В связи с перекатом, запилю свой список модов на риммир:

1. Additional Joy Objects - дартс, чтение книжек, игра в карты и игровые автоматы. Неплохая штука, которая предаст вашему поселению вид нормального поселения.
2. Portable Power Generator - ресерч 10к, требует достаточное кол-во материалов для создания генератора, который вырабатывает 1500W и его можно взять с собой.
3. Smooth Stone Walls - возможность сделать нормальные стены без необходимости строить новые. Речь идет о горной породе, так же стены можно изрисовать, что бы они были красивыми.
4. RT Fuse - предохранители, защитят вашу колонию от ебучих взрывов при коротких замыканиях.
5. Mass Graves - могилы на 20 рыл.
6. Solar Flare Shield - штуковина, которая защитит вас от солнечных вспышек. Но во время самих вспышек будет жрать 25к W. Ага.
7. Psychology - ну тут без комментариев.
8. Megafauna - добавляет больших животных. Как трумбо.
9. No Ruins - убирает руины, тем самым убирая ебучий баг, связанный с боевой музыкой и постоянным набегом "союзников".
10. MinifyEverything - мастхев хуета. Позволяет перетащить все, что можно. Вплоть до стен.
11. More vanilla factions - больше фракций. Ага.
12. Infused - шмот иногда бывает с дополнительными статами.
13. Embrasures - амбразуры. Классная вещь.
14. CleaningArea - возможность указать область для уборки.
15. Dubs Rimkit - рюкзаки с медикаментами.
16. Fluffy Breakdowns - случайных поломок больше нет. Теперь есть "уровень техобслуживания" - когда он опускается до определенного уровня, павны бегут и чинят. Совместимо с модами, добавляющие другие постройки, связанные с электричеством.
17. Rimsenal - Enhanced Vanilla Pack - оружие. Броня. Набегатели.
18. Rimsenal - Federation - оружие. Броня. Набегатели.
19. Rimsenal - Feral - оружие. Броня. Набегатели.
20. Selling prisoners with no guilt - продаем заключенных без штрафов к настроению.
21. Rimsenal - Rimhair - волосы.
22. Prisoner Harvesting - разбираем заключенных без штрафов к настроению.
23. Rimsenal - оружие. Броня. Набегатели.
24. Colony Leadership - демократия, диктаторство, выборы, уроки.
25. RT's Weapon Pack - оружие.
26. Efficient Light - лампочка жрет не 75W, а 25W.
27. Expanded Prosthetics and Organ Engineering 2.0 - ЕПОЕ. Ага.
28. EdB Prepare Carefully - EdB Prepare Carefully.
29. Аdditional Traits w/ Heroes + Gods - дополнительные трейты.
30. Stack XXL - мастхев. Возможность вручную указать, сколько и чего будет хранится на клетке.
31. Stack Merger - мастхев. Теперь весь раскиданный рис и картошка будет складироваться в одно место.
32. Vegetable Garden - бобы, баклажаны, тыквы, ягоды, вино, виски, водка из картошки, конфеты, салаты. И так далее.
33. Refugee Stats - мастхев. Возможность видеть трейты рыл, которые просят помощи.
34. RimFridge - холодильники.

И да, где написано оружие, броня, набегатели - есть вариант, что там не будет набегателей. Где то есть, где то нет.

Урим был жирным ребёнком. Некрасивым. Рано отпустил бороду, много ел и спал, но мало работал.
В северных краях таких не любили, и ребёнка выставили за частокол, когда ему едва исполнилось двенадцать.
