В молодёжной среде ни одно оружие не фетишизируется сильнее, чем нож. Это касается как различных субкультур, так и просто окраинных людей – нож одинаково воспевается в песнях хардкора и шансона. Но, если с разбойным людом всё понятно, для него нож – это ремесло, средство по отъёму денег, то более-менее начитанные люди всерьёз считают, что нож, как оружие, приближает их к рыцарям, воинам и кшатриям.

Следует сразу оговориться (хотя комментаторов это не остановит), что лучше носить нож, чем не носить его. Порой он действительно может спасти жизнь – хотя нужно понимать этот эвфемизм более правильно – т.е. порой нож может кого-то убить. Нож удобен, незаметен, почти бесшумен, прекрасно подходит для города. Можно налететь со спины, прочно зафиксировать в кулаке одежду противника и нанести ему десяток проникающих. Нож нужен для того, чтобы приставить его к пузу и потребовать кошелёк. Железкой можно отмахаться от нападающих и убежать. Нож штука одноразовая: те владельцы, для кого нож ещё не фетиш, чаще всего скидывают клинок после использования. А те, кто лелеют пику точенную в «Instagram», крайне редко пользуются ножом по назначению. Нож дешёв и доступен. Даже цена дорогих моделей не идёт ни в какое сравнение с ценами на огнестрельное оружие. Да и достать их гораздо проще. В общем, по своему функционалу нож – это оружие не «поля боя», а «улицы». Со всей вытекающим подтекстом – культурным, экономическим, историческим.

Ведь для воинов, которые сражались на тех самых Соммах и Куликовских полях, нож выступал, как вспомогательное оружие. Даже траншейные ножи больше запомнились фотографиям зубастых ардити, нежели истории. Просматривая древнерусские источники, мы с трудом находим упоминания ножа, вроде засапожного в «Слове о полку Игореве». Кинжал, которым расправлялись с царствующими особами, тоже отличается от ножа. Трудно представить, чтобы нож мог стать героем эпосов и рыцарских баллад. Как утилитарная вещь, чтобы что-то отрезать или кого-то ткнуть, пожалуйста, – это и Калевала, Нартский эпос, кыргызский Манас. Но нож, именно как герой, со своим именем, логикой и историей – редкость, если не исключение. Скандинавский Тор вооружён молотом, а не ножом. В «Песне о Роланде» умирающий граф обращается не к любимому ножу, а к своему мечу Дюрандалю.

Поэтому странно, когда обладание особой моделью ножа считается приближением к воинскому. Оно и понятно, почему так: в России не разрешён нарезной короткоствол, от чего фетешизируется не он, а самое доступное оружие. Парадокс в том, что культ дорогой заточки роднит ножевых кшатриев не с грандами, дворянами и воинским сословием вообще, а с их противоположностью. С пьяницами, ворами, цыганами, уголовниками, голью и простонародьем. И вот почему.

Культура ножевого боя прочно связана со средиземноморскими странами. В католических Испании и Италии вопросы чести были важнее жизни. В Италии тема ножевого фехтования и вовсе уходит в Древний Рим. Да и сегодня мы видим, что ножевая культура развита в странах, которые пережили сильное католическое влияние – это, к примеру, Латинская Америка, где мафиозная резня ножами порой достигает каких-то апокалиптических, доколумбовых гекатомб. Именно в Испании в XIII веке появились первые регламенты, уточняющие правила ножевых дуэлей и права на защиту чести. Почему именно Испания? Потому что там сложилась очень специфическая система, где между слугой и хозяином не было огромной сословной пропасти. Испанский плебс прилюдно щеголял ножами, следовательно, какой-нибудь благородный мог быть сразу посажен на пику, если бы начал качать права о своей голубой крови. Более того, в Испании зародилось такое интересное явление, как ножевая дуэль. Это не просто потасовка или поножовщина, а структурированное и ритуализированное социальное поведение. На ножах дралось простонародье, но дралось, подражая рыцарству. Один на один. Без погрома таверны или ранения случайных прохожих. Не на смерть, но чтобы показать своё превосходство – нанести противнику унизительный удар по лицу.

