Скрупулезные бухгалтеры смерти из ИГИЛ дают свои цифры потерь противника в Мосуле за девять месяцев осады. Уточнение - здесь даны данные только по Мосулу (не учитывая бои в Таль-Афаре и Найнаве). Как всегда, отдельно учитываются военные и пешмерга от шиитских карателей - у тех свой счет. Приведенные ниже данные касаются именно военных и курдов.
По цифрам:

11700 человек убито (пешмерга, армия и военная полиция)

1629 из них были убиты снайперами

2622 единицы военной техники обездвижены или уничтожены

167 БМП уничтожено.
44 российских танка.
1049 Хамви.
76 Абрамсов.
841 единица разной техники

482 раза применялись смертники-истишхади

Сбито 103 дрона и 15 вертолётов.

Статистика по шиитским формированиям, видимо, будет позже. По прежним цифрам, потери шиитов приблизительно в 2-2,5 раза выше потерь армии, так что общее число убитых противников ИГ может достигнуть 30 тысяч человек. Если учесть раненых, то прежние оценки общих потерь в 60 тысяч вполне достоверны. Кроме того, подчеркивается, что данные не учитывают никаких иных мест боев, кроме Мосула. В Таль-Афаре, где шли наиболее ожесточенные бои (и продолжаются по сей день) в отдельные недели число потерь иракцев было вполне сопоставимо с мосульскими.

Еще одно уточнение: силы ИГИЛ в Мосуле в общей сложности составляли порядка 8-10 тысяч человек, однако постоянно шла ротация, поэтому одномоментно город защищало порядка 4-5 тысяч. Последние три месяца большую часть боевиков составляли местные ополченцы: фамилии убитых, которые публиковали ресурсы боевиков, пестрят местными: очень много аль-Маслави (из Мосула). Собственно ИГИЛ воевал там профессиональными подразделениями численностью порядка тысячи-полутора тысяч человек. Потери ИГИЛ за все 9 месяцев можно оценить в 4-5 тысяч человек убитыми. Убито 60 тысяч гражданских, сколько находится под развалинами - сказать пока невозможно.

И последнее. Судя по точности приводимых цифр, учет и контроль в ИГ поставлен четко. По поводу смертников, к примеру - в статистику входят только успешные операции истишхадии, в нее не включаются те, кто был уничтожен на подходах к цели. Каждую операцию отслеживают с воздуха и фиксируют для отчета. Так же фиксируют и потери противника после взрыва. Неточности, конечно, неизбежны, но приписок стараются не допускать.

ПС. Бои в самом Мосуле между тем продолжаются.

>>2741585
«Я уехал на войну»
В августе 2013 года Казим Нурмагомедов в течение трех дней не мог дозвониться до своего младшего сына, 29-летнего Марата.
– Папа, я уехал на войну, – сказал сын по телефону, когда наконец объявился.
– Какую войну? Зачем? Почему? Марат недавно женился, скоро должен был родиться ребенок, у сына была хорошая работа в IT-компании в Москве, потом в Махачкале, приличная зарплата – 2 тысячи долларов, своя квартира. Какая причина? Но на все мои вопросы Марат отвечал уклончиво: я так решил, так надо. А в случае давления вообще закрывался и переставал отвечать. Я понял: надо ехать и разбираться, – рассказал Sobesednik.ru сам Казим Нурмагомедов.
Нурмагомедов взял денег у другого своего сына – бизнесмена – и купил билет до Стамбула, там пересел на рейс до турецкой провинции Хатай, близко к сирийской границе.
– Только заселился в отель, звонит сын: за тобой приехали. Уже ночь на дворе, но выбора нет. Таксист – турок, по-русски не говорит. Ехали по темноте час-полтора, привез он меня в какой-то сельский домик, завел в комнату, показал на диван и говорит: «Бай-бай». Утром постучался, принес чай, легкий завтрак, а после того, как перекусили, показал рукой на микроавтобус. Кроме меня, в него сели еще молодой парень – русскоговорящий с азербайджанским акцентом – и девушка в мусульманской одежде, с закрытым лицом. Она молчала всю дорогу, но мне показалось, она славянка, так как светлая, – вспоминает Казим.

