После этих слов странные движения Коула прекратились, и он резко развернулся к Феликсу. Налаженная работа дрона дала сбой, и Коулу пришлось вернуть его под контроль. После этого в его голосе зазвучало беспокойство.
-Я никогда не просил об этом,-ответил Коул.
-Ваша машина, Коул Младший, она продолжает просить об этом. В каждом сообщении,-произнёс Феликс.
-Правда? Это интересно. Мне придётся что-нибудь сделать с этим.
-Не притворяйтесь, что ничего не знали. Этот повторяющийся запрос больше всего раздражал Лорда Жиллимана. Он говорит, что вы знаете о том, что вас нельзя сделать лидером культа Механикус. Без риска развязать гражданскую войну.
-Ну конечно же я не могу стать генерал-фабрикатором!-воскликнул Коул. Он снова пришёл в движение, его ноги застучали по стекловидному полу.
-Половина Механикус считает меня разрушителем, облачённым в металл и плоть,-он наклонился к Феликсу, чтобы театрально прошептать ему.-Ты знал, что я провожу исследования? Некоторые даже называют меня учёным!-он засмеялся.-Да все кузницы немедленно передерутся, если я хотя бы многозначительно поведу бровью в сторону кузницы генерал-фабрикатора. Перед нами снова разыграются события самой Ереси. Хотя стоит признаться, это звучит довольно самовлюблённо.
-Тогда зачем вы продолжаете просить об этом?
Коул улыбнулся.
-Самое забавное - я не просил. Я не хочу быть генерал-фабрикатором. Никогда и ни за что. Это политическая роль. Я не политик, я гений. Мне не нужна власть. Я не хочу править. Правление налагает огромное множество обязанностей. Обязанности - это оковы, а гениальность никогда не должна сковываться. Неужели ты действительно веришь, что я этого хочу?-он усмехнулся и покачал головой.-Нет, нет, нет.
Феликс посмотрел на своего создателя.
-Тогда чего вы хотите?
-Я хочу того же, чего и ты, Децим. Я говорил тебе это много раз! Сколько ещё раз я должен повторить? Я хочу спасти человечество от Хаоса и всех остальных великих зол вселенной. Я мечтаю о том дне, когда убью великого демона невежества и освобожу человечество от тьмы. Я хочу того же, чего хочет твой генетический отец, хоть мы иногда и не сходимся во мнении, как это должно быть достигнуто. Чужие страдания причиняют мне боль,-он стал серьёзным.-Ты поверишь мне, если я скажу, что мне причиняет боль то, что я сделал с тобой? Если бы я мог, я бы никогда не превратил вас, мальчики, в космодесантников. Вы бы остались дома и прожили свои жизни, но Machina Opus Бога-машины осквернён. Великий труд вселенной работает не должным образом. Он должен быть восстановлен, чтобы люди жили в мире. И я могу сделать это, Феликс. Я знаю как. Я знаю, как изгнать Хаос, как побороть угрозу некронов, как убедить эльдар прекратить их махинации. Но мне нужна помощь, Децим. Мне нужна помощь. Я не могу сделать это в одиночку.
- Мы отнимем у них все, - ответила капитан с глубочайшим презрением.
- Они наши враги. Их опасно недооценивать, - еще тише проговорил Айлил.
- Они - бездушные животные и, следовательно, не могут обладать такими добродетелями, как отвага или благородство, - ответила Лилеатона.
- Но они продолжают сражаться даже в безнадежной ситуации. Животные знают, когда пуститься в бегство или сдаться на милость победителя.
- Они сражаются, подчиняясь своей звериной натуре, - сухо парировала она. - Их храбрость, если применительно к ним вообще уместно говорить о таковой, - лишь отчаяние дикого зверя, способного, попав в капкан, отгрызть себе лапу.
- Кажется, это войсковой транспорт, - пробормотал Айлил. - Погибли несколько тысяч бойцов, которые могли бы сражаться с приспешниками Хаоса.
- С тем же успехом они могли бы уничтожать наших соплеменников, - возразила Лилеатона. - Вам повезло, Айлил. Ваш родной мир еще существует. А я видела, как мон-кеи уничтожают мой мир. Я слышала беззвучные стенания Мечтателей, когда топтали семена их душ.
- Мон-кеи и их полумертвый бог, как и мы, сражаются с Великим Ужасом, - продолжала Лилеатона, не отрывая взгляда от тактического экрана. - И при этом сами же мон-кеи - важнейший источник силы Великого Ужаса. Они слабы и глупы, а их бог стар и дряхл. Их Империум обречен и в своей агонии готов затащить в могилу кого угодно. В том числе и нас. Мон-кеи ничего не соображают и стремятся уничтожить все, что им непонятно. Поэтому-то и нельзя рассчитывать на их помощь в борьбе с Великим Ужасом. Как нельзя позволить им наращивать свои силы, которые они могут использовать против нас.
- Зря мы это делаем! Это же мон-кеи! Животные! Им нельзя доверять! О чем с ними можно договориться?! Пусть их перебьет Великое Отвращение! Какое нам дело до них и их полудохлого императора?!
- Вы слышали его слова, капитан! Он тоже сомневается! Отзовите бомбардировщики, пока не поздно!
- Все это ложь! Мон-кеи вконец изолгались! Эти животные не способны ни на что, кроме подлости! - завизжала в ответ Лилеатона, не скрывая отвращения, которое испытывала к людям.
- Мы отнимем у них все, - ответила капитан с глубочайшим презрением.
- Они наши враги. Их опасно недооценивать, - еще тише проговорил Айлил.
- Они - бездушные животные и, следовательно, не могут обладать такими добродетелями, как отвага или благородство, - ответила Лилеатона.
- Но они продолжают сражаться даже в безнадежной ситуации. Животные знают, когда пуститься в бегство или сдаться на милость победителя.
- Они сражаются, подчиняясь своей звериной натуре, - сухо парировала она. - Их храбрость, если применительно к ним вообще уместно говорить о таковой, - лишь отчаяние дикого зверя, способного, попав в капкан, отгрызть себе лапу.
- Кажется, это войсковой транспорт, - пробормотал Айлил. - Погибли несколько тысяч бойцов, которые могли бы сражаться с приспешниками Хаоса.
- С тем же успехом они могли бы уничтожать наших соплеменников, - возразила Лилеатона. - Вам повезло, Айлил. Ваш родной мир еще существует. А я видела, как мон-кеи уничтожают мой мир. Я слышала беззвучные стенания Мечтателей, когда топтали семена их душ.
- Мон-кеи и их полумертвый бог, как и мы, сражаются с Великим Ужасом, - продолжала Лилеатона, не отрывая взгляда от тактического экрана. - И при этом сами же мон-кеи - важнейший источник силы Великого Ужаса. Они слабы и глупы, а их бог стар и дряхл. Их Империум обречен и в своей агонии готов затащить в могилу кого угодно. В том числе и нас. Мон-кеи ничего не соображают и стремятся уничтожить все, что им непонятно. Поэтому-то и нельзя рассчитывать на их помощь в борьбе с Великим Ужасом. Как нельзя позволить им наращивать свои силы, которые они могут использовать против нас.
- Зря мы это делаем! Это же мон-кеи! Животные! Им нельзя доверять! О чем с ними можно договориться?! Пусть их перебьет Великое Отвращение! Какое нам дело до них и их полудохлого императора?!
- Вы слышали его слова, капитан! Он тоже сомневается! Отзовите бомбардировщики, пока не поздно!
- Все это ложь! Мон-кеи вконец изолгались! Эти животные не способны ни на что, кроме подлости! - завизжала в ответ Лилеатона, не скрывая отвращения, которое испытывала к людям.
Миллионы умерли, чтобы это стало возможным. Десятки тысяч истекли кровью в жертвенные чаны или были выброшены с ангарных палуб в варп. Большинство умерли с мольбами о пощаде на губах. Некоторые возносили благодарственные молитвы богам. Захваченные на завоёванных мирах рабы, илоты с самых нижних палуб кораблей, даже некоторые избранные среди солдат, поклявшихся в верности Гору; все умерли, их кровь и души излились в ничто, чтобы сделать невозможное возможным.
Ариман повернулся и плавно заскользил к обзорному иллюминатору. Инстинкт отшатнуться от призрачной фигуры заставил мышцы Абаддона напрячься. Он остался на месте, не сводя взгляда с библиария Тысячи Сынов, который смотрел на Терру за острым как кинжал носом корабля.
+ Дом, + рот Аримана не двигался, но тени на его лбу нахмурились. + Что мы за существа, если приходим ночью к родному очагу и дому, и находим только незнакомцев на пороге? +
Лайак издал звук, который возможно был шипящим смехом.
– Келик из Норополиса, – произнёс Абаддон. – Из “Песни прохождения”. И что за странные звери видят глаза отцов, которые после долгих лет стоят у открытых дверей и ждут…
Ариман повернулся и посмотрел на него. Свет звёзд мерцал сквозь прозрачное изображение его хмурого лица. Он выгнул бровь.
– Мы – воины, а не варвары, – сказал Абаддон. Затем он кивнул на далёкое солнце. – Где остальная часть армады?
Исключением был Буриас-Драк'Шал, который выступил вперед и обрушил икону на голову одного из культистов. Череп смялся, и человек беззвучно упал.
– Буриас-Драк'Шал, - тихо сказал Мардук, и рычащий демонический воин обернулся. Напрягшись всем телом, Несущий Икону отошел и наполовину скрючился, жадно глядя на людей. Мардуку тоже хотелось подойти и перерезать этих слабаков, но он знал, что сможет использовать их. В его руках трепетал жаждущий убийств Борг'аш.
– Кто будет говорить от вашего имени? - спросил Мардук. Культисты переглянулись, и один из мужчин встал и вышел вперед.
– Я, владыка, - с поднятой головой сказал он.
Мардук вскинул болт-пистолет и выстрелил ему в лицо. Коленопреклоненных культистов забрызгали кровь, мозги и куски его черепа.
– Устремляйте глаза в землю, когда перед вами те, кто лучше вас стократ, шавки. Или мне попросить Буриаса-Драк'Шала вырвать их? - прорычал Мардук и повторил. - Теперь, кто будет говорить от вашего имени?
С опущенным взором бритоголовая женщина выступила вперед и произнесла дрожащим голосом.
– Я... я, повелитель.
– Как звучит четвертая заповедь книги Лоргара, шавка? - Злобно спросил Мардук, держа палец у курка болт-пистолета.
Мгновение женщина молчала, и Мардук поднес к её голове пистолет.
– Отдайте себя Великим Богам душой и телом, - быстро проговорила она. - Отбросьте все, что не прославляет их Величие. Первым должно быть отброшено Имя. Твоя Личность ничто для Богов, а твоё Имя должно быть ничем для Тебя. Только достигнув Просвещения вы сможете вернуть себе Имя и Личность. Так сказал великий Лоргар, и так должно быть!
Мардук по прежнему держал пистолет у её головы. - Как тебя зовут?
– Мой повелитель, у меня нет имени, - немедленно ответила женщина.
– Если у тебя нет имени, то, как мне тебя называть?
На секунду она запнулась, прикусив губу, осознавая то, что болт-пистолет находится в сантиметре у её лба.
– Собака, - наконец прошептала она.
– Громче, - сказал Мардук.
– Собака, - повторила женщина. - Для вас, повелитель, моё имя собака.
– Очень хорошо, - опуская пистолет, произнес Мардук. - Для меня и моих благородных родичей все вы собаки. Но возможно однажды, верой в молитвах и действиях вы заслужите моё уважение. Встаньте, собаки. Возьмите себя в руки, и достойно проявите себя. Идите рядом с лучшими, чем вы. Радостно принимайте патроны наших врагов, чтобы ни одна царапина не появилась на святой броне воинов Лоргара. Вперед, собаки.
Исключением был Буриас-Драк'Шал, который выступил вперед и обрушил икону на голову одного из культистов. Череп смялся, и человек беззвучно упал.
– Буриас-Драк'Шал, - тихо сказал Мардук, и рычащий демонический воин обернулся. Напрягшись всем телом, Несущий Икону отошел и наполовину скрючился, жадно глядя на людей. Мардуку тоже хотелось подойти и перерезать этих слабаков, но он знал, что сможет использовать их. В его руках трепетал жаждущий убийств Борг'аш.
– Кто будет говорить от вашего имени? - спросил Мардук. Культисты переглянулись, и один из мужчин встал и вышел вперед.
– Я, владыка, - с поднятой головой сказал он.
Мардук вскинул болт-пистолет и выстрелил ему в лицо. Коленопреклоненных культистов забрызгали кровь, мозги и куски его черепа.
– Устремляйте глаза в землю, когда перед вами те, кто лучше вас стократ, шавки. Или мне попросить Буриаса-Драк'Шала вырвать их? - прорычал Мардук и повторил. - Теперь, кто будет говорить от вашего имени?
С опущенным взором бритоголовая женщина выступила вперед и произнесла дрожащим голосом.
– Я... я, повелитель.
– Как звучит четвертая заповедь книги Лоргара, шавка? - Злобно спросил Мардук, держа палец у курка болт-пистолета.
Мгновение женщина молчала, и Мардук поднес к её голове пистолет.
– Отдайте себя Великим Богам душой и телом, - быстро проговорила она. - Отбросьте все, что не прославляет их Величие. Первым должно быть отброшено Имя. Твоя Личность ничто для Богов, а твоё Имя должно быть ничем для Тебя. Только достигнув Просвещения вы сможете вернуть себе Имя и Личность. Так сказал великий Лоргар, и так должно быть!
Мардук по прежнему держал пистолет у её головы. - Как тебя зовут?
– Мой повелитель, у меня нет имени, - немедленно ответила женщина.
– Если у тебя нет имени, то, как мне тебя называть?
На секунду она запнулась, прикусив губу, осознавая то, что болт-пистолет находится в сантиметре у её лба.
– Собака, - наконец прошептала она.
– Громче, - сказал Мардук.
– Собака, - повторила женщина. - Для вас, повелитель, моё имя собака.
– Очень хорошо, - опуская пистолет, произнес Мардук. - Для меня и моих благородных родичей все вы собаки. Но возможно однажды, верой в молитвах и действиях вы заслужите моё уважение. Встаньте, собаки. Возьмите себя в руки, и достойно проявите себя. Идите рядом с лучшими, чем вы. Радостно принимайте патроны наших врагов, чтобы ни одна царапина не появилась на святой броне воинов Лоргара. Вперед, собаки.
