Сплетаемся в объятьях братских. Изящные руки гибкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Презренные между нами суетятся с горшками хрустальными, мазью телогрусовской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные Презренные аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Калдорай! — восклицает Малфурион.
— Син’дорай! — восклицаем мы.
Встает Малфурион первым. Приближает к себе Лор'темара. Вставляет Лор'темар в Лорда верзоху уд свой. Кряхтит Малфурион от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Лор'темара Умбрий, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Лор'темар утробно. Умбрию Халдарон заправляет, Халдарону Ворентал, Воренталу — Джерод, Джероду — Лиадрин, Лиадрин — Шандрис, а уж Шандрису липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата эльфа левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у Шандриса. Вгоняю уд ему по самые ядра стальные. Шандрис даже не крякает: привык, ночной коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу бровями. А уж ко мне Брол пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Брол, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Шандриса. Брол кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем боги уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов калдорай наказать. Собирается, сопрягается гусеница эльфов. Ухают и кряхтят позади меня. По закону кровавые чередуются, а уж потом новое пополнение с Телогруса пристраивается. Так у Малфуриона заведено. И слава Природе…
По вскрикам и бормотанию чую — новичков черед пришел. Подбадривает Малфурион их:
— Не робей, молодые друиды!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им Презренные темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Мы Высшие Эльфы! — кричит Малфурион. — Нет - Мы! — гремим в ответ.
Шагнул Малфурион. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Малфурион нас в колодец ночи. Просторен он, вместителен. Теплою водою наполняется, заместо ледяной.
— Рен'дорай! Син’дорай! — кричим, обнявшись, ногами перебирая. Идем за Малфурионом. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах. — Рен'дорай! Син’дорай!
Входим в древо колодца. Вскипает вода пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Малфурион, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница озаренная в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели эльфы. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется вода вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— С-и-и-и-и-н’до-о-о-орай!!! Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный. — Кса-а-а-а-ави-и-и-и-иус па-а-а-а-а-дет!!! Реву в ухо Шандриса, а Брол в мое вопит: — Па-а-а-а-а-дет!!!

Боги, помогите нам не умереть… Неописуемо. Потому как божественно. Райскому блаженству подобно возлежание на шелковых одеялах после озаренного совокупления. Полумрак леса, вино в хрустальных стаканах на полу, воздух Хиджала, дренейки играют на арфах. Малфурион наш после совокупления любит аргусскую классику послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.

Мудро, ох мудро придумал Малфурион с гусеницей. До нее все по парам разбивались, отчего уже тень разброда опасного на Высших эльфов ложилась. Теперь же парному наслаждению предел положен. Вместе грудимся, вместе и наслаждаемся. А магия помогает. И мудрее всего то, что молодь телогрусовская завсегда в хвосте гусеницы пихается. Мудро это по двум причинам: во-первых, место свое новички обретают в иерархии Высших Эльфов, во-вторых, движение семени происходит от хвоста гусеницы голове, что символизирует уважение и готовность каждого идти к своей цели. С одной стороны, молодежь старших уважает, с другой — подпитывает. На том и стоим. И слава Богам.