.
Прикинь что обнаружил утром, дверь квартиры напротив, из неё песок сыпется, и по подъезду не пыль а песок повсюду. Ахуеть, прямо как ужасах. Зашёл к соседу (Алексей если ещё не написал его имя) спросил, говорит привыкай. Ну бляяяяя. Катался по городу, пусто как-то наверное из-за того что середина лета, и все разъехались. Да и фонтаны вырубились, печально и скучно. ДАВАЙ БЛЯТЬ БЫСТРО НОГУ ЧИНИ И КО МНЕ... БЛЯ БЫСТРО Я ТУТ СДОХНУ ОТ ОДИНОЧЕСТВА!!Шуткую, а так правда подзаебался, действительно скучно. Но думаю тебе в больнице также. Хотя чего это? У тебя нормальный инет и сисястые медсёстры, полная палата нормальных парней. Картишки и родичи. А мне чужой город, непонятная соседка, херовый глюченый инет , и блять официант Алексей. Зато норм. Ещё странность, паркинг где я храню скутер, никто не охраняет, ключ который в квартире висел от гаражей. А так и всё, вся охрана. Такие дела...В сон клонит, ща зазвоню своим и баиньки.

День 7
ИНТЕРНЕТ МЕНЯ НЕНАВИДЕТ!!!!
Жуть... инет залипает ещё хуже, твои сообщения крашаться при открытии. Гулял с соседкой, ели у Алексея. Бля перечитываю и мне смешно ты только не ревнуй, у нас весёлая компания, спрашивал насчёт песка в подъезде, говорят всегда так было...чувствую себя в каком-то фильме Хичкока. Всюду тайны, город полупустой, в магазине, супермаркет бля!!!! Одна касса работает!! Одна! Пропали старики, остались мамаши с детьми. Климат становится жарче. Я загорел, с моей то кожей, вообщем всё очень странно, боязно даже. Серьёзно город самовыпиливается, иногда мне кажется что не он, а я. Пропадаю, вокруг всё чужое... а памятники.... господи если бы ты их видел. Ладно спишемся, надеюсь.

День11
Бляяяяя.
Не могу дозвонится ни до кого. Инет, не работает. Знаешь дружище, мне кажется я схожу с ума. Например сегодня я видел, только 3 человек, Аню, Алексея и себя в зеркале. Серьёзно, я катался весь день по городу на скутере, больницы закрыты, ментуры закрыты, хотя нет не закрыты, а заперты. Бля я первым делом вспомнил Сайлент Хилл, но нету ни сраного тумана, ни сирен. Такое чувство будто я уже не дома... Здесь жарко, и много песка. Он скрипит под ногами когда я в подъезде, когда я на улице, когда я еду по пустому шоссе он шуршит под шинами. И знаешь что? Бензин не заканчивается. Я ещё не разу не заправлялся. Аня говорит, что любит меня. Что выбирает меня, и чувствует. Она милая, правда, думаю чувствую тоже самое. А Алексей, говорит что я привыкну. Как твоя нога? Болит? Как родные, до своих не могу дозвонится, голова болит. Говорят, что это всё из-за архитекторов. На обычных людей это не распространяется, или не сразу. Но мы все здесь соскальзываем... Аня и Алексей давно соскользнули. Аня говорит, что я скоро пойму почему она меня любит.... Измерения, их больше чем одно, их больше чем два, их больше чем видят мои глаза.
День 27.
.
Привет. Я кажется вижу любовь. Я понимаю, почему она сразу со мной познакомилась. Если приглядеться можно сразу разглядеть человека. Мы часто гуляем. И лежим на песке. Уютно и тепло, я загорел и кажется нашёл своё место. Когда я курю на балконе, я вижу дюны за чертой города, я соскользнул. А знаешь дружище? Я хотел бы видеть тебя рядом, теперь как вижу сейчас. Интересно какой ты? Когда меня будут искать никто не поймёт что я здесь, но не здесь. Я могу видеть город, таким как прежде с людьми. С голым асфальтом. Но мне не хочется обратно, здесь моё место, а памятники господи если бы ты их видел.. они идеальны... На закате я сижу с Аней на лавочке и сморю на формы параллелей. Представь себе они могут пересекаться. А знаешь дружище, я здесь останусь. У меня есть всё что мне нужно. Алексей делает отличные бургеры. Я понимаю почему дядя съехал, он прожил здесь полтора года, и начал чувствовать это. Я начал раньше, потому что вижу измерения. Хм... интернета нет уже две недели, интересно вы уже меня ищете? Я могу узнать. Но думаю не стоит. Я уже соскользнул. Дружище, если бы ты видел эти памятники...

>>382976
Полдень в культуре и искусстве средиземноморских стран обладает собственной мифологией. Это так называемый "ужас полдня". В полдень человек чувствует оторванность, отчужденность от окружающей среды, она перестает быть "домашней" (heimlich - нем.) и становится "ужасной" (unheimlich). Ф.Р.Анкерсмит пишет о том, что это связано с языческим представлением, что именно в это время - в полдень - пробуждаются демонические силы: именно в этот час сиренам легче всего заворожить моряков; пастухи могут стать жертвами кровожадных нимф; языческие храмы закрываются и для жрецов, и для прихожан, поскольку в этот час туда возвращаются мертвые. Пастухи отправляются на отдых, так как боятся игрой своих флейт разбудить Пана. Безмятежный сон Пана тревожить нельзя, т.к. разъяренное божество может навести на потревоживших его покой - как животных, так и людей - беспричинный, "панический" страх. Пан (все- греч.) отсылает вообще ко всем силам природы, которые становятся в этот час враждебными человеку. Полуденный отдых - сиеста - объясняется не только метеорологически :), но и мифологически - человек погружается в сон, чтобы не разбудить враждебные силы природы. В культуре и искусстве этот мифологический комплекс рождает образ устрашающего, пустого города, где вместе сливаются мотивы полудня, сна, лабиринта, потерянности, отчуждения и т.п. Например, во многих урбанистических пейзажах Де Кирико:

Интересно, как Тютчев в своем стихотворении ПОЛДЕНЬ (1822) дает гармонический вариант ситуации сна сил природы. Здесь важны, прежде всего, мотивы сна и оцепенения. Мифологическим "переводом" образа спящей природы является образ спящего Пана.