Затем он снова почувствовал это – настойчивый зуд. Кожа на шее пульсировала, и он схватился за голову. Пот стекал по телу, облаченному в шелковую мантию и сапфировый доспех.
Он осторожно огляделся, проверив, заметил ли кто-нибудь. Экипаж по-прежнему был невозмутим.
Пиррид осторожно поднял руку к затылку и медленно прикоснулся пальцами к мягкой плоти там, где горжет его доспеха терся о кожу.
Становилось хуже. Там были колючки, и начинались какие-то мягкие завитки.
Перья. Милосердный Магнус, перья.
Поэтому Драган культивировал своё презрение к примархам. Не совсем к своему конечно же - в Гвардии смерти ранг и сюзеренитет все еще имели вес. Но даже так есть один старый парадокс. Имперцы почитали своих примархов лишь потому, что все они были мертвы. Если бы кто-нибудь из них был бы жив, имперцы бы вспомнили, какими идиотами были примархи, и тоже стали бы их презирать.
Примархи всё ещё сидели на своих рукотворных мирах мечты, барахтаясь в желчи и ненависти к себе, не в силах покинуть их. Лишь у Осквернителя хватало духу ударить за Вратами, показывая тем самым пассивность старого порядка.
С минуту не видно и не слышно ничего, кроме беспрерывного, безумного хора отзвуков эха. Затем, наконец, в проеме появляется фигура.
Сначала невозможно разобрать ничего, кроме общих очертаний силуэта – крупного, но неопределенного, смазанного тенями из глубины Ложи. Затем её обитатель начинает спускаться вниз, и, с каждым шагом, его облик виден все более ясно. Тот, кто идет навстречу давинцам, способен внушать ужас – он вдвое выше их, шагает на двух ногах, одна из которых мощна, мускулиста и оканчивается копытом, другая же – суставчатая паучья лапа. Легко представить, что походка такого создания должна быть в лучшем случае неуклюжей, но нет – оно движется с грацией, оставляющей ощущение едва сдерживаемого желания броситься вперед с немыслимой быстротой.
На теле создания мешком висит какое-то одеяние… Нет, понимает свою ошибку Ци Рекх, это не одежда, а плоть обитателя Ложи. Болезненно-белого цвета, она свисает с его оголенных костей, напоминая длинный свиток пергамента. Сходство усиливается, когда жрец замечает кровавые руны и татуировки, покрывающие изуродованную плоть. Некоторые из них подмигивают ему и что-то шепчут. Кости, которые видны Ци Рекху, будто закопчены огнем, но при этом блестят, обмотанные колючей проволокой. На руках плоти не осталось вовсе, и они сгибаются в нескольких местах, заканчиваясь длинными, элегантными ладонями, обещающими ласку заточенных ножей.
Его голова и лицо… Ци Рекх не новичок в ритуальных уродствах. Всю его сознательную жизнь они были частью того, чем он занимался в качестве жреца Ложи Гончего Пса. И, несмотря на это, у него пересыхает во рту, когда он смотрит в лицо создания. Никогда прежде Ци Рекх не видел, чтобы преображающее искусство обезображивания заходило настолько далеко. Несомненно, что когда-то это существо было человеком – в его лице осталось как раз достаточно частичек, глядя на которые, можно определить, в каких направлениях шли трансформации. Это ходячее чудо, это произведение божественных сил когда-то было изменено не сильнее, чем сам Ци Рекх сейчас.
Его лицо… Как же оно чудесно.
Череп раздался во все стороны, кости вздувались и утолщались то здесь, то там. Над правой скулой вырос рог, загнутый кверху и разветвляющийся надвое. Кончики рогов настолько остры, что ими можно пронзить дурной сон или чью-то мечту. Нижняя челюсть, длиной с предплечье Ци Рекха, грозно выдается вперед. Часть зубов все ещё привычной человеческой формы, другие принадлежат хищникам древних эпох, на переднем краю же торчат змеиные клыки. Верхняя челюсть в своем основании так же широка, как нижняя, но затем плавно сужается, образуя крепкий и острый черный клюв. Оторванные губы свисают по обеим сторонам челюстей. Вся плоть на лице изодрана в клочья, полоски и жгутики незакрепленных мышц. Лоб, костяные выросты и изгибы которого напоминают образы с передней стены Ложи, заполнен массой глаз.
В этом создании не осталось ничего человеческого, но когда-то оно, несомненно, было подобно Ци Рекху. Подобное вознесение, полнейшее избавление от всех следов человечности – дар настолько щедрый, что его невозможно оценить.
С минуту не видно и не слышно ничего, кроме беспрерывного, безумного хора отзвуков эха. Затем, наконец, в проеме появляется фигура.
Сначала невозможно разобрать ничего, кроме общих очертаний силуэта – крупного, но неопределенного, смазанного тенями из глубины Ложи. Затем её обитатель начинает спускаться вниз, и, с каждым шагом, его облик виден все более ясно. Тот, кто идет навстречу давинцам, способен внушать ужас – он вдвое выше их, шагает на двух ногах, одна из которых мощна, мускулиста и оканчивается копытом, другая же – суставчатая паучья лапа. Легко представить, что походка такого создания должна быть в лучшем случае неуклюжей, но нет – оно движется с грацией, оставляющей ощущение едва сдерживаемого желания броситься вперед с немыслимой быстротой.
На теле создания мешком висит какое-то одеяние… Нет, понимает свою ошибку Ци Рекх, это не одежда, а плоть обитателя Ложи. Болезненно-белого цвета, она свисает с его оголенных костей, напоминая длинный свиток пергамента. Сходство усиливается, когда жрец замечает кровавые руны и татуировки, покрывающие изуродованную плоть. Некоторые из них подмигивают ему и что-то шепчут. Кости, которые видны Ци Рекху, будто закопчены огнем, но при этом блестят, обмотанные колючей проволокой. На руках плоти не осталось вовсе, и они сгибаются в нескольких местах, заканчиваясь длинными, элегантными ладонями, обещающими ласку заточенных ножей.
Его голова и лицо… Ци Рекх не новичок в ритуальных уродствах. Всю его сознательную жизнь они были частью того, чем он занимался в качестве жреца Ложи Гончего Пса. И, несмотря на это, у него пересыхает во рту, когда он смотрит в лицо создания. Никогда прежде Ци Рекх не видел, чтобы преображающее искусство обезображивания заходило настолько далеко. Несомненно, что когда-то это существо было человеком – в его лице осталось как раз достаточно частичек, глядя на которые, можно определить, в каких направлениях шли трансформации. Это ходячее чудо, это произведение божественных сил когда-то было изменено не сильнее, чем сам Ци Рекх сейчас.
Его лицо… Как же оно чудесно.
Череп раздался во все стороны, кости вздувались и утолщались то здесь, то там. Над правой скулой вырос рог, загнутый кверху и разветвляющийся надвое. Кончики рогов настолько остры, что ими можно пронзить дурной сон или чью-то мечту. Нижняя челюсть, длиной с предплечье Ци Рекха, грозно выдается вперед. Часть зубов все ещё привычной человеческой формы, другие принадлежат хищникам древних эпох, на переднем краю же торчат змеиные клыки. Верхняя челюсть в своем основании так же широка, как нижняя, но затем плавно сужается, образуя крепкий и острый черный клюв. Оторванные губы свисают по обеим сторонам челюстей. Вся плоть на лице изодрана в клочья, полоски и жгутики незакрепленных мышц. Лоб, костяные выросты и изгибы которого напоминают образы с передней стены Ложи, заполнен массой глаз.
В этом создании не осталось ничего человеческого, но когда-то оно, несомненно, было подобно Ци Рекху. Подобное вознесение, полнейшее избавление от всех следов человечности – дар настолько щедрый, что его невозможно оценить.
Следующий его крик был бессловесным. Хеврак издал боевой клич, где жажда пролить кровь самой Галактики смешалась с беспримесными родовыми муками.Шлем воина разлетелся на куски. Нагрудник треснул поперек. Броня на руках и ногах раскололась на отдельные фрагменты, которые погрузились в плоть по-прежнему растущих конечностей. Неимоверные страдания продолжались, но Хеврак не умирал. Его трансформация ускорилась, уже не встречая преград. Космодесантник прошел испытание и удостоился права на полноценное проклятие.Вокруг хлестал кровавый ливень. Красная влага с красного неба, в покрасневшем воздухе, над пенящейся красноватой грязью. Краснота жертвенности, гнева, войны и пламени. Краснота, давно обетованная материальному миру.Кровь омывала перерождающийся череп Хеврака. Распахнув рот, ставший пастью, воин испил алой влаги, и его жажда только усилилась.Вокруг него другие Ученики либо показывали себя достойными дара, либо проваливались, и таковых оказалось немало. Корчась от боли, вожак исполнился презрения к тем, кому не хватило силы воли, чтобы выдержать проверку.
Двоих воинов погубили их же доспехи. Тела космодесантников вздувались и искажались, пока не раздавили сами себя, и тогда из сочленений неподатливой брони засочилось пузырящееся месиво плоти. Трупы постепенно утонули в крови, уровень которой все возрастал.
Еще многие Ученики выжили, но их организмы словно взбесились. У них вырастали дополнительные конечности или вторые головы, их рты обращались в копыта, из глазниц вытягивались ветвистые рога — сплетения заскорузлой кожи. Ноги Бхеллана будто сплавились вместе, наделив его змеиным хвостом пятиметровой длины. Туловище воина превратилось в запутанный клубок щупалец и клешней, череп — в щелкающую зубами крокодилью пасть, безглазую и лишенную мозга.
От Грежена остались только мышцы. Скелет растворился бесследно, однако туго перевитые сухожилиями мускулы конечностей сохраняли форму даже без поддержки костей. Торс космодесантника теперь не уступал по величине дредноуту. Могучие руки и ноги, быстро перебирая пальцами, тащили Грежена вперед. Головы у него не было, но откуда-то из недр тела доносились приглушенные мучительные стоны создания, которое уже никогда не откроет рот, чтобы вонзить зубы в плоть и утолить неизбывный голод.
Ксевер… Он по-прежнему шагал на двух ногах. Его руки никуда не делись. Вот только выше подбородка у воина постоянно дергалось скопление челюстей. Их количество и расположение ежесекундно менялись. Вот одна громадная пасть, разделяющая череп по диагонали, широко открывается и глотает кровь. Вот на ее месте возникают четыре воронки с острейшими клыками, щелкающими в пустоте. И еще одна метаморфоза, и еще; каждый вариант появлялся и исчезал так быстро, что его едва успевали рассмотреть. Шея Ксевера стала длиннее его предплечья, в центре глотки возник единственный громадный глаз с двумя зрачками. Всякий раз, когда воин моргал, они сливались или разделялись, будто одноклеточные, враждующие между собой. В радужке непрерывно кружились желто-красные разводы.
Следующий его крик был бессловесным. Хеврак издал боевой клич, где жажда пролить кровь самой Галактики смешалась с беспримесными родовыми муками.Шлем воина разлетелся на куски. Нагрудник треснул поперек. Броня на руках и ногах раскололась на отдельные фрагменты, которые погрузились в плоть по-прежнему растущих конечностей. Неимоверные страдания продолжались, но Хеврак не умирал. Его трансформация ускорилась, уже не встречая преград. Космодесантник прошел испытание и удостоился права на полноценное проклятие.Вокруг хлестал кровавый ливень. Красная влага с красного неба, в покрасневшем воздухе, над пенящейся красноватой грязью. Краснота жертвенности, гнева, войны и пламени. Краснота, давно обетованная материальному миру.Кровь омывала перерождающийся череп Хеврака. Распахнув рот, ставший пастью, воин испил алой влаги, и его жажда только усилилась.Вокруг него другие Ученики либо показывали себя достойными дара, либо проваливались, и таковых оказалось немало. Корчась от боли, вожак исполнился презрения к тем, кому не хватило силы воли, чтобы выдержать проверку.
Двоих воинов погубили их же доспехи. Тела космодесантников вздувались и искажались, пока не раздавили сами себя, и тогда из сочленений неподатливой брони засочилось пузырящееся месиво плоти. Трупы постепенно утонули в крови, уровень которой все возрастал.
Еще многие Ученики выжили, но их организмы словно взбесились. У них вырастали дополнительные конечности или вторые головы, их рты обращались в копыта, из глазниц вытягивались ветвистые рога — сплетения заскорузлой кожи. Ноги Бхеллана будто сплавились вместе, наделив его змеиным хвостом пятиметровой длины. Туловище воина превратилось в запутанный клубок щупалец и клешней, череп — в щелкающую зубами крокодилью пасть, безглазую и лишенную мозга.
От Грежена остались только мышцы. Скелет растворился бесследно, однако туго перевитые сухожилиями мускулы конечностей сохраняли форму даже без поддержки костей. Торс космодесантника теперь не уступал по величине дредноуту. Могучие руки и ноги, быстро перебирая пальцами, тащили Грежена вперед. Головы у него не было, но откуда-то из недр тела доносились приглушенные мучительные стоны создания, которое уже никогда не откроет рот, чтобы вонзить зубы в плоть и утолить неизбывный голод.
Ксевер… Он по-прежнему шагал на двух ногах. Его руки никуда не делись. Вот только выше подбородка у воина постоянно дергалось скопление челюстей. Их количество и расположение ежесекундно менялись. Вот одна громадная пасть, разделяющая череп по диагонали, широко открывается и глотает кровь. Вот на ее месте возникают четыре воронки с острейшими клыками, щелкающими в пустоте. И еще одна метаморфоза, и еще; каждый вариант появлялся и исчезал так быстро, что его едва успевали рассмотреть. Шея Ксевера стала длиннее его предплечья, в центре глотки возник единственный громадный глаз с двумя зрачками. Всякий раз, когда воин моргал, они сливались или разделялись, будто одноклеточные, враждующие между собой. В радужке непрерывно кружились желто-красные разводы.
— Тебя предупреждали, — сказал Дион, игнорируя просьбу Циклопа. Библиарий извлек из ножен пси-меч из голубоватой стали с кристаллическими вставками. — Я был там. Пришел туда вместе с Таргутаем Есугэем и еще многими из моих братьев, чтобы поддержать тебя. Мы явились по своей воле, ибо верили, что поступаем правильно.
Пром шагнул к Магнусу, и клинок бывшего Ультрамарина засветился по всей длине от прилива ментальной энергии.
