"Пожилой заяц как архетип"

"Пожилой заяц проснулся, потянулся и с ворчанием уселся - ноги крест-накрест - в своей берлоге. Полоска света от входа в берлогу высветила розовые уши на почти лысой, покрытой редкой седой щетиной голове. "Мерзкая тварь в мерзкой дыре" -- подумал он про себя.
Он никогда не был орлом. Никогда не стремился, как многие его сородичи, к славе - будь то бесчисленные выходки со сдвоенным синхронным уходом от охотника, сведшие с ума и наградившие косоглазием не один десяток окрестных крестьян, или экстремальные упражнения на воде на выживание с дедом Мазаем в качестве посредника. Дед был вообще личность прегадостная. В свои с лишком шестьдесят лет он никак не мог угомониться, подначивал зайцев на разные каверзы. От самого него вреда особого не было - зайцев дед не ел сызмальства, после того, как его по-пьяни накормили печеными крысами в придорожном кабаке под видом зайчатины, а потом еще и раззвонили об этом по всей округе. Приученные же им к бессмысленному риску и адреналину зайцы гибли пачками - то на линию электропередач залезут, то повадятся в салки играть на танковом полигоне, то сворой на медведя пойдут с рогатиной - а какой из зайца охотник на медведей, позор один! Однажды, соревнуясь в массовом прохождении водных преград на время, целая команда зайцев вышла на Ленина - и всех уложил лысый точными, годами тренировок отработанными ударами весла.
Многие заячьи жизни унесла война. И опять-таки - не лезли бы косые отчаянно на рожон, не сокращали бы свой и так не очень долгий век - так нет, в самую гущу огня лезли, не щадили себя, наносили урон врагу всеми мыслимыми и немыслимыми для зайцев средствами, от наматывания на танковые гусеницы до поедания цианистого калия с последующей добровольной сдачей на кухню противника.
Окончилась напасть, и только успело новое поколение ушастых народиться, повзрослеть и войти в силу - а тут уже новые соблазны, новые мечты. Сколько их, косых, без билетов махнули поездами на Целину, на БАМ, на другие стройки века. Их сбрасывали с поездов в ущелья, размазывало по стенам тоннелей, косили болезни и недостаток витаминов - а они все шли и шли, будто медом там им было намазано и морковью выстелено, будто без них, ушастых, ни одно дело спориться не будет, не пойдет - и все тут. Такой вот заячий энтузиазм был.
А дальше - хуже. Жертвы-то заячьи напрасны по большей части оказались, совсем другие сняли пенки с заячьего героизма, а потом еще и закусили цинично рагу из самих героев. На смену энтузиазму пришло разочарование, а с ним, рука об руку - наркотики и алкоголь. Кто первый научил зайцев тащиться от перебродившего кислого осиного меда, кто впервые показал им, как втирать мухоморовы шляпки в нежные, белым пушком отороченные анальные отверстия - неведомо, да вот только дъявольскую штуку сыграл он с зайцами, истинно дъявольскую. Дорого зайцам обошлись минуты забвения и счастья. Оказалось, что зайцы элементарно попадают в зависимость от алкоголя и мухомора, и почти никогда не в состоянии от нее избавиться. Отсюда преступность, проституция, воровство и разбой. Вид обдолбанного и совершенно косого зайца с докрасна натертым и распухшим как у бабуина очком, выскакивающего из-за куста на ничего не подозревающего прохожего в надежде украсть на новую дозу, стал привычным зрелищем. Даже медведи стали бояться ходить по лесу по-одному, все больше стаей во главе с матерым вожаком.
Далеко в прошлое ушли пасторальные времена, когда скакал под елочкой в неистовом ритуальном танце прародитель ушастого племени, вымаливая у местных богов процветания и многочисленности своему народу. Давно, ох давно забыли зайцы этот священный танец, заиграли в карты, пропили и провтирали очки мухоморами.
Пожилой неловко повернулся, пукнул и закряхтел. Он всю свою жизнь стремился к одному - жить пусть неинтересно, но долго. С Мазаем не знался, Ленина увидал один раз - и припустил во весь дух, знать прочел кое-что в маленьких слегка раскосых глазках вождя, что-то такое, о чем никогда никому не рассказывал.
Войну пересидел в медвежьей берлоге, морщась от запаха застарелого медвежьего навоза, им же и питаясь из боязни выдать себя. Однажды враги подошли совсем близко, заяц чувствовал уже их зловонное свистящее дыхание - и тут, с испуга заревел по-медвежьи огрубелым от навоза голосом - и отпрянули враги, и долго еще, до самого ухода своего окончательного, обходили это место стороной. Заяц же едва потом шкуру отстирал от въедливого и пахучего мишкиного экскремента. Мишка впрочем не обиделся и экскремент обратно не потребовал - сам где-то не очень-то геройски пропадал всю лихую годину.
Осторожность принесла плоды. Пожилой - а так его и прозвали с самого детства за лысоватую башку, дряблые морщинистые, как лосиная мошонка, уши и слезящиеся глаза, -- итак, пожилой с годами в растленной временем и дурными привычками заячьей коммуне приобрел вес и уважение. Давно прошли те времена, когда над ним смеялись все, кому не лень - где вы, насмешнички, теперь, что-то не видать, вышли все! Теперь же все чаще другие зайцы, а с их подачи и остальные соседи стали приходить к зайцу за советом.
К сексу заяц всегда был подчеркнуто равнодушен - еще с тех далеких дней, когда ни один уважающий себя представитель заячьего гордого племени, самец или самка, не подходил к пожилому ближе, чем на расстояние плевка - только бы не заподозрили в интимности. Поэтому странный обычай оказывать пожилому услугу орального секса в обмен на медитацию и мудрость взялся неизвестно откуда и природу его объяснить трудно. Выражение "А не хочешь ли ты пососать половой член у пожилого зайца!" приобрело с течением времени назидательный характер совета хорошенько обдумать ситуацию и спросить совета у более умных и опытных.
Так и текла, текла неторопливо его жизнь. Он уже был настолько стар, что практически больше не старел, и мерзостное его по молодости обличье приобрело с возрастом некоторое благородство. Почет, уважение, оральный секс - что еще нужно пожилому зайцу на закате жизни? И лишь в глубине себя, в той черной глубине, в существовании которой он не признался бы даже под пыткой, даже себе самому - как жалел он себя, зажившегося на свете, как завидовал молодым и буйным, пусть недолго, но зато как мощно и сильно пожившим, сгоревшим светлыми мотыльками в огне прекрасной и яростной жизни!"