>>49182

> Это, практически, вершина владения русским языком

В тексте «Кюхельгартена» то и дело натыкаешься на сюжеты еще не написанных вещей: тут законспектированы и «Страшная месть», и «Майская ночь, или Утопленница», и «Выбранные места из переписки с друзьями». Бедного Ганца нелегкая понесла из Германии в Грецию, а оттуда в Азию, как позже носила по миру его создателя – из Питера в Рим и Иерусалим. Словом, это квинтэссенция всего Гоголя. В том числе – его писательской речи и стиля.
«Кюхельгартен» изобилует нелепицами, рядом с которыми знаменитая фраза про бузину и киевского дядьку – образец логики и риторических красот.

«Вот старая Гертруда ставит кофий,
Горячий весь и светлый, как янтарь…»

Новое слово в физике: жидкость может быть горяча вся, а может - и местами, частично. А янтарный цвет кофия – это что за мочу старая курва сварила? Таким суррогатом немцев разве что Гитлер в войну поил…

«И в час, когда стыдливый развивает
Румяные восток свои власы…»

Румяные ланиты – куда ни шло для осьмнадцатилетнего романтика. Но власы?! Новая анатомия, одному Хармсу подстать.
∗∗∗∗ский род, что за чахлые, уродливые растеньица-мутанты прижились в этом кухонном саду!

Все упомянутые огрехи можно было списать на нежный возраст, на еще не забытую рiдну местечковую мову. Но кто бы мог предположить, что человек и в двадцать, и в тридцать, и в сорок лет будет писать так же ∗∗∗во, как и в восемнадцать?

«Приветливо моргаешь ты черным усом своим» («Майская ночь, илиУтопленница»).

«Блудящие глаза его ожили и засветились» («Вечер накануне Ивана Купала»).

Новая анатомия продолжается. Ну мог бы уж к двадцати-то годам усвоить паренек, что глаза блуждают, а блудят иные органы! Ан нет. Кстати, со зрением у гоголевских героев вечно происходит что-то странное:

«Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: «Смотрите, детки, вон скачет татарин!» Маленькая головка с усами уставила прямо на них узенькие глаза свои» («Тарас Бульба»).

То ли глаза у казаков, то ли вместо глаз бинокли с регулируемой резкостью – столь мгновенно черная точка разрастается – можно уже и разрез глаз разглядеть, и усы. А вот и еще перл:

«Рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом…» («Мертвые души»).

Наделив запорожцев бинокулярным зрением, Гоголь от щедрот жалует Чичикову рентгеновское – ну как иначе сумел бы тот разглядеть трех мух сквозь письмо, которым была накрыта рюмка? Однако продолжим:

«Из сеней он попал в комнату, тоже темную, чуть-чуть озаренную светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери» («Мертвые души»).

Помилуй Бог, что за поебень, усраться сушеными ∗∗∗ми! Воля ваша, но есть два возможных варианта: свет может выходить либо из-под двери, либо из щели, tertium non datur. Впрочем, пора бы и остановиться, ибо продолжать в том же роде можно до бесконечности.

Когда запас явных несуразиц истощался, Гоголь выводил на свет Божий полчища параличных, кривобоких и юродствующих фраз, - что ни слово, то золото:
«будто доставши себе в нос насморку», «мосты там висят этаким чертом», «улетучивая тяжелый громозд»… и так далее – до отрыжки, до изжоги; к месту и не к месту увешивая текст корявыми побрякушками немыслимых тропов и безобразными лепнинами авторских отступлений. Словечка в простоте не скажет, все с ужимкой, все с гримасой – да на редкость гадкой, дилетантам Кукольнику и Бенедиктову до него срать да срать. «Грубоощутительный» – надо постараться, чтобы высидеть такой эпитет. А чего стоит уже упомянутый «громозд»! А «холостяные штаны» – чуть ли холостые, отчего ж не сказать попросту «холщовые»?! Бездарность в кубической степени? ∗∗∗ вам всем от ПТУ 127 – эстетический принцип!