Дион едва справлялся с гневом, который до сих пор тлел, будто присыпанный костер, но сейчас грозил разрастись в неудержимый пожар. Библиарий смутно осознавал, что слева от него рассредоточиваются «Урсараксы», а вораксы занимают позиции справа, но не обращал внимания на автоматонов. Вся ярость, боль и мучительное осознание того, что его предал собрат по дару, хлестали из ауры Прома потоком душевных страданий.
— Ты нарушил обещание, данное Императору и твоим братьям! — взревел Дион. — Мы защищали тебя, а ты солгал нам! Всем нам. У тебя нет никакого права гневаться на нас! Тебя предупреждали. И ради чего ты совершил измену? Чтобы заглянуть в бездну и узнать, посмотрит ли она в ответ?
— Ты понятия не имеешь, что я видел, — заявил Циклоп.
Покачав головой, библиарий сделал еще шаг вперед. Соратники последовали за ним, однако Пром ощутил их неуверенность. Он чувствовал то же самое: атака на примарха, пусть даже на осколок его сущности, весьма напоминала самоубийство.
Но Диона это уже не беспокоило.
Он направил меч в сердце Алого Короля.
— Я дословно запомнил тот эдикт Императора: «Горе тому, кто осмелится проигнорировать запрет или попытается меня обмануть. Он станет моим врагом, а на его голову и головы его последователей обрушится такая кара, что до конца мира они будут проклинать тот день, когда отвернулись от моего света». Ты посчитал, что это пустая угроза? Ты серьезно решил, что твоя ложь останется незамеченной, что тебе удастся изменить отцу так, чтобы Он ничего не узнал?
С каждой фразой Прома его клинок блистал все ярче, пока не засиял подобно солнцу.
— Ты нарушил обещание, данное Императору, — повторил воин надломленным голосом. Произнося слова, что годами бродили внутри него, Дион ощущал, как его сердца разбиваются вновь. — Поэтому я спрошу вот о чем: чего ты ждал, если не того, что против тебя направят примарха Русса и его Волков?
— Тебя предупреждали, — сказал Дион, игнорируя просьбу Циклопа. Библиарий извлек из ножен пси-меч из голубоватой стали с кристаллическими вставками. — Я был там. Пришел туда вместе с Таргутаем Есугэем и еще многими из моих братьев, чтобы поддержать тебя. Мы явились по своей воле, ибо верили, что поступаем правильно.
Пром шагнул к Магнусу, и клинок бывшего Ультрамарина засветился по всей длине от прилива ментальной энергии.
Дион едва справлялся с гневом, который до сих пор тлел, будто присыпанный костер, но сейчас грозил разрастись в неудержимый пожар. Библиарий смутно осознавал, что слева от него рассредоточиваются «Урсараксы», а вораксы занимают позиции справа, но не обращал внимания на автоматонов. Вся ярость, боль и мучительное осознание того, что его предал собрат по дару, хлестали из ауры Прома потоком душевных страданий.
— Ты нарушил обещание, данное Императору и твоим братьям! — взревел Дион. — Мы защищали тебя, а ты солгал нам! Всем нам. У тебя нет никакого права гневаться на нас! Тебя предупреждали. И ради чего ты совершил измену? Чтобы заглянуть в бездну и узнать, посмотрит ли она в ответ?
— Ты понятия не имеешь, что я видел, — заявил Циклоп.
Покачав головой, библиарий сделал еще шаг вперед. Соратники последовали за ним, однако Пром ощутил их неуверенность. Он чувствовал то же самое: атака на примарха, пусть даже на осколок его сущности, весьма напоминала самоубийство.
Но Диона это уже не беспокоило.
Он направил меч в сердце Алого Короля.
— Я дословно запомнил тот эдикт Императора: «Горе тому, кто осмелится проигнорировать запрет или попытается меня обмануть. Он станет моим врагом, а на его голову и головы его последователей обрушится такая кара, что до конца мира они будут проклинать тот день, когда отвернулись от моего света». Ты посчитал, что это пустая угроза? Ты серьезно решил, что твоя ложь останется незамеченной, что тебе удастся изменить отцу так, чтобы Он ничего не узнал?
С каждой фразой Прома его клинок блистал все ярче, пока не засиял подобно солнцу.
— Ты нарушил обещание, данное Императору, — повторил воин надломленным голосом. Произнося слова, что годами бродили внутри него, Дион ощущал, как его сердца разбиваются вновь. — Поэтому я спрошу вот о чем: чего ты ждал, если не того, что против тебя направят примарха Русса и его Волков?
а четам дальше?
Чудовище содрогнулось. Не услышавший, как подошёл Мортарион, демон ощутил стыд и пытался скрыть от него скорбь, размазывая гнилые слёзы, прочищая глотку и моргая затуманенными глазами, чтобы очистить их.
- Разве ты не слышал о горе Ку’гата? – пробормотал гигант.
- Ку’гат? Думаю, я слышал это имя.
Демон высморкался в руку с долгим грохотом, который сделал бы честь пушке, а затем размазал сопли по жёсткой шкуре. Вытерев глаза жирными руками, Ку’гат важно кивнул.
- Разумеется, владыка Мортарион, ведь мы сражались вместе много раз. Мы – союзники, ты и я.
- Не припоминаю такого… - подозрительно прошипел Мортарион.
Ку’гат переместил свой вес, и земля содрогнулась. Огромная голова демона повернулась к примарху, и его гнилая диафрагма раздулась, втягивая воздух.
- Ах! – воскликнул гигант, когда осознание прошло сквозь горе. – Это потому, что так ещё не произошло. Но будет, о да, будет. Время здесь не имеет значения.
Для Мортариона это имело смысл. Даже забыв так многое, он понимал такие вещи так же хорошо, как себя.
- Вижу. В таком случае, мы друзья?
- Настолько, насколько можем быть, - кивнул демон.
- Тогда скажи мне, почему ты плачешь, Ку’гат?
- Дар нашего хозяина – прекращение страданий, - гигант сложил руки на коленях и уставился на них. – Фаталисты, пессимисты, реалисты – все, кто признаёт неизбежность горя, перестают тревожиться о нём, если принимают волю нашего дедули. Наш хозяин несёт радость, избавляя от скорби.
- Но ты всё ещё полон горя.
- Как это верно, слишком верно! – вспомнив об этом, Ку’гат снова зарыдал.
- Но почему?
- Дело в том, как я появился на свет… - тяжело сглотнул демон. – Тогда наш владыка трудился в своём особняке, - Ку‘гат махнул дряблой лапой, показывая куда-то на восток, - и создавал величайшую чуму, которую когда-либо узнают. Но она так и не увидела свет. Тогда я был лишь клещом, нургликом, существом не больше твоей ладони. Я упал в котёл и выпил его до дна. Столь сильным было варево, что я рос и раздувался и так стал тем, что ты видишь.
- Значит, наш повелитель ненавидит тебя?
- Нет, нет, нет! – возмущённо взревел Ку’гат, услышав такое богохульство. – Напротив. Он любит меня, и это ещё хуже!!! – демон вновь зарыдал.
- Я тоже принёс скорбь своему отцу, но рад этому, ведь я ненавижу Его.
- Значит тебе повезло больше. У тебя есть цель, примарх, и пусть больше нет отца, но есть любящий дедушка. Кто же не знает о великом Мортарионе? О, какой радостью наполнился сад, когда ты обратился к нашему господину, - Ку’гат облизнул жирные губы шершавым языком. – Скажи мне, избранный. Зачем ты здесь, а не там, где трудишься во имя Папаши Нургла?
- Я и не здесь, а в своей лаборатории, - возразил Мортарион, и к нему вновь пришли воспоминания. – Я искал… что-то, - он нахмурился. – Но не могу вспомнить что. Машины перегрелись. Я очнулся уже здесь. Странно… не думал, что я всё ещё могу видеть сны.
- Ты и не видишь сон! – весело хлопнул ладонями Ку’гат. – Ты пришёл в царство душ. Принятое тобой здесь обличье – твоя сущность, Мортарион, и ты перешёл из царства плоти во Владения Хаоса. Ты – колдун.
- Это не магия, а наука, - с угрозой возразил примарх. – Я не запятнан колдовством. Мой замысел совершён лишь чистым разумом. Я в своей лаборатории.
- Действительно?
- Да.
- В мире, который зовут Чумной Планетой?
- Да.
- Мире, изменённой твоей волей, - поднял брови Ку’гат.
- Мире, изменённом моими усилиями.
- Неужели? Разве ты использовал машины и рабов? Разве ты копал и рыл, сажал и растил?
- Нет, - возразил Мортарион. – Я использовал священные искусства нумерологии, чьи симпатические математические исчисления могут изменять форму творений.
- Звучит как магия.
- Это. Не. Магия.
- Да как хочешь, - пожал плечами демон, - и где же мы с тобой?
- В проекции моего разума, вот и всё, - огляделся Мортарион. – Истинная природа Дедушки Нургла непознаваема, а этот сад слишком обыденный, чтобы вместить его сущность. Сад – просто метафора, лишь попытка ограниченного разума объять непознаваемое и познать необъятное.
- Значит, ты это создал?
- Если бы это было настоящим, то я не смог бы создать сад. Но он не настоящий, так что можно сказать, да…
- Я – настоящий. Сад - настоящий. Раз ты создал его, то благодаря магии. Ты – колдун, - честно сказал Ку’гат.
- Я – манипулятор варпа, пользующийся нумерологическими истинами.
- Колдун, колдун, колдун! – захохотал демон.
- Я не буду спорить со сном.
- Это не сон, друг мой. Скажи мне, ты помнишь, зачем сюда пришёл?
- Признаюсь, что нет.
- Тогда это скажу я, ведь Дедушка знает, а я знаю всё, что знает Дедушка. Ты ищешь своего отца. Своего первого отца. Колдуна, поработившего тебя.
- Да, - с внезапно пришедшей ясностью согласился Мортарион.
- Да. Но так ты никогда его не найдёшь. Ты должен измениться.
Ку’гат хлопнул в ладони и размял руки, а затем с невероятной скоростью схватил Мортариона и сдавил его, придавая форму плоти. Демон напевал, наполняя примарха дарами, а Мортарион был слишком изумлён и ничего не мог сделать, даже если бы захотел. Воздух выбило из лёгких и выжало через голосовые связки в звучном и музыкальном хрипе. Затрещали кости, потекла плоть. Приятное лицо обмякло и потекло, принимая новые черты. Это было мукой, но Мортарион терпел её, помня, что жизнь – боль.
Когда же Ку’гат закончил, то поставил Мортариона на край ложбины. Примарх стал выше, сильнее, облачившись в доспехи и сжимая в руках оружие. Кровь обжигали терзающие его энергии, а на искажённом, изуродованном болезнью лице сомкнулась дыхательная маска, наполняющая лёгкие приятными ядовитыми парами.
- Меня уже преображали, - заговорил Мортарион, и голос его прозвучал глухо сквозь маску. – Так я стал тем, кто я есть. Это сделал со мной не ты.
- Возможно, что это сделал с тобой я. Возможно, это случилось с тобой в первый раз. А может быть, во второй. Или же всё это – лишь воспоминание. Быть может это и первый, и второй раз одновременно или же ты – другой Мортарион, пришедший сюда не по тому пути, который помнишь. В этом царстве возможно всё, ибо ты стоишь на пересечении всех реальностей, в Царстве Хаоса. Здесь истинны все возможности и возможны все истины.
- Варп, - моргнул Мортарион. – Я не могу выжить в нём. Или могу? – проснулось ещё одно воспоминание. Он понял, что может выжить. Уже выжил.
- Если захочешь, - усмехнулся в кулак Ку’гат. – Это варп, и это не варп, - гигант склонился, чтобы оценить плод рук своих, и нахмурился. – Прости, мы кое-что упустили, - он развернул Мортариона, ударил по спине и когти глубоко впились внутрь, вцепились и потянули. Примарх закричал, когда из его плоти вырвались и взмахнули широкие крылья, – Вот. Всё так, как и должно быть. Лети, юный Мортарион, и настигни добычу, которую так жаждешь. Он здесь, в этом саду. Дедушка Нургл даёт его тебе. Таков дар за твою преданность.
Чудовище содрогнулось. Не услышавший, как подошёл Мортарион, демон ощутил стыд и пытался скрыть от него скорбь, размазывая гнилые слёзы, прочищая глотку и моргая затуманенными глазами, чтобы очистить их.
- Разве ты не слышал о горе Ку’гата? – пробормотал гигант.
- Ку’гат? Думаю, я слышал это имя.
Демон высморкался в руку с долгим грохотом, который сделал бы честь пушке, а затем размазал сопли по жёсткой шкуре. Вытерев глаза жирными руками, Ку’гат важно кивнул.
- Разумеется, владыка Мортарион, ведь мы сражались вместе много раз. Мы – союзники, ты и я.
- Не припоминаю такого… - подозрительно прошипел Мортарион.
Ку’гат переместил свой вес, и земля содрогнулась. Огромная голова демона повернулась к примарху, и его гнилая диафрагма раздулась, втягивая воздух.
- Ах! – воскликнул гигант, когда осознание прошло сквозь горе. – Это потому, что так ещё не произошло. Но будет, о да, будет. Время здесь не имеет значения.
Для Мортариона это имело смысл. Даже забыв так многое, он понимал такие вещи так же хорошо, как себя.
- Вижу. В таком случае, мы друзья?
- Настолько, насколько можем быть, - кивнул демон.
- Тогда скажи мне, почему ты плачешь, Ку’гат?
- Дар нашего хозяина – прекращение страданий, - гигант сложил руки на коленях и уставился на них. – Фаталисты, пессимисты, реалисты – все, кто признаёт неизбежность горя, перестают тревожиться о нём, если принимают волю нашего дедули. Наш хозяин несёт радость, избавляя от скорби.
- Но ты всё ещё полон горя.
- Как это верно, слишком верно! – вспомнив об этом, Ку’гат снова зарыдал.
- Но почему?
- Дело в том, как я появился на свет… - тяжело сглотнул демон. – Тогда наш владыка трудился в своём особняке, - Ку‘гат махнул дряблой лапой, показывая куда-то на восток, - и создавал величайшую чуму, которую когда-либо узнают. Но она так и не увидела свет. Тогда я был лишь клещом, нургликом, существом не больше твоей ладони. Я упал в котёл и выпил его до дна. Столь сильным было варево, что я рос и раздувался и так стал тем, что ты видишь.
- Значит, наш повелитель ненавидит тебя?
- Нет, нет, нет! – возмущённо взревел Ку’гат, услышав такое богохульство. – Напротив. Он любит меня, и это ещё хуже!!! – демон вновь зарыдал.
