Про спецназовку.

"Без права на ошибку.

Никогда не назову ее настоящее имя или фамилию. Так же как никогда не смогу показать ее лицо. Я буду называть ее Катерина. И она — снайпер.

Мы познакомились в день сотрудника органов внутренних дел. Невысокого роста, хрупкого телосложения, блондинка с короткой стрижкой, милым и добрым лицом и спокойными глазами. В черных штанах, берцах и камуфлированном бушлате. Не самый стандартный наряд для девушки, но в Москве давно никто ничему не удивляется. Не удивился и я.

Чудеса начались, когда она сняла камуфлированный бушлат, а под ним оказалась форменная куртка. Черная, спецназовская. На погонах — капитанские звезды, а на груди орден Мужества и несколько медалей. Наша беседа получилась короткой, и первое, что я спросил, естественно…

– Как ты попала в спецназ?

– Да, в общем, как все. Пришла в отряд, к командиру, и попросила меня взять. Прошла собеседование, и через 3 изнурительно-длинных для меня дня мне позвонили и сказали, что я подхожу. Затем были 2 месяца оформления.

– А как вообще появилась такая идея?

– Можно сказать, что я мечтала об этом чуть ли не с самого детства. Во мне воспитали любовь к Родине, патриотизм. Я выросла на советских фильмах про войну, и глядя на героев этих фильмов, мне хотелось быть похожей на них — служить своей стране, защищать и охранять людей, бороться со злом, несправедливостью. Можно сказать, что именно из таких простых мыслей и сформировалась моя мечта — служить в спецназе. Еще подростком я начала заниматься спортом. Сначала каратэ-до, в котором успела дойти до синего пояса, потом русский рукопашный бой. Параллельно занималась стрельбой, уже в 10 лет получила значок «Юный ворошиловский стрелок». Окончательное решение приняла, когда в конце 90-х наслушалась рассказов про военную жизнь от моих сверстников, отслуживших в армии, вернувшихся из Чечни. Я тогда работала заместителем начальника службы безопасности и подрабатывала перегоном машин. Это тоже работенка не простая. Но все это сразу показалось мне каким-то мелким, никчемным, не важным. Мое место было на войне… Друзья предложили попробовать себя на службе государству. И я согласилась.

– В спецназе ведь, по-моему, есть так называемая «приемка», как ты ее прошла?

– Я ее проходила. Но без рукопашки. Все прекрасно понимали, что в спарринге я буду послабее многих мужчин. Да и функции у меня все-таки не штурмовика. Поэтому для меня сделали своеобразное исключение.

– Как приняли в отряде?

– Вначале было любопытство. Затем «проверки на вшивость», «смогу–не смогу». Командир сказал: «Раз служишь в элитном спецподразделении, то доказывай, что достойна». С этим постулатом я и работаю. Это постоянный стимул к самосовершенствованию. Приходится держать себя в тонусе, быть как взведенная пружина. Я уже 9 лет в отряде. Сейчас он для меня как большая семья. И как в любой семье, приходится переживать всякое. Взаимопомощь, братство, дружба, взаимовыручка, доброта, понимание, забота. Хотя бывали и подлость, и предательство, и зависть. Отряд стал для меня школой жизни, сделал меня сильной, закалил характер. Я научилась оценивать людей прежде всего через их поступки. Ощущение надежного плеча и прикрытой спины в спецназе — не пустые слова, а конкретные дела, за которыми жизни твоих товарищей.

– А как относятся в отряде к тому, что рядом с ними служит женщина?

– Ты знаешь, люди разные бывают. Разное воспитание, устои, понимание жизни. У каждого своя судьба и свой характер. Все по-разному относятся к женщине в погонах. Я для себя сделала один вывод. Общение со мной – своеобразная проверка для окружающих. В отряде все просто. Все на виду — реакция на успехи и поражения, помощь или предательство. Я не строю иллюзий, работая в мужском коллективе. И понимаю, что скидок мне здесь никто делать не будет.

– Какие задачи на тебя возложены в отряде?

– Я — снайпер. На мне прикрытие группы во время операции. Но помимо этого я выполняю разведывательные функции. В том числе веду разведку местности, оцениваю обстановку территории, где предстоит работать. В хрупкой девушке с меньшей вероятностью заподозрят врага, чем в здоровом крепком мужике. А в лесу или горах мои скромные габариты это еще и скрытность.
– Ты ездила в командировки на Северный Кавказ?
– Да, первая выпала на 2002 г.
– Наверное, первая командировка запомнилась?
– Был эпизод, который помню, как сейчас. Мы тогда стояли в районе, близко к Дагестану. Держали квадрат возможного появления бандгруппы Руслана Гелаева. Местные называли его «Черный ангел». В один из дней выдвинулись на зачистку населенного пункта на двух «Уралах» и под прикрытием двух бэтээров. Дорога — место, где все происходит неожиданно. Сначала «Урал» подкинуло, потом донесся звук взрыва, затем команда — подрыв! Начали спрыгивать с борта, а он у наших машин высоковат, перекатываясь, отходить к обочине, огрызаясь по направлению атаки. Действуешь на автомате. В голове крутятся короткие инструкции — упал, перекатился, открыл огонь, опять перекатился. Кстати, при подготовке мне казалось, что в полной разгрузке неудобно кувыркаться. Еще как удобно. Пытаюсь поджечь дымовую шашку. Поджиг отмок от утренней влаги. Уже поздней мы переделали дымы, вставив в них запалы от гранат. Простенько и со вкусом. Только в фильмах все знают, куда стрелять, а в жизни, как слепец, втыкаешь пули в зеленые заросли наобум, пока не получишь что-нибудь в ответ. В этот раз повезло. Нам оставили небольшой подарок в виде самодельного фугаса, взрыв которого мазнул по броне БТРа, никого не задев. После непродолжительного боя осмотрели тела террористов, один оказался с смертельной раной от СВД. Из ощущений было только удивление — ни фига себе! Неужели это я??
– Каково было на войне?"

