>>27504
Хуюшки.

...
— Слава, можно у тебя пожить? Мой этаж забетонировали...
— Ммм... Да, да, с удовольствием, чувствуй себя как дома!..
Ты не можешь поверить, что Лена, по которой ты сох с детства, будет жить с тобой, в твоей ячейке. Сердце впервые за 20 циклов прыгает не от страха. Уступаешь Лене кровать, отдаёшь часть своих пайков. Вы проводите за долгими задушевными беседами часы. Вспоминаешь, как неловко ухаживал за ней в школе, дарил цветы, свёрнутые из упаковок от пайков. В твоей голове рождается и крепнет мысль: "Неужели вот оно, счастье".

Не проходит и пяти смен, и, как всегда внезапно, звучит сирена самосбора. В твою ячейку вбегают запыханные Лена и Ваня, другой твой одноклассник, захлопывают гермодверь. Вздрагиваешь от ужаса — дверь очень старая и ржавая, ты всегда закрываешь её очень нежно, чтобы не отслоился уплотнитель или не заклинило замки.
— Можно, он тут переждёт самосбор?
Ты до сих пор терпеть не можешь этого задиру, хулигана и выскочку, благодаря травле, которую он возглавлял в школьные годы, у тебя не было даже такого детства, какое только возможно в жилсообществах гигахрущёвки. Но ты же не зверь, он ведь не настолько тебе вредил, чтобы выгонять его за герму, на верную смерть... Да и перед Леной не хочется прослыть бесчеловечным деспотом. Хотя в кодексе жилсообщества ясно сказано: пользователь ячейки вправе удалять любыми способами посторонних, кроме имеющих ордер допуска П-2А (предъявление документов, подтверждающих допуск, не обязательно).

День за днём, просьба за просьбой...
— Славочка, Ванечкин этаж закрыли на карантин, он теперь будет ночевать у нас каждую ночь, пока новую ячейку не получит, ты, надеюсь, не против?
— Слав, можешь выйти погулять? Гермодверь запирать не будем. Тебе же только через 5 часов на смену... Пожалуйста.
— Слава, не садись на эти коробки! Там просроченный зелёный концентрат, Ванечка добыл на 305 этаже, на рынке продаст. Кстати, вот, поешь, это общий паёк, оттуда же, с 305-го. А то мы твой паёк съели, на хавчик пробило. Ты знал, что зелёный концентрат можно не только есть, но и курить, и он торкает? Хи-хи-хи!

В этот раз молишься, чтобы вас не услышали и не донесли куда следует: 305 этаж навсегда закрыт на карантин. Ещё твой дед-ликвидатор (мир его слизи) рассказывал, как 301 этаж залили бетоном полностью, чтобы хоть как-то остановить вирусоактивную бурю, прорывавшуюся через пролом в стене на 280-м, а десять этажей выше навечно обьявлены карантинными. Дед был удивительно живуч и выжил даже в том аду, из которого вернулось менее одного процента ликвидаторов, а многие вскоре умерли. Дед был твоим самым близким человеком и примером во всём, жаль, что ты так и не стал таким же отважным, волевым и неунывающим, как он. Когда дед в возрасте 70 циклов понял, что сдаёт, что тело и дух слабеют, просто ушёл за гермодверь во время самосбора. Ты втайне лелеешь надежду, что у тебя хватит в конце твоих лет (так называли циклы века назад, век — сто циклов) мужества не догнивать в ячейке трусливым куском несвежей плоти, отчаянно цепляясь за жалкое подобие жизни, а выйти и взглянуть судьбе в глаза, как твой дедушка.