Он жил с горными козлами и грабил торговцев. Вместо лёгких пик, какими охотилось его племя, он выбрал тяжёлую дубовую дубину. Он охотился на хищников не долгими выслеживаниями, а забивая одного из них и оставляя истекать кровью, чтобы на запах пришли другие звери. Тогда он забивал и тех. У купца, шедшего с караваном с востока, он отобрал серьгу с рубином, а у торговца с восточного хлопкового побережья - серьгу с сапфиром. Когда же его поймали патрульные легионеры и не поверили, что лесной дикарь мог честно раздобыть подобные украшения (а он уверял их, что праведнее человека во всех здешних лесах не сыскать), то в ухо, которое украшала серьга с красным камнем, они затолкали угли, а затем приложили голову другим ухом к камням холодной реки, и так держали целый час, пока он проклинал их. Правое ухо - отморожено, левое - обожжено. В голове - туман.
Туммим был иным. Он родился в южном городе, где пустынный берег уходил в море, и сыр рос на деревьях, а птицы знали, куда лететь и кому нести письма, стоило им показать конверт. Его растили как святого ребёнка, про которого говорили "город закончится, а этот ребёнок - нет". В его городе все заботились о своих детях и никогда нельзя было увидеть беспризорных и нелюбимых.
Урим пришёл в город Туммима и перебил всех, кто жил в нём, кроме мелкого мальчишки в храме, который сказал ему, что лишь с такими ушами - сожжёным и обмороженным, можно услышать разговоры змей. Рассказал он ему и про народ рек, которые живут там, где "не так холодно, как в твоих краях, и не так жарко, как в моих". Про лёд из сена, про красные знаки, про поющие по ночам среди тумана камни.
И они стали как братья, и погрузили на повозки две статуи, что прежде стояли на главной площади города и изображали древних людей-змей, и ушли на север, в речные гальские леса.
Спустя две ночи на их лагерь сошёл туман, и снилось Уриму, что кто-то шепчет в лесу.
Туммим же не спал и знал, что шепчут в лиге к югу от лагеря, и он припал к камню, и слушал, и слышал, и всю ночь в забытьи писал о чём-то, а к утру обнаружил на своих руках книгу, какую не мог прочесть сам, и рухнул в сон.
С востока к ним пришла женщина из сгоревшего города. Пока она двигалась к их селению, заприметила она странное здание, навроде рабской уборной, где три разных зверя, словно гал, гот и подневольный эллин справляли рядом нужду (изображение 7).
Как сказал на следующее утро Туммим: "Эта женщина не помутит нашего рассудка - она уродлива, как уродлив я со своей южной тучностью и жеманностью, как уродлив ты со своей клочковатой бородой и отмершими ушами (У неё тоже нулевая привлекательность).. К тому же, она единственная из нас троих, кто не убоится пламени и рискнёт войти в него, а пожары в этих лесах - частые гости по весне".
И трое зажили в лесах. И с шепучищим на юге камнем их было четверо.

"Когда-нибудь, спустя века, человечество научится охлаждать помещения до состояния замёрзшей воды. Мы в нашу эпоху можем лишь достичь изрядной прохлады, которая не защитит от гниения, но даст едоку срок в три иды на то, чтобы съесть прохладное кушанье, пока оно не начало гнить", - пояснял Туммим принцип работы железных ящиков-ледников. "Впрочем, для этого нужно запастись сеном, которое даёт конденсат на стенках раковин и керамических цистерн, а сена у нас нет".
Вслед за старухой, из сгоревшего городка пришёл женоподобный мальчишка. Он с ужасом глядел на стены в клопах, спрашивал у старухи, с которой он, очевидно, был знаком, не перетащила ли она с собой покрывала и подушки. Шутки ради, Урим решил дать мальчишке самую худшую комнату, которая была отведена под залежи стали. Кроме готовки парень ни на что не годился.
Пища же, которую он готовил, быстро портилась.
Их просили не заходить. Купцы и медвежьи дрессировщики послушно лакомились за околицей, но наглые охранники каравана отказались есть на земле, когда представлялась возможность поесть на обструганном дереве.
Урима было трудно удержать от драки, поэтому он остервенело метал подковы на палку, представляя, что кидает их в лица гостей, разбивая крючковатые италийские носы. Туммим же был рад гостям - им легко удалось продать пищу, которая иначе бы сгнила к сумеркам. В обмен те передали немного мятных трав для припарок и наборы инструментов для ковки.