Это была социальная мимикрия. В Европе, где существовало рыцарство, чернь насмотрелась на то, как ведут себя благородные и стала копировать их повадки. Возможно, этот процесс был обоюдным и взаимоопыляемым. Но факт остаётся фактом – помимо дуэлей дворян существовали и народные дуэли, которые тоже проходили по жёсткому регламенту. В случае же с Россией населению просто было неоткуда скопировать себе «рыцарскую» модель поведения. Страна очень большая, страна жёстко-централизованная, страна, где не было института рыцарства, а законы куда как более суровые, нежели в тёплых широтах – ну не было на Руси/России кодексов, где бы указывалось право простолюдина на защиту своей чести, потому что она как стекло: чем чаще на неё дышат, тем сильнее оно запотевает. Тот же Пётр I вообще запретил подданным носить при себе острые ножи. Схожая ситуация была и в Англии: очень сильное государство просто подавило ножевую культуру, отчего, скажем, в этой стране и появился бокс, как сублимация народной крови и ярости.

В источниках и литературе, касающихся России, достаточно трудно найти свидетельства русской ножевой культуры. Вот хотя бы известная «Песня о купце Калашникове», где обыгрывается средневековый сюжет мести за поруганную честь. Как Калашников расправляется с опричником Кирибеевичем? С помощью кулачного боя. В Италии или Испании подобные сюжеты разрешаются с помощью ножей. В случае со свидетельствами из России, нож, как правило, встречается у иных этносов – это башкиры, татары, нечто кочевое и инаковое. Вспомним, что и сегодняшняя российская ножемания родом не с Рязани, а спустилась с хребтов Кавказа. Где-то она пришла к русским как подражание, где-то как защитная реакция.

В России нож, как оружие, расцвёл лишь при распаде крестьянской общины, когда города Российской Империи наводнили криминализированные землячества. Тульские и костромские землячества были тогда чем-то вроде современных чеченских или азербайджанских диаспор. Небольшой этнографический факт: крестьяне, отправляясь в сомнительное путешествие, могли захватить с собой какую-нибудь социалистическую или миссионерскую брошюру. Но не для чтения. Просто бумажная подложка хорошо предохраняла бока от проникающего ножевого удара. И только позже, когда индустриализация наводнила города вчерашними общинниками, которые перенесли в город деревенское понятие о чести и в ответ познакомились с бандитизмом, нож становится заметной частью русского криминального фольклора.

Ведь ножевая культура – это культура апашей, рабов, носящих с собой опасную бритву, потому что ничего иного нельзя, каммористов, народов южных и горячих, народов католических и взвинченных. Традиция ножевых дуэлей – это самая, что ни наесть, низовая культура. Культура канав, улиц, пропащих трактиров, культура простонародья, кочевников, бродяг, гор и оврагов. Культура цыганская и полиэтническая. «Благородные» пользуются заточками лишь во время заговоров. Ножи оставили для простолюдинов, которые сегодня с помощью них пытаются что-то кому-то доказать. Часто в очень агрессивной форме. Ведь функционал ножа задаёт соответствующую психологию поведения. Нож сам по себе подстрекает к убийству. Какие ритуалы первыми приходят на ум, когда мы слышим о ножах? Это ацтекские жертвоприношения, религиозные оскопления, обрезания, алтарные истории с Исааком, сербосеки, тесаки мексиканских наркокартелей, отрезание солдатских голов чеченскими исламистами, какая-то бессмысленная жестокость.

Но это не воинское. Нож – это не к тевтонским рыцарям в свастичных замках, а к Ваське Косому, который зарезал соседа из-за тысячи рублей. Неслучайно, что отечественные субкультурные движения, целыми днями облизывающиеся на ножи, до сих пор находятся на уровне мелкого гоп-стопа и кабацких потасовок. Движение, вооружённое ножами, это вечный криминал. А криминал – это война без победы. Молодые люди с помощью ножей пытаются реконструировать свою мужественность, но та ушла в прошлое вместе с архаическими структурами, которые её воспроизводили.

И её, мужественность, не вернёт ни один, даже самый хороший и дорогой клинок.