>>515756
На вот коротыша старенького:

ДЕЗОМОРФИН

Вот и наступил октябрь. От ноги совсем ничего не осталось. Желтая кость торчит из целлофанового пакета. Воняет все это ужасно. И что мне делать? Я позвонил Аннушке, попросил прийти. Нашел карандаш, листок, стал писать это письмо. Кому это письмо адресовано? Всем людям. Пусть кто-то это прочитает, быть может, кому-то пригодится. Аннушка – моя племянница, она всегда мне помогала. Даже когда меня этапировали в Бурятию – не бросила, не оставила одного, передачки слала с чаем, сигаретами, сахаром. Молодец девчонка! Хотя она уже и не девчонка совсем – два ребятёнка взрослых. Раствора хватит еще на неделю, Сема не обманул, хоть и спиздил с кухни чайник. Я видел, но ничего не сказал. Попрощаюсь с Аннушкой и ширну золотой. Сомневаюсь ли я? Сомнения давно в прошлом. Как и боль, страх. У меня вообще нет эмоций, они все без остатка сожраны моим последним другом. Кто-то идет.
— Пашка! Пашка, ты там? Открывай скорей, это Аня.
— Аннушка, здравствуй, моя хорошая. Встать не могу, нога больная...Возьми ключ под половичкой.
— Нога болит? Да где же он…Я сейчас!
Послышалось шуршание в замочной скважине, дверь открылась.
— Пашка, а чем у тебя так…Мааатушки! Ты как…Ты…Фу…Я…Я немедленно вызываю скорую!
— Подожди, Анечка, не надо скорой, помоги мне встать.
— Да у тебя же нога…Пресвятая Богородица, блядь! Я к тебе не подойду, сиди, жди скорую…Это же ужас…Святый Боже, как тебя угораздило…Алло? Алло, это скорая? Машину на Тимирязева 13, срочно, здесь человек умирает. Я? Я его племянница Анна Алексеевна…
Голос Анны удалялся по мере того, как она выходила из квартиры на лестничную площадку.
Вот он, момент истины. До приезда скорой не меньше получаса. Диспетчер выяснит, что в квартире наркоман, торопиться они не будут. Я писал про сомнения, наверное, они всё же есть. Человек ведь не может не сомневаться. Сомнения – защитная реакция психики, оберегающая нас от необдуманных поступков. Не сомневаются только покойники, будь уверен. Если ты жив, и считаешь, что переборол все сомнения, считай, что одной ногой ты в могиле. Не сомневайся в этом.
--…Уже вызвала скорую. Там просто полный пиздец, у меня нет слов. Да. Да. И корвалол захвати, сердце прихватило…
...До пятого класса я сидел за партой с девочкой Машей. Милая такая девчушка была, я ее неистово любил. Так любил, как может любить пацан, который ни разу не был с девочкой. Как-то раз она мне сказала:
— Ты здорово рисуешь, Паша, но все твои рисунки – злые. Разве ты не можешь нарисовать что-нибудь хорошее – речку, солнышко, небо, как мама улыбается? От твоих картинок всегда хочется плакать, они не доведут тебя до добра.
— …Пашка, ты живой там? Щас скорая приедет, подожди. Степан пришел, муж мой, поможет тебя до машины донести.
— Аннушка, мне б водички…
— Я к тебе не пойду, у тебя там…Не пойду вобщем.
— Мам, давай я сгоняю, наберу воды дяде Паше?
— Еще чего. Дуй ка отсюда, шпана, чо прибежал вообще?
— Да пускай сходит, Анка. Я-то уж точно туда лишний раз не пойду.
— А если там зараза какая?
— Мам, да я быстро!
— Куда! Стой! Саня!
Саня, смышленый пацан лет двенадцати, юркнул в квартиру прямиком на грязную кухню, пропитанную запахом бензина, йода и аптеки. Скользнув взглядом по закоптевшему кафелю на стенах, он взял со стола пожелтевшую керамическую кружку, налил туда мутной воды из-под крана, и зашел в комнату, прикрыв лицо футболкой.
— Нате, дядь Паш.
— Сашка! Спасибо, пацан.
— Ага.
Саня дошел до двери, ведущей из квартиры, спокойным шагом, но едва переступив порог, побежал что есть сил.
...Помню, я обозвал Машу в ответ дурой, и дернул за косу. А получается, она была права, вот какая штука. Мы вообще не задумываемся о символичности тех или иных событий в жизни, пока жизнь не даст нам пинка под зад. Но в любом случае, я готов. Не будет здесь извинений и оправданий. И меня не жалейте – это моя жизнь, мой выбор. Прощайте. Люди...
*
— …Проходите-проходите, доктор, он здесь.
Федор Борисович чуть слышно вздохнул и поморщился.
— Давайте посмотрим, что у нас здесь. В квартире резкий запах йода, бензина, гниющих тканей. О чем нам это говорит, Александр?
— Крокодиловый притон, Фёдор Борисович?.
— Верно, наш старый друг дезоморфин сцапал еще одну заблудшую душонку. Женщина, вам покойник кем приходился?
— Племянница я его…Постойте, как приходился? Он же пятнадцать минут назад воды просил.
— Больше не попросит. Abyssus abyssum invocat.
— Что?
— Шприц, говорю, у него из руки торчит, и лицо синее. Не иначе как передозировка дезоморфином, сопровождающаяся чем? Александр?
— М-массивным…Н-некрозом…
— Смелее.
— Массивным некрозом мягких тканей голени, кровоточащими язвами, вызванными предположительно тромбозом сосудов.
— Предположительно? Не время для сомнений, Александр. Племянница пусть вызывает полицию, а вы пройдите в комнату и зафиксируйте причину смерти.
— П-причину смерти?
— Так точно. Mors sua, vita nostra…Вы постоянно переспрашиваете – это дурная привычка, или шок?
— Ш-шок.
— Давайте выйдем на лестничную площадку. Вы сейчас спуститесь до машины, возьмете серую папку и нашатырь в аптечке санитара. А я пока запиш…Блядь! А ну брысь!
Плешивый черный кот об которого запнулся Федор Борисович, зашипел, и прыгнул было в квартиру, но, оказавшись в прихожей, резко мотнул головой, фыркнул, и выстрелил черной молнией вниз по лестнице: если в квартире и была еда, то она испортилась.
5 окт 2014