— Слава, мы с Ванечкой получили разрешение на размножение! Поздравь меня! Я и он оба абсолютно здоровы!
Тебе уже давно не хочется ни поздравлять, ни радоваться. Только испытываешь небольшое удивление: мало того, что Ванька до сих пор жив и ничем не болен, хотя постоянно ходит за добычей вниз, так ещё и детородную способность сохранил. Впрочем, от регулярно приносимого им "хабара" с нижних уровней (словечко из древних приключенческих книжек, за чтение которых в сети ты получал ремня) ты тоже ничего не подцепил, хотя мамка прятала тебя от каждого сквозняка и без шапки из ячейки не выпускала до 18 циклов: "Если что подцепишь, можешь домой не приходить!" Впрочем, ты понимаешь, что взятки решают всё. А на взятки врачам у Ваньки талоны были, ведь были же они на девиц лёгкого поведения с 1000-х этажей.
Однажды ты вернулся со смены, когда Лены не было дома, и встретил у двери Ваньку и какую-то разукрашенную оторву, впрочем, оторва была заметно сытая и в хорошей форме, а под нелепым макияжем виднелись очень даже красивые черты лица.
— "Иди, солнышко (так называли древний естественный источник света и энергии, висевший где-то очень высоко), я догоню", — сказал тогда Ванька, а сам взял тебя за шиворот и прошептал на ухо: "Хоть словом Ленке обмолвишься — в лифтовую шахту сброшу."
Ты от испуга даже не потянулся к висящему под рубахой талисману — стальной авторучке с острым концом. Эту ручку ты получил от деда, а он от своего деда, а тот от своего. Возможно, она была старше гигахрущёвки, ведь на ней было едва заметное клеймо "Сделано в СССР" — так называлась великая страна древности. "Однажды она тебе пригодится", — сказал дед, вручая реликт тебе, — "только никому, особенно другим ликвидаторам, не показывай, знаешь же, про дохрущёвские времена говорить нельзя." Вскоре после вручения подарка дед ушёл навсегда.

— Иди погуляй, плесень, мы наследника делать будем, возвращайся через три часа, — сказал Ванька, прибавил сальную шуточку и заржал. Ты покорно ушёл.
Прошло три часа бесцельного мотания по коридорам, полного тяжких и душных мыслей, и ты пошёл назад. Тебе оставалось пройти до своей ячейки несколько десятков метров, когда зазвучала сирена. Подбежав к своей двери, ты обнаруживаешь, что она заперта изнутри. Из-за неё в ответ на твой бешеный стук слышатся всхлипы:
— Прости, Слава, нам стало слишком тесно. Я тебя люблю и всегда любила, но я не могу на тебя положиться в жизни. Не держи зла, милый...
Всё напрасно. Ты жил грешно и умрёшь смешно. Не то что твой дедушка.
Дедушка.
Он бы не стал ждать исхода, как выкинутая вон шавка.
Ты достаёшь из-под лохмотьев заветную авторучку. В этот момент звучит вторая сирена, сообщая, что самосбор начинается. Воздух начинает розоветь.
Ты с силой вонзаешь ручку в уплотнитель двери, пробив его насквозь, затем вцепляешься в край отверстия и, навалившись весом, рвёшь вниз.
Ты чуешь запах мяса и знаешь, что Лена и Ваня сейчас почувствуют его тоже. Изнутри доносится панический вопль.
В твоих глазах темнеет.
Ты вгоняешь ручку в замок гермодвери, блокируя его от открытия изнутри, после чего обессилено отваливаешься на стену около двери.
Твои последние мысли — о дедушке.
О единственном человеке, с которым вы были друг другу дороги.
Ты бы всё отдал, чтобы его снова увидеть.

...

Ты видишь над собой потолок.
Привычный потолок коридора, в посеревшей штукатурке, с люминесцентными лампами.
Слышишь треск вентиляторов и скрежет дальнего лифта.
Ты не чувствуешь боли. Совсем.
Полежав минут десять и всё ещё не веря, что ты жив, пытаешься встать.
И вспучиваешься живым чёрным сталагмитом с пола.
Да, ты жив, но в какой форме. Первая после осознания своей новой природы мысль — надо убираться, ликвидаторы уже на пути сюда. Из щели в двери, которую ты сам пробил минуты или часы назад, вытекает ещё одна струйка чёрной жижи. И тут ты слышишь внутри себя не звучащие слова, но непосредственно мысли. Мысли Ваньки.
— Потом разберёмся, что к чему! Валим отсюда!
Два сгустка слизи торопливо утекают в кабельный канал.