Пароль – «Мухаджиры»
Переход турецко-сирийской границы не занял много времени. Пограничник даже не открыл паспорт, просто кивнул, увидев российский герб на обложке. Потом он дулом автомата приподнял колючую проволоку и кивнул: «Идите!» Своему проводнику Нурмагомедов отдал на месте 100 долларов – такса фиксированная.
– На той стороне меня встретил сын, в арабском хлопковом одеянии и с бородой. Без лишних слов и объятий мы сели в «Хёндай Санта Фе», ехали недолго. На блокпостах слышал, как говорили пароль: «Мухаджиры» (новые поселенцы), после чего нас пропускали дальше. Вы­шли мы в поселке, который, как я потом узнал, назывался Атма. Это такой перевалочный пункт. Коттеджи, брошенные прежними владельцами, занимали в основном русскоговорящие – по несколько человек в каждом доме. Они сразу загалдели: «За сыном приехал? Забрать хочешь? Он на верном пути!» Я был на территории ИГИЛ первые два часа и пререкаться не хотел. Но потом слушал-слушал и не выдержал: «Вы, молодежь, меня за чабана неграмотного, что ли, держите? Агитируете? У меня физфак университета за плечами, да и об исламе я знаю не меньше вашего!» Повисла пауза, я уже ругал себя за вспыльчивость, из-за которой весь план мог сорваться. Но все обошлось. Они рассмеялись. Один сказал: «Хорошую речь толкнул, я для себя два новых слова выучил: «геополитика» и «демагогия», – говорит Казим
Нурмагомедовы переехали на постоянное место – в пригород Алеппо Кафр-Хамру, где поселились в одном из брошенных старыми хозяевами домов. Активных боевых действий здесь не было, минометы звучали только по ночам вдалеке. Каждое утро сын куда-то уходил, говорил – на учебу: основы религии, арабский язык. Казим прогуливался по селу. Говорит, обстановка напомнила ему военно-спортивные сборы времен его молодости. Познакомился со старшим небольшой группы, в которую входил Марат: грузинский чеченец Сейфулла – бывший рэкетир и бандит (позже был убит при попытке штурма одной из сирийских тюрем. – Ред.).

Будни ИГИЛ
ИГИЛ пыталось быть похожим на обычное государство: работали магазины, аптеки, фармзавод. Цены – копеечные. Гайки еще не были закручены, исламская вольница Казиму напоминала махновское Гуляйполе.
– Сыну выдавали 50 долларов в месяц, их хватало. Никаких бешеных тысяч долларов, о которых любят рассказывать, и в помине не было! – уверяет Казим.
Электричество пропадало каждый день, а как только появлялось, все бежали заряжать мобильные телефоны.
– Неделю я там прожил, с сыном мог поговорить только вечерами. Не давил. Но нащупал нужный аргумент: жена и ребенок брошены дома, без поддержки, разве это достойно правоверного мусульманина? Вроде уговорил выехать хоть на время, повидаться с семьей. Но осуществить это оказалось очень непросто, – делится Казим.
Вернувшись в Стамбул, Нурмагомедов-старший через диаспору стал искать «контакты».
– Как я понял, там бизнес налажен в обе стороны: на вход и на выход, – полагает Казим. – Выход – дороже. Если поймают – расстреляют как предателя. Меня свели с некими турками, вроде курдами, которые взялись вывезти Марата. Я передал им при встрече 5 тысяч долларов. Три дня они были со мной на связи, потом пропали. До сих пор не знаю – то ли их поймали, то ли они меня просто кинули, – недоумевает Казим.
Нурмагомедов не помнит точно, сколько еще у него было таких встреч, договоренностей, пустых надежд. Но Марат так и оставался по ту сторону, в ИГИЛ.
Через год бесплодных поисков, когда многие готовы были взять деньги, но никто не давал никаких гарантий, жена Казима не выдержала: еду к сыну! Дорога протоптана, такса прежняя – 100 долларов. Марат к тому времени переселился близко к Ракке, в село Тапка. График его жизни поменялся: днем он был с матерью, ночью уходил.
ИГИЛ к тому времени уже вовсю махало топором, устраивало казни и стало самой обсуждаемой темой в мире.
Настроение Марата переменилось, он увидел, что лозунги, как это часто бывает, расходятся с реальностью. Игиловские спецслужбы следили за всеми и ставили к стенке за любой проступок. Принимали всех, а на выезд требовалось личное письменное разрешение амира города.
– Из-за этого разрешения жена проторчала в ИГИЛ 1,5 месяца, – рассказывает Казим. – Можно было, конечно, выбираться и без бумажки, но шансы доехать до границы тогда резко уменьшались. А когда она все-таки вернулась, привезла хорошие вести: сын сам хочет выбираться оттуда навсегда, «навоевался». И таких, как он, собралась целая группа – человек 11 русскоговорящих. Мы нашли людей, которые взялись вывезти их по 1–2 человека в фурах и багажниках, но через знакомых пришло шокирующее известие: Марата и его сообщников схватили и бросили в тюрьму. Обвинение самое страшное – такфир, или неверие, отступничество. За это – смерть, – передает злоключения сына Казим.