Оказалось, это был последний караван в этому году. "Тут, знаете, разное бывает поздней осенью. Люди уходят, плачут, смотрят в окно подолгу, а потом - нет человека. Ушёл. На воротах в лагерь никто его не видел, солдаты не видели, друзья не видели. Вещи в казарме на месте. А человека нет. Потом их находят то в реках ниже по течению, довольных, счастливых, то в медовых сотах по частям, а то и в скалах, одичавших, голых, смеющихся. Глупое у вас место для лагеря. Южанин, северный варвар, старуха-беженец. Не переживёте зиму", - порадовал нас циркач Нестор, кормя медведя проданным ему блюдом. "Впрочем, вот ещё что. С нами шёл мальчишка, он как раз отстал от лагеря, задержался с какой-то дурой на перевале, теперь наверняка пытается нас догнать. Придёт к вам, скажите, что мы пойдём не через Бикту, а напрямки".
Они ушли. Ночью пришёл "отставший".
Он долго колотил по воротам, заявлял, что почётный гражданин Рима, что может один развесить нас на кресты, если ему не дадут кров, что мы мужланы из лесов и прочее, что не понравилось Уриму.
Двумя ударами молота он сломал руки, ноги, грудь. Пока Туммим пытался вправить торчащие кости, Урим привёл повара-новичка и задал ему вопрос: "любишь римлян?"
Кутик понял, что ответ "да" будет неуместен.
"Терпеть не могу", - заикаясь от страха прощебетал мальчишка.
"Ненавидишь?", - ухмылялся Урим.
"Ненавижу".
"С говном сожрёшь?"
"Сожру".
"Иди готовь. Жрать будешь".
Кутик побелел.
"Чего стоишь, иди готовь его! Ты повар или труп?" Всхлипывая, Кутик поднял тело и потащил его в мясницкую. Возможно, он и в спокойные времена не таскал ничего столь тяжёлого, а теперь, разбуженный посреди ночи, увидевший мертвеца, он спотыкался, упускал тёплый груз из рук, поднимал его, перехватывал поудобнее и снова тащил.
"Ты же это не серьёзно?", - спросил Туммим Урима, когда тело вынесли из комнаты.
"Пускай слабак научится говорить "нет". Он похоронит его, а нам подсунет мясо варгов, или начнёт умолять нас отказаться от этой затеи, или ещё чего. Он не станет резать человека, он же не такой слабак, чтобы выполнять всё, что ему скажут. Пошли спать. Это была дурацкая ночь".
Братья разошлись по кроватям, а в тёмной комнате, всхлипывая, глотая сопли, молодой Кутик готовил жуткое блюдо...
"Он лжёт обо мне! Да как он посмел, сучий младенец!", - роптал Урим на следующее утро, когда осознал, что его приказ выполнили дословно.
"Так уже было здесь. Это не ново. Это не ново. Ново - другое. Жди других. Не принимайте красивых женщин и слабых мужчин в свои стены, помните Латиффу", - шептало нечто во снах Туммиму. Он развернул книгу и вдруг осознал, что понимает её язык. Попробовав кушанье, которое отдавало чем-то сладким, Туммим решил, что возле северной стены можно построить ещё один стол. Для праздничных церемоний (но каких?) и чтения книг. Впрочем, пока эту книгу лучше никому не показывать. А для церемоний достаточно и одного участника.

Старый трумбо ходил в тумане и тревожно озирался по сторонам. Даже мохнатому гиганту здесь было не по себе. Он плакал и качал головой.
Утром количество мужчин и женщин в лагере уравнялось. Кутик не считался ни тем, ни другим.
Старуха с кривыми ногами шлёпала по холодному мелководью. Она была типичной для таких лесов кликушой - умела сопоставить вещи с логикой, но была абсолютно лишена рациональности. Это не было парадоксом. Такие и выживают в речных туманах.