Позади часы и километры. Волей-неволей телепатически общаясь с Иваном, ты понял, почему вы выжили, хоть и обратились в живую метаморфную слизь. Самосбор собрал вам псевдотела вокруг ваших сильных, ярких мыслей. Ты думал о своём дедушке, Ваня же просто страстно, изо всех сил хотел жить. Ты понял, что Лены больше нет, этот самосбор она, в отличие от вас, не пережила. Она всегда была обычной девочкой и никогда не желала странного, волей не обладала и ни думать, ни любить толком не умела. Теперь она просто лужа мёртвой разжиженной органики. Но теперь ты знаешь, что твой дед жив, вместо смерти он обрёл новую жизнь, как и ты теперь. Ты и Иван решаете разделиться. Вы мысленно прощаетесь, и у вас само по себе получается сложить по кулаку. Старые ссоры двуногих вам больше не важны. Обменявшись брофистом, вы утекаете в разные кабельные каналы и расстаётесь навсегда.
Новая жизнь.
Ты отправляешься в неё с мыслью: "Спасибо, дедушка, за то, что показал мне, что такое быть человеком. И я тебя обязательно найду!"

Цыпе не нравилось это всё. Не нравилось то, что, когда будет следующий самосбор – они не знали, а этот сектор, как и все, где недавно прошел бетоноед, был изломан. Не нравилось быть на стреме, почти без света. Стой себе и думай - есть ли тут хоть одна ячейка без трещин и с нормальной гермодверью?
Где-то впереди эхом раздался приглушенный голос: «Иди сюда!»
Цыпа нехотя вздохнул, и перешагивая через лужи разлившейся водопроводной воды, побрел к коридору. Было видно, что оставшиеся в живых жители ушли относительно недавно: чистые стены, ячейки, забитые не разворованным хламом, а чем-то получше. Он жадно вздохнул, представляя, сколько здесь пайков, одежды, инфракассет, может найтись даже красный концентрат. Благо, ликвидаторы ход сюда заварили, а про ход в центральной вентиляции они не знают. Впереди, кверху задом, на коленях в засаленном комбезе сидел Бошка, и что-то зачарованно разглядывал через щель между нижними блоками, поворачивая голову на разный лад.
- Ты герму нашел?
- Пошли, я тебе покажу кое-что
-Ты дебил? Если ты опять какого-то таракана не той расцветки увидел, то иди нафиг, я обратно вернусь. Зачем я с тобой вообще пошел? Такие дегенераты как ты вообще долго не живут. Давай назад пройдем, я тут отсек жирный приметил, и гермодверь открыта…
«Я кое-что поинтереснее ячейки зама управэтажа нашел, хватит психовать. Короче, надо 2 коридора пройти, и по лестнице спустимся», - заплетающимся языком, словно про себя, сказал приятель.
-Туда зачем?
-Всего 3-4 этажа. Потом обратно.
Бошка почти бежал. Перепрыгнул через труп женщины, будто его там и не было, и зашлепал пластиковыми подошвами по пожелтевшей плитке на лестничной клетке. На второй площадке запахло чем-то вроде холощеной обертки от ТТШ-34А. Спустившись на четвертый этаж они прошли через ржавый КПП отдела. Из открытой гнилой двери был виден коридор, в конце которого Цыпа разглядел вместо противоположной стены пролом, из которого шел слабый молочно-мягкий свет. Бошка, своей странной походкой подбежал к ей краю, и встал, как вкопанный. Цыпа, хрустя влажной бетонной крошкой, подошел вытянув голову, и обомлел: «Это что?»
От вида захватывало дух. Вместо привычных коридоров, ячеек, была какая-то огромная полость, формой напоминающая юлу, высотой - этажей в 10. Стенки – бывшие ячейки с проломленными стенами, как дырки в решетке вентиляции. На них, цепляясь короткими толстыми ножками, извился бронированный червь, что-то сосредоточенно жующий. Вверху – бывший потолок, и какая-то невообразимая воронка на нем.
«Протяни руку вперед!» - на руку снизу подул теплый, невесомый сквознячок.
Бетоноед тихо заныл, поворчал, повернулся и блеванул из переднего отверстия вниз, где уже образовался форсифицирующий округлый бассейн, из слизи, пыли и бетона.
«Он нас не сожрет?» - теребя потными пальцами амулет бабки-сектантки, прошептал Цыпа.
- Высоко мы, да и если подумать, ему не до нас сейчас. Лучше на верх посмотри. Видишь, там, в воронке, шары с бородавками?
- Думаешь, яйца?
- Всё может быть. Смотри, комнаты верхних отсеков какой-то дрянью залеплены, как стенки трубы. А внизу дыры.
- Глубоко под нами где-то котельная должна быть.
«Воооот. Видимо теплый влажный воздух яйки-то и обдувает» - шмыгнув горбатым носом, пояснил Бошка.
Цыпа хмыкнул: «Круто устроился. Личинки-то уже в теплый концентрат упадут. Что делать будем?»
- Спускаться будем?
- Говна пожри!
Бошка почесал рыжую голову, и огласил план:
«Берем веревку подлиннее, небольшое ведро. Видишь ту дыру в потолке, побольше которая? Просунем через неё ведерко, спустим, осуществим забор проб. Будем это дерьмо отдавать в НИИ слизи. Гляди, младшими лаборантами сделают»