- Я тоже принёс скорбь своему отцу, но рад этому, ведь я ненавижу Его.
- Значит тебе повезло больше. У тебя есть цель, примарх, и пусть больше нет отца, но есть любящий дедушка. Кто же не знает о великом Мортарионе? О, какой радостью наполнился сад, когда ты обратился к нашему господину, - Ку’гат облизнул жирные губы шершавым языком. – Скажи мне, избранный. Зачем ты здесь, а не там, где трудишься во имя Папаши Нургла?
- Я и не здесь, а в своей лаборатории, - возразил Мортарион, и к нему вновь пришли воспоминания. – Я искал… что-то, - он нахмурился. – Но не могу вспомнить что. Машины перегрелись. Я очнулся уже здесь. Странно… не думал, что я всё ещё могу видеть сны.
- Ты и не видишь сон! – весело хлопнул ладонями Ку’гат. – Ты пришёл в царство душ. Принятое тобой здесь обличье – твоя сущность, Мортарион, и ты перешёл из царства плоти во Владения Хаоса. Ты – колдун.
- Это не магия, а наука, - с угрозой возразил примарх. – Я не запятнан колдовством. Мой замысел совершён лишь чистым разумом. Я в своей лаборатории.
- Действительно?
- Да.
- В мире, который зовут Чумной Планетой?
- Да.
- Мире, изменённой твоей волей, - поднял брови Ку’гат.
- Мире, изменённом моими усилиями.
- Неужели? Разве ты использовал машины и рабов? Разве ты копал и рыл, сажал и растил?
- Нет, - возразил Мортарион. – Я использовал священные искусства нумерологии, чьи симпатические математические исчисления могут изменять форму творений.
- Звучит как магия.
- Это. Не. Магия.
- Да как хочешь, - пожал плечами демон, - и где же мы с тобой?
- В проекции моего разума, вот и всё, - огляделся Мортарион. – Истинная природа Дедушки Нургла непознаваема, а этот сад слишком обыденный, чтобы вместить его сущность. Сад – просто метафора, лишь попытка ограниченного разума объять непознаваемое и познать необъятное.
- Значит, ты это создал?
- Если бы это было настоящим, то я не смог бы создать сад. Но он не настоящий, так что можно сказать, да…
- Я – настоящий. Сад - настоящий. Раз ты создал его, то благодаря магии. Ты – колдун, - честно сказал Ку’гат.
- Я – манипулятор варпа, пользующийся нумерологическими истинами.
- Колдун, колдун, колдун! – захохотал демон.
- Я не буду спорить со сном.
- Это не сон, друг мой. Скажи мне, ты помнишь, зачем сюда пришёл?
- Признаюсь, что нет.
- Тогда это скажу я, ведь Дедушка знает, а я знаю всё, что знает Дедушка. Ты ищешь своего отца. Своего первого отца. Колдуна, поработившего тебя.
- Да, - с внезапно пришедшей ясностью согласился Мортарион.
- Да. Но так ты никогда его не найдёшь. Ты должен измениться.
Ку’гат хлопнул в ладони и размял руки, а затем с невероятной скоростью схватил Мортариона и сдавил его, придавая форму плоти. Демон напевал, наполняя примарха дарами, а Мортарион был слишком изумлён и ничего не мог сделать, даже если бы захотел. Воздух выбило из лёгких и выжало через голосовые связки в звучном и музыкальном хрипе. Затрещали кости, потекла плоть. Приятное лицо обмякло и потекло, принимая новые черты. Это было мукой, но Мортарион терпел её, помня, что жизнь – боль.
Когда же Ку’гат закончил, то поставил Мортариона на край ложбины. Примарх стал выше, сильнее, облачившись в доспехи и сжимая в руках оружие. Кровь обжигали терзающие его энергии, а на искажённом, изуродованном болезнью лице сомкнулась дыхательная маска, наполняющая лёгкие приятными ядовитыми парами.
- Меня уже преображали, - заговорил Мортарион, и голос его прозвучал глухо сквозь маску. – Так я стал тем, кто я есть. Это сделал со мной не ты.
- Возможно, что это сделал с тобой я. Возможно, это случилось с тобой в первый раз. А может быть, во второй. Или же всё это – лишь воспоминание. Быть может это и первый, и второй раз одновременно или же ты – другой Мортарион, пришедший сюда не по тому пути, который помнишь. В этом царстве возможно всё, ибо ты стоишь на пересечении всех реальностей, в Царстве Хаоса. Здесь истинны все возможности и возможны все истины.
- Варп, - моргнул Мортарион. – Я не могу выжить в нём. Или могу? – проснулось ещё одно воспоминание. Он понял, что может выжить. Уже выжил.
- Если захочешь, - усмехнулся в кулак Ку’гат. – Это варп, и это не варп, - гигант склонился, чтобы оценить плод рук своих, и нахмурился. – Прости, мы кое-что упустили, - он развернул Мортариона, ударил по спине и когти глубоко впились внутрь, вцепились и потянули. Примарх закричал, когда из его плоти вырвались и взмахнули широкие крылья, – Вот. Всё так, как и должно быть. Лети, юный Мортарион, и настигни добычу, которую так жаждешь. Он здесь, в этом саду. Дедушка Нургл даёт его тебе. Таков дар за твою преданность.
-Во имя Высшего блага всем инопланетным вспомогательным силам выйти и показаться. Септ Са'цея прибыл, чтобы покончить с сопротивлением во имя Высшего блага. Выйти и показаться.
Наури уже вскочила и выбежала на улицу, стреляя из своего импульсного карабина в спины отступающим в панике Востроянцам. Яве последовал за ней, Шенна и Таллер не отставали. Когда они вышли на открытое пространство дым заклубился и разошёлся, разгоняемый мощными двигателями. Он с трепетом посмотрел на силуэты трёх огромных ракетных разрушителей Манта, поливающих огнём как культы генокрадов, так и имперцев.
Боевые скафандры опустились в вспышках реактивных двигателей, проводимая пилотами Касты огня посадка сопровождалась металлическим лязгом и гулом мощных приводов.
-За Высшее благо, мы сражаемся за Высшее благо!-закричала Наури.
Именно в этот момент они застрелил её.
Лазерные заряды появились так внезапно, что Яве всё ещё пытался понять, что он увидел, когда боевой скафандр направил гатлинг-лазер на Таллера и изрешетил его. Здоровяк рухнул на землю, половина его головы отсутствовала, кровь испарялась в воздухе.
-Нет! Нет, мы Гуе'веса! Гуе'веса! - воскликнула Шенна, выражение её лица сменилось от восторга до ужаса, когда Яве закричал в смятении. Шенна подняла свой карабин в качестве доказательства, но единственным ответом был выстрел из огнемёта боевого скафандра. Яве отшатнулся, когда лидер его команды и друг на протяжении почти пяти лет обратился в пылающий факел прямо у него на глазах.
Его разум протестующе кричал.
Он пытался и был не в силах понять, что происходит.
Пилот боевого скафандра сошёл с ума? Враг что-то сделал со священной технологией Тау, какое-то коварное колдовство, которое позволило им контролировать костюм извне?
Но нет, пока он пятился и озирался, он видел, как всё больше Тау открывали огонь по шокированным Гуе'веса, которые выходили из укрытия. Неподалёку он услышал треск винтовок Круутов и резкие крики инопланетных наёмников, когда их бывшие союзники начали убивать их.
Со слезами на глазах Яве бросил карабин и в замешательстве посмотрел на приближающийся боевой скафандр.
-За что?-прохныкал он.-Что мы сделали?
-Высшее благо запятнано вашими суевериями,-ответил резкий голос пилота из динамиков скафандра.-Вас следует подвергнуть чистке, чтобы очистить его.
"Чистка" - с ужасом подумал Яве. "Очищение".
Он уже слышал эти слова прежде, но не от Тау.
"Когда они убивают, это ради Высшего блага"-снова подумал он, пытаясь и не в силах понять.
Это была его последняя мысль перед тем, как орудия боевого скафандра выстрелили, и он присоединился к своим товарищам в гармонии Высшего блага.
-Во имя Высшего блага всем инопланетным вспомогательным силам выйти и показаться. Септ Са'цея прибыл, чтобы покончить с сопротивлением во имя Высшего блага. Выйти и показаться.
Наури уже вскочила и выбежала на улицу, стреляя из своего импульсного карабина в спины отступающим в панике Востроянцам. Яве последовал за ней, Шенна и Таллер не отставали. Когда они вышли на открытое пространство дым заклубился и разошёлся, разгоняемый мощными двигателями. Он с трепетом посмотрел на силуэты трёх огромных ракетных разрушителей Манта, поливающих огнём как культы генокрадов, так и имперцев.
Боевые скафандры опустились в вспышках реактивных двигателей, проводимая пилотами Касты огня посадка сопровождалась металлическим лязгом и гулом мощных приводов.
-За Высшее благо, мы сражаемся за Высшее благо!-закричала Наури.
Именно в этот момент они застрелил её.
Лазерные заряды появились так внезапно, что Яве всё ещё пытался понять, что он увидел, когда боевой скафандр направил гатлинг-лазер на Таллера и изрешетил его. Здоровяк рухнул на землю, половина его головы отсутствовала, кровь испарялась в воздухе.
-Нет! Нет, мы Гуе'веса! Гуе'веса! - воскликнула Шенна, выражение её лица сменилось от восторга до ужаса, когда Яве закричал в смятении. Шенна подняла свой карабин в качестве доказательства, но единственным ответом был выстрел из огнемёта боевого скафандра. Яве отшатнулся, когда лидер его команды и друг на протяжении почти пяти лет обратился в пылающий факел прямо у него на глазах.
Его разум протестующе кричал.
Он пытался и был не в силах понять, что происходит.
Пилот боевого скафандра сошёл с ума? Враг что-то сделал со священной технологией Тау, какое-то коварное колдовство, которое позволило им контролировать костюм извне?
Но нет, пока он пятился и озирался, он видел, как всё больше Тау открывали огонь по шокированным Гуе'веса, которые выходили из укрытия. Неподалёку он услышал треск винтовок Круутов и резкие крики инопланетных наёмников, когда их бывшие союзники начали убивать их.
Со слезами на глазах Яве бросил карабин и в замешательстве посмотрел на приближающийся боевой скафандр.
-За что?-прохныкал он.-Что мы сделали?
-Высшее благо запятнано вашими суевериями,-ответил резкий голос пилота из динамиков скафандра.-Вас следует подвергнуть чистке, чтобы очистить его.
"Чистка" - с ужасом подумал Яве. "Очищение".
Он уже слышал эти слова прежде, но не от Тау.
"Когда они убивают, это ради Высшего блага"-снова подумал он, пытаясь и не в силах понять.
Это была его последняя мысль перед тем, как орудия боевого скафандра выстрелили, и он присоединился к своим товарищам в гармонии Высшего блага.
Ну и хули вы молчали?
> +Любопытно. Ты сопротивляешься.+
> — Наша Определенность… — выдохнул ясновидец и ощутил во рту привкус крови. — Есть ведь и третий… ох-х… вариант. Человечество…
> +Должно погибнуть. Ты сам это видел. Изначальный Уничтожитель восторжествует, и взметнется его пламя. Но, как любое голодное пламя, оно догорит и угаснет.+
> — Ты видишь не все последствия, Гахет. Человечество должно выжить. Гор должен… — Ясновидец был вынужден прерваться, издав мучительный стон. — …Пасть.
> Гахет придвинулся, и близость чужака причинила еще более сильные мучения.
> +Ты что–то скрываешь, Эльдрад. Дергаешь за нити сплетения. Кто стал твоим заложником теперь, когда Горгон умер? Ты обработал кого–то другого.+ Гахет еще немного придвинулся. Он не имел запаха, и его тело не излучало тепла. Впрочем, принятая им форма могла быть проекцией, просто видимостью, чтобы лучше соответствовать окружающему миру. Но вот его воздействие на психику было реальным. Ясновидцу пришлось стиснуть зубы, чтобы не прокусить язык. Дрожь распространилась по конечностям, проникла в кости, в его костный мозг. +А я стал препятствием в твоей схеме?+
Так он газонюх что ли?
Боевой автомат типа «Эксциндио» Железного Крыла
Мало кто кроме старших кузнечных мастеров-ремесленников Железного Крыла знает что-либо об автоматах типа «Эксциндио» – возвышающихся металлических левиафанах, отлитых в нечеловеческую форму и высвобождаемых лишь против самых непреклонных врагов. Они – вихрь закручивающихся когтей, сгустков загадочного пламени и потоков радиации. Мало какой боевой порядок способен выстоять против одного из этих монстров, ибо выпущенный на поле боя «Эксциндио» не ведает жалости или сдержанности и, в отличие от автоматов Механикум, обладающих холодной логикой, он испытывает злобный восторг от устраиваемой в рядах противника резни.
Лишь Темным Ангелам и Самому Императору известно, что эти боевые единицы совсем другая порода, нежели топорные автоматы Марса, а в их основе лежит сдерживаемая технологическая база с Терры. Каждый уцелевший «Эксциндио» – это измученные и оскопленные остатки искусственного интеллекта Темной Эпохи, последние из внушающих страх Силика Анимус, скованных для службы Человечеству. Легенды об этих кошмарных ужасах до сих пор встречаются в рассказах о Старой Ночи и страшнейшем зле войн Объединения. Даже в нынешнем состоянии они являются устрашающими противниками. Темные Ангелы держат эти злобные машинные разумы в глубинах скрытых хранилищ Калибана и выпускают их лишь против мерзейших угроз на самых опасных полях битвы.
Реликтовое вооружение
Множество видов оружия, носимого в бой «Эксциндио», являются древними реликвиями, ныне известными лишь Первому Легиону. Зачастую они столь опасны для органических владельцев, что воевать ими дозволяется лишь расходуемым средствам вроде автоматов.
Руки-манипуляторы
Хоть они и меньше, нежели боевые когти, которые служат основными руками этих боевых машин, второстепенные конечности не менее смертоносны.
Внутреннее отражающее поле
Комплекс отражающего поля, заключенный внутри тяжелобронированной груди каждого «Эксциндио», соединен с цепью разрывных зарядов. Как только боевая единица получает критические повреждения или принимает закодированный сигнал от операторов Темных Ангелов, заряд поля инвертируется и провоцирует взрывы, которые разрывают «Эксциндио» на части.