ПОЛДЕНЬ
Лениво дышит полдень мглистый;
Лениво катится река,
И в тверди пламенной и чистой
Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф спокойно дремлет.

Тревожное сновидение о пустом полуденном городе, остановке времени и смерти появляется и в фильме Бергмана "Земляничная поляна".

Таким образом, в полдень возможны несколько сценариев развития событий: 1. все безмятежно засыпает, погружается в оцепенение. Но этот сон может быть тревожным, поскольку напоминает о смерти. 2. Сон может оказаться кошмаром, поскольку демонические силы могут явиться именно во сне. 3. Демонические силы можно случайно пробудить ото сна, что повлечет за собой необратимые, устрашающие последствия. То есть, вцелом все варианты развиваются по круговой схеме, взаимопроникаемы: успокоение-сон-кошмар-пробуждение-страх-смерть.

http://rivka-belareva.livejournal.com/127228.html

Солнце так пекло, что тяжело было стоять неподвижно под огненным ослепительным дождем, падавшим с неба. Ждать тут или пройтись, не все ли равно? И вскоре я вернулся на пляж и пошел по его кромке. Кругом было все то же алое сверкание. На песок набегали мелкие волны, как будто слышалось быстрое приглушенное дыхание моря. Я медленно шел к скалам и чувствовал, что лоб у меня вздувается от солнца. Зной давил мне на голову, на плечи и мешал двигаться вперед. Каждый раз, как мое лицо обдавало жаром, я стискивал зубы, сжимал кулаки в карманах брюк, весь вытягивался вперед, чтобы одолеть солнце и пьяную одурь, которую оно насылало на меня. Как саблей, резали мне глаза солнечные блики, отражаясь от песка, от выбеленной морем раковины или от осколка стекла, и у меня от боли сжимались челюсти. Я шел долго.

Вдалеке я видел темную глыбу скалы, окруженную радужными отсветами солнца и водяной пыли. Я подумал о холодном ручье, протекавшем за скалой. Мне захотелось вновь услышать его журчание, убежать от солнца, от всяких усилии, от женских слез и отдохнуть наконец в тени. Но когда я подошел ближе, то увидел, что враг Раймона вернулся.

Он был один. Он лежал на спине, подложив руки под затылок – голова в тени, падавшей от утеса, все тело – на солнце. Его замасленная спецовка дымилась на такой жаре. Я немного удивился: мне казалось, что вся эта история кончена, и пришел я сюда, совсем не думая о ней.

Как только араб увидел меня, он приподнялся и сунул руку в карман. Я, разумеется, нащупал в своей куртке револьвер Раймона. Тогда араб снова откинулся назад, но не вынул руки из кармана. Я был довольно далеко от него – метрах в десяти. Веки у него были опущены, но иногда я замечал его взгляд. Однако чаще его лицо, вся его фигура расплывались перед моими глазами в раскаленном воздухе. Шуршание волн было еще ленивее, тише, чем в полдень. Все так же палило солнце, и все так же сверкал песок. Вот уже два часа солнце не двигалось, два часа оно стояло на якоре в океане кипящего металла. На горизонте прошел маленький пароход, я увидел это черное пятнышко только краем глаза, потому что не переставал следить за арабом.

Я думал, что, стоит мне только повернуться, уйти, все будет кончено. Но ведь позади был огненный пляж, дрожащий от зноя воздух. Я сделал несколько шагов к ручью. Араб не пошевелился. Все-таки он был еще далеко от меня. Быть может, оттого что на лицо его падала тень, казалось, что он смеется. Я подождал. Солнце жгло мне щеки, я чувствовал, что в бровях у меня скапливаются капельки пота. Жара была такая же, как в день похорон мамы, и так же, как тогда, у меня болела голова, особенно лоб, вены на нем вздулись, и в них пульсировала кровь. Я больше не мог выносить нестерпимый зной и шагнул вперед. Я знал, что это глупо, что я не спрячусь от солнца, сделав один шаг. Но я сделал шаг, только один шаг. И тогда араб, не поднимаясь, вытащил нож и показал его мне. Солнце сверкнуло на стали, и меня как будто ударили в лоб длинным острым клинком. В то же мгновение капли пота, скопившиеся в бровях, вдруг потекли на веки, и глаза мне закрыла теплая плотная пелена, слепящая завеса из слез и соли. Я чувствовал только, как бьют у меня во лбу цимбалы солнца, а где-то впереди нож бросает сверкающий луч. Он сжигал мне ресницы, впивался в зрачки, и глазам было так больно. Все вокруг закачалось. Над морем пронеслось тяжелое жгучее дыхание. Как будто разверзлось небо и полил огненный дождь. Я весь напрягся, выхватил револьвер, ощутил выпуклость полированной рукоятки. Гашетка подалась, и вдруг раздался сухой и оглушительный звук выстрела. Я стряхнул капли пота и сверкание солнца. Сразу разрушилось равновесие дня, необычайная тишина песчаного берега, где только что мне было так хорошо. Тогда я выстрелил еще четыре раза в неподвижное тело, в которое пули вонзались незаметно. Я как будто постучался в дверь несчастья четырьмя короткими ударами.

