Название: Dragon Rider
Жанр: M/F, Fantasy, Romance, Anthro-on-Feral, Size Difference
Статус: Finished
Художник и автор сценария: RamTheDragon aka Jagon https://www.furaffinity.net/user/ramthedragon/ https://www.furaffinity.net/user/jagon/
Ссылка на первую страницу: https://www.furaffinity.net/view/16379972/
Скачать: https://mega.nz/#F!FxMFTAgY!WTq6R8eEDi5VJtl1IMP0Ng
Купить печатную версию: https://www.furaffinity.net/view/19006291/ (я постараюсь оставлять такие ссылки, если они есть, из уважения к авторам, но вообще имейте в виду, что порнуху российская таможня не пропустит).

Действие происходит в средневеково-фэнтезийном мире, где бок о бок обитают цивилизованные антропоморфные животные и зооморфные драконы. Среди последних выделяются как минимум два вида, которых можно условно назвать «дикими» и, соответственно, «прирученными». Разумны и те, и другие, но только «приручённые» понимают человеческий фуррёвый язык и способны телепатически общаться со своими всадниками. Вообще, Орден Драконьих всадников – это что-то вроде добрых рейнджеров, постоянно тренирующихся, живущих по строгому уставу и защищающих границы освоенной фуррями территории от внешних и внутренних врагов.

Ничего нового, верно? Но тут оригинальности особой и не требуется, и весь этот сеттинг нужен лишь для того, чтобы рассказать, как одна драконья наездница-горностай постепенно осознала, что она и её дракон испытывают друг к другу нечто большее, чем просто привязанность и дружбу. Не испугавшись ни возможного наказания за нарушения устава Ордена, в котором явно прописан запрет на половые отношения между всадником и его драконом, ни разницы в размерах, она решила покататься на своём друге в несколько ином смысле.

Не скажу, что мне очень нравится стиль этой художницы, да и в самой истории каждый новый сюжетный поворот максимально стандартен и предсказуем, но по совокупности впечатлений на ум приходит только одна характеристика этого комикса: «мило». Нет, ну правда, очень мило и позитивно.

Личная оценка: Знаете, под хвост её. Если я пишу про комикс – значит, он мне уже понравился, а оценку ставить очень трудно, тем более когда пишешь параллельно как про сюжетные вещи, так и про «чистый» прон. Как их приравнивать друг к другу – неясно.

Давайте разберемся, что такое "дракон-азеркин" и что такое "фурри", и почему эти ярлыки настолько далеки друг от друга, что вполне могут сосуществовать вместе.

Я вообще не люблю ярлыки. Хоть они и позволяют жить проще, зачастую они аккумулируют в себе настолько мощную и многоуровневую смысловую и ассоциативную нагрузку, что она в глазах смотрящего полностью подменяет собой настоящую личность того или иного существа.

Например, вы знакомитесь с Николаем. Поначалу вы мало о нем знаете, кроме того, что он большой любитель делать журавликов из бумаги, громко смеяться и ходить на цыпочках каждый раз когда ступает на ковер. Проводя время с ним, вы дверь за дверью открываете для себя каждый уголок его внутреннего мира. Пока внезапно не оказывается, что за одной из этих дверей притаилась лохматая лисья морда фурря. Или азеркина. Или терриантропа.
В любом случае, одного из этих определений более чем хватает вашему воображению, чтобы на месте оставшихся дверей дорисовать влитые монолитные куски стекла с заключенными в них образами, так или иначе связанными с тем, что вы представляете, когда слышите одно из вышеперечисленных самоопределений. И сдвинуть эти куски стекла порой бывает очень сложно.
Из-за этой предвзятости и возникает конфликт, когда мы пытаемся раскрыть образ существа наиболее полно, стараясь хоть немного приуменьшить эти здоровенные неподъемные ярлыки и втиснуть на карту конкретного существа другие. Например, повесить на одно тело ярлыки "дракон", "фурри", и "азеркин". Обычно после этого мозг некоторых существ поражает BSOD, покрытый сверху до низу надписью "ЩИТО?", и дальше исследование внутреннего мира существа не идет.

Не помогает делу и то, что иногда само существо часто клеит на себя такой ярлык, содержание которого старается раскрыть настолько полно, насколько это вообще возможно, ещё и стараясь привнести в него что-то свое. Но это уже называется фанатизм и такой стиль мышления выходит далеко за рамки интернет-сообществ, это тема отдельного разговора.

