>>26870
Еще за аватарками забавно наблюдать, зная что за пикчей скрывается человек. Их действительно можно отличить по почерку, кто бы что не говорил. Стоит только присмотреться. Например глубоко несчастных людей в треде двое: Рэффифаг и Станисополная. Каждый раз когда Рэффифаг пишет дурашка меня передергивает, ведь я как будто вижу умного, образованного и взрослого человека который разочарован жизнью, который старается скрыться в виртуальном мирке треда от поднадоевшей ему действительности.
Станисополная имеет обыкновение реализовываться в такой вот смешной роли. Как и Дормерофаг отчасти, но об этом позже. У нее много идей много юношеского максимализма но в виду некоторых комплексов и природной лени она неспособна их реализовать, от этого же идет и ее протестное движение, дух бунтарства. У нее очень закаленный характер, дай Бог такой каждому но уверен что она имеет свойство скапливать негатив в себе что плохо отражается на ней самой и на окружающих. Обычно это принимает формы ворчания и жалования на жизнь. Идеальным вариантом для нее мог бы стать кун который в большей степени ценит внутренний мир, нежели внешнюю красоту. Она обладает хорошей фантазией и могла бы попытаться реализовать себя в какой-нибудь творческой профессии. Живопись идеально.
Дормерофаг выглядит уже местами матерым и прожженым он бОльший реалист, возможно самый большой реалист из треда наряду с Тиенофагом. Складывается ощущение что он точно или хотя бы приблизительно знает что ему надо и что для этого сделать поэтому выглядит уверенным в себе. И именно поэтому простой анон к нему тянется он достаточно умен, силен духом, как бы сказал луркоеб-типичный бэтка. За такими ходят люди. Возможно не уровень политика, но для порой забитых анонов с двача этого хватит с лихвой. Его уважают и сильные и слабые. Станисополная ценит его выше остальных аватарок, а Игритотян может и неровно дышит У кого точно не возникало проблем с коллективом в школе и вузе так это у него. Даже в психушке он умудрился провести время лампово, а это многого стоит. Но его уверенность далеко не безгранична, он имеет склонность теряться при ирл контакте с противоположным полом, отсюда вытекают его слегка пидорские по мнению консервативных анонов наклонности, ему нравится частично представлять себя тней, тем самым как будто бы обманывая свою неуверенность, выбирая самый легкий по его мнению путь, заходя с другой стороны, когда не он должен добиваться, а должны добиваться его. Но это ощущение не доминирует и не властвует над ним. Скорее легкий и приятный временами морок, пидором его точно не назвать. Ему стоит попробовать что-то авантюрное, если он добьется своей цели то самооценка поднимется до небес, если проиграет-легко переживет.
Игритотян самая стрессонеустойчивая из всех аватарок наряду с Рэффифагом. Можно сказать-полная противоположность Станисополной. В своей речи она часто употребляет слова "я думаю" "по-моему" и пр, что может судить как о некой боязливости что ее воспримут неправильно так и о определенной эгоистичности. Скорее всего и то и другой но в меньших пропорциях. Складывается впечатление ,что она совершенно из другой с основной волной среды. Возможно-единственный избалованый ребенок в семье богатых родителей. Это видно из ее манеры общения(очень мягкая, беззлобная в поисках компромиса) и наличия своей правды, которую большинство в треде не понимают, чем вгоняют ее в ступор и обиду.Ее
любовь всегда оказываться в центре внимания привела ее к последствиям которых она не ожидала. Ей хотелось любви и обажания прежде всего своего ума и характера, а взамен она получила писечные выделения, которые по началу пугали ее до усрачки. Она очень активна и расчетлива, на интимный вопрос анона из прошлого треда она ответила крайне забавным образом. Если кому интересно-ответ кроется в пикче где в стене текста она мелким шрифтом написала ответ. А еще очень забавно смотреть как ее личность плавает в зависимости от дня в месяце, пмс, хуле