>>799161
"– Сразу скажу — война это кровь, грязь, боль от потери близких тебе людей. Каждая командировка какая-то особенная. Даже звуками и запахом отличается. Одна начинается с железнодорожного перрона и стука колес, а другая с погрузки на борт и мерного гудения авиационных двигателей. Может, наверное, показаться странным, но я люблю эти боевые командировки. Ценю за то, что только в них понимаешь, насколько ты любишь жизнь и не боишься смерти. Чисто по-человечески, конечно, страшно, но этот страх, где-то рядом, отдельно. Грань между жизнью и смертью здесь эфемерна. Вот ты есть, а доля секунды, кусочек металла — и тебя уже нет. С этим не поспоришь, ничего не изменишь. Остается уповать на Бога, удачу и профессионализм. На войне все работает на автомате, в дело вступают инстинкты и подсознание. Моя война началась с напутствия моего тогдашнего командира. Здоровенный спецназовец, косая сажень в плечах, и позывной, как у египетского фараона, «Рамзес», сказал мне: «Ничего не бойся. Воина есть война. Здесь бывает всякое. Если вдруг свои станут приставать, смело воткни им нож в ногу. Считай, что я разрешил. А если в бою поймешь, что край, то лучше сама подорвись. Хотя… Если что, я тебя сам пристрелю. Иди воюй». Вот такое благословение Батяни. Надо отдать должное, напутствие я запомнила и воевала без страха, точно зная, что в критической ситуации рука у него не дрогнет. И это успокаивало, как бы цинично и грубо это ни звучало для мирной жизни. Но Здесь и Там все слишком уж по-разному…

– У снайпера работа нелегкая, приходится долго лежать на одном месте, дожидаясь одного-единственного мгновения. Что в голове творится?

– Честно скажу — ни я сама, никто из коллег никогда не ждали цель по нескольку суток. Это скорее выдумки кинематографа. Ну, может быть, в Великую Отечественную были такие эпизоды. Утверждать не буду. Но вот по нескольку часов в засаде лежать приходилось. Сначала прикидываешь все особенности выполнения предстоящей задачи, пути отхода, перехода, запасных лежек, удобство выстрела при различных вариантах, пытаешься оценить свою маскировку. Прикидываешь возможности обхода и поиска «антиснайперами». Все это требует времени и знаний. А вот потом наступает то самое ожидание. Чаще всего в голове простые такие человеческие мысли, воспоминания, размышления. Они могут быть любыми: житейскими, мирными, отвлеченными. Вспоминаешь разговор с кем-то, отдых на море, думаешь о домашних заботах. Мысли крутятся в голове сами по себе. При этом ты на каком-то подсознательном уровне продолжаешь фиксировать все в автоматическом режиме, пытаясь отследить все изменения в окружающем мире, вслушиваясь в звуки и в тишину. И вот когда понимаешь, что движение пошло, прошипела рация, когда время, до этого растянутое и ленивое, вдруг начинает набирать обороты, вот тогда главное — успокоить бешеное биение сердца, восстановить дыхание, срастись с прицелом и вычислить момент для выполнения поставленной задачи.

– У тебя, какое-то очень особое отношение к войне.

– Война отсеивает лишнее. Снимает шелуху. Показывает людей такими, какие они есть. У каждого свои страхи, комплексы, причуды. Тут сразу видно, кто ты по жизни. В этом и есть правда войны. И знаешь, что самое интересное? На войне плохие люди становятся настоящими подонками, гниль в душах разрастается, мутирует в причудливые, уродливые явления человеческой подлости. А люди хорошие раскрываются, преобразуются, и красота их внутреннего мира поражает своей силой и божественной природой. Иногда даже страшно становится: а вдруг в трудный момент ты окажешься не таким, каким сам себя считаешь? И самое главное, что здесь нет права на ошибку — нельзя будет что-то изменить, переиграть, извиниться или простить. Здесь только «единственное число и настоящее время». Если рискуешь, то, может, последний раз, а если нет, то можешь всю жизнь не простить себе этого единственного малодушия.

– Какие воспоминания остаются в памяти?"