Речь не совсем об этом. Если уж человеческий мозг, которым мы оперируем, мыслит ярлыками, давайте хоть разграничивать их правильно.
У нас есть русскоязычное сообщество драконов-азеркинов. У нас есть русскоязычное сообщество фуррей. И часто друг друга они недолюбливают только потому что относят себя к разным стаям. Или сообществам, как угодно. На мой взгляд, во многих случаях здесь есть принципиальная ошибка самоопределения, поскольку оба этих ярлыка находятся в совершенно разных смысловых категориях.

Кто такие фурри (или антро)? В среднем это любители реальных или вымышленных животных и существ, так или иначе наделенных человеческими чертами, будь это человеческое тело или человеческое мышление. И творчества по теме. Очень часто обладатели виртуальных аватаров - фурсон, которыми не прочь стать и ирл (но не обязательно). То-есть технически это просто увлечение. Как быть анимешником или металлистом. Приобретенное, не врожденное. Достаточно просто полюбить что-то.

Кто такие азеркины? Это носители так называемой "инности" - осколка внеземной души, с которым они родились и вынуждены считаться до самой своей смерти, хотят они этого или нет. Что-то вроде фантомной расы, принадлежность к которой они ощущают всякий раз, стоит им найти подходящий внешний раздражитель. Азеркины бывают разными - феями, грифонами... драконами.

Собственно, вопрос: что мешает дракону-азеркину полюбить творчество по фурри-тематике и быть фуррем? Что мешает человеку любить металл и быть металлистом?
Разве что недостаточная вовлеченность в тему. Если вы чувствуете, она вам нравится, не стоит этого бояться - вы ничего не лишаетесь. Своей инности - уж точно.

Ругань в комментариях всячески приветствуется.

>>4921

>Ты понимаешь что ты поехавший?

Плохой способ поддержать вроде бы осмысленную беседу.

В остальном же ты совершенно прав, за исключением того факта, что нет никакой чёткой границы, которая бы объективно определяла принадлежность или непринадлежность индивида к основанной на психическом состоянии субкультуре, кроме его собственного мнения на этот счёт.
А также за исключением того факта, что, помимо погружающихся в пучины безумия, есть стабильные азеркины, разобравшиеся с самоидентичностью в достаточной степени, чтобы она не интерферировала с их социальными ролями как я, например. Но отличить их от нормалфагов, если они сами этого не захотят, пожалуй, малореально.

Я много сказок тебе читал, пел песен - не перечесть,
Но все истории - не чета тому что и правда есть.
Нет, сказки будут - любовь, гроза, пророчества, свет зари...
Но в этот час я хочу сказать о том, что в груди горит.

Легко писать про чужой успех, про замки и города,
Куда сложней говорить про тех, кто рядом с тобой всегда.
Про тех, кто точно к тебе придет, подставит плечо легко
Ведь я, наверно, сорвал джек-пот. Так вышло: мой друг - дракон.

Драконов, скажешь, уж нет давно, всех время песком смело
Но видишь - тянется за волной в стальной чешуе крыло
Мелькает тень в зеркалах Невы, по питерским мостовым,
Её в полет провожают львы, все в камне, пройдохи-львы.

Драконы нынче живут хитро - попробуй-ка их найти:
Драконы курят, бегут в метро, читают, сидят в Сети
Тебе дракона не отличить от сотен других людей...
...Но в их глазах - миллион личин, пьянящая гладь степей,

Огромный мир, миллионы тем драконы в сердцах таят
Драконьи песни живее чем у сотен таких, как я
Но в их пещерах ты не найдешь ни золота, ни камней
Лишь можжевельник и летний дождь - богатство как раз по мне.

Моя земля для него - не то, осколок чужих стихий
Мы редко видимся, но зато он слышит мои стихи.

...Но если сломаны фонари, нет света, пуста ладонь
Дай руку - видишь, горит внутри искристый его огонь.

И, чтобы окончательно разобраться с азеркинами и прочими спорными темами, дисклеймер будет следующий (осторожно, внутри ДРАКОННОСТЬ:

Я скептически отношусь к любым нефальсифицируемым предположениям и гипотезам, как-то: "драконьим душам", "драконам в прошлой жизни" и тому подобным наивным идеям. Однако, подобные гипотезы формируются не на ровном месте, а на базе данных субъекту в непосредственном ощущении фактов. Факты эти сводятся, приблизительно, к тому, что описал >>5004:

>Я человек которому нравятся драконы. Мне нравится о них читать, обсуждать их, глядеть арт с ними, играть в игры с драконами, я не прочь пофапать на р34 с драконами, не отказался бы трахнуться с драконом, и вполне бы хотел оказаться драконом.