>>26871
No2
Ой, блядь, устроили здесь сеанс подражательства. То Дормерошизика социализированным считают, то Рэфричму сочувствуют, то Игриттошлюху няшей назначают, охуеть вообще.
1.Рэфридаун - гиперкомпенсирующе чмо. Когда-то в детстве был прыщавым задротом, на которого не смотрели тяны и не уважали куны. Теперь завел больше тян в окружении чем надо и дотрудоголился до младшей-средней руководящей должности. Скорее всего живет несколькими жизнями: серьезного мужика на работе, опоры семьи с женой, папика или мачомена с любовницей. Хотя может быть и то, что любовница у него это бывшая еот. Вполне было в его духе.
Не удивлюсь, если среди его масок-жизней найдется и какая-нибудь Госпожа Паулина, лол. А то и Обосратыш. Или комнатный этот психолух.
Персонаж он трагический, но не из тех, которые вызывают сочувствие.
2.Станнисобыдло не более несчастлива чем любое другое быдло с пиздой, которому не посчастливилось стать первой соской на раёне. В политику она сублимирует свои желания. Надеется, что если что, то как-то само собой и вот это вот все. Если она перестанет жалеть себя и перекладывать ответственность на других, а возьмет свою судьбу в свою руки - тогда она, может быть, и достигнет желаемого. Внимания обеспеченных папиков, лол. Если сбросит 40 килограммов и научиться краситься.
3.Дормерошизик. Еще один шизоид, только если для Рэфричма все двойные днища это как бы не всерьез, то Дормерошизоид предельно серьезен. Даже когда сам не понимает этого. Какая ирония. Эта парочка друзяшек в реальной жизни неплохо бы так испугала друг друга. Имеет личный фан-клуб в составе Станнисобыдлой, Игриттошлюхи, Реонохуя и того же Рэфричма. Неуклюже пытается семенить, скорее всего сам накрутил себе голоса за лучшую аватарку. А если и нет, то глубоко внутри искренне гордится этим. О, кстати, а этот тред он воспринимает как упражнение в социальности. Ему надо прекратить играть в этот каргокульт и идти в свет.
4.Игриттошлюха. Снова тупая пизда. Только Станнисожирная это романтик, которая мечтает о том, что вдруг из неоткуда появится ее принц с чугунными яйцами и отвезет в страну розовых пони, где уже можно будет свободно отсасывать коням. Игриттошлюха не такая. Она вполне прагматична и не против в ожидании принца (или даже принцев) пососать мускулистым конюхам. Перед Дормерофагом готова раздвинуть ноги. Учитывая к каким извращениям он бы скатился через пару лет жизни с ней - это стоило бы устроить. Немножко пуглива, немножко развратна, немножко властна, немножко склонна к подчинению.
При всем этом сама себя она шлюхой не считает.
Советую ей критически оглядеть себя и постараться искать другие группы по своим интересам, а не отказываться от расширения кругозора.
5.Тиеннопидор. Он и правда самый зрелый здесь, хотя подозреваю что он младше Пса и не сильно старше Дормерошизика. Симпатизирует последнему, но не очень откровенно. Склонен к компромиссам. Не из-за высокой морали, а просто потому, что боится действительно серьезно застрять. Советую ему стать мужиком.
6.Реонохуй. Осторожен в суждениях, пытается не искать себе врагов. Исключение - те, кто на него гарантированно не обидится, Софиёб, например. Испытывает тайные гомосексуальные позывы к Дормерошизику. На самом деле может быть одним из Пепе.
7.Софиёб - минорная аватарка. Радуется когда старшие аватарки обращают на него внимание. Даже если сами такие аватарки ему не нравятся. Предположительно щитпостер.
8.Серсееб - школьник или студент, отчаянно пытающейся выглядеть взрослым. Его "творчество" его палит с легкостью. Все остальное я о нем уже сказал раньше.

Не фанфик-кун из прошлого треда

Я — меч во тьме
Я— дозорный в Тронотреде
Я— огонь, которого жаждут Большие Парни
Я— свет, который приносит новый тред.

Отрывок из клятвы тронодозорного.

Он брезгливо поморщился, трогая шрам идущий рваной красной нитью через его щеку и подбородок. Злобно зашипел, когда лекарство что выписал ему мейстер попало на края его раны и обдало волной невыносимой боли, еще долго потом пульсирующей в его висках.
-Я стал слишком стар-ответил он самому себе- Старый, никому не нужный, выброшенный в яму мертвец, таким они меня видят, а самое страшное, хотят от меня того же. Все эти дворяне-цвет нации! Я как и они стоял у истоков! Я рука об руку вместе с ними прошел этот путь в новый край, я обнажал меч когда им требовалась защита, я был услужлив и учтив когда они хотели этого, я мог бы править! Мог бы принять эту ответственность и войти в совет. Но одна ошибка, одна единственная ошибка и я стал неприятен им. Когда толпа, проклиная разрывала меня на части, они лишь морщили носики и отводили взгляды, не желая смотреть на те бесчинства что со мной творили. -
Он сжал свои кулаки в бессильной злобе, прижимаясь лбом к холодной каменной кладке и, если бы в этой душной, пропахшей рыбой и мокрой кожей келье вдруг оказался бы кто-нибудь еще, он стал бы невольным свидетелем этой горькой сцены, этих слез, что не одну ночь проливает обезображенный, уродливый человек сидящий у единственного окна. Его трясло, с каждым новым всхлипом он дергался будто бы в лихорадке и склонялся к земле все ниже, пока не падал и не засыпал. Вот и сегодня он, обхватив руками голову завалился на бок, и сжался на полу в позе эмбриона, поскуливая и жадно глотая промерзший августовский воздух.
-Я меч во тьме- повторял он снова и снова, с каждым разом все громче, пока не перешел на крик, сменившийся бессловным полным отчаяния воплем, окрасившим ночную тишину. Он кричал, кричал что есть сил, пока из тьмы не донесся ответный крик, заставивший его испуганно закрыть рот руками. Тот крик был полон злобы и ненависти, изощренного злорадства и чего-то еще, чего-то, что заставляет шерсть на загривке вставать дыбом и леденит кровь в жилах самого мужественного и благородного из всех мужей. Дозорный попытался зажать уши, но до него через ночную мглу все равно доносились бессвязные обрывки фраз на ломанном странном наречии.
-Dozorny! Ya prishel! Ya prishel k tebe. Pochemy ty zamolchal?- Голос жгучим ядом звучал в его ушах то и дело прерываясь на демонический хохот.

