правила жизни наоми уоттс

у всего на свете есть причина. Если захочешь, ты ее найдешь всегда.

в каком-то смысле мне повезло. Мне было тридцать, когда на меня свалился успех, а в этом возрасте ты уже понимаешь, кто ты такая на самом деле.

пробы — это оскорбительное и унизительное мероприятие. В комнате, где сидят люди, которые практически не смотрят в твою сторону, тебе дают пять минут на демонстрацию того, к чему ты готовилась, возможно, полгода. Раз за разом все это оставляет в твоем сознании новые раны, а в какой-то момент ты уже просто не находишь сил показать себя с лучшей стороны. Вот почему я никогда не забуду того, что сделал для меня Дэвид Линч. Когда меня позвали пробоваться на роль в «Малхолланд-драйв», я выглядела далеко не лучшим образом, но он сумел что-то рассмотреть за моей усталостью, разочарованием и злостью.

не обязательно спать с режиссером, чтобы получить роль.

я до сих пор не понимаю, почему Линч выбрал меня, а сам он никогда не скажет. Он очень скрытный человек — скрытный и суеверный. Я могу предположить все, что угодно: например, что в детстве его няню звали Наоми, и в моем имени он увидел что-то вроде знамения.

знамения, символы и знаки существуют в твоей жизни всегда. Но не надо ждать грохочущего гласа небесного или горящих букв в небе. Прислушивайся к шепотам и шорохам, обращай внимание на пустяки.

в жизни ты делаешь выбор и принимаешь решения, но еще в жизни есть такая штука, как судьба.

я росла настоящим пацаном. В детстве я вечно шаталась с компанией брата, так что я здорово лазала по деревьям и играла в солдатиков. Но все же я женщина, и я никогда не понимала тех женщин, у которых все друзья — мужчины.

в детстве у меня не было коробочки с лаками для ногтей и чудненьких розовых платьиц. То, как устроено мое тело, и то, как я выгляжу, не беспокоило меня лет до двадцати.

я помню, как в самом начале карьеры один из агентов сказал мне: «Вас не беспокоит, как бежит время? Вам не кажется, что вы слишком быстро стареете?» А мне тогда было тридцать. Понимаете, тридцать!

в америке есть популярное мнение, почти правило: актриса под сорок уже никогда не получит главную роль. А вот в Европе дела обстоят несколько по-другому — посмотрите хотя бы на Катрин Денев. Поэтому, вместо того чтобы думать о том, как замедлить процесс старения, я думаю о том, как избавиться от этих идиотских правил.

мне очень тяжело раздеться перед камерой, но сделать это с женщиной, конечно, проще, чем с мужчиной. Женщине ты легко можешь шепнуть: «Поосторожней, тут у меня целлюлит».

если тебя не пугает то, что тебе предстоит, возможно, и не следует начинать.

самая легкая постельная сцена в моей жизни — это сцена из «Малхолланд-драйв», потому что там я была с женщиной. Я просто не чувствовала ни стыда, ни дискомфорта.

больше всего на свете я боюсь говорить праведные вещи.

боль — самая важная вещь на земле. Пройдя через боль, ты можешь сказать, что кое-что повидал в этой жизни.

не надо стучать в дверь, которая вот-вот откроется.

я выросла на печеной фасоли. Были времена, когда ничего другого мы себе просто не могли позволить. Теперь я могу позволить себе черную икру, но вы никогда не застанете меня за поеданием икры. Фасоль — вот моя еда.

для австралийцев я навсегда останусь англичанкой. Для англичан я навсегда останусь австралийкой. Моя бабушка по материнской линии была из Австралии, так что, когда моя мать решила, что пора куда-то переезжать из Англии, мы отправились туда. Впрочем, американцы предпочитают вообще не думать об этом. Для них я американка.

в австралии мне нравится все — там ярче солнце и чище звезды.

я начала курить, когда переехала в Лос-Анджелес. Это такой одинокий город, что прикурить у кого-то — это иногда единственная возможность для общения.

есть популярное заблуждение, будто бы я очень мрачный и неуравновешенный человек. Неужели это потому, что я слишком часто играю женщин на грани нервного срыва?

наша культура учит нас бояться смерти, но мне кажется, что, если бы мы больше знали о смерти, мы научились бы больше ценить жизнь.

я не пытаюсь изгонять своих демонов, я предпочитаю договариваться с ними.

иногда мне кажется, что счастье — это еще одна голливудская выдумка.

в последнее время я все больше тяготею к драме. Вы вряд ли увидите меня в романтической комедии.

с каждым годом ремейков становится все больше. У нас заканчиваются идеи, что, по сути своей, греховно, и за что всем нам предстоит гореть в аду.

после «кинг-конга» я поклялась, что никогда больше не буду сниматься в фильмах, где надо бегать, прыгать и падать. Но это такая же штука, как с рождением детей. Ты умираешь от боли и говоришь себе, что никогда больше не решишься на такой шаг. Но ты очень быстро забываешь об этом.

быть матерью — это именно то, о чем все говорят, а также что-то еще.

я хочу, чтобы в жизни моих детей было как можно больше путешествий. Уже сейчас они успели побывать в целой куче стран, и я уверена, что головы у них полны прекрасными воспоминаниями. Даже если они пропустили шесть недель младшей школы — что с того? Что лучше: чтобы они передвигали кубики с буквами где-то далеко от меня или были бы рядом — на слоне в Таиланде?