Этот комплект может быть, при достаточном количестве воображения, а также некоторых дополнительных условиях, расширен предположением "а что, если я и есть дракон, в некотором смысле". Допущение такого предположения позволяет построить достаточно стройную модель собственного разума, объясняющую эту тягу к чешуйчато-крылатым. Для некоторых, особо упоротых, это допущение по истечении некоторого потраченного на размышления времени приобретает характер факта (невзирая на очевидные противоречия с окружающей реальностью в виде человеческого социума, тушки, воспитания и так далее), который их психика защищает от собственного скепсиса и от окружающих, что, кстати приводит к слипанию таковых персонажей в сообщество себе подобных. И дальнейшее развитие этой ошибочно принимаемой за факт гипотезы приводит в основном к попыткам определить, в каком же таком смысле "я" могу считать себя "драконом" с учётом объективных противоречий. Отсюда вырастают все эти галоперидольные идеи про реинкарнации.
Я ни в коем случае не навязываю таковые идеи, не поддерживаю их, не разделяю и не пропагандирую. В контексте тематики драконности меня интересует преимущественно образ дракона в человеческой психике, причины, особенности и характер формирования устойчивого ядра субличности в ней, включающего в себя образ дракона, эго-модель дракона, и разнообразные формы проявлений этого ядра в высказываниях, мыслях и поведении субъекта. Какое преимущество получает психика, считая себя драконом в некотором смысле? Как определяются границы этого смысла? Как именно можно разрешить противоречие этой идеи с реальностью, нанеся ей минимальный ущерб? Ну, и так далее.
Лично у меня дракон по итогам подобных размышлений был отправлен в область символов и архетипов, где представляет собой нечто вроде идеального образа, наделённого некоторыми характеристиками, к которым стоит стремиться в своих мыслях, поведении и жизнедеятельности для достижения душевной гармонии. Если попытаться классифицировать такое мировоззрение, ближе всего к этому, пожалуй, будет тотемизм с драконом в качестве тотема. Что такое тотем и какое значение он имеет для всяких-разных индейцев, можете загуглить самостоятельно.

Я тут для быдлы с галоперидолом пасту про психическую норму принёс. Ознакомься, что ли, чтобы не выглядеть ущербом впредь.

Перед тем как начать разговор о «ненормальности», стоит разобраться в том, что такое психиатрическая норма и как она определяется. Люди, плохо знакомые с психиатрией, рассуждая на эту тему, рискуют впасть в две крайности. Первая: верить, будто психическое расстройство — это когда слышат голоса и видят чертей, а страхи и депрессии — это так, по мелочи, всего лишь «нервы». Так полагает большинство из тех, кто готов общаться с психиатром только лишь тогда, когда уже не останется сил встать с кровати, а в голове начнут звучать инопланетные голоса (хотя, честно говоря, на этапе инопланетных голосов человек обычно уже не в состоянии критически оценивать свою адекватность и к психиатру обращаются его близкие или соседи). Подобным представлениям у нас, к сожалению, способствует и историческая память о советской карательной психиатрии — постановка на учет до сих пор воспринимается как приговор (хотя по современным российским законам — пусть они и далеки от идеала — наличие диагноза не обязательно сильно ограничивает возможности человека, и мы об этом позже еще поговорим).

Вторая крайность: считать, что у эксцентричного человека наверняка не все в порядке с головой. Странное и вызывающее поведение часто побуждает окружающих ставить любительские диагнозы, а иногда и простое несогласие с «единственно правильным» мнением категоричного человека может привести последнего к мысли, что вокруг одни психопаты и шизофреники. Частенько достается людям искусства — например, творчество Петра Павленского у многих вызывает подозрения, хотя психиатрическая экспертиза несколько раз подтверждала его вменяемость. Не существует и убедительных доказательств того, что эпатажное поведение Сальвадора Дали было связано с психическим нездоровьем. Он мог потребовать пригнать в отель стадо коз и стрелять по ним холостыми патронами или скакать на швабре нагишом перед именитым гостем в собственном особняке — но, учитывая невероятный коммерческий успех Дали, это, скорее всего, были вполне сознательные действия — приемы, призванные упрочить его репутацию непредсказуемого гения. Несмотря на то что ряд исследований подтверждает связь между креативностью и некоторыми психическими расстройствами, далеко не у всех талантливых людей такие заболевания есть (как и не любой пациент «Кащенко» может стать Ван Гогом).

