Барон Ильхам Алиев стоял, опустив глаза, в приемной
падишаха-императора. Он исподтишка изучал комнату со стальными
стенами, охрану, членов домашнего отряда ИГИЛ, застывших
у стены под запятнанными кровью и порванными в битве знаменами,
которые были единственным украшением помещения.
Голоса, доносившиеся справа, эхом отдавались в высоком
проходе:
-- Дорогу! Дорогу Его императорскому величеству!
Император Реджеп I в сопровождении свиты вошел в приемную.
Он ждал, пока подвезут трон, не обращая внимания ни на барона,
ни на кого-либо другого из присутствующих.
Барон обнаружил, что не может отвести взгляда от лица Его
величества, ища в нем объяснение столь необычной холодности.
Император продолжал стоять в ожидании -- стройный, элегантный,
одетый в форму ИГИЛ с тапочками и зеленой повязкой .
Наконец трон внесли. Это было массивное кресло, вырезанное
из единого куска срийского кварца, сиявшее голубоватым светом
с мелькавшими в нем желтыми искрами. Пажи подняли его на
возвышение, где стоял император.
Старый мужчина в черном плаще-аба, в надвинутом на лоб
капюшоне медленно вышел из коридора и занял место за троном, положив одну из сморщенных рук на спинку трона. Его лицо, выступающее из-под черного капюшона, походило на карикатурного злодея- запавшие глаза, удивительно семитский нос.
При виде его барон едва сдержал дрожь: присутствие
Преподобного отца Джорджа Сороса, Разжигателя Цветных Революций, указывало на важность этой аудиенции. Барон отвел от
него глаза и начал изучать свиту, пытаясь по ней определить, в
чем же дело. В нее входили два агента ОПЕК -- один высокий и
толстый, другой низенький и толстый, оба с неживыми серыми
глазами. Окруженная слугами стояла одна из дочерей Императора,
Эсру, о которой говорили, что она обучена приемам БДСМ и предназначена в Преподобные матери. Это была высокая
смуглая девушка, с прекрасным, будто точеным лицом и черными
глазами, глядевшими мимо него и сквозь него.
-- Дорогой мой Ильхам!
Император соизволил наконец его заметить. У него был
глубокий баритон, всеми оттенками которого он владел в
совершенстве -- он мог высказать свое недовольство кем-то даже
в приветствии.
Барон низко поклонился, приблизился к трону и стал шагах в
десяти от него.
-- Я явился по вашему вызову. Ваше величество!
-- По вызову! -- хихикнул Сорос.
-- Прошу вас. Преподобный отец, -- остановил его император,
однако улыбнулся замешательству барона.
-- Прежде всего вы должны мне сказать, куда вы отослали
своего любимца Джалала.
Барон метнул взгляд налево, потом направо, кляня себя за то,
что явился сюда без охраны. Не то, чтобы его люди были полезны
в драке с игишатами, но все же...
-- Итак? -- спросил император.
-- Все эти пять дней он отсутствовал. Ваше величество, --
барон бросил взгляд на агентов ОПЕК, потом перевел его на
императора. -- Он должен был высадиться в стане этого божества
Свободных, Пашиняна.
-- Невероятно! -- сказал император.
Одна из похожих на клешню рук Сороса легла на плечо
императора. Нагнувшись вперед, он что-то шепнул ему на ухо.
Император кивнул.
-- Так вы говорите, пять дней, барон? И вас не беспокоит его
отсутствие?
-- Оно меня беспокоит. Ваше величество!
Император продолжал внимательно вглядываться в его лицо.
Преподобный отец снова хихикнул.
-- Я имел в виду. Ваше величество, -- сказал барон, -- что
Арутюнян должен умереть в течение нескольких ближайших часов. -- И он рассказал о смертельном яде и о необходимости противоядия.
-- Как это умно с вашей стороны! -- одобрил император. -- А
где же ваши племянники -- Абу и юный Нариман?
-- Надвигается буря, Ваше величество, и я послал их
проверить наши укрепления, поскольку Карабахцы могут пойти на
штурм под прикрытием песка.