как только я собираюсь улететь куда-нибудь из Лос-Анджелеса, кто-нибудь обязательно появляется на горизонте и предлагает мне работу.

сейчас я хотела бы сниматься в таком кино, которое понравится моим детям.

когда-то давно я сыграла не то в четвертой, не то в пятой части «Детей кукурузы» и получила за это 5000 долларов. Но что с того?

в том, чтобы быть знаменитостью, все же есть некоторые плюсы. Теперь я точно знаю, что хочу носить, в каком доме хочу жить и за какие роли хочу браться. Становясь знаменитой, ты гораздо больше начинаешь про себя понимать.

мне повезло: меня никогда не узнают на улицах. На красном ковре я кажусь всем распрекрасной звездой экрана, но в обычной жизни все совсем иначе. Я легко сливаюсь с толпой, а вот Лев (Лев Шрайбер — американский актер, отец детей Уоттс. — Esquire) куда заметнее, и очень часто люди буквально отталкивают меня, чтобы добраться до него. Обычно они говорят мне: «Девушка, а вы не могли бы нас сфотографировать?»

я могу очень быстро приготовиться к выходу, если мы собираемся на какое-то большое мероприятие, но я не крашусь в обычные дни, и даже не всегда успеваю сушить волосы феном. Если честно, у меня на это нет ни времени, ни желания. Если вы заглянете в мою сумочку, то вряд ли найдете там что-то, кроме темных очков. У меня там даже туши нет.

честный человек всегда выглядит сексуальнее.

я считаю нормальным изображать перед камерой другого человека, но я считаю совершенно неестественным выхаживать по красному ковру, раздавать комментарии и рассказывать о своей личной жизни.

задача актера — полностью раствориться в роли.

после того как я исполнила роль принцессы дианы, все вокруг вновь заговорили о том, что я не выгляжу как британка.

больше всего на свете я боюсь правосудия.

Правила жизни Дэвида Линча

Не думаю, что люди принимают такой простой факт: в жизни нет смысла. Мне кажется, из-за этого людям страшно неуютно.

Вы видели, как собаки играют в гостиной? Похоже, что они правда получают удовольствие. Катают мяч, грызут вещи, тяжело дышат и выглядят счастливыми. Люди задуманы точно так же. Мы должны быть вполне счастливы. Не знаю, почему у нас не получается.

У моего деда был доходный дом, с квартирками без кухонь. Один жилец жарил себе яичницу на утюге. И откручивал каждый вечер антенну с машины, чтобы ее не сломали. Я чувствовал страх, разлитый в воздухе. Он стал прекрасным горючим для будущего огня.

Я смотрю на мир и повсюду вижу абсурд. Люди непрестанно делают странные вещи, до такой степени странные, что мы умудряемся их не замечать. Поэтому я люблю кофейни — там все на виду.

Нам кажется, что с возрастом мы начинаем понимать закономерности, но в действительности мы только утрачиваем воображение. Ребенком я воспринимал мир как волшебство. Конечно, у меня были обычные страхи, например, перед походом в школу, но они ведь были у всех, так что казались мне совершенно нормальными.

Когда кончился «Твин Пикс», я почувствовал грусть. Я не мог заставить себя покинуть его мир. Я был влюблен в Лору Палмер и ее противоречия: блестящую на поверхности и умирающую внутри. Я хотел смотреть, как она живет, движется, говорит.

Сахар делает меня счастливым и вдохновляет. У меня тяжелая сахарная зависимость. Я называю его «гранулированное счастье».

Секс — удивительное явление. Это вроде джаза: вы можете слушать одну попсовую песенку сколько угодно раз, но с бессчетным количеством вариаций. Секс должен быть таким же. Одна мелодия, но множество аранжировок.

Когда смотришь со стороны, поразительно, какие вещи могут казаться сексуальными.

Мне хочется, чтобы мои фильмы выходили на экраны, а не самому выходить в свет. Я думаю, не следует слишком интересоваться судьбой своих картин. Это похоже на школьную жизнь ваших детей. Вы должны позволить им решать за себя, не извиняться за них, совать десять баксов, поддерживать при случае, и говорить, чтобы не дружили с вон той девчонкой. Потом отправлять их из дому и заниматься своими делами.

Вот что самое ужасное в современном мире: люди думают, что герои телевизионных новостей умирают без боли и без крови.

Зло существовало всегда, но оно было сбалансировано с добром — когда жизнь текла медленнее. А теперь массмедиа вывалили на людей столько, что те уже не справляются.

Единственный писатель, с которым я чувствую родство, это Кафка. Я в него действительно врубаюсь. Если бы он написал детективный сценарий, я бы охотно снял по нему кино.

В молодости, когда я работал разносчиком, я постоянно ел соевые бобы. Они плохо усваиваются, но стоят недорого и полезны для здоровья. Потому я их и ел.

Я не понимаю политику. Не понимаю самой идеи двух сторон. Мне кажется, что хотя бы что-нибудь хорошее, как и что-нибудь плохое, должно быть в каждой из них. И хотя всегда есть середина, на нее как будто не обращают внимания. Наблюдать за этим очень утомительно — такое чувство, что мы не движемся вперед.

Смерть пугает меня тем, что это слишком большая перемена. Но старение мне интересно.

Нужно быть настоящим монахом. Но я не всегда осознаю это: во мне есть слабости, и они заставляют меня лететь на огонь.