Учитывая, что, по статистике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в среднем 27% людей в мире хотя бы раз в жизни страдали от психического расстройства, вероятность того, что кто-то из ваших знакомых находится в их числе, очень велика — и не факт, что вы сумеете интуитивно угадать, кто именно. Вы можете отмечать у своих товарищей какие-то странности или особенности темперамента, проблемы с карьерой или личной жизнью, но часто это вполне адекватные, приятные и разумные люди, и они никак не ассоциируются со смирительными рубашками и тому подобными вещами, которые мы привыкли связывать с психиатрией. Но если они выглядят «как все», то что с ними не так? И как понять, кто здоров, а кто нет? Конечно, было бы очень удобно иметь четкую и универсальную шкалу нормальности, например, имени Нерона или еще какого-нибудь известного безумца. В идеале для этой шкалы еще должен быть удобный инструмент — скажем, градусник. Человек подержал во рту — и сразу понятно, все ли у него хорошо с психическим здоровьем и не стоит ли отправить его в специальную клинику или хотя бы на прием к психотерапевту. Но в реальной жизни все, к сожалению, несколько сложнее.

Во-первых, наша психика не статична, даже здоровый человек постоянно находится в разных состояниях: он то сфокусирован, то отвлекается, то оптимистично настроен, то впадает в уныние, то терпелив, то раздражителен. Поэтому норма — это прежде всего динамический баланс, а не какая-то абсолютная отметка.

[…] Если плясать от статистической нормы, можно прийти к парадоксальным выводам даже в отношении привычных для нас эмоциональных состояний. Еще Платон писал, что любовь — «серьезное психическое заболевание». Современные научные исследования показывают, что античный философ был не так уж далек от правды, только тут речь скорее идет не о любви, а о влюбленности, особенно несчастной: «бабочки в животе» вызывают настоящий нейрохимический шторм в нашем мозге, заметно влияют на способность концентрироваться и здраво рассуждать и при неприятном стечении обстоятельств развиваются в болезненную аддикцию. Ученые из Пизанского университета выяснили, что при сильной влюбленности некоторые отделы мозга активизируются так же, как и при обсессивно-компульсивном расстройстве.

Подобного рода рассуждения могут завести очень далеко, в конце концов, счастье — это тоже скорее аномалия. Многим кажется, что постоянная удовлетворенность жизнью — нормальное и желательное положение дел. Но такое ли это типичное состояние для психики, как мы привыкли думать? Профессор Ричард Бенталл из Ливерпульского университета в 1992 г. опубликовал провокационную статью, в которой утверждал, что счастье стоит отнести в разряд психических расстройств под названием «большое аффективное расстройство приятного типа».

Профессор последовательно доказывает, что счастье — статистически нетипичное состояние с рядом определенных симптомов, ассоциируется со спектром когнитивных нарушений и вообще связано с ненормальным функционированием центральной нервной системы. Так что единственный довод против включения счастья в диагностические справочники — на него никто не жалуется. «Но с научной точки зрения это нерелевантный критерий», — заключает Бенталл.

Разумеется, профессор не имел в виду, что счастливых людей надо принудительно отправлять в психлечебницы и пичкать таблетками, чтобы немного спустить на землю. Его публикацию не стоит воспринимать как руководство к действию, но в ней заложена очень важная мысль: мы не можем дать определение психического расстройства, не оценивая то, как оно влияет на качество жизни. Не любое отклонение от статистических показателей можно считать дисфункцией, требующей лечения, — нам нужно отталкиваться от того, наносит ли оно какой-то ущерб человеку или тем, кто его окружает. […]

Кроме того, норма — понятие философское, и оно тесно связано с правилами и обычаями социума. В разные исторические эпохи, в разных культурах и условиях менялось представление о правильном восприятии мира и одобрялись разные модели поведения. Готовность средневекового самурая вспороть себе живот после совершенной ошибки вряд ли будет понятна даже рьяному перфекционисту, а гомосексуализм, сейчас расстройством не считающийся, еще в прошлом веке лечили в клиниках. Зрелище, после которого современный человек может запросто получить посттравматический синдром, могло бы показаться скучным для зрителей гладиаторских боев. […]