>>2742094

«Папа, я живой!»

– Мне пришла непроверенная информация, что сына и сообщников казнили. От него самого – никаких известий. Я никому не рассказал, до получения подтверждения держал все в себе, – вздыхает отец.
Бывший физик погрузился в изучение шариата и законов ИГИЛ. 4 месяца с заключенными ведется следствие и работа богословов. Если «преступники» признают вину, покаются и искупят проступок на линии фронта, возможно прощение. В противном случае – казнь. Семерых из группы Марата в итоге казнили, а четверым, включая сына Казима, дали шанс и отправили ближе к месту боев.
– Я хорошо помню этот момент. Звонок с номера сына: «Папа, я живой!» – переживает до сих пор Нурмагомедов.
С этого момента все деньги, силы и время были направлены на поиск спасения.
– Первый «спасительный рейс» сын пропустил сам – уступил место в фуре матери с тремя детьми, – продолжает Казим. – Через несколько дней пришла легковушка. Риск был огромный – за ним следили. Ночью его спрятали в багажник местного торговца и повезли в сторону границы. Это были самые бесконечные три часа. Но все прошло благополучно. В Турции Марат даже не оглянулся в сторону границы страны, о которой мечтал, куда уехал, бросив все, и которая потом стала для него тюрьмой.

ИГИЛ не отпускает
Сегодня «Исламское государство» осталось далеко в прошлом, но война для Нурмагомедовых не закончилась. Марат не может приехать в Россию, где он объявлен в розыск как участник незаконных формирований, и скрывается на территории Украины.
– По нашим законам наказания можно избежать при добровольной сдаче с оружием. Он готов сдаться, но ему что, нужно было из Сирии на себе пулемет везти через три границы?! А без этого никак, преступник – и точка, хоть раскаялся и сам бежал – неважно! – недоумевает Казим.
Среднего сына – Шамиля – тоже задело. Он переводил деньги брату в Сирию для побега, и теперь его обвиняют в финансировании терроризма, шестой месяц сидит в СИЗО.
– Без денег Марат из ИГИЛ не выбрался бы, там все четко поставлено на финансовые рельсы! Я сам пришел в ФСБ, рассказал все, что видел в Сирии, с кем общался, какие пути туда и оттуда – без утайки. Говорю, судите и меня: я там был, деньги за сына платил и заплатил бы еще раз, если понадобилось бы! – горячится Нурмагомедов-старший. ИГИЛ забрало будущее у одного его сына и свободу – у второго.

https://sobesednik.ru/politika/20170707-otec-potratil-na-vyzvolenie-syna-iz-igil-tri-goda-i-30-tysya

На Филиппинах официально объявлено о гибели порядка пятисот военных в боях за Марави. Город до сих пор не очищен от бовиков. О потерях "эскадронов смерти" не говорится, хотя вряд ли они велики - прикормленные уголовники, естественно, неважные солдаты, их используют для других целей. В принципе, они везде одинаковы: плеснуть в лицо кислотой или зеленкой, "отжать" землю - нам это тоже знакомо. Ну, расстрелять безоружных - это тоже к ним.

По поводу расстрелв - не метафора. Из Мосула последние три дня приходят сообщения о массовых расстрелах всего мужского населения в Старом городе. Зверствуют шиитские зондеркоманды. Счет казненных идет на сотни. Убивают всех подряд. В западных СМИ, естественно, об этом ни звука. В сети появляются всё новые ролики, снятые самими палачами - перед казнью над приговоренными издеваются и избивают смертным боем. Их есть у меня, но откровенно говоря, не представляю, как можно их выложить без мгновенного блокирования - закон и администрации ресурсов бдительно следят за душевным здоровьем граждан. Нет шок-контента - значит, все спокойно и не о чем волноваться.