Сформулируем нашу позицию. Представлять картину целостно и совместим идеи выдвинутые за тред- теория о типах воображения в зависимости от суток, зловещую долину и собственно нас самих.
-Вот существует теория нескольких типов воображения(диурн-ноктюрн)- хорошо, ведь никто не станет отрицать факта того, что в зависимости от времени суток и уровня освещенности может изменяться темперамент и вообще стиль интеллектуально-психической деятельности.
А теперь вообразите себе существо живущее в противоположность другим людям преимущественно в стиле ноктюрна. Существо живет в мире без форм, без яркого света, где нет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО противоположных понятий и явлений, где мертво и эфемерно все, во что вы невложились сами. Что это за существо? Правильно, это- ночной хикка-двачер. Он живет ночью, все больше погружается в стиль мышления ноктюрна и в самого себя, так как в своем мире он является единственной константой которую можно ощутить всегда, а все остальное может раздуть ветерком, словно оно соткано из дыма. Особенно это дегко почувствовать, когда вы двачуете капчу целым ночами, днем отсыпаетесь, почти не едите и живете прямо скажем так, что даже не следите за циклом природы- ложитесь до восхода солнца и просыпаетесь когда его уже нет. Бывает ведь так, что вы иногда не понимаете какой день недели, месяц, а в некоторых случаях даже и год- я знаю, у меня было. Потеря чувства времени есть важнейший показатель того, что вы уже далеко не в стиле диурна.
Вот. И тут вы блядь такой паукан выползаете наружу, в вас начинает подниматься чувство непривычного диурна, вы начинаете остро осязать форму мира и всего в нем. Это очень интенсивные, острые, почти враждебные чувства. Особенно это верно для вас, ибо для вас это чувство несет в себе ощущение контрастности , непривычности и сопротивления, ведь вы привыкли к другому ритму, да и к другой жизни. И что важно- к стенам вокруг себя. Темного эльфа Сальваторе читали, а в Драгон Эйдж Оригинс играли? Там и там, значит все живут, да все думают, как это мол наверхники в небо не падают и терпят над собой шар огня.
-Вы за годы изменяетесь в принципах своего мышления и внезапно оказываетесь в абсолютно противоречащем вам мире. Можно кстати отследить и аналогию- большинство людей с наступлением темноты начинают теряться, делаются пассивными и неживыми, думать и говорит им тяжело, проще говоря, они перестают чувствовать мир и от этого чот задремывают, ведь форма которую мы чувствуем без света не существует. Себя им мало для ощущений и это их усыпляет(кстати в пользу этого есть аргументы в физиологии сна- существо может заснуть, если его нервная система слабо загружена).
-Но это нихуя не все. Наша солнечная боязнь тесно связана еще и с понятием "зловещей долины", но в чуть большем смысле. Существуя ночью и в одиночестве мы, согласитесь, довольно непосредственны в своем поведении(особенно на дваче, лол) и жизни вообще. Средств самовыражения у нас немного, но те что есть практически никак не ограничивают нас.
И-и-и мы выходим ИЗ СУМРАКА, где суть почти не ограничивается формой, НА СВЕТ. Что мы там видим? Мы видим... фальшивые, кибернетические, синтетические жизни, лишенные в полном смысле бытия, а имеющие лишь существование. Цель людей в обществе, это соотвествовать форме(которые существуют лишь при свете, не забываем) или лучше сказать своей роли, но это не полностью живое, это- посредственное существование, нежизнь, иллюзия, нелепая и неловкая попытка жить живо и бодро.

Подводим итоги.
1)По моей теории, есть люди определенного свойства(никакой мистики правда), которые в силу своих врожденных качеств(в некотором объеме), но более имнно из-за сформированной психики острее чувствуют фальшивость момента и его глубину вероятно тоже. Солнечный фетишизм блядь, помню как регулярно в круглосуточном садике сидел за маленьким столом перед ростовым окном и наблюдал пустыми глазами просто палящий ад. Хотел попить, но пить давали редко и по расписанию, а я сидел спокойно, ждал свой стопарик горячей(холодную не давали) воды и воображал как я падаю в исполинский ледник.
2)Дополнительно это подчеркивается образом жизни полным нашей заключенности своего внимания на себе и некоторой асоциализацией через потерю общественно необходимых качеств, как например пресловутое чувство времени.
4)В гротеск это превращается тогда, когда мы вдруг резко оказываемся в непривычном нам мире под солнцем, где все кажется ненастоящим, недовыраженным, буквально ослепляющим.