Скованный ИИ
«Эксциндио» не являются нескладными автоматам, они – обладающий самосознанием искусственный интеллект сродни Силика Анимус, коих так боятся Механикум. Каждый «Эксциндио» – единственный в своем роде дьявол из древних легенд и заляпанных кровью мифов; это убийцы и тираны Древней Ночи, взятые в плен воинами Императора, закованные для службы Ему и отданные под охрану Первому Легиону. «Эксциндио» удерживаются под контролем благодаря грубому удалению их логик-стеков. Подобная жестокая процедура, сравнимая с ослеплением или лишением слуха смертных ученых, оставляет им ограниченное сознание, делающее из них однопроцессную боевую единицу. Тем не менее, каждый «Эксциндио» сохраняет феноменальный, если не сказать настораживающе нечеловеческий, интеллект, поэтому за автоматами идет постоянное наблюдение в целях слежения за малейшими признаками непослушания.
Аварийный выключатель ИИ
Темные Ангелы всегда принимают во внимание коварную натуру и жуткую мощь своих подчиненны с ИИ, а потому, когда «Эксциндио» выпускают на поле боя, у них есть средства обуздать склонности автоматов к совершению убийств прежде, чем они поставят под угрозу победу в битве или нанесут вред дружественным подразделениям.
«Древний и гнусный, «Эксциндио» – это порожденное нечистой логикой и еще более отвратительными умыслами сознание. По сравнению с еретехническими конструктами Ордос Катастрофика, родней которым он вряд-ли является, «Эксциндио» не поддается приручению, свирепая ярость делает автомата буйным, а отрадой его ложной жизни является простая резня.»
— Из редактированной Истории терраваттских авгуров
>измученные и оскопленные
Бля, Томные как всегда
Боевой автомат типа «Эксциндио» Железного Крыла
Мало кто кроме старших кузнечных мастеров-ремесленников Железного Крыла знает что-либо об автоматах типа «Эксциндио» – возвышающихся металлических левиафанах, отлитых в нечеловеческую форму и высвобождаемых лишь против самых непреклонных врагов. Они – вихрь закручивающихся когтей, сгустков загадочного пламени и потоков радиации. Мало какой боевой порядок способен выстоять против одного из этих монстров, ибо выпущенный на поле боя «Эксциндио» не ведает жалости или сдержанности и, в отличие от автоматов Механикум, обладающих холодной логикой, он испытывает злобный восторг от устраиваемой в рядах противника резни.
Лишь Темным Ангелам и Самому Императору известно, что эти боевые единицы совсем другая порода, нежели топорные автоматы Марса, а в их основе лежит сдерживаемая технологическая база с Терры. Каждый уцелевший «Эксциндио» – это измученные и оскопленные остатки искусственного интеллекта Темной Эпохи, последние из внушающих страх Силика Анимус, скованных для службы Человечеству. Легенды об этих кошмарных ужасах до сих пор встречаются в рассказах о Старой Ночи и страшнейшем зле войн Объединения. Даже в нынешнем состоянии они являются устрашающими противниками. Темные Ангелы держат эти злобные машинные разумы в глубинах скрытых хранилищ Калибана и выпускают их лишь против мерзейших угроз на самых опасных полях битвы.
Реликтовое вооружение
Множество видов оружия, носимого в бой «Эксциндио», являются древними реликвиями, ныне известными лишь Первому Легиону. Зачастую они столь опасны для органических владельцев, что воевать ими дозволяется лишь расходуемым средствам вроде автоматов.
Руки-манипуляторы
Хоть они и меньше, нежели боевые когти, которые служат основными руками этих боевых машин, второстепенные конечности не менее смертоносны.
Внутреннее отражающее поле
Комплекс отражающего поля, заключенный внутри тяжелобронированной груди каждого «Эксциндио», соединен с цепью разрывных зарядов. Как только боевая единица получает критические повреждения или принимает закодированный сигнал от операторов Темных Ангелов, заряд поля инвертируется и провоцирует взрывы, которые разрывают «Эксциндио» на части.
Скованный ИИ
«Эксциндио» не являются нескладными автоматам, они – обладающий самосознанием искусственный интеллект сродни Силика Анимус, коих так боятся Механикум. Каждый «Эксциндио» – единственный в своем роде дьявол из древних легенд и заляпанных кровью мифов; это убийцы и тираны Древней Ночи, взятые в плен воинами Императора, закованные для службы Ему и отданные под охрану Первому Легиону. «Эксциндио» удерживаются под контролем благодаря грубому удалению их логик-стеков. Подобная жестокая процедура, сравнимая с ослеплением или лишением слуха смертных ученых, оставляет им ограниченное сознание, делающее из них однопроцессную боевую единицу. Тем не менее, каждый «Эксциндио» сохраняет феноменальный, если не сказать настораживающе нечеловеческий, интеллект, поэтому за автоматами идет постоянное наблюдение в целях слежения за малейшими признаками непослушания.
Аварийный выключатель ИИ
Темные Ангелы всегда принимают во внимание коварную натуру и жуткую мощь своих подчиненны с ИИ, а потому, когда «Эксциндио» выпускают на поле боя, у них есть средства обуздать склонности автоматов к совершению убийств прежде, чем они поставят под угрозу победу в битве или нанесут вред дружественным подразделениям.
«Древний и гнусный, «Эксциндио» – это порожденное нечистой логикой и еще более отвратительными умыслами сознание. По сравнению с еретехническими конструктами Ордос Катастрофика, родней которым он вряд-ли является, «Эксциндио» не поддается приручению, свирепая ярость делает автомата буйным, а отрадой его ложной жизни является простая резня.»
— Из редактированной Истории терраваттских авгуров
>измученные и оскопленные
Бля, Томные как всегда
>Никто, кроме Наврадарана. Кустодий ворвался в сражение, подобно громадному молоту, расшвыривая гротесков в стороны и направляясь к их предводителю. Он шел вперед, будто легендарное божество, окутанный золотистым сиянием. Руны на его доспехе светились и переливались потусторонним светом. Он одним прыжком преодолел расстояние, разделявшее его и ксеноса, и схватил тщедушного чужака за горло, без труда прорвавшись сквозь искажающее поле. Кустодий поднял противника вверх, а потом с силой впечатал в землю. Тварь завопила и попробовала оказать сопротивление, но Наврадаран опустил перчатку на лицо твари и сжал, ломая лицевые кости, как стекло. Ксенос попытался ударить кустодия когтистыми лапами, растущими из спины, но Наврадаран сломал их, намотал на древко алебарды и оторвал, отбросив залитые черной кровью обрубки в сторону. Он снова поднял ксеноса, который, раненый и ослабший, был больше похож на обвисшую тряпку, и снова бросил изломанное тело на алтарь. Искажающее поле исчезло, рассыпавшись черными искрами. Кроул приковылял поближе, неспособный отвести взгляд от этой жестокой демонстрации абсолютного превосходства. Оставшиеся гротески, даже те, что пытались скрыться в тенях, гибли под ударами остальных Кустодиев. Штурмовики Инквизиции, присутствовавшие на поле боя, казались теперь абсолютно бесполезными.
> С такими наплечниками он не поднимет руки и не увидит че по бокам, да и копье говнооружие против меча, любой опытный мечник его порвет пока он взмахнет своей палкой.
А на деле:
> Он не мог сосчитать, скольких противников убило это создание. Он не мог увидеть, что оно делало, столь быстрым был темп. Этот… дьявол использовал не огнестрельное оружие, как любой разумный человек, а какое–то окутанное электричеством копье. Старый ржавый танк был опрокинут ударом ноги — опрокинут ударом ноги — а затем разодран на куски из горящего металла.
> Солдат швырнуло к одной стенке, затем к другой, жестоко впечатывая во внутренности кабины, и дернуло вверх. Желудок Бордамо опустился, и он внезапно почувствовал себя невесомым, его ноги оторвались от кабины, а лаз-винтовка полегчала в руках.
> Краем глаза Бордамо видел других кустодиев, может, двоих, прорубавших себе путь через помещение, убивая остатки его солдат с холодным привычным мастерством. Они двигались потрясающе быстро, свободно танцуя вокруг панического лаз-огня, прежде чем вонзить свои клинки в кость и плоть.
> Штурмовики Кроула, одни из лучших смертных бойцов Империума, лежали на полу коридора тюремного блока, как будто по ним проехался «Носорог». Большая часть была без сознания. Два человека валялись в растекающихся лужах крови с развороченными нагрудниками. Тридцать закаленных солдат Ордо Еретикус просто смело в сторону, как будто они были детьми с игрушечным оружием и в картонной броне.
> Первым умер Рикус. Клинок кустодия пробил мягкие сочленения брони на шее капеллана и выскочил с противоположной стороны. Следующим был убит Цар Кворел: гудящий силовой клинок обезглавил его, не дав даже нажать на курок болтера.
> Деймос успел выпустить болтерную очередь, но ни один из снарядов не попал в цель. Вендата отскочил влево, ударил рукоятью алебарды по болтеру магистра ордена, отшвырнув оружие в сторону, а следующим ударом отсек руки Несущего Слово по самые предплечья. Ошеломленный Деймос успел втянуть воздух, прежде чем клинок опустился еще раз, рассек ключицу и хребет и отделил голову от туловища.
> Вендата крутанул оружие в руках и остановил его, когда наконечник алебарды и дуло болтера снова нацелились в сердце примарха. За спиной кустодия поочередно оседали на землю мертвые тела. Прошло всего три секунды.
> С такими наплечниками он не поднимет руки и не увидит че по бокам, да и копье говнооружие против меча, любой опытный мечник его порвет пока он взмахнет своей палкой.
А на деле:
> Он не мог сосчитать, скольких противников убило это создание. Он не мог увидеть, что оно делало, столь быстрым был темп. Этот… дьявол использовал не огнестрельное оружие, как любой разумный человек, а какое–то окутанное электричеством копье. Старый ржавый танк был опрокинут ударом ноги — опрокинут ударом ноги — а затем разодран на куски из горящего металла.
> Солдат швырнуло к одной стенке, затем к другой, жестоко впечатывая во внутренности кабины, и дернуло вверх. Желудок Бордамо опустился, и он внезапно почувствовал себя невесомым, его ноги оторвались от кабины, а лаз-винтовка полегчала в руках.
> Краем глаза Бордамо видел других кустодиев, может, двоих, прорубавших себе путь через помещение, убивая остатки его солдат с холодным привычным мастерством. Они двигались потрясающе быстро, свободно танцуя вокруг панического лаз-огня, прежде чем вонзить свои клинки в кость и плоть.
> Штурмовики Кроула, одни из лучших смертных бойцов Империума, лежали на полу коридора тюремного блока, как будто по ним проехался «Носорог». Большая часть была без сознания. Два человека валялись в растекающихся лужах крови с развороченными нагрудниками. Тридцать закаленных солдат Ордо Еретикус просто смело в сторону, как будто они были детьми с игрушечным оружием и в картонной броне.
> Первым умер Рикус. Клинок кустодия пробил мягкие сочленения брони на шее капеллана и выскочил с противоположной стороны. Следующим был убит Цар Кворел: гудящий силовой клинок обезглавил его, не дав даже нажать на курок болтера.
> Деймос успел выпустить болтерную очередь, но ни один из снарядов не попал в цель. Вендата отскочил влево, ударил рукоятью алебарды по болтеру магистра ордена, отшвырнув оружие в сторону, а следующим ударом отсек руки Несущего Слово по самые предплечья. Ошеломленный Деймос успел втянуть воздух, прежде чем клинок опустился еще раз, рассек ключицу и хребет и отделил голову от туловища.
> Вендата крутанул оружие в руках и остановил его, когда наконечник алебарды и дуло болтера снова нацелились в сердце примарха. За спиной кустодия поочередно оседали на землю мертвые тела. Прошло всего три секунды.
Вполне возможно, способный держаться в воздухе сухопутный плот мог бы передвигаться сам, разве что чудовищная пассажирка предпочитала этот церемониальный спектакль. Или, возможно, у пассажирки были слишком толстые пальцы, чтобы справляться с ручками управления, – если бы она ещё сумела до них дотянуться.
Ряды татуированных грудей опоясывали её громадный торс и живот; сквозь каждый сосок было пропущено бронзовое кольцо. Сворачиваясь и разворачиваясь среди этих блестящих от жира грудей, протискиваясь меж ними, скользила длинная и тонкая пурпурная змея, чьим началом, похоже, служил пупок женщины. Пуповина выросла до размеров шланга и обвивала женщину на манер верёвки, сжимая так, что складки плоти выпирали наружу. Плоская ядовитая голова змеи покачивалась гипнотически у щеки, время от времени расково касаясь её.
Лицом толстуха походила на корову: большие влажные ноздри, крупные глаза с поволокой, вислые губы и рот, который, казалось, безмятежно пережёвывает жвачку. Змея – её второе «я» – не выглядела столь безмятежно.
Дюжина десантников-предателей с обнажёнными головами, закованных в броню, имитирующую кости, сопровождала её, вооружённая плазменным и стрелковым оружием.
В авангарде пританцовывала дюжина сестёр Слиши, стегая хвостами и вращая клешнями.
Процессия дошла почти до того места, где прятался отряд Жака, и остановилась. Двойники Слиши, выделывая пируэты, переместились назад, к легионерам. Твари, тянувшие паланкин, присели на корточки и вонзили рыла в землю, пробив дорожное покрытие. Чудовищная мутировавшая женщина обратила лицо к пустыне шпилей, змея покачивалась рядом.
– Бу-у-уль! – могуче промычала женщина в освещённую завесами ночь.
– Ме’Линди, заткни уши! – приказал Жак. – Забрала вниз. Отключить звук. Она будет оглушительна.
– БУ-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-УЛЬ!
Даже через отключённые микрофоны великий гам походил на звук взлетающего звездолёта. От этого голоса вибрировали и трещали кости внутри доспехов. Каменный шпиль вздрогнул и рухнул. Ме’Линди корчилась, сжимая назащищённую голову. Этот голос имел направление, точно луч прожектора. Легионеров и сестёр Слиши за кормой паланкина лишь покачивало отзвуками эха.
– ГДЕ ТЫ, БУЛЬ? Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОДВЕСИЛ МЕНЯ ЗА СОТНЮ КОЛЕЦ! ПОТОМ НА ПОЛСОТНИ МЕНЬШЕ! ПОТОМ НА ДВАДЦАТЬ МЕНЬШЕ!
Жак дал волю своим психическим органам чувств – и в него хлынуло видение массивной, многогрудой деформированной женщины, подвешенной на множестве крепких тонких цепей, пристёгнутых к многочисленным кольцам в сосках. Видение того, как она раскачивается вверх и вниз на разных числах колец, издавая стоны извращённого наслаждения, пока человек-бык служит ей, или хлещет, или мнёт, или колет рогами.
