https://snob.ru/selected/entry/99993

[...]
Полагаю, что вы слышали это слово раньше — «патоморфоз». Звучит, конечно, крайне зловеще, но на самом деле все предельно просто и совсем не страшно: картина психических расстройств может со временем видоизменяться. Так уже случалось, например, на рубеже XIX и ХХ веков. И вот опять.

Старые, но еще действующие психиатры расскажут вам, что больной нынче не тот пошел — какой-то квелый, невнятный, без яркой симптоматики. Скукотища, одним словом. Раньше другое дело: больные были что надо! Если, например, паранойя, то ядреная: спецслужбы преследуют, марсиане вселились в тела людей и ставят над ними чудовищные эксперименты, через диктора новостей передают сверхсекретную информацию об антиправительственном заговоре, в мозгу установлен специальный датчик для связи с богом и т. д., и т. п. В общем, сходили раньше с ума с металлическим, так сказать, звоном. А сейчас что? Одна сплошная серость.

В чем же причина этого патоморфоза? Ладно, здоровые тупеют, а с сумасшествием-то что приключилось? Современные лекарства? О’кей, но дебют болезни все равно не должен меняться! А он меняется. Генетика? Но, простите, какие генетические изменения происходят с шагом в одно поколение, причем во всем человечестве разом? То есть дело все-таки в среде обитания наших с вами мозгов (включая безумные) — в специфике информационного поля.

То, что перед нами не просто патоморфоз, а идеальная исследовательская модель, понял ректор Высшей школы методологии, профессор Анатолий Николаевич Алехин. Последующее исследование выполняла под его руководством наша сотрудница — медицинский психолог Ольга Литвиненко, ученый замечательный, обладающий столь редкой сейчас научной въедливостью.

Были проанализированы сотни архивных историй болезни — как раз пациентов с параноидной шизофренией. Выявлена структура бреда, действующие лица, структуры отношений — в общем, все как товарищ Пропп завещал. Две группы были в этом исследовании ключевыми: те больные, что родились и сформировались до бума компьютеров и интернета, а также те, что пришли в этот мир уже на излете 80-х.

И вот уж где, действительно, обнаружилось «два мира — две системы»!

Сама суть паранойи состоит в ее удивительной структурности. Раньше мы даже говорили о моменте «кристаллизации бреда», когда пациенту буквально вдруг становилось «все понятно» — что это, например, заговор, или преследование, или какое-то фантастическое воздействие. Он «ясно» понимал, что случилось, почему за ним ведется охота, в чем он виноват, в чем его подозревают и т. д.

Помните «Игры разума»? Блестящий фильм о великом математике Джоне Нэше, которого сыграл тогда еще неподражаемый Рассел Кроу. Да-да, всех этих страшных людей в черном, которые работают на ЦРУ, заговор против США, секретная информация в открытых источниках, газетные вырезки, развешанные по стенам гаража… Это настоящий, качественный, так сказать, структурный бред.

Но те пациенты, чье взросление пришлось на эпоху галопирующего информационного роста, демонстрируют принципиально иную картину бреда. Они не только не особенно понимают, что с ними происходит, когда начинается психотический приступ, но даже не слишком происходящим интересуются. Ну, мол, да, что-то странное. Ну да, кто-то что-то кому-то сказал, как-то смотрят неправильно, подозрительно… Вместо «Правительства», «КГБ», «марсиан» и всяческих «темных сил» — соседи по лестничной клетке, продавцы в магазине, родственники, сокурсники. И те, впрочем, едва друг с другом связаны, а чего они хотят от больного и с какой стати, собственно, — это и вовсе непонятно. Каша-малаша.

Иными словами, у представителей «поколения Х» бред структурный, а в бредовых конструкциях «игреков» никакой структуры нет и близко — исчезла. Но бред — это ведь просто психическая продукция, пусть и весьма специфическая. Морфологически и психофизиологически мозг в обоих случаях один и тот же, и в обоих же случаях он поражен одним и тем же недугом (генетическая природа этого заболевания никак не изменилась). Почему же настолько отличается само качество этой психической продукции?!
[...]