Я почувствовал очень теплое, почти обжигающее прикосновение на шее, вздрогнул и обернулся. В вышине, среди тонких перистых облаков, слоем размазанных по нежно-голубому холсту неба, неупустительным часовым висело Солнце. Я затенил глаза ладонью и все равно не мог полностью избежать его ослепляющего взора. Оно колебалось, пульсировало, словно пытаясь подмигнуть, но на самом деле и не думало хоть на секунду ослабить свое неустанное бдение. Я уже прочитал в энциклопедии, что Солнце – это единственная звезда Солнечной системы, но с высоты громадной металлической конструкции в виде двух лестниц и длинного рукохода между ними, на которой я сидел, оно казалось большущей дырой в небе, сквозь которую на нас смотрит кто-то неимоверно громадный. И, видимо, дырку он проделал в очень удобном месте, раз уж может охватить великое множество людей, домов, городов и, наверное, целых стран. И нигде от него не скроешься, в каждое окно заглянет, даже шторки ему не препятствие. Так что если не дожидаться ночи под кроватью или в шкафу, остается только скрыться где-нибудь под землей. В подвале, например. Но разве ж в подвале – это жизнь? Вон, оттуда участковый наш как-то выгонял парочку бомжей, прежде чем повесить на тамошнюю дверь здоровенный железный замок. Что-то от жизни в подвале бомжи не выглядели больно счастливыми, а может им просто было неприятно от пинков участкового. Да и от мамы ничего хорошего не жди, если узнает, что я сижу неизвестно где, в грязи и в темноте. И страшно, конечно, чего уж там. Хоть, наверное, и не так, как под этим палящим кругом. Глаза заслезились, стали сами собой закрываться, в носу засвербило и я тут же оглушительно чихнул, отвернувшись. У меня аллергия на Солнце, это уж точно. Не нужно было ему меня касаться, чтобы напомнить об этом.
В последние дни всем нужно было бы как следует потрудиться, чтобы хоть на минуту забыть о существовании светила. Жарило и парило так, что можно подумать, будто гиганту наверху захотелось вяленой рыбы. Слово «аномальная» долетало до меня отовсюду: от мамы, от бабушки, из телевизора и из газет. Все почему-то только об этом и говорили, как будто от разговоров пекло могло прекратиться. Жара проникла в головы людей, заставив их мозги вскипеть, а рты извергать разные раздражительные реплики. Духота залезла в самую душу, вытравив все желания и заботы кроме как обливаться водой и обмахивать себя чем под руку попадется. Улицы стали как никогда пустынны, на первый взгляд даже увеличились в размерах. Горячие асфальтированные дороги, змейкой скользящие между бесцветными многоэтажками, напоминали дороги из желтого кирпича, которые могут увести в бесконечные дали, где немудрено затеряться и пропасть навсегда. А если провести рукой в воздухе, то кажется, что плывешь в густом ленивом забывательном мареве.
Я взглянул на свои тонкие костлявые ручонки как на чужие. Повертел и так, и эдак, проверяя, слушаются ли они моих приказов, потом развернул перед собой. Вроде ощущаются, но со стороны как не мои, механические. Впору засомневаться в их пригодности. С внешнего мира жара давит так, что кажется будто внутри тебя остается все меньше.
На каждой ладони все еще заметно по пересекающему поперек шраму. В тот день стояла почти такая же жара как сейчас. Я зачем-то решил пройти по рукоходу с одного конца на другой. Где-то на середине я почувствовал режущую боль в ладонях и, не успев даже ни о чем подумать, сорвался вниз и упал на горячих песок. Когда вышибленный дух вернулся на место, в моем сознании не осталось места для тупой боли в копчике и оцарапанной ноги: все внимание занимали сорванные с ладоней куски кожи, болтающиеся как занавески на ветру, и оголенное мясо на их прежнем месте, которое пульсировало так, будто его полили острым соусом. Шок, изумление, полившиеся как из ведра слезы: после падения все перемешалось, и я даже не запомнил, как добежал до дома. Зато последующая экзекуция в ванной с отрезанием ножницами отошедшей кожи точно запомнится надолго как сцена из какого-нибудь фильма ужасов. Или как символ моей слабости, того, что мои собственные руки не выдержали, подвели меня. Слишком слабые руки, слишком тонкая кожа…
Перед тем как меня отвлекло Солнце, я рассказывал сам себе вслух одну страшилку из маминой книги. Мама не давала мне читать эту книгу, говорила, что я и без того слишком впечатлительный. Но мне нравились страшные истории, нравилось бояться по ночам. Ведь это почти как игра: тебе жутко, но рано или поздно ты все равно засыпаешь. Днем, конечно, не больно то поспишь.
Эта страшилка была для меня особенной, и я знал ее наизусть. Она называется «Огненный коготь». В ней рассказывается о злом карлике, который пришел издалека в один город. У этого карлика был огненный коготь. Кого из людей он цеплял эти когтем, тот мгновенно сгорал. В конце концов карлика выследил сыщик, а по той причине, что на сыщике был огнеупорный костюм и огнестойкие толстые перчатки, карлик не смог сжечь его и пустился бежать. Он пробежал множество дворов, закоулков и улиц, но сыщик постоянно дышал ему в спину. Однако карлику все же удалось спрятаться в каком-то колодце. С трудом переводя дух, он, а вместе с ним и я, злобно спрашивал:
— Глаза, вы мне помогали убегать?
— Мы тебе дорогу показывали.
— Уши, вы мне помогали убегать?
— Мы слушали, далеко ли сыщик за спиной!
— Ноги, вы мне помогали убегать?
— Мы тебя от сыщика унесли!
— Руки, вы мне помогали убегать?
— А мы мешали! Фонарные столбы цепляли, прохожих задевали!
— Так мне вас не жалко! – хрипло вопили мы с карликом.
Я протягивал руки перед собой и с ненавистью глядел на них. Карлик же вытаскивал руки из колодца и на них тут же нацеплял наручники сыщик. Страшилка заканчивалась хорошо. Хорошо…
Мама всегда говорила мне, что я фантазер и выдумщик. Она не поверила мне, даже когда я рассказал ей о том, что произошло в один летний день в прошлом году. Я тогда гулял во дворе, а не на площадке. Солнце кутало меня в своих теплых объятиях, вокруг мерно жужжали комары и прочие насекомые. В какой-то момент я почувствовал, что их жужжание перекрывает другой, более сильный ритм. В поисках звука я огляделся, но увидел источник, лишь задрав голову. Тугие толстые черные провода, тянущиеся под самым небом от одного столба в другому. «Лэп», сказал мне потом папа загадочное слово и больше ничего не объяснял. Провода же, словно потревоженные черные змеи, шипели и призывно гудели. Я чувствовал их вибрацию и ощущал себя бандерлогом, которому змей Каа внушающе повторяет: «Ближе, ближе, ближе». Я действительно хотел приблизиться, поэтому, не выпуская провода из виду, как мог высоко поднял руки, в надежде ухватить их. После я почувствовал лишь как ноги отрываются от земли, а черные змеи стремительно приближаются.
Мама не поверила. Скорее всего не поверит она и теперь, если я смогу рассказать ей о…
Ох, почему я вышел без кепки! Эта жара, она действительно что-то делает с головами людей. Вокруг ничего, абсолютная пустота. Пустые дома, пустые дороги, застывшие качели. Пустая бесконечность, куда ни глянь. Почему же я такой маленький? Почему внутри все так горит? Тревожно. Время замерло на электронных часах, впившихся в руку. Не могу снять, карманов нет, кожа на ладонях все еще очень мягкая. Не могу выбросить. Мамин подарок. Я сижу высоко, но не могу рассмотреть, что там, за горизонтом. Его тонкая полоса кажется такой близкой, но я не могу опустить ее. Слишком крепко держат налившееся синевой небо и выбеленная Солнцем земля. Светило опутало своими лучами всю округу, свив незримую паутину. Нет препятствий, чтобы покрыть любое пространство, но свободы, как и воздуха, все меньше. Какую вещь я, маленький муравьишка, которого выжигают сквозь лупу, должен понять, чтобы все это кончилось? Ведь это должен быть сущий пустяк, соринка, которую человек не может обнаружить у себя под носом. Иначе все бессмысленно, иначе все пропало. Что-то приближается. Что-то более сущее, чем я или мама. Что-то, что столкнется с моей судьбой, этим простым словом, смысла которого я не понимаю, скрутит, завертит ее и свяжет неведомым узлом, таким тугим, что от напряжения она возьмет и оборвется.
Я схватился за грудь, сжав в кулаке истончившуюся футболку. Я не могу не думать об этом, об этой страшилке, которую не нужно рассказывать вслух, чтобы она ожила перед тобой. Пусть этим я только призову неизбежное.

