Сплетаемся в объятьях сестринских.
Нежные руки девичьи стройные тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Изредка прерываемся на сентиментальный шёпот, по-женски, без мужланских грубостей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Горничные между нами суетятся с вазами фарфоровыми, гелем розовым полными. Зачерпываем геля густого, ароматного, мажем себе страпоны. Снуют бессловесные мейды аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Цепеш! — восклицает Ремилия.
— Кровь для Цепеша! — восклицаем мы.
Встает Ремилия первой. Приближает к себе Сакую. Вставляет Сакуя в Госпожи попу страпон свой. Стонет Реми от удовольствия, скалит в темноте резцы белые вампирские. Обнимает Сакую Хун, с довольной ухмылкой вставляет ей смазанный дилдак свой. "O-la-la" - игриво произносит Сакуя, как полагается горничной истинно французских традиций. Китаю Пачули мрачная заправляет, ей — Коакума, а уж Коакуме липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю девочку крылатую левою рукою, а правой направляю страпон свой ей в попу. Узка попа у стражницы Коакумы. Вгоняю страпон ей по самое основание, прижавшись бёдрами к её попе. Коакума даже не стонет: привыкла, дьяволица чистокровная. Обхватываю её понежнее, прижимаю к себе, щекочу её ушко язычком. А уж ко мне некая горничная - няша-стесняша - пристраивается. Чую попой дрожащий ствол её. Увесист он — без толчка не влезет. Слегка набравшись смелости горничная вгоняет в меня толстоголовый страпон свой. До самых кишок достает махина эта, сладострастный стон из меня выжимая. Стону в ухо Коакумы. Няша-стесняша - едва слышно стонет в мое, ручками ослабшими меня охватывает. Не вижу той, кто вставляет ей, но по стону разумею — страпон достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем ремесленники поселения людей страпоны обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов фракции Алой Дьяволицы наказать. Собирается, сопрягается гусеница тоходевочковая. Стонут и шепчут позади меня. По закону Особняка знать и гости с высшей прислугой чередуются, а уж потом рядовые горничные пристраивается. Так у Ремилии заведено. И слава Алой Луне…