>>4438
Сплетаемся в объятьях братских.

Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Каптёры между нами суетятся со шлемами титановыми, мазью гуталиновой полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные каптёры аки тени, ибо не нагуталинено у них ничего.

— За ВДВ! — восклицает комбат.

— Никто, кроме нас! — восклицаем мы.

Встает комбат первым. Приближает к себе зама. Вставляет зам в комбата верзоху уд свой. Кряхтит комбат от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает зама начальник штаба, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает зам утробно. Зампотылу зампотех заправляет, зампотеху — замполит, а уж замполиту липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю замполита левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у замполита. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Тихо даже не крякает: привык, десантник воздушный. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу усами. А уж ко мне командир первой роты пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается ротный, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо замполиту. Ротный кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем полевые хирурги уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Родины наказать. Собирается, сопрягается гусеница десантная. Ухают и кряхтят позади меня. По уставу десантному ротные со взводными чередуются, а уж потом бойцы пристраиваются. Так у десантников заведено. И слава Маргелову…

По вскрикам и бормотанию чую — призывников черед пришел. Подбадривает комбат их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им каптёры темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— За ВДВ! — кричит комбат.

— Никто кроме нас! — гремим в ответ.

Шагнул комбат. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет комбат нас в фонтан. Просторен он, вместителен. Теплою водкой наполняется, заместо ледяной.

— За ВДВ! Никто, кроме нас! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.

Идем за комбатом. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.

— За ВДВ! Никто, кроме нас!

Входим в фонтан. Вскипает водка пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается комбат, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница десантная в фонтан. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется водка вокруг нас, волнами ходит, из фонтана выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— ЗА ВДВ!!!

Дрожит потолок сводчатый. А в фонтане — шторм девятибалльный.

—ЗА ВДВ!!!

Реву в ухо замполитское, а ротный в мое вопит:

— ЗА ВДВ!!

Товарищ Верховный, помоги нам не умереть

Неописуемо. Потому как божественно.

Райскому блаженству подобно возлежание в панцирных койках после воздушно-десантного совокупления. Свет включен, спирт в ведерках на полу, еловый воздух, концерт "Голубых Беретов" в Большом Кремлевском Дворце. Комбат наш после совокупления любит песни десантников послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.