"Так не бывает, лгунья", - пробасил Урим, загородив вход в лагерь.
"Гляди, эти серебряные монеты я нашла в ручье. Я знала, что они там".
"Ты же их там и спрятала".
"Тогда как ты объяснишь этот ил и эту патину на них? Чтобы так испортится, они должны были пролежать в реке. Спрятать серебро в реке на столь долгий срок невозможно - его унесёт течением. Да и кто будет прятать серебро в реке, когда в его распоряжении целый лес. Я знала, что найду их там!"
Она стала жить с братьями. Солома созрела и было кому делать лёд. Лагерь рос.
Туммим редко показывался на люди. Он стал угрюмым, каждая ночь за его новым столом заставляла его то глядеть на людей холодными, рыбьими глазами, то читать непонятные стихи за околицей, где он рисовал непонятные знаки пыльцой паприки, купленной у циркового каравана. Он жевал травы, чтобы унять боль в висках.
Кутик почувствовал себя лучше среди женщин. Он шептался с ними, пытаясь невнятно исповедоваться в чём-то "недопустимом". Урим глядел на него косо и с отвращением.
На осенние иды великан не выдержал. Посреди ночи он взял старуху и недомужа и отвёл их к светящимся грибам за лагерем.
"Станешь мужчиной по-другому. Раздевайтесь. Оба".
Затем Урим зашёл за стену и скомандовал: "Я не слежу, делайте дело".
Когда на следующее утро Туммим осматривал тела, разбойник лишь отвечал ему, что услышал, будто "голубки вместо воркования начали строить за его спиной заговор, а потом не поделили что-то и вцепились друг в друга, да так, что пришлось их разнимать силой".
Ни зубов, ни царапин на телах не было. Зато оба тела были в синяках от молота.
"Придётся найти другого повара, я сам встану к коптильне, брат. Придумай что-нибудь с телами, не хочу, чтобы Бидера видела их такими".
"Угум-с", - понуро кивнул великан и пошёл разводить погребальный костёр.
"Ей-богу, ей-богу шептались за моей спиной. Договаривались о мятеже. Убийцы и заговорщики. Проклятое племя", - бурчал под нос Туммим, перетаскивая тела к костру.

Урим никогда не видел в своей жизни лучшего бойца, чем он сам. Туммим не видел никого, чей разум был бы чище, чем его собственный.
В то утро беда пришла к ним обоим, показав, что змеи шепчут, как им захочется, и на место одного пророка приходит другой, и там, где поселилось двое мужчин, будут жить лишь две женщины.
Её звали Иль. Она была немолода, но мила собою. Её племя перешло от дрязг с соседями к оседлой жизни под знамёнами Союза Дараксигоро. Из-за этого Иль, привыкшая шествовать в двух днях впереди своих собратьев, оказалась не у дел - племя больше не кочевало.
Она, одинокая, ходила вдоль ручья и наблюдала за оленями, медведями, сернами и волками. Её много раз предостерегали, что с такой красотой её могут поймать разбойники и продать нехорошим людям, но она говорила, что нехороших людей нет, что нужно верить другим и доверять интуиции. К тому же, с ней всегда был её фамильный меч, настоящее произведение искусства, - Thrusting (что переводилось двояко: "микстура" - за то, что вдоль клинка его надлежало смазывать ядом, который отравлял цель, давая ей время на искупление, а самой Иль - возможность вылечить раненую жертву от яда, чтобы показать свою доброту, и "толкающий" - за то, что своими ударами он отталкивал не только плоть с костей, но и давал ход далеко идущим событиям). Буква "h" была затёрта Иль, чтобы название на рукоятке меча читалось как Trusting - "доверяющий".
Урим встретил её у ручья, где он глушил кулаками форель. Что-то взыграло в нём, и он перебил ей обе ноги, чтобы утащить в лагерь. Меч её он забрал себе. "Доверяющий, значит", - прочитал он по слогам гравировку на рукоятке. "Ну, мне-то доверься, буду тебе как мёд по ночам".