В старом городе - огромное число тел погибших мирных жителей (и не только мирных). Довольно странно, что их не убирают так долго - опасность эпидемий касается в том числе и "освободителей". Правда, продолжающиеся бои создают объективные проблемы для таких мероприятий, но скорее всего, речь идет о довольно сложном положении с элементарной управляемостью - город наводнен откровенными бандитами из радикальных шиитских группировок, которые никому не подчиняются и при этом не допускают в зоны своего контроля никого, включая и правительственные службы.

В Ракке взята пауза - курды ведут себя крайне осторожно, однако даже при этом у них достаточно высокие потери (хотя и несравнимо меньше, чем у иракцев в Мосуле). Продвижения нет, закрашенные на картах районы города ими не контролируются вообще - в них продолжают действовать группы боевиков.

Тактика боевиков в Ракке серьезно отличается от мосульской. Небольшие размеры города не позволяют выстраивать рубежи обороны, поэтом сплошной обороны нет, она основана на действиях очень большого числа небольших мобильных групп и засадах. Группы постоянно перемещаются, курды постоянно находятся в окружении, с любой стороны в любой момент может начаться атака или обстрел. При этом курдские боевики крайне недисциплинированы, плохо обучены взаимодействию, что неудивительно, учитывая их иррегулярный характер. Гибель командира практически сразу приводит к панике и зачастую к бегству. Хотя им нельзя отказать и в высокой мотивации, слабая выучка серьезно мешает вести организованные боевые действия. Тем не менее, невозможность даже небольших передышек выматывает, люди уже на вторые-третьи сутки боев чрезвычайно устают, моральное состояние быстро становися подавленным.

Боевики применяют сравнительно небольшое количество смертников в Ракке, в основном те действуют за пределами города, атакуя колонны техники. В самом городе оборона достаточно эффективна, поэтому вполне достаточно того, что уже есть.

Бессмысленность выбранной курдами тактики боев вынудила их командование остановить дальнейшие действия и провести перегруппировку.

С юга Сирии также приходят сообщения об изменениях, часть которых, по всей видимости, основана на соглашениях между Кремлем и американцами (трудно сказать - на встрече Путин-Трамп или каких-нибудь координационных встречах военных или дипломатов). Сообщается, что подразделения российской военной полиции введены в Дераа - в ту его часть, которая была под контролем Асада. Пока сообщения на эту тему идут, скажем так, не слишком уверенно, но они есть. Нужно отметить, что в последние месяцы численность "военной полиции" довольно быстро увеличивается - слишком много точек ей приходится принимать под контроль. Вполне возможно, что этим термином просто прикрывают продолжающееся увеличение наземного военного контингента - логика бесконечной войны требует постоянного наращивания присутствия, а значит - все новых и новых людей. По сути, речь идет, конечно же, о неявном варианте оккупации - другого способа хоть как-то контролировать территорию все равно нет. Это еще не Афганистан (да и вряд ли станет им - слишком убого выглядит современная российская армия по сравнению с советской), но движение в том же направлении.

Героическое продвижение сирийской армии (точнее, того, что понимается под этим термином) снова замедлилось - идут сообщения все больше о локальных занятых точках типа очередного стратегического холма или сарая. Объяснение простое - боевики вполне грамотно сдают пустоши, оборона которых не имеет практического смысла, упираясь в местах, по-настящему важных. Кроме того, война все больше переходит в мобильный сценарий, где контроль над населенными пунктами уступает место контролю над территориями и направлениями. В пустынной местности Сирии и Ирака действует в общей сложности коло двухсот-двухсот пятидесяти мобильных групп общей численностью до 10 тысяч человек. Война с ними требует совершенно иной стратегии действий, чем теперь. Не сказать, что иракцы и сирийцы этого не понимают - но у них схожие проблемы, связанные с полностью обескровленной армией, и необходимостью создавать новую практически с чистого листа. Пока же за них воюют наемники, интервенты или просто бандформирования, а то и откровенные террористы. В таких условиях именно они диктуют, как будет идти эта война.

Борьба с терроризмом продлжается. Причем продолжается таким образом, что крайне сложно понять - каковы критерии победы в такой борьбе. Пока, истребляя сотню террористов, уничтожаются условия для выживания тысячи мирных жителей, что неизбежно вынуждает их браться в итоге за оружие - либо для мести, либо для элементарного выживания и прокорма. Эта музыка будет вечной. Так задумано или просто иначе не умеют - тут загадка.