>>389709
Они приблизились ко мне, когда я, вопреки обыкновению, сидел не на верхатуре, а на неподвижной качели. Их было трое, но ни одного я не знал по имени. Только у двух были смутно знакомые лица. В упор не помню, о чем они говорили, но их сжатые зубы, нахмуренные брови и протянутые вверх ладони явно выражали какое-то жесткое требование. Первые двое показывали свои намерения активно, хватали меня за одежду и за руки. Третий делал то же самое, но с опозданием, словно передразнивая своих товарищей. И рот он открывал впустую, как рыба, абсолютно беззвучно. Он и внешне отличался от других, да настолько, что я не мог от него глаз отвести. Коричневая, как у туземца из Африки, кожа напоминала пережаренное мясо, превратившееся в уголек. Но приглядевшись, я понял, что это вовсе не бугорки и трещины, а витиеватые линии, расплывающиеся по всему телу, загадочного цвета, кажущегося то черным, то синим. Его вздувшиеся волосы были похожи на напившиеся Солнцем побеги пшеницы, своей яркой желтизной больно режущие глаз. Он, как и два других, требовательно тряс одной рукой, но другую спрятал за спину. Я поймал взгляд двух голубых озер на его лице, и два черных островка в них заметались, казалось, с удивлением и любопытством.
— Кто это с вами? – спросил я тех с малознакомыми лицами.
Те бросили друг другу растерянный взгляд, а мне вернули злой и презрительный:
— О ком это ты говоришь?!
Только они произнесли эти слова, как третий неожиданно вытащил прятуемую руку. От изумления у меня весь воздух вышел из легких. Его руку можно было принять за обгоревшую до черноты корягу, сухую и ломкую, покрытую сажей, золой и гарью. Пальцы же были тонкие и длинные, не такие как у человека. Он с беспокойством плеснул в мою сторону своими бездонными озерцами, а затем по очереди уколол двух других острыми пальцами. Они скукожились как скомканная бумага и стали надрывно кашлять пеплом. Волей-неволей мне вспомнилась говорящая печка из мультика, чихнувшая от дыма. Мне хватило одного взгляда на их отслаивающиеся хлопьями лица, чтобы понять, чем это кончится. А потому я, не помня себя, бросился к единственному пришедшему мне в голову безопасному месту – высокому рукоходу. Только со спасительной высоты я осмелился вновь посмотреть на них. Два ползающих в корчах существа со сползшей с уменьшившихся спин кожей, растекшейся по траве и напоминающей медленно тлеющие крылья, и абсолютно лысыми головами, сейчас мало напоминали людей. Они с безмолвным воплем вздымали к небесам посеревшие разбухшие руки, будто пытаясь нащупать опору и подняться, но их превратившиеся в однородную грязную массу ноги не давали им этого сделать. Я был только рад, что не мог разглядеть их лица. Тот, кто сотворил с ними это, исчез. Спустя некоторое время возле качелей осталась лежать только куча чего-то, похожего на почти вконец выгоревшую бумагу, которую залили водой. Вонь стояла неимоверная.
Сейчас я ее уже почти не замечаю. Меня занимает множество других вещей, гораздо более важных. Например, сухой воздух, который не может насытить легкие моего тщедушного тела, а лишь впустую дразнит ноздри. Или покрывшиеся красными пятнами руки. Или липкая поступь босых ног по горячему металлу. Или же глухой стук перебираемых деревянных пальцев. Я подумал о нем, и он пришел. Сколько перекладин он уже миновал? Хотя какая разница. Я сижу прямо посередине этого рукохода должно быть дольше всех уроков в неделю вместе взятых. Не может быть, чтобы он добрался до меня быстрее этого. При попытке пошевелить ногами, я обнаружил, что их свело судорогой. «Эх, где наша не пропадала», мелькнула грустная мысль. Исподлобья я глянул влево: он уже почти рядом. Идет и благостно улыбается, сияет своими озерами. Он нем, но зачем нужен голос, когда есть такие сияющие глаза? Холодок впервые пробежал по спине, когда я увидел, что он в своей ужасно страшной наивности по-прежнему прячет руку-корягу за спиной.
Словно морж на лежбище, я перекинул свое непослушное тело на перекладины и собрался ползти. Вот сейчас он схватит меня за ногу! С трудом подтягивая себя, тело двигалось вперед. Парочка перекладин успела мелькнуть перед глазами, прежде чем мир внезапно перевернулся вместе с душой и сердцем, рухнув прямо в широкую дыру. Ноги мертвых грузом тянули вниз, глаза беспомощно метались из стороны в сторону, только руки сами собой вцепились в невыносимо горячий кусок металла. Едва осознавая, где нахожусь и что делаю, я немедленно потянулся к следующей перекладине. Следующей, а потом еще к одной. Сколько их там еще впереди? Не важно. С ладони будто сорвали лейкопластырь со свежей раны и теперь, когда я сжимал ржавую железяку, в рукава футболки стекали узенькие ручейки. Спустя еще пару перекладин, я понял, что крови слишком много, и рука соскользнет, если я пошевелюсь. Тогда мертвой хваткой я вцепился в перекладину. Совершенно ни о чем не думая, автоматически, как робот. Я лишь физически чувствовал, как неподъемно тяжело сделались секунды. Мои тонкие ручонки были как качели, крепление которых вот-вот оборвется. Оставалось лишь надеяться, что они как следует прилипнут к железу, так, что не отдерешь.
Вот он, идол, завис надо мной. Сочувственно и нежно улыбается своими голубыми озерцами, а сам заносит корягу, чтобы уколоть меня в шею. Я мог поручиться об этом даже не видя его. «Ну уж нет, пусть мне не хватило сил одолеть всю дорогу», — подумал я, с трудом подтягиваясь на одеревеневших руках на каких-то жалких пару сантиметров. – «Ну и пусть!» Мертвое тело обрушилось вниз, оторвав и потянув мою жизнь за собой. Вспышка боли ослепила глаза.
Где же соприкосновение с землей? Неожиданно появившийся гул глушит уши. Вибрация проходит сквозь руки, по какой-то причине все еще что-то сжимающие. Странно, но я не чувствую жара в руках. Осмелившись, на секунду приоткрыл глаза. Оказывается, земля стремительно проносится подо мной, вцепившимся в толстый черный как смоль провод, словно в хвост летучего змея. Неужели это воздушные потоки? А это что… Быть того не может. Я зажмурился, не веря ни на секунду. Тогда что-то увлекло меня еще дальше за собой, тянуло, тянуло и, наконец, поглотило. В его тесной утробе было необычайно легко и комфортно. Темнота покровительственно окутывала, обволакивала не хуже любящих маминых рук. Я не чувствовал ничего, но я был всем. Я лишь один, но и часть большего. Интересно, что ждет меня в конце пути? Все происходит так быстро, что я не успеваю… Тряска, взрыв, вспышка!
По голове нагло задребезжали сотни тысяч маленьких капелек. Задребезжали, доходчиво давая понять, что смеются над моим лысым черепом. Осознав это, я испугался и спешно провел рукой по голове. Все-таки волосы на месте, только их почему-то очень мало. Я уж было подумал, что превратился в одно из тех несчастных существ. Что ж, видимо, от палящей жары половина волос просто сожглась. Может ведь такое быть? Наверное. Где-то позади как тигр взревел гром. По лицу потекли прямо-таки потоки поды. Я огляделся и понял, что сижу на скамейке на какой-то смутно знакомой набережной, в данный момент заливаемой плачущими небесами. Солнца не было видно в свинцовой вышине. Сверкнула молния. Разбрызгивая лужи, мимо промчалась группка людей с газетами над головами. Они недоумевающе на меня поглядели, прежде чем скрыться. Я и сам поглядел на себя, на свои руки. Они все еще были покрыты чертовой сыпью и какими-то пигментными пятнами, а кроме того лихорадочно тряслись. Ну, оно и немудрено, такое напряжение для моих слабых рук. А вот шрамы исчезли. Правда, на их месте появились странные морщины. Разве кожа так зарастает? Черт его знает.
Я встал со скамейки и огляделся. Вода текла по щекам. Проковыляв немного то в одну, то в другую сторону, твердо решил искать дорогу домой. Надо непременно рассказать маме о том, что я пережил. Хотя она скорее всего все равно не поверит.