>>27664
2)– Посвети мне!
Бошка уже осторожно начал было снимать решетку вентиляции с ржавых петель, как вдруг послышался лязг открываемых дверей лифта. Цыпа замер, боясь закашлять или чихнуть в этой пропитанной пылью трубе, и выключил фонарик. Послышались гулкие шаги с характерным коцанием, и через решетку наискось показался свет. Человек с фонарем прошел мимо и до конца коридора, шурша защитным костюмом, в тишине раздался смачный харчок, и ликвидатор прошел обратно, напевая себе что-то под нос. Лишь когда двери лифта снова лязгнули, напарники выдохнули. Бошка приподнял решетку, отчего она тут же с жутким грохотом рухнула на пол.
- Чуть не попались. Если бы заметил? На пыли следы наших ног есть!
- Чвствуешь запах? – похлапывая по запыленному комбезу прошепелявил Бошка.
- Думаешь они каждый день тебе бухие будут заброшенные этажи будут осматривать?
- Главное, что самосбор будет не скоро, раз они тут прогуливаются. Но не будем рисковать, пойдем по лестнице. За 3 этажа до нашего этажа – ты сначала на лифте поднимешься, а я уже позже по противоположной лестничной клетке пройду.

На следующий цикл, как всегда, Цыпа постучал в соседнюю дверь. Открыл взлохмаченный Бошка, расчесывая красные глаза, и приглашая жестом пройти. В маленькой темной каморке слева громко храпела разбитая инсультом старуха. Цыпа прошел вслед за рыжей шевелюрой друга в комнату побольше, со стенкой, набитой старыми книгами, а домосед между тем достал откуда-то старый матрас, набитый вываливающимся кусками монтажной пены и наполнителя.
- Для звукоизоляции – пояснил он, и повесил за петли к гермодвери.
Через 20 минут начался самосбор. Нечеловеческий вой, крики, стоны, и подозрительно четкое и знакомое постукивание, успешно заглушались матрасом, храпом, и свистом эмалированного чайника.
Пока Бошка разливал кипяток, и задумчиво раскладывал обжаренные куски углеводного сублимата, посыпанные усилителем вкуса, покрасивее, и, принялся в очередной раз лепетать всякий нудный бред, про то что зря ты, перчатку порвал, и что лучше не зашивать, а склеивать, и что вчера у кого-то на нижнем этаже черную слизь нашли, и он испугался так… Цыпа, почесал голову, и не вытерпел:
- Ладно, к делу. Бутылок разных у нас дофига, но где брать веревку?
- А что такого? Придем к Крысику, скажем вот веревка нужна...
- Он просто так ничего не продает. Спросит нафига, зачем, кому.
- Для хозяйственных целей!
- Это ты своей бабке будешь говорить.
- Ммм… Давай просто кабель попросим? Тоже сойдет. Если что, я у него на хорошем счету, правда, наверное, всё равно задаток вперед придется заплатить.
- Охренеть. Кабель. Отдадим ли?
- Ой, блядб, ЭТО СЛИЗЬ… - Тут он повернулся в сторону бывшей кладовки: бабка особенно громко всхрапнула, перестала дышать на минуту, после чего засопела опять, всё громче. Бошка повернулся обратно:
- Это слизь бетоноеда!
- Обосраться какая ценность! И кстати, что с НИИ?
-Мой двоюродный дядя Веня из НИИПОИЛ обещал всё устроить. Главное – образцы. У тебя мелки есть?
Цыпа презрительно хмыкнул: - ну и нахрена они тебе? В «сборку» играть? Ладно, но учти – у Крысика рот открывать буду я.

Ну что, вперед? – помялся Цыпа, и постучал 5 раз, как учили, в новую, блестящую гермодверь.
Дверь открылась бесшумно. За ней показался Крысик, небритый мужчина средних лет, неожиданно худой для человека своего заработка. Высунув тонкую, цыплячью шею, он быстро осмотрелся, и втолкнул в Цыпу и Бошку в свою нору, густо заполненную паром, коробками, мешками, просто хламьем и тряпьем, что никак не удастся продать.
-Вижу торговля идет бойко, и ликвидаторы прикормлены- заискивающе спросил Цыпа.
- Не только они, кровопийцы хреновы. За чем пришли?
- Кабель ОШК 11.5-ПВ, 30 метров.
- Понятно. А зачем вдвоем приперлись? И да, что насчет цены вопроса?
«Началось» - тоскливо подумал Бошка. Следующий час, он просто пялился на диковинные штуковины в квартире Крысика, под препирательства и крики. Вот разобранная камера, защитные костюмы, со знакомыми инвентаризационными номерами, вот эту штуку скорее всего самосбор заново сварганил, настолько она нечеловеческая, несколько трубок и лаборантских сосудов, спаянных вместе, а вот кабель питания от гравижера. В пластмассовом аквариуме мирно паслись особо жирные, гермафродитные тараканы перламутрово-синей породы, рядом – желто-зеленый, специальный, «бодристый» чайный гриб. Бошка уже приценился к некоторым книгам, и рассматривал нечто заспиртованное, в банке, похожее на помесь человеческого младенца и того гриба, когда вконец охрипшие собеседники пожали друг другу руки.
- Итак, я тебе кабель, 28 метров, мелок, трех тараканов и гепариновую мазь. Ты мне – микросхему СТВ, разобьёшь, сломаешь или украдешь лампу Риты, (мразь, самую долговечную выпросила, а вторую мне куда девать?), и 200 грамм белкового сублимата. Отдай сублимат вместе с микросхемой сегодня-завтра. Мой срок – 2 семицикла. Всё.
- Мда, товара у него столько, а настроение не очень – вздохнув, заметил Бошка, когда они уже спускались вниз.
- Да понимаешь, он же его реализовать не может. Тут банда Сивого дань с таких, как он, со 17 этажей собирал. Когда партия и местные советы срач устроили, Крысик подумал: «Ага, в мутной воде-то сейчас заживу!». А оказалось, что местному секторальному совету на его выкрутасы насрать, какой-то посредник им для обмена с другими секторами не нужен, благо с ними мы всегда в одном сральном сливе плещемся, да и Сивого придавить так и не смогли, сам же знаешь. Эх, так и живем…