Чем измерять?
Даже если абстрагироваться от философского аспекта, одна из самых уязвимых сторон науки о душевном здоровье — точность диагностики. Психиатрический градусник пока так и не изобрели, и до сих пор диагноз, связанный с психикой, ставится на основании «показаний» самого пациента, его близких и очевидцев «ненормального» поведения. А такие описания очень субъективны и дают большой простор для интерпретации. И порой больных от здоровых не могут отличить не только простые люди, но и сами психиатры.

В 1973 г. американский психолог Дэвид Розенхан провел необычный эксперимент, который и по сей день вдохновляет адептов антипсихиатрии. Розенхан и семь его коллег (все они отличались отменным душевным здоровьем) поставили перед собой задачу: попасть в психиатрические лечебницы, симулируя слуховые галлюцинации, а потом выбраться оттуда, доказав собственную нормальность.

На всякий случай каждый из псевдобольных поддерживал связь с юристом, который смог бы вытащить его, если бы дело приняло слишком серьезный оборот. Симулировать следовало по правилам: надо было пожаловаться врачу, что слышишь голос, повторяющий слова «пустой», «полый» и «плюх», а в остальном вести себя как обычно. К счастью, спасательная операция со стороны юриста не понадобилась, но вернуться на волю оказалось не так-то легко: всем участникам эксперимента поставили серьезные диагнозы (в основном шизофрению), напичкали их медикаментами и удерживали в стационаре в среднем 19 дней (а в отдельных случаях — до 50). Что интересно, другим пациентам куда лучше удалось вычислить симулянтов — справедливые подозрения высказали около трети из них.

Но самое забавное началось дальше — после того как психолог объявил о результатах своего эксперимента. Персонал одной известной, современной и хорошо оборудованной клиники заявил, что у них-то ни один симулянт не проскочит, и, чтобы проверить их бдительность, Розенхан пообещал в течение трех месяцев отправить в больницу одного или нескольких лжебольных. В результате больница гордо предъявила экспериментатору 42 притворщика, но, к досаде врачей, Розенхан признался, что на самом-то деле никого туда так и не послал. Так что под подозрение попали ни в чем не повинные пациенты.

Объективности ради стоит признать, что многие важные исследования в психиатрической науке были проведены после 1973 г. Относительно недавно — в 2008-м — научная программа BBC Horizon затеяла похожий эксперимент, который тоже часто упоминают противники психиатрии. Десять человек, пятеро из которых страдали психическими расстройствами, предстали перед комиссией из трех психиатров, которым нужно было выявить этих больных и определить их диагноз.

Эксперты угадали диагноз у двоих, поставили неправильный третьему (хотя тут еще вопрос, кто все-таки ошибался — они или его предыдущий доктор?) и двоих здоровых приняли за людей с больной психикой. Правда, стоит учитывать два нюанса: во-первых, пациентов, разумеется, подбирали так, чтобы запутать «следствие»; а во-вторых, они не проходили беседу с врачами в традиционном формате, а выполняли разные задания, которые должны были выявить психические проблемы. Поставить диагноз по тому, как человек придумывает и воплощает выступление в жанре стендап, несколько сложнее, чем в случае использования формализованного опросника с четким списком симптомов.

В любом случае, учитывая то, что многим сложно четко описать свои внутренние ощущения, а психиатрам не чуждо ничто человеческое, в том числе и субъективность, хотелось бы иметь в распоряжении надежные методы диагностики. Развитие нейробиологии и попытки создать подробный атлас человеческого мозга дают надежду на то, что в будущем появятся более объективные критерии нормальной работы психики. Уже сейчас в некоторых исследованиях используются данные, полученные при проведении электроэнцефалографии (ЭЭГ) или магнитно-резонансной томографии (МРТ), — и, хотя эта методика способствует появлению новых перспективных гипотез, она пока не может применяться широко. Даже самые современные технические средства диагностики способны замечать отклонения только в случае тяжелых или хронических болезней — поражения мозга в «легких» случаях обычно не выходят за рамки погрешности.