Туммим мог бы вспомнить, что милых женщин в лагере держать запретил голос камня, но он уже достаточно повредился умом, к тому же и сам с первого взгляда полюбил дикарку, которую притащил Урим. Он приносил ей пищу, вылечил её ноги и даже взял себе её шлем, чтобы "глядеть на мир глазами чудных дикарей".
Странная нега разлилась по лагерю. Впервые за всё это время, поселенцы лежали на траве и глядели в облака, а Урим даже начал расширять каземат для пленницы и мостить его пол камнем. И это-то при том, что своим мечом дикарка чуть не лишила его жизни - раны грозили смертью к полуночи.
"Знатно ты меня, дурында. До рассвета бы не сдюжил, если б не брат мой. Никто меня так близко к смерти за всю жизнь не подводил".
Дикарка загадочно молчала и доверчиво хлопала зелёными глазами. "Клевер, а не глаза", - усмехалась страшненькая Бидера. Впрочем, завидовать такой милой девушке она была не в силах.
Дикарка пленила всех своей кротостью, мягким голосом, улыбкой.
Через три ночи её пропажу заметили родственники в северном племени. Её братья и сёстры пришли с местью, вооружённые топорами, кинжалами и луками, и требовали отдать их кровь и плоть немедленно.
Они ломали стены и выбили ворота, где их уже ждал Урим и Бидера. Последней выбили глаз, но молот Урима разбил головы двоих - брата и отца пленницы, и остальные дикари в ужасе бежали, забыв о том, что в этих стенах томилась в неволе их родня.
Бидеру отходили быстро. Когда Урим уже лёг спать, недовольный тем, что защитный круг не сработал (уже одно то, что он на него уповал, выдавало в нём безумца), Туммим разбудил его толчками в бок.
"Брат... Брат...".
Что?
"Плохо мне. Кровь идёт горлом. Чирии по всему животу".
"Я же спрашивал тебя об этих дикарях. Тебя задели?"
"Не они. Это что-то другое. Меня рвёт. Принеси трав. Принеси воды. Мне плохо".
Воды было вдосталь. Травы... Трав не осталось. Туммим из-за своих оккультных забав начал страдать страшными мигренями и приобрёл тремор, меланхолию и провалы в памяти, которые он каждый вечер лечил целебными травами.
"Неужели всё испустил?"
"Испустил, брат", - впервые почувствовав стыд перед разбойником, ответил Туммим. Тем больше стыда было в его сердце, что он и сам не знал - потратил ли он травы или забыл, куда их положил.
"Девку жалко. Как же я потом к ней в этих чирьях полезу в постель-то... Красивая такая, а я - гноем исхожу".
"Красивая... Красивая... Красивая...", - и тут Туммим истерично рассмеялся, после чего вышел прочь из комнаты кашляющего брата в ночь.
Он бродил по комнатам в забытьи, не управляя ногами и руками, и лишь смеялся, приговаривая "Красивая", "красивая", "красивая".
Бидера попыталась вылечить потерявшего сознание Урима, но её навыков не хватало. Туммим не слушал ни её, ни себя, а лишь растерянно бродил по дождливому двору.
К полуночи Урима не стало. Чума взяла его дух.
Когда Бидера отыскала брата-учёного, чтобы сообщить прискорбную весть, он лишь расплылся в улыбке и сказал "Красивую в лагерь пустили. Погибли мы. Змеи говорят, что всё закончится к середине зимы".
Закончилось раньше. Туммим вскрыл вены на алтарном столе.
Его с братом Бидера втащила своими худыми руками на тот же погребальный костёр, где неделю назад Урим сжигал другие два тела.
В лагере осталась старая Бидера и молодая пленница, которая была довольно милой.
У пленницы были зелёные глаза и рыжие волосы. Ей не нравилось, что в каземате грязно и кормят лишь раз в день. Но она верила в людей.
КОНЕЦ.