В такие моменты, как заметил Жак, змея тоже принимала участие, входя в женщину то через одно отверстие, то через другое, замыкая таким образом кольцо.
Вполне возможно, способный держаться в воздухе сухопутный плот мог бы передвигаться сам, разве что чудовищная пассажирка предпочитала этот церемониальный спектакль. Или, возможно, у пассажирки были слишком толстые пальцы, чтобы справляться с ручками управления, – если бы она ещё сумела до них дотянуться.
Ряды татуированных грудей опоясывали её громадный торс и живот; сквозь каждый сосок было пропущено бронзовое кольцо. Сворачиваясь и разворачиваясь среди этих блестящих от жира грудей, протискиваясь меж ними, скользила длинная и тонкая пурпурная змея, чьим началом, похоже, служил пупок женщины. Пуповина выросла до размеров шланга и обвивала женщину на манер верёвки, сжимая так, что складки плоти выпирали наружу. Плоская ядовитая голова змеи покачивалась гипнотически у щеки, время от времени расково касаясь её.
Лицом толстуха походила на корову: большие влажные ноздри, крупные глаза с поволокой, вислые губы и рот, который, казалось, безмятежно пережёвывает жвачку. Змея – её второе «я» – не выглядела столь безмятежно.
Дюжина десантников-предателей с обнажёнными головами, закованных в броню, имитирующую кости, сопровождала её, вооружённая плазменным и стрелковым оружием.
В авангарде пританцовывала дюжина сестёр Слиши, стегая хвостами и вращая клешнями.
Процессия дошла почти до того места, где прятался отряд Жака, и остановилась. Двойники Слиши, выделывая пируэты, переместились назад, к легионерам. Твари, тянувшие паланкин, присели на корточки и вонзили рыла в землю, пробив дорожное покрытие. Чудовищная мутировавшая женщина обратила лицо к пустыне шпилей, змея покачивалась рядом.
– Бу-у-уль! – могуче промычала женщина в освещённую завесами ночь.
– Ме’Линди, заткни уши! – приказал Жак. – Забрала вниз. Отключить звук. Она будет оглушительна.
– БУ-У-УЛЬ! БУ-У-У-У-УЛЬ!
Даже через отключённые микрофоны великий гам походил на звук взлетающего звездолёта. От этого голоса вибрировали и трещали кости внутри доспехов. Каменный шпиль вздрогнул и рухнул. Ме’Линди корчилась, сжимая назащищённую голову. Этот голос имел направление, точно луч прожектора. Легионеров и сестёр Слиши за кормой паланкина лишь покачивало отзвуками эха.
– ГДЕ ТЫ, БУЛЬ? Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОДВЕСИЛ МЕНЯ ЗА СОТНЮ КОЛЕЦ! ПОТОМ НА ПОЛСОТНИ МЕНЬШЕ! ПОТОМ НА ДВАДЦАТЬ МЕНЬШЕ!
Жак дал волю своим психическим органам чувств – и в него хлынуло видение массивной, многогрудой деформированной женщины, подвешенной на множестве крепких тонких цепей, пристёгнутых к многочисленным кольцам в сосках. Видение того, как она раскачивается вверх и вниз на разных числах колец, издавая стоны извращённого наслаждения, пока человек-бык служит ей, или хлещет, или мнёт, или колет рогами.
В такие моменты, как заметил Жак, змея тоже принимала участие, входя в женщину то через одно отверстие, то через другое, замыкая таким образом кольцо.
>Galatia, and its greater sibling Phall, had long experimented with
forbidden technologies and dark theorem, subverting the rule of Mars to increase their own power unnoticed at the very edge of the Imperium, and now at the brink of destruction they unleashed that power openly. Towering automata of unknown design punched holes in reality with arcane beam weapons and unleashed raw warp energy upon the Dark Angels, while Harpax artificia swarmed in the sky above them, their intelligence growing with their numbers as they tore into the Space Marines below, forcing the Dark Angels to halt their advance and fortify the positions they had claimed.
With automata forged by the twisted and forbidden technologies mastered by the fallen magi of Galatia rampaging through the landing zone and the Dreadwing hard pressed to hold them in check and their heavy armour neutered by the cybertheurgic arts of the tech-magi, Lion El'Jonson invoked the ancient Ikaros Contingency and instructed the Masters of the Armoury to wake the Excindio that slumbered in the deepest stasis vaults of the Invincible Reason.
>Мгновенно восстановив равновесие, Вулкан качнул талией и обрушил булаву на распростёртого Кёрза. Ночной Призрак сжался и дёрнулся в сторону. Вместо головы, которая была там мгновение назад, булава пробила большую дыру в крыше.
>Кёрз перешёл к ответным действиям, безумно и ликующе хохоча. Он обхватил Вулкана левой рукой, почти нежно прижав его щёку к своей щеке. Отвёл правую руку и резко ударил ладонью вверх."
>В помещении царила темнота. Это вполне могла быть тюремная камера, хотя на самом деле таковой не являлась. Бронированная дверь за спиной Сангвиний была заперта. За ней ждали Азкаэллон с целым отделением Сангвинарной Гвардии. Командир телохранителей не хотел оставлять примарха наедине с Кёрзом.
>— Его путы достаточно крепки, — сказал Сангвиний, — и скоро станут еще крепче.
>У дальней стены стояла стазисная капсула. Открытая и наклоненная назад, она ждала своего обитателя. Подключенный к ней генератор напоминал пьедестал вмавзолее. Энергетические катушки искрили, сдерживая накопленную мощь, но готовые в любой момент активировать поле.
>Ночной Призрак равнодушно стоял перед этим подобием гроба.
>— Думаешь, твоя вера будет вознаграждена? — спросил он.
>Сангвиний помедлил с ответом.
— Я думаю, что ты говоришь о себе, — сказал он наконец. — Ты, должно быть, рад. Мы же оба идем к той смерти, о которой знаем. Ничего не изменилось.
— Ничего не могло измениться.
— Правда? Я думаю, на Давине ты так не считал.
И снова появилось беспокойство — чувство, которое смотрелось неестественно на лице Ночного Призрака. Кёрз попытался скрыть его, оглянувшись на стазисную капсулу. Когда он снова посмотрел на Сангвиния, все эмоции уже скрылись за привычной маской презрения.
— И теперь ты хочешь забрать меня к отцу, — сказал он.
— Ты должен ответить за свои преступления.
— Он не станет меня казнить. Мы оба это знаем.
— Действительно, — согласился Сангвиний. Ему внезапно пришла в голову новая возможность. Он раз за разом прокручивал ее в голове, прежде чем понял, что это не просто мечты. Мысль появилась не как внезапная вспышка, а словно солнце, медленно встающее из-за горизонта. Это была надежда, рожденная во тьме, закаленная в отчаянии, тонкая, как лезвие ножа... Но как же она могла послужить делу света! Она могла стать настоящим спасением.
Среди всей лжи и манипуляций Мадаила скрывалась правда. Выбор был. Можно было изменить судьбу. Вопрос в том, только ли на Давине представлялась такая возможность.
Сангвиний решил испытать свою идею.
— Отец тебя не убьет, — сказал он. — Я думаю, что надо бы, но ты прав. Он не станет.
— В тюрьме будет очень скучно, — прошипел Кёрз. — Мне будет не хватать наших бесед.
Сангвиний пропустил издевку мимо ушей.
— Отец может поступить еще хуже, — продолжил Ангел, внимательно следя за выражением лица брата. — Он может тебя простить.
Удар попал в цель. Маска презрения, за которой прятался Кёрз, исчезла. Вернулось беспокойство. Глаза, неподвижные, как у рептилии, расширились, как будто видели место, где судьба может разветвиться. В буре эмоций, которые воплощались в микроскопических подергиваниях лицевых мышц Ночного Призрака, Сангвиний увидел гнев и сомнения. Он увидел ужас, который его мятежный брат испытывал при мысли о том, что Вселенная на самом деле не такая, какой он представлял ее. Что все то, во что он так истово верил, может оказаться ложью. И наконец, Сангвиний увидел то, что хотел, — самую редкую эмоцию, которая могла мелькнуть в глазах Ночного Призрака. Он увидел надежду.
>Именно это ему и было нужно. Ангел получил свое подтверждение.
Он толкнул Кёрза в стазисную капсулу. Ночной Призрак упал в нее и беспомощно замер.
— Он может тебя простить, — повторил Сангвиний. — Но я не могу. Ты не можешь получить еще один шанс. Я не позволю. Продолжай верить в свою судьбу. Ты получишь то, чего хочешь. Я не повезу тебя к отцу.
— Но и убить меня ты не сможешь. Я умру от рук досланного им убийцы.
— Я и не собирался. Я выброшу твою капсулу в космос. Убийца найдет тебя, когда придет время. Может, через несколько тысяч лет.
Надежда навеки исчезла с лица Кёрза, и на ее место пришел какой-то особенный ужас.
>— Ты говоришь, что судьбу изменить нельзя, — продолжил Сангвиний. >— Да будет так. Твоя судьба должна быть такой, как ты говоришь.
>Ангел отступил на шаг и нажал на клавишу в боковой стенке капсулы, активируя поле. Кёрз замер в безмолвном крике.
>Сангвиний отвернулся от брата и двинулся к двери, но открыл ее не сразу. Прежде чем взглянуть в глаза Азкаэллону или кому-либо из своих сыновей, он вспомнил о своей судьбе и надежде.
>Он встретится с Хорусом на борту «Духа мщения». Ангел принял неизбежность этого. Но еще он понял, что судьбу можно изменить. >Может, был еще один выбор, меняющий пути, просто его должен был сделать кто-то еще.
>Хорус — это не Кёрз. Он не мог утратить все свое благородство, и >Сангвиний постарается воззвать к этим остаткам былой славы. Он прошел через Дельфос и победил. Он спасет Хоруса. Копье, сразившее >Неделимого и пробившее брешь в Гибельном шторме, еще не сломано. >Его свет рассеет грядущую тьму.
>Примарх протянул руку к дверям, готовый встретиться с Кровавыми Ангелами. Он принял решение, и открытый путь сиял перед ним. Он пройдет по нему и спасет своих сынов от Черной Ярости.
>В помещении царила темнота. Это вполне могла быть тюремная камера, хотя на самом деле таковой не являлась. Бронированная дверь за спиной Сангвиний была заперта. За ней ждали Азкаэллон с целым отделением Сангвинарной Гвардии. Командир телохранителей не хотел оставлять примарха наедине с Кёрзом.
>— Его путы достаточно крепки, — сказал Сангвиний, — и скоро станут еще крепче.
>У дальней стены стояла стазисная капсула. Открытая и наклоненная назад, она ждала своего обитателя. Подключенный к ней генератор напоминал пьедестал вмавзолее. Энергетические катушки искрили, сдерживая накопленную мощь, но готовые в любой момент активировать поле.
>Ночной Призрак равнодушно стоял перед этим подобием гроба.
>— Думаешь, твоя вера будет вознаграждена? — спросил он.
>Сангвиний помедлил с ответом.
— Я думаю, что ты говоришь о себе, — сказал он наконец. — Ты, должно быть, рад. Мы же оба идем к той смерти, о которой знаем. Ничего не изменилось.
— Ничего не могло измениться.
— Правда? Я думаю, на Давине ты так не считал.
И снова появилось беспокойство — чувство, которое смотрелось неестественно на лице Ночного Призрака. Кёрз попытался скрыть его, оглянувшись на стазисную капсулу. Когда он снова посмотрел на Сангвиния, все эмоции уже скрылись за привычной маской презрения.
— И теперь ты хочешь забрать меня к отцу, — сказал он.
— Ты должен ответить за свои преступления.
— Он не станет меня казнить. Мы оба это знаем.
— Действительно, — согласился Сангвиний. Ему внезапно пришла в голову новая возможность. Он раз за разом прокручивал ее в голове, прежде чем понял, что это не просто мечты. Мысль появилась не как внезапная вспышка, а словно солнце, медленно встающее из-за горизонта. Это была надежда, рожденная во тьме, закаленная в отчаянии, тонкая, как лезвие ножа... Но как же она могла послужить делу света! Она могла стать настоящим спасением.
Среди всей лжи и манипуляций Мадаила скрывалась правда. Выбор был. Можно было изменить судьбу. Вопрос в том, только ли на Давине представлялась такая возможность.
Сангвиний решил испытать свою идею.
— Отец тебя не убьет, — сказал он. — Я думаю, что надо бы, но ты прав. Он не станет.
— В тюрьме будет очень скучно, — прошипел Кёрз. — Мне будет не хватать наших бесед.
Сангвиний пропустил издевку мимо ушей.
— Отец может поступить еще хуже, — продолжил Ангел, внимательно следя за выражением лица брата. — Он может тебя простить.
Удар попал в цель. Маска презрения, за которой прятался Кёрз, исчезла. Вернулось беспокойство. Глаза, неподвижные, как у рептилии, расширились, как будто видели место, где судьба может разветвиться. В буре эмоций, которые воплощались в микроскопических подергиваниях лицевых мышц Ночного Призрака, Сангвиний увидел гнев и сомнения. Он увидел ужас, который его мятежный брат испытывал при мысли о том, что Вселенная на самом деле не такая, какой он представлял ее. Что все то, во что он так истово верил, может оказаться ложью. И наконец, Сангвиний увидел то, что хотел, — самую редкую эмоцию, которая могла мелькнуть в глазах Ночного Призрака. Он увидел надежду.
>Именно это ему и было нужно. Ангел получил свое подтверждение.
Он толкнул Кёрза в стазисную капсулу. Ночной Призрак упал в нее и беспомощно замер.
— Он может тебя простить, — повторил Сангвиний. — Но я не могу. Ты не можешь получить еще один шанс. Я не позволю. Продолжай верить в свою судьбу. Ты получишь то, чего хочешь. Я не повезу тебя к отцу.
— Но и убить меня ты не сможешь. Я умру от рук досланного им убийцы.
— Я и не собирался. Я выброшу твою капсулу в космос. Убийца найдет тебя, когда придет время. Может, через несколько тысяч лет.
Надежда навеки исчезла с лица Кёрза, и на ее место пришел какой-то особенный ужас.
>— Ты говоришь, что судьбу изменить нельзя, — продолжил Сангвиний. >— Да будет так. Твоя судьба должна быть такой, как ты говоришь.
>Ангел отступил на шаг и нажал на клавишу в боковой стенке капсулы, активируя поле. Кёрз замер в безмолвном крике.