Эх вы. Пиздоглазые гаремники вспомнили, а про шедевр японской анимации, где чувство полуденного ужаса откровенно смакуется ни одно поста за весь тред.
Кстати, вспоминая Миядзаки, мне пришла мысль, что страх пустых солнечных пространств возможно является сублимацией детского страха потеряться. Ведь как обычно теряются маленькие дети? Это происходит не в каких-нибудь лабиринтах из фильмов ужасов и не в дремучих лесах, а в совершенно обыденных местах, вроде парка, городской улицы или сельской дороги, причем прямо при свете дня. Вспомните, как будучи маленьким ребенком вы гуляли с мамой или папой. Ярко светит солнце, по небу плывут облачка, вокруг мягко колышется листва, в траве стрекочут кузнечики - звуки и цвета такие насыщенные, сочные, и ничего не предвещает беды. Вы спокойны и безмятежны. И тут, сквозь эту солнечную идиллию прорывается осознание того, что родителей рядом НЕТ. Возможно вы заигрались и убежали слишком далеко, или, наоборот, отстали, задержавшись на полянке поесть ягод. Факт в том, что теперь вы одни. Для маленького ребенка, который во всем зависит от своих мамы и папы это внезапное одиночество - настоящий шок, и еще более ужасным его делает то, что окружающая природа никак не реагирует вашу трагедию. Солнышко все так же припекат, листва так же колышется на ветру, облачка плывут по голубому небу. То есть, окружающий мир не дружелюбен, как вам казалось пару секунд назад, он абсолютно равнодушен и безучастен. Или даже хуже, он враждебен и намеренно усыпил вашу бдительность. Вообщем-то неважно, где это все происходит: на природе, в летнем лесу или в городе; окружение может отличаться, но суть страха одна - окружающая идиллия внушает вам ложное чувство безопасности, а потом превращается в кошмар, при этом оставаясь все той же идиллией. Причем, если некоторые детские страхи со временем вырождаются или преобразуются в совершенно не привязанную к обстоятельствам тревожность, то другие даже спустя много лет могут восприниматься буквально, как к примеру залитые ярким солнечным светом улицы, на которых вы когда-то остались совсем одни.