-- Укрепления, -- повторил император. Слово получилось
таким, как будто он с отвращением выплюнул его. -- Буря не
придет сюда, в долину. И этот сброд. Карабахцы, не пойдут на
штурм, пока я здесь с пятью легионами игиловцев.
-- Конечно нет. Ваше величество, -- согласился барон, -- но
не судите строго ошибки, допущенные из-за излишней
осторожности.
-- Вот как! -- сказал император. -- Не судите! Так, значит,
я не должен спрашивать, почему все это арцахское безобразие
так долго от меня скрывалось? И почему прибыли компании ОПЕК
утекают через эту крысиную дыру? И почему я был пешкой в этой
дурацкой игре?
Барон опустил глаза, напуганный гневом императора.
Деликатность его положения, при котором он становился в полную
зависимость от конвенции и от диктата Великих домов, смущала
его. "Намерен ли он убить меня? -- спросил себя барон. --
Невозможно! Только не теперь, когда здесь собрались все Великие
дома и ждут лишь предлога, зацепившись за который, они смогут
извлечь выгоду из беспорядков на Ацахе".
-- Вы взяли заложников? -- спросил император.
-- Это бесполезно. Ваше величество, -- сказал барон. -- Эти
сумасшедшие Карабахцы служат панихиду по каждому, попавшему в
плен, и ведут себя так, как будто его уже нет в живых.
-- И что же?
Барон медлил, бросая взгляды по сторонам и думая об
окружающих его со всех сторон металлических конструкциях. Все
это несло на себе печать такого умопомрачительного богатства,
что даже барон испытывал чувство благоговения. "Он привез пажей
и несчетное количество слуг, женщин и обслуживающий персонал:
парикмахеров, дизайнеров -- целый рой дворцовых паразитов.
Подлизывающиеся, заискивающие, "терпящие лишения" вместе с
императором... все они здесь затем, чтобы наблюдать, как он
ведет это дело к концу, иронизируя над дерущимися и делая
кумиров из раненых".
-- Возможно, вам не удавалось находить нужных пленных, --
сказал император.
"Ему что-то известно", -- подумал Алиев. Страх так сильно
сжал его желудок, что невыносимой стала даже сама мысль о еде.
Но чувство страха походило на голод, и он уже несколько раз
балансировал на суспензорах, готовый к тому, чтобы отдать
нужные распоряжения о еде. Однако здесь не было никого, кто
повиновался бы его приказаниям.
-- У вас есть какие-нибудь соображения насчет личности
Пашиняна? -- спросил император.
-- Это, наверняка, один из иджеванцев, -- сказал барон. --
Свободный -- фанатик, религиозный авантюрист, какие регулярно
возникают на гребнях цивилизации, как это известно Вашему
величеству.
Император бросил взгляд на своего Разжигателя Революций и
снова повернулся к барону.
-- И больше об этом Пашиняне вы ничего не знаете?
-- Он -- сумасшедший, -- сказал барон. -- Все Армяне --
слегка помешанные.
-- Сумасшедший?
-- Его люди идут в битву с его именем на устах; женщины
бросают в нас своих детей и сами бросаются на ножи, открывая
мужчинам путь. Они не знают никаких... никаких приличий!
-- Ах, как это скверно! -- пробормотал император, и от
барона не ускользнула ирония в его голосе. -- Скажи мне, мой
дорогой барон, обследовали ли вы районы Арцаха, лежащие у
южного части Пояса?
Барон вскинул глаза на императора, пораженный внезапным
изменением темы.
-- Но... вы же знаете. Ваше величество, что вся эта
территория необитаема. Там хозяйничают ветер и иранцы. На тех
широтах нет даже нефти.
-- Вы не получали сообщений о том, что со нефтеразведочных геликоптеров замечали полосы залежей?
-- Подобные отчеты поступали всегда. Некоторые из них
расследовались. Много геликоптеров пропало без вести. Это обходится
слишком дорого, Ваше величество. На юге Арцаха люди долго житьне могут.