>Сангвиний отвернулся от брата и двинулся к двери, но открыл ее не сразу. Прежде чем взглянуть в глаза Азкаэллону или кому-либо из своих сыновей, он вспомнил о своей судьбе и надежде.
>Он встретится с Хорусом на борту «Духа мщения». Ангел принял неизбежность этого. Но еще он понял, что судьбу можно изменить. >Может, был еще один выбор, меняющий пути, просто его должен был сделать кто-то еще.
>Хорус — это не Кёрз. Он не мог утратить все свое благородство, и >Сангвиний постарается воззвать к этим остаткам былой славы. Он прошел через Дельфос и победил. Он спасет Хоруса. Копье, сразившее >Неделимого и пробившее брешь в Гибельном шторме, еще не сломано. >Его свет рассеет грядущую тьму.
>Примарх протянул руку к дверям, готовый встретиться с Кровавыми Ангелами. Он принял решение, и открытый путь сиял перед ним. Он пройдет по нему и спасет своих сынов от Черной Ярости.
Belial did not know what other matters occupied Azrael nor why he haddeferred to the Consecrator, but it was not the time to raise issues regardingthe chain of command.
‘We cannot allow the enemy attack to reach the Tower of Angels
uncontested,’ said the Chapter Master. ‘The loss of the outer gate is a setback,not a defeat.’
‘I concur,’ said Belial. ‘A counter-attack across the western axis of theirassault will turn their advance away for a while.’
‘A diligent course of action, Master Belial, but I prefer a more direct
approach. I have despatched armoured units to your position for a full assault across the battlefront. You will retake the perimeter of the curtain wall and establish the line of resistance from that position.’
Belial was left momentarily speechless by the audacity of the plan.
‘To attack into the heart of the enemy assault could break the back of the attack in one move, Chapter Master, but we have already committed our reserves. If we suffer a reverse, the whole sector will be lost.’
‘Would you prefer a slow death, Belial?’ The Deathwing commander could not tell over the distortion of the vox whether Nakir was being humorous or not. ‘Better to muster our strength into one retaliatory blow than wage a war of attrition we cannot win.’
The plan made sense in that context, but Belial was still reluctant to issue the order for an all-out attack. He had no basis for his reticence other than an instinct to marshal whatever forces he had to hand for as long as possible.
Nakir’s gambit, and it was a gambit, could throw away the fortress-monastery of the Dark Angels in one ill-considered move.
‘I await your acknowledgement, Master Belial. Are your orders unclear in some fashion? Do you wish to make an alternative suggestion?’
‘Orders received, Chapter Master,’ replied Belial. Nakir was correct. Fear of losing the battle should not stay their hand. They were Space Marines, Dark Angels, and their fury could not be abated. Belial came to the conclusion that he was overcompensating for his anger. His instinct to strike out, to chastise the enemy with blade and gun, was driven by strategic logic not personal feeling. It was right that he recognised the Consecrator’s insight.
‘A wise command, Master Nakir. We will prevail.’
‘I have no doubt of that. The Deathwing are the envy of the Unforgiven, brother-captain. I am jealous that it is my honour guard and not me that will participate in the glorious action.’
Belial did not know what other matters occupied Azrael nor why he haddeferred to the Consecrator, but it was not the time to raise issues regardingthe chain of command.
‘We cannot allow the enemy attack to reach the Tower of Angels
uncontested,’ said the Chapter Master. ‘The loss of the outer gate is a setback,not a defeat.’
‘I concur,’ said Belial. ‘A counter-attack across the western axis of theirassault will turn their advance away for a while.’
‘A diligent course of action, Master Belial, but I prefer a more direct
approach. I have despatched armoured units to your position for a full assault across the battlefront. You will retake the perimeter of the curtain wall and establish the line of resistance from that position.’
Belial was left momentarily speechless by the audacity of the plan.
‘To attack into the heart of the enemy assault could break the back of the attack in one move, Chapter Master, but we have already committed our reserves. If we suffer a reverse, the whole sector will be lost.’
‘Would you prefer a slow death, Belial?’ The Deathwing commander could not tell over the distortion of the vox whether Nakir was being humorous or not. ‘Better to muster our strength into one retaliatory blow than wage a war of attrition we cannot win.’
The plan made sense in that context, but Belial was still reluctant to issue the order for an all-out attack. He had no basis for his reticence other than an instinct to marshal whatever forces he had to hand for as long as possible.
Nakir’s gambit, and it was a gambit, could throw away the fortress-monastery of the Dark Angels in one ill-considered move.
‘I await your acknowledgement, Master Belial. Are your orders unclear in some fashion? Do you wish to make an alternative suggestion?’
‘Orders received, Chapter Master,’ replied Belial. Nakir was correct. Fear of losing the battle should not stay their hand. They were Space Marines, Dark Angels, and their fury could not be abated. Belial came to the conclusion that he was overcompensating for his anger. His instinct to strike out, to chastise the enemy with blade and gun, was driven by strategic logic not personal feeling. It was right that he recognised the Consecrator’s insight.
‘A wise command, Master Nakir. We will prevail.’
‘I have no doubt of that. The Deathwing are the envy of the Unforgiven, brother-captain. I am jealous that it is my honour guard and not me that will participate in the glorious action.’
— Почему ты не отправился на Исстваан? — потребовал ответа Коракс.
— Я там был не нужен, — сказал капеллан. — Мне следовало остаться здесь и продолжать обучение рекрутов легиона. Вы сами согласились с этим предложением, лорд.
— Складно поешь. Как удачно, что тебя там не было, когда твой легион открыл огонь по моим воинам.
— Что они сделали? — Кхура побледнел и непонимающе закачал головой. — Нет, это невозможно.
— Семьдесят пять тысяч трупов Гвардейцев Ворона свидетельствуют об обратном, — прорычал Коракс. — Как долго вы планировали предательство, Иарто? С тех пор как Император указал Лоргару на его место? Еще раньше?
— Я капеллан, посвятивший свою жизнь распространению Имперской Истины, — заявил Кхура. — Меня отправили на Освобождение согласно эдикту Малькадора, дабы проследить за исполнением воли Императора.
— Снова ложь! Лоргар послал тебя шпионить за нами, убедить моих воинов перейти на сторону Хоруса.
— Это неправда. Чем вы докажете, что я — не верный слуга Императора? Я был с вашим легионом с самой Никеи. Как я могу быть в ответе за действия своего примарха?
— Ты — Несущий Слово. Ты говоришь устами Лоргара. Это ваше темное кредо. Ты прикидываешься носителем Просвещения, хотя на самом деле ты — апостол измены.
— Вы не имеете права обви…
Коракс схватил Кхуру за горло и, подняв капеллана в воздух, приложил головой о потолок.
— Лжец! Из твоих ублюдочных уст изливается только грязная ложь, сын Лоргара!
Агапито ступил вперед, но Соларо взял его за локоть, слегка качнув головой. Лицо Кхуры стало краснеть, когда примарх начал сжимать хватку.
— Это мой мир, мой легион, — прохрипел Коракс. — Ты оскверняешь его своим присутствием.
Раздался громкий треск, и жизнь исчезла из глаз Кхуры. Невнятно рыча, Коракс опустил труп обратно на стул. Примарх резко обернулся к двери и замер, как будто впервые заметив Агапито и Соларо. Его лицо было смертельно белым, глаза походили на черные провалы. Агапито взглянул в искаженное лицо примарха, и внутри его все сжалось.
— Киньте эту мразь в печь, — приказал Коракс. Он закрыл глаза и с трудом взял себя в руки, к его лицу прилила кровь. — Еще раз обыщите его покои. Если там есть что-то, что связывает его с планами Хоруса, то я хочу, чтобы это нашли. Проверьте логи связи, узнайте, имел ли он сношение с Лоргаром или другими Несущими Слово в течение последнего года.
— Почему ты не отправился на Исстваан? — потребовал ответа Коракс.
— Я там был не нужен, — сказал капеллан. — Мне следовало остаться здесь и продолжать обучение рекрутов легиона. Вы сами согласились с этим предложением, лорд.
— Складно поешь. Как удачно, что тебя там не было, когда твой легион открыл огонь по моим воинам.
— Что они сделали? — Кхура побледнел и непонимающе закачал головой. — Нет, это невозможно.
— Семьдесят пять тысяч трупов Гвардейцев Ворона свидетельствуют об обратном, — прорычал Коракс. — Как долго вы планировали предательство, Иарто? С тех пор как Император указал Лоргару на его место? Еще раньше?
— Я капеллан, посвятивший свою жизнь распространению Имперской Истины, — заявил Кхура. — Меня отправили на Освобождение согласно эдикту Малькадора, дабы проследить за исполнением воли Императора.
— Снова ложь! Лоргар послал тебя шпионить за нами, убедить моих воинов перейти на сторону Хоруса.
— Это неправда. Чем вы докажете, что я — не верный слуга Императора? Я был с вашим легионом с самой Никеи. Как я могу быть в ответе за действия своего примарха?
— Ты — Несущий Слово. Ты говоришь устами Лоргара. Это ваше темное кредо. Ты прикидываешься носителем Просвещения, хотя на самом деле ты — апостол измены.
— Вы не имеете права обви…
Коракс схватил Кхуру за горло и, подняв капеллана в воздух, приложил головой о потолок.
— Лжец! Из твоих ублюдочных уст изливается только грязная ложь, сын Лоргара!
Агапито ступил вперед, но Соларо взял его за локоть, слегка качнув головой. Лицо Кхуры стало краснеть, когда примарх начал сжимать хватку.
— Это мой мир, мой легион, — прохрипел Коракс. — Ты оскверняешь его своим присутствием.
Раздался громкий треск, и жизнь исчезла из глаз Кхуры. Невнятно рыча, Коракс опустил труп обратно на стул. Примарх резко обернулся к двери и замер, как будто впервые заметив Агапито и Соларо. Его лицо было смертельно белым, глаза походили на черные провалы. Агапито взглянул в искаженное лицо примарха, и внутри его все сжалось.
— Киньте эту мразь в печь, — приказал Коракс. Он закрыл глаза и с трудом взял себя в руки, к его лицу прилила кровь. — Еще раз обыщите его покои. Если там есть что-то, что связывает его с планами Хоруса, то я хочу, чтобы это нашли. Проверьте логи связи, узнайте, имел ли он сношение с Лоргаром или другими Несущими Слово в течение последнего года.
— Вот он я, — сказал генетический отец. — Если ты что-то хочешь сказать мне, Мортарион, говори начистоту.
На поясе Мортариона висели веревки, из которых он сделал шнур для Лампиона.
— У меня много вопросов, — сказал он, наконец. Его голос заскрежетал в неожиданной тишине сводчатого помещения. — Но я откажусь от всех них ради ответа на всего один. Скажи мне, зачем ты забрал у меня победу в день, когда пришел в мой мир.
В глазах Императора мелькнула редкая вспышка смущения.
— Я сделал это, чтобы спасти жизнь моего сына. Ты бы умер на той горе. Там мог победить только тот изверг, что истязал тебя столько времени. — Он посмотрел на Мортариона долгим взглядом. — Я не мог позволить тебе погибнуть, не после таких длительных поисков.
— И все же это брошенный тобой вызов отправил меня туда.
— Разве? Мы все еще можем многое узнать друг о друге, мой сын, но одно для меня очевидно. — Император указал на Лампион. — Хоть один поступок в твоей жизни не был актом протеста? Неповиновения? Ты сразился с Некаре по собственному выбору. Та дверь уже была открыта.
— Ты не помешал мне пройти через нее.
«Он знал, как ты поступишь, — сказал внутренний голос. — В конце концов, он сотворил тебя. Кому, как ни ему знать, как манипулировать тобой?»
В поведении Императора появилась холодная непостижимая отдаленность.
— Отец обязан обучать своих сыновей. В тот день ты получил ценный урок. Я понял, что должен напомнить тебе о смирении, Мортарион. Некоторых врагов тебе не победить в одиночку.
>Не смотря на привычку, пытка Сайфера внушала Шафану ощущение дискомфорта. Падший словно покинул своё тело и находился где-то в ином месте. Лишь редкие гримасы показывали, что он что-то чувствует. Асмодей, напротив, выглядел рычащей и хрюкающей тварью в тенях.
Асмодаю лучше не появляться на "Гордости Императора"
>"Повсюду работали слуги в тяжелых скафандрах терранских стивидоров и гильдий корабелов, им помогали дикие обликом фенрисийцы, носящие под визорами старомодные кожаные маски."
Легион - кожевенник, легион-leatherman
> Круль вскинул голову и обнаружил, что находится у входа в караульное помещение или жилую казарму. За столом впереди сидели трое зеленокожих, которые бросали игральные кости с какими-то символами на гранях и двигали маленькие металлические фигурки по треугольной доске.
Даже живя в вархаммере, играют в него.
Автоматические станции наблюдения на юго-западе сегментума Ультима, переставшие выходить на связь. Когда через несколько месяцев группа техножрецов Механикус прибыла на станции, все машины были целы, но по необъяснимым причинам не работали и не поддавались попыткам запустить их снова.
Орочья Империя босса Шипобашмака, пугающе быстро полностью выкошенная неизвестным вирусом.
Бесследное исчезновение нескольких могущественных Кабалов, вышедших из Комморага на рейды в реальный космос.
Почти мгновенный сход с орбиты и падение на звезду мира-гробницы династии Чарновох.
Масштабная миграция одного из мелких осколков флота-улья Левиафан, подозрительно похожая на поспешное бегство, так как тираниды не задерживались на покорение и поглощение даже обильных и слабо защищенных планет на своем пути.
Демоническое вторжение на кардинальские миры-близнецы Сервосанктус-II и Сервосанктус-IV, внезапно оборвавшееся по непонятной причине. Прибывшему на зачистку 5-му братству Серых Рыцарей пришлось засвидетельствовать рассказы, как нерожденные твари с испуганным воем хватались за свои уродливые головы, словно впадая в припадки и рассеиваясь как утренний туман.
Почти никто из слуг пылающего по всем фронтам Империума не обратил должного внимания на эти события и не попытался соотнести их между собой.
Но те немногие, кто обратил и сделал выводы, затрепетали в ужасе. Ибо их объяли подозрения, что на сцену Галактики вернулись те, которые стояли ближе всего к уничтожению человечества и кого давно считали ушедшими в небытие".
>Они принесли серебряные кувшины, а раб, чей пол невозможно было определить, протянул ему хрустальный кубок со сложной резьбой, бросающий во все стороны ослепительные блики.