Надыбал в вконтаче подобную атмосферу:

Вот фотография. Андрей Григорьев-Апполонов из Иванушек стоит с пивом Сибирская корона.
Ему хорошо. Лето пасмурно. Небо голубое, стремящееся к белому, словно чистая гладь неба вот-вот превратится в облака и тучи. Сзади какие-то дома. Рядом серое Ауди. Зеленые двери гаражей.
Фотография крайне малоинформативная, но чем-то она меня цепляет. Я смотрю на нее снова и снова.
Какой это год? Какой век?
Безвременье.
Наверное, вторник или среда, скорее, вторник, вторник, в котором забываешь, что это вторник. Вторник без признаков вторника. Свободный день.
Стрелка часов навечно застыла где-то около трех или может чуть-чуть за тремя, совсем немного. Следующий раз она сделает скачок только к вечеру, когда Сибирская корона будет выпита, а разговоры с неизвестным собутыльником уже примут градус и накал смеха вперемешку со светлой тоской.
- А вот еще прикол, а вот еще, да-да все так… А давай это послушаем? Рубанем в фифу?
Будет вечер - и значит надо куда-то ехать, ставить точку на календаре монотонной вечности, запомнить бар, запомнить обрывки действий, поселить на карте памяти эти первые числа июля или середину августа, испортить безвременье.
Впрочем, долгая линия грядущего, в котором будут все новые и новые события, отшлифует и его. Сделает эти первые числа июля - каким-то летом.
Спрячет в зеленые двери гаража.
Пиво, конечно, куплено не в ретейлере, в душном и похожем на склад хач-магазе, пиво вынуто из перегруженного холодильника с характерным звоном, с перезвоном, я бы даже сказал, может быть, в этот момент из телевизора играют Иванушки, Григорьев-Апполонов смеется - хорошая группа.
Нигде, никогда, но где-то в Москве, где-то, конечно, в Москве, на бесконечном, бескрайнем полотне этого неописуемого города, эта точка в сущности неуловима как в квантовой физике, Андрей Григорьев-Апполонов стоит с пивом - в Медведково 2007-го, в Алтуфьево 2012, он стоит с пивом в Западном Бирюлево, в Восточном Чертаново, стоит на Полежаевской, в прошлом, в будущем, в настоящем. Всегда. Где-то летом. Около мерцающих зеленых гаражей.
Он часть той силы, которая вечно в клочьях памяти, которую царапаешь как бортики спасательного круга, чтобы выйти из омута раздражающего настоящего, за которые цепляешься в минуты раздражения на реальность, за то что регулярно свербит, и не расслабиться, не выбраться туда, не сжимать в руках Сибирскую корону в неизведанном лете.
Он пойдет одновременно во все квартиры, чьи бледные окна за его стеной, квартиры, в которых уютно и спокойно, и есть стол, и есть кухня, кухонный гарнитур, из которого достают бокалы для пива, ну или не достают, если пьют из горла.
Как получится.

Как получится, куда приведет вечер.
Вторник будет похож на субботу, в памяти уже и не отличим.
Ах да, это ведь ты - ты пел в группе Иванушки, ну как сказать - пел, был танцором, скорее, и читал какие-то речитативы, но все равно твой голос все знают.
Хорошее предназначение в жизни не самое лучшее, но и не самое худшее.
Где-то метро, не очень далеко и не очень близко.
Где-то воспоминания, девушки, личная жизнь, шуршание пакетов из магазина, жвачка на кассе, чей-то голос в ухо из динамика, ожидание маршрутки, случайные прохожие..

Надо бы все это засунуть в пакет.
Но Андрей Григорьев-Апполонов на этой фотографии, сказал: «Пакет не надо», и он несет эти четыре пива в руках.
Две себе - две тому, кто его фотографирует.
Но там, конечно, тоже никто.
По ту сторону объектива ты, тоже квантовый и неуловимый, тоже нигде и никогда, во все времена, каждым летом, в каждом спальном районе Москвы.
И ничего не существует, кроме этой фотографии, кроме зеленых дверей гаражей, и готовящегося стать тучами голубого неба, и его в оранжевой тениске, и Ауди с госномерами, и обшарпанного кирпича случайной стены.
Вселенная фотографии предельно замкнута.
Лишь царапины, бесконечные царапины -
это ты цепляешься за нее.

>>382455 (OP)
Один раз в жизни накатила подобная хрень.
Короче, мне тогда было лет 16. Я жил с родителями и беспалевно курил. Как-то вся родня съебалась на дачу, а я остался дома, потому что посленовогодние каникулы, дом и комп в моем распоряжении, все такое. На дворе, самособой, январь, года этак 2005-ого. Я выхожу на балкон с сижкой в зубах, переполненный предвкушением отличного отдыха и чувством полной свободы. Но пока я чиркал зажигалкой, весь этот кайф улетучился. Потому что, представьте такую картину: чистое небо, сверкающий снег, яркое солнце и просто оглушительный скрип зажигалки в абсолютной тишине. Ясное дело, каникулы, все на дачах, но что бы даже птицы не чирикали... А если учесть, что у меня МКАД практически под окном, то затяжная тишина в 10 с лишком секунд была чем-то ненормальным. Ни людских голосов, ни шума ветра, тихо, как, блять в гробу. И вкупе с этой тишиной сияние свежего снежка под зимним солнцем в контрасте с голубым небом казалось каким-то неестественным, будто нелепо-яркие декорации вместо настоящего мира. Будь это все ночью, не было бы вполовину так страшно, потому что для ночи такая тишь естественна. А тут мне живо представилось, что в декорацию превратилось не только окружение, но и все люди в своих квартирах сейчас заморожены в динамичных позах, а я почему-то не заморозился и тем самым совершил страшную ошибку, потому что вот-вот в этой тишине начнут звучать глухие шаги чего-то огромного вдалеке, потом из голубизны этого фальшивого неба начнет проступать фигура ростом с пару небоскребов, а шаги медленно и постепенно начнут становится всё громче, громче, а в этой тишине все будет отлично слышно...
Ну потом кто-то таки хлопнул дверью машины у меня под балконом и иллюзия разрушилась. Я довольно легко выбросил из головы все эти неприятные ощущения. На улицу выходить не сцу и в подобные дни занавески не задергиваю, но каждый раз в зимние солнечные дни меня временами передергивает. И в такие моменты я быстро перевожу мысли на что-то отвлеченное, что бы те ощущения не повторились. Иногда прокручиваю это воспоминание по ночам, оно не так пугает. Сейчас у меня за окном, к слову, серость и пасмурность, в противном случае хрен бы я стал вытаскивать наружу описанные впечатления.
Не скажу, что пикчи офигенно передают ощущение, но ничего более похожего я не нашел.