К тому же два похожих по нейрофизиологическим симптомам пациента могут страдать разными заболеваниями (например, дисфункции в работе префронтальной коры — области мозга, отвечающей за самоконтроль и рациональное поведение, — сопутствуют большинству известных расстройств). А еще одна и та же болезнь может зачастую быть причиной или следствием другой. Так, иногда когнитивные нарушения развиваются в результате депрессии, а некоторые виды деменции иногда вызывают депрессию. Мы, конечно, далеко продвинулись в понимании мозга за последнее время, но пока что психиатрия остается одной из самых туманных областей медицины.

Значит, все относительно?
И все же размытость критериев и отсутствие объективности в оценке не означает, что представление о норме может болтаться по воле ветров и течений, как парусный кораблик. Даже если мы не можем сказать точно, что такое абсолютно здоровая психика, приметы явного нездоровья не вызывают сомнений у большинства специалистов. Немецкий психолог Эрих Фромм определял норму как «продуктивность, неотчуждаемость от общества, связь через эмоции с внешним миром, постижение объективной реальности своим интеллектом, осознание собственной неповторимости и связи с ближним». Тут же снова возникает непростой вопрос измерения этих показателей, но давайте попробуем поподробнее разобрать данное определение. Если пойти от обратного, мы можем сказать, что ненормальное состояние — это:

• непродуктивность умственных усилий: можно до посинения спорить о критериях эффективности на рабочих местах, но, когда герой Джека Николсона в «Сиянии» старательно пишет роман, а потом выясняется, что весь текст состоит из одной фразы «All work and no play makes Jack a dull boy», у нас не возникает и тени сомнения, что у парня большие проблемы;

• отчуждение от общества: даже если интровертов бесит бесконечное повторение тезиса о том, что человек — существо социальное, с точки зрения психологии, антропологии и даже нейробиологии данное утверждение справедливо, это не означает, что стоит косо смотреть на всех тех, кто предпочитает библиотеку дискотеке или протестует против определенных правил своего социума, но явная неспособность (не путать с нежеланием) ужиться с любым окружением говорит о дисфункции;

• неадекватная эмоциональная реакция на окружающий мир: опять-таки, нюансы зависят от темперамента — холерики могут считать флегматиков «овощами», а флегматики холериков — «бешеными», но, если человек продолжает невозмутимо читать книгу в горящей комнате или втыкает нож в глаз другому за просьбу передать соль, вряд ли дело только в необычных индивидуальных качествах;

• разрыв с объективной реальностью: как считал английский философ Джон Беркли, вся реальность находится лишь в сознании того, кто ее воспринимает; в переводе на язык попкультуры «Самое главное, Нео, понять, что ложки не существует», но при всем обаянии субъективного идеализма, утверждение о том, что вы умеете летать или что вашу 80-летнюю бабушку завербовало ЦРУ, все-таки вполне поддается верификации, и реальность бывает очень жестока с теми, кто теряет с ней связь;

• неспособность осознать собственную неповторимость: звучит слишком общо и поэтично, но по сути тут речь идет о границах личности. Сложно вести полноценную жизнь, если не отличаешь собственные мысли, чувства и желания от мыслей, чувств и желаний других людей, ― и речь здесь не только о шизофрении, зачастую эти границы размываются и без сопутствующих бредовых идей, например при расстройствах личности;

• неспособность поддерживать близкие отношения: навязываемый обществом стереотип «Если ты не можешь найти себе пару, ты точно лузер» вызывает у многих вполне справедливое раздражение, но для человеческой психики естественно испытывать потребность в привязанности хоть к кому-то или чему-то, будь то семья, друзья, работа, хобби, любимый человек или морская свинка. Расстройство привязанности — нарушение естественного психологического механизма. Нельзя не признать, что критерии Фромма основаны на здравом смысле. Мы видим, что все вышеперечисленные состояния не просто абстрактно «неправильны» — они мешают человеку жить полноценной жизнью и причиняют страдания либо ему, либо окружающим его людям.

Официальное определение психического расстройства — это «клинически значимый поведенческий или психологический синдром или паттерн, который возникает у индивидуума и связан с дистрессом или ограничением возможностей в одной или более области функционирования или с заметно растущим риском страдания, смерти, боли, нетрудоспособности или значимой потери свободы». То есть опять-таки — понятие нормы неотделимо от качества жизни. Поэтому психиатры работают по принципу «Нет жалоб — нет диагноза»: если человек доволен собой и не мешает другим (объективно), его способы самовыражения — его личное дело.