Это даже трешовее, чем евнухи на Тизке
СНОВА
"Повелитель Ночи потребовал безоговорочной капитуляции Трамаса и всех его владений во имя Магистра Войны, Конрада Кёрза и VIII легиона. В ответ Мэйвин Кхелен, последний регент Трамаса, произнесла одно-единственное слово: «Нет».
Стоявший рядом с ней Арктурус Морде, капитан-генерал полков Ночной Стражи и терранский ветеран Великого Крестового похода, выхватил археотековый пистолет, когда-то подаренный ему Императорским Двором Терры в награду за верную службу, и разрядил его прямо в ошеломлённое лицо Тола. Сопровождающая Морде элита Ночной Стражи, Полночное Воинство, активировала свои силовые топоры и ворвалась в ряды почётного караула Повелителей Ночи, встретивших их ревущими клинками. Тронный зал оказался во власти безумия сверкающих клинков и бешеной пальбы, пока Повелители Ночи прокладывали себе обратный путь из дворца с искалеченным телом своего лорда на руках. Между тем весь город взялся за оружие во имя Императора. По всей планете и на борту орбитальных станций полки пришли в полную боевую готовность: некоторые из них получили призыв к оружию, услышав вокс-трансляцию из дворца, другие следовали приказу своих собственных офицеров, в то время как некоторые действовали инстинктивно, увидев как город погружается в хаос. Полки, продемонстрировавшие лояльность к Магистру Войны или же призывавшие сложить оружие перед Повелителями Ночи, были атакованы верными Императору подразделениями Ночного Дозора и ветеранов Великого Крестового похода, в то время как толпы гражданских и пылающие жаждой возмездия беженцы взялись за оружие в стремлении отомстить за месяцы мучений со стороны сынов Ночного Призрака. Небольшой отряд Повелителей Ночи, оставленный Толом в космопорте для обеспечения безопасности своих транспортных судов, оказался сокрушён под натиском Антикаанских Гусар, на знамёнах которых был виден символ Имперских Кулаков – этот полк на протяжении долгого времени бился плечом к плечу с благородным легионом Дорна. Другие банды Повелителей Ночи спасались из дворца бегством, в то время как облачённые в лёгкую броню бойцы Полночного Воинства преследовали и гнали их прочь. После внезапного объявления регентом войны улей оказался во власти непрерывных сражений и отчаянных приступов, и на протяжении всей долгой ночи на Трамасе смерть правила бал среди городских улиц".
СНОВА
"Повелитель Ночи потребовал безоговорочной капитуляции Трамаса и всех его владений во имя Магистра Войны, Конрада Кёрза и VIII легиона. В ответ Мэйвин Кхелен, последний регент Трамаса, произнесла одно-единственное слово: «Нет».
Стоявший рядом с ней Арктурус Морде, капитан-генерал полков Ночной Стражи и терранский ветеран Великого Крестового похода, выхватил археотековый пистолет, когда-то подаренный ему Императорским Двором Терры в награду за верную службу, и разрядил его прямо в ошеломлённое лицо Тола. Сопровождающая Морде элита Ночной Стражи, Полночное Воинство, активировала свои силовые топоры и ворвалась в ряды почётного караула Повелителей Ночи, встретивших их ревущими клинками. Тронный зал оказался во власти безумия сверкающих клинков и бешеной пальбы, пока Повелители Ночи прокладывали себе обратный путь из дворца с искалеченным телом своего лорда на руках. Между тем весь город взялся за оружие во имя Императора. По всей планете и на борту орбитальных станций полки пришли в полную боевую готовность: некоторые из них получили призыв к оружию, услышав вокс-трансляцию из дворца, другие следовали приказу своих собственных офицеров, в то время как некоторые действовали инстинктивно, увидев как город погружается в хаос. Полки, продемонстрировавшие лояльность к Магистру Войны или же призывавшие сложить оружие перед Повелителями Ночи, были атакованы верными Императору подразделениями Ночного Дозора и ветеранов Великого Крестового похода, в то время как толпы гражданских и пылающие жаждой возмездия беженцы взялись за оружие в стремлении отомстить за месяцы мучений со стороны сынов Ночного Призрака. Небольшой отряд Повелителей Ночи, оставленный Толом в космопорте для обеспечения безопасности своих транспортных судов, оказался сокрушён под натиском Антикаанских Гусар, на знамёнах которых был виден символ Имперских Кулаков – этот полк на протяжении долгого времени бился плечом к плечу с благородным легионом Дорна. Другие банды Повелителей Ночи спасались из дворца бегством, в то время как облачённые в лёгкую броню бойцы Полночного Воинства преследовали и гнали их прочь. После внезапного объявления регентом войны улей оказался во власти непрерывных сражений и отчаянных приступов, и на протяжении всей долгой ночи на Трамасе смерть правила бал среди городских улиц".
опозоренному Повелителю Ночи, держа руку на эфесе своего рунного меча.
— На колени, — приказал он. Один из громадных терминаторов положил руку на наплечник раптора и заставил того опуститься. Керамит с лязгом ударился о рокрит. С Ворфекса сняли его увенчанный гребнем шлем, который сейчас был пристегнут магнитами к поясу Шензара.
— Ты сознательно нарушил мой приказ, — произнес Кулл. Его голос резал, словно лезвие его расписанного рунами клинка. — Ты навлек позор на всех нас. Лишь за многие твои прежние услуги я дам тебе быструю смерть.
— Могу ли я сделать подношение моему принцу, прежде чем он свершит правосудие? — спросил Ворфекс. Раптору хватало ума не поднимать головы. Принц Терний ощерился.
>увенчанный гребнем шлем
>гребнем
Ебать ПОЧТЕННЫЙ БРАТ-ПЕТУХ
Скейн сказал то, о чем думали столь многие — возможно, потому, что был так близок к утрате собственного разума. Он непрестанно дергался и не мог прекратить грызть покрытые язвами губы. Он утратил контроль над Бетчеровой железой несколько недель назад; теперь его подбородок воспалился от постоянно текущей кислотной слюны. Один глаз был выбит в поединке где–то в недрах корабля — там, где каждый зал превратился в арену, залитую красным светом аварийных ламп. Почему–то эта рана не зажила. Алые слезы сочились из нее, днем и ночью. Кровь просто продолжала течь.
> — Лотара, — сказал он. Металлические зубы лязгнули, когда он дернулся в очередной судороге. — Мне нужно п–п–поговорить с т-т… тобой. — Ему понадобилось не меньше трех секунд, чтобы закончить фразу.
— Для тебя, сержант — капитан Саррин. — Она не сводила прицел с его изуродованного лица и изо всех сил старалась не пустить в голос даже тень страха. — Ты убил моих солдат. Это… вряд ли было нужно.
— Наедине, — с трудом выговорил Скейн, напрягаясь, точно поднимал тяжелый груз; Лотара видела, как выделяются сухожилия на его шее. — Говорить с тобой наедине.
— Вот я одна, — осторожно сказала она. Две мысли столкнулись в ее разуме: одна — мелочная и раздражающая, вторая — настойчивая и злая. «До чего же дурацкая, дурацкая будет смерть, если меня убьет не кто–нибудь, а именно Скейн…» Вторая мысль была — «Где Кхарн? Кхарн мог бы убить его… Где Кхарн?»
Скейн оставался глух и слеп к ее мыслям. Он едва мог сформировать свои собственные.
— Капитан Са… Са… — сказал он. — Нам н-нужно убираться с этого корабля.
Так значит, бунт. Она должна была ощутить шок, должна была спустить курок и попытаться наказать его, но навалившаяся неотступная усталость лишила это откровение каких–либо эмоций. Она поняла, что одновременно потрясена его предательством и слишком устала, чтобы хоть что–то чувствовать.
То, что Скейн пришел к ней — из всех, кто был на корабле — было неописуемым риском. Он не мог быть один. Должны были быть другие, такие же, как он — те, кто хотел покинуть корабль, прежде чем «Завоеватель» убьет их.
И теперь, когда он рассказал ей это… Убьет ли он ее, чтобы сохранить тайну?
Она смотрела в его изможденное лицо. Видела, как оно дергается в нервных тиках. Видела лихорадочный жар в его взгляде, слышала лязганье стальных, запятнанных кровю зубов. Его лицо было забрызгано кровью ее телохранителей.
Да. Он убьет ее, если она откажет ему.
Но он рассчитывал, что она не откажет. Он рассчитывал, что она поймет его. Будет благоразумна.
Лотара опустила пистолет.
— Я знаю. Но как?
— Нужна… — Скейн изо всех сил пытался сформировать слова. — Нужна твоя помощь.
Скейн сказал то, о чем думали столь многие — возможно, потому, что был так близок к утрате собственного разума. Он непрестанно дергался и не мог прекратить грызть покрытые язвами губы. Он утратил контроль над Бетчеровой железой несколько недель назад; теперь его подбородок воспалился от постоянно текущей кислотной слюны. Один глаз был выбит в поединке где–то в недрах корабля — там, где каждый зал превратился в арену, залитую красным светом аварийных ламп. Почему–то эта рана не зажила. Алые слезы сочились из нее, днем и ночью. Кровь просто продолжала течь.
> — Лотара, — сказал он. Металлические зубы лязгнули, когда он дернулся в очередной судороге. — Мне нужно п–п–поговорить с т-т… тобой. — Ему понадобилось не меньше трех секунд, чтобы закончить фразу.
— Для тебя, сержант — капитан Саррин. — Она не сводила прицел с его изуродованного лица и изо всех сил старалась не пустить в голос даже тень страха. — Ты убил моих солдат. Это… вряд ли было нужно.
— Наедине, — с трудом выговорил Скейн, напрягаясь, точно поднимал тяжелый груз; Лотара видела, как выделяются сухожилия на его шее. — Говорить с тобой наедине.
— Вот я одна, — осторожно сказала она. Две мысли столкнулись в ее разуме: одна — мелочная и раздражающая, вторая — настойчивая и злая. «До чего же дурацкая, дурацкая будет смерть, если меня убьет не кто–нибудь, а именно Скейн…» Вторая мысль была — «Где Кхарн? Кхарн мог бы убить его… Где Кхарн?»
Скейн оставался глух и слеп к ее мыслям. Он едва мог сформировать свои собственные.
— Капитан Са… Са… — сказал он. — Нам н-нужно убираться с этого корабля.
Так значит, бунт. Она должна была ощутить шок, должна была спустить курок и попытаться наказать его, но навалившаяся неотступная усталость лишила это откровение каких–либо эмоций. Она поняла, что одновременно потрясена его предательством и слишком устала, чтобы хоть что–то чувствовать.
То, что Скейн пришел к ней — из всех, кто был на корабле — было неописуемым риском. Он не мог быть один. Должны были быть другие, такие же, как он — те, кто хотел покинуть корабль, прежде чем «Завоеватель» убьет их.
И теперь, когда он рассказал ей это… Убьет ли он ее, чтобы сохранить тайну?
Она смотрела в его изможденное лицо. Видела, как оно дергается в нервных тиках. Видела лихорадочный жар в его взгляде, слышала лязганье стальных, запятнанных кровю зубов. Его лицо было забрызгано кровью ее телохранителей.
Да. Он убьет ее, если она откажет ему.
Но он рассчитывал, что она не откажет. Он рассчитывал, что она поймет его. Будет благоразумна.
Лотара опустила пистолет.
— Я знаю. Но как?
— Нужна… — Скейн изо всех сил пытался сформировать слова. — Нужна твоя помощь.
- Маш тапеп! сит позШз зерег т ае1ег-пит, Рптагспе! - пропел Реклюзиарх на священном языке служителей религии, который воспринимался слушателями как смесь священного песнопения с оккультными заклинаниями. - 1п1егпсеге ез1 огаге, Рптагспе!
>Примарх до предела развернул крылья, и его снижение остановилось с приятной внезапностью, сопровождавшейся хлопком пойманного воздуха. С легкостью, казавшейся невероятной, император ступил на парапет бастиона. Последний раз взмахнув крыльями в холодном воздухе, он сложил их за спиной. Зашагав вперед, Повелитель Ангелов встряхнул перьями, и они затрепыхались, разглаживаясь вслед за движениями крошечных мышц.
>Сангвиний вздрогнул: уход за оперением дарил ему самые приятные в жизни ощущения. После полетов, конечно.
...
>– Что ж, они меня не сразят, а я их одолею. Ты видел, что я сделал с сыновьями Льва и Мстящего Бухгалтера. Могу повторить это, и с радостью. Если этого недостаточно, чтобы переубедить тебя, то смерти Азкаэллона, столь дорогого тебе, столь ненаглядного, точно хватит.
>– Ты отвратителен, – сказал император.
>– Такой хорошенький и такой тупой, ты, любимый бойцовый петушок Отца, вечно чистишь перышки в своем курятнике! А моя главная черта – чудовищность, не так ли? – резко отозвался Конрад.
...
>– Меня ненавидят! – заорал Конрад. – Так же сильно, как любили Ферруса. Но что в той любви? Это он сейчас мертв, а я жив. Смерть не явится ко мне внезапно, как к нему, не ударит рукой того, кто клялся в любви. Если между нашими родичами бывают такие отношения, почему мы с тобой не можем быть близки?
...
>Кёрз стоял, широко раскинув руки, напрягшись в предвкушении.
>– Сделай это! Пронзи меня своим длинным клинком, трус! Сделай то, что не удалось Вулкану, Льву и унылому Робауту!
>Они больше не являлись штурмовыми командами, что он обучил и сформировал целую вечность назад и о которых среди других легионов ходили легенды. Это не те рапторы, которых знал Сахаал.
>На город падали демоны-стервятники, ревущие вместе с цепными мечами и палящие из пистолетов, не успев приземлиться. Они кричали, кудхатали и вопили, а их искривленная броня мерцала безобразным светом, словно жар тлеющих углей.
>кудахтали
>кудахтали
>Сахаал выпрыгнул из своего укрытия с шипящим воплем, который мог погасить адский огонь, – воем банши, ошеломившим и парализовавшим гостя.
Сахаалу тоже стоит от "Гордости Императора" держаться подальше.
- Ты прав, Аргел Тал. Я отсутствовал слишком долго. Я вынужден был манипулировать туго соображающими работягами из Четвертого легиона, тогда как на самом деле больше всего хотел бы оставаться здесь, с моими братьями, и проповедовать развивающееся Слово Лоргара.
Ржаные-гречневые марины, да и Дары спиливали, сразу видно - соображали туго