Годный тред. Привет анонам с родственными мне страхами.
>>403506
Земеля, приветствую, я из ростовской области. Сейчас вспоминаю как уходил от города в эти поля и степи, будучи пиздюком, ловил ящериц и остальную живность, порой задумавшись и увлёкшись ебанутым хобби поднимал глаза и осознавал, что вокруг до горизонта нихуя никаких признаков цивилизации, никого, только шум насекомых, ветра, искажение воздуха от жары и я страха не испытывал, появлялся просто сильный дискомфорт, ретировался назад. Сейчас понимаю, что будучи уже взрослым, в таких же ситуациях в одиночестве меня бы крыл страх.

Стори не особо по сабжу, но всё же:
В целом боюсь одиночества жутко, но... Год назад гостил у родственников на Алтае, так вот по своей дурости как-то застрял на авто в лесу, безвылазно в грязи погряз. Телефон на нуле, но перед тем как разрядиться он успел меня заманить навигатором в какие-то ебеня, вроде как ведущие в сторону нужного мне посёлка, дорога уже перед застреванием вовсе превратилась заросшую высокой травой тропинку и по ней реально годами уже хуй кто ездил. Был эмоционально по семейным обстоятельствам взвинчен, да и из-за сумерок спешил. Ну вышел, пофейспалмил, поматерился, поплевался и решил, что утро вечера мудренее. Заперся в машину, лёг "спать". В итоге всю ночь лежал в уёбищной позе и смотрел на полную луну, которая ярко светила сквозь ветви деревьев, прислушиваясь к шорохам. Поспать удалось максимум час, остальное время смотрел как движется белый, круглый спутник земли, кстати двигался он очень быстро, наверное от страха время летело быстрее. Было страшно, анон. До трассы обратно километров 30, до деревни хуй знает ведет ли эта дорога вообще, да и дальше она затоплена совсем как вяснилось. Очень старался не думать ни о чем, тем более о всякой крипоте, в принципе получалось быть на позитиве более-менее, но ожидание того, что кто-то вот-вот постучит в окошко и я увижу чьё-то лицо/морду у окна всё-равно не покидало.. С рассветом с облегчением вздохнул, держа перцовку и нож на всякий случай на готове (медведи, волки и остальная хуйня там не редкость) проебался пару-тройку часов, пытаясь вызволить машину, но нихуя не получив результата, извлёк из багажника велосипед и поехал обратно к трассе. По светлу было в лесу тоже ехать на велике очково, не понятно почему. Сосны вокруг высоченные трещат, ветер шумит слегка, воздух хороший, чистый, идиллия вроде, а напряжение всё-равно дикое. Добрался грязный до магазина при трассе, айфошу попросил зарядить, ебанул кефира с булкой как никогда и охуел от пережитого полу-хиккой в лице меня, не запаниковал.

Если текст корявый, сорри, я с рабочих суток, ночью не спал, туго соображаю.

Недавно тут хорошая погода была (хоть и зима уже почти), солнце светило, небо голубое как летом было, шел я по своему новоебинищево до автобуса по родимой промзоне. И вот дошел до перекрестка широкого, по которому я хожу уже 20 с лишним лет, и так вышло, что вокруг меня в видимом обозрении никого и даже машины не проезжают. Только все вокруг залито жестким солнечным светом. Звенящая тишина кругом. Рядом только дорога и два забора огораживающие заводы. Глазу зацепится не за что, только за сверкающий на солнце снег.

И блять вот тогда мне и пришло в голову, что я стою на поверхности огромного шара, который вращается вокруг пылающей звезды среди пустоты, мрака и тишины. Ты скажешь - я аутист, но весь ужас этого понимания так нахлынул на меня в тот момент, что я побежал как ебанутый, лишь бы увидеть хоть какого-нибудь человека рядом, хоть что-то - едущую машину, кошку, собачку, рощицу - что-то менее великое, за что моя психика сможет зацепиться. И я блять бежал в этом приступе панической атаки! Бежал и понимал, что вот он я, хуячу по пустынной "площади", укрыться негде, легкая добыча, включился какой-то животный страх, чувствовал себя зайцем удирающим по голой поляне от хищника, и ни кусточка, ни росточка, за который можно было бы спрятаться. Быть может в этом животном инстинкте не оказаться вот так совсем на виду и есть психология дневного ужаса? Но это я сейчас анализирую, а тогда я летел вперед и боялся оглянуться назад. И когда я добежал до придомовой территории (а я живу рядом с Лосиным островом, в лесу почти), увидел людей в отдалении и деревца рядом с многоэтажками, захотелось забежать под их сень, чтобы укрыться от Солнца. Но ебаный в рот, жесткий свет рождает глубокие тени, и стоя там на границе тьмы, мне было страшно сделать шаг по направлению к ней. Мозг рисовал того мальчика из ОП-поста, который будет молча стоять за одним из деревьев.

Я бы наверное совсем там свихнулся в тот день, если б наконец вынырнувшие непойми откуда тетка с пиздюком не вернули меня к действительности.