Her brother held the gown up for her inspection. “This is beauty. Touch it. Go on. Caress the fabric.”
Dany touched it. The cloth was so smooth that it seemed to run through her fingers like water. She could not remember ever wearing anything so soft. It frightened her. She pulled her hand away. “Is it really mine?”
“A gift from the Magister Illyrio,” Viserys said, smiling. Her brother was in a high mood tonight. “The color will bring out the violet in your eyes. And you shall have gold as well, and jewels of all sorts. Illyrio has promised. Tonight you must look like a princess.”
A princess, Dany thought. She had forgotten what that was like. Perhaps she had never really known. “Why does he give us so much?” she asked. “What does he want from us?” For nigh on half a year, they had lived in the magister’s house, eating his food, pampered by his servants. Dany was thirteen, old enough to know that such gifts seldom come without their price, here in the free city of Pentos.
“Illyrio is no fool,” Viserys said. He was a gaunt young man with nervous hands and a feverish look in his pale lilac eyes. “The magister knows that I will not forget my friends when I come into my throne.”
Dany said nothing. Magister Illyrio was a dealer in spices, gemstones, dragonbone, and other, less savory things. He had friends in all of the Nine Free Cities, it was said, and even beyond, in Vaes Dothrak and the fabled lands beside the Jade Sea. It was also said that he’d never had a friend he wouldn’t cheerfully sell for the right price. Dany listened to the talk in the streets, and she heard these things, but she knew better than to question her brother when he wove his webs of dream. His anger was a terrible thing when roused. Viserys called it “waking the dragon.”
Her brother hung the gown beside the door. “Illyrio will send the slaves to bathe you. Be sure you wash off the stink of the stables. Khal Drogo has a thousand horses, tonight he looks for a different sort of mount.” He studied her critically. “You still slouch. Straighten yourself” He pushed back her shoulders with his hands. “Let them see that you have a woman’s shape now.” His fingers brushed lightly over her budding breasts and tightened on a nipple. “You will not fail me tonight. If you do, it will go hard for you. You don’t want to wake the dragon, do you?” His fingers twisted her, the pinch cruelly hard through the rough fabric of her tunic. “Do you?” he repeated.

-Я не выйду- оборвал голос он, и удивившись собственной смелости вскочил на ноги подходя к широко распахнутому окну.
-Я не выйду- крик уже был громче, а в голосе неуверенно проглядывала сталь былого Дозорного.
-Никогда слышишь? Никогда тебе меня не сломить-, он истерично засмеялся полной грудью вдыхая свежий, полный дождевой влаги воздух и почувствовал как внутри нарастает гнев.
-Tak I zapishem- послышалось мерзкое хихиканье и смолкло, уступая ночь равномерному шелесту дождя.

Утро оказалось холодным и пасмурным, ливень разразившийся ночью поутих, оставив после себя размытые дороги и неприятный моросящий дождик. Такие августовские утра в диковинку для жителей столицы, но здесь, на самом краю обжитых земель, зажатых с одной стороны горами, чьи величественные пики были видны на сотню лиг, а с другой стороны мрачным и непроходимым еловым лесом, простирающимся до самого горизонта, они были явлением обыденным, если не сказать благословенным-обычно к этому времени на регион уже обрушивается первый снег. Дозорный поднялся, разминая затекшие после сна мышцы, и накинув на голое тело теплую меховую рубаху, ежась вышел во двор. Легкий морозец неприятно покусывал лицо и кожу, напоминая собой ту липкую мерзость что ему пришлось испытать этой ночью. Вновь. Отогнав от себя дурные мысли, он быстрым шагом направился к стоявшему во дворе бочонку до краев наполненному дождевой водой.
-Ледяная- подумал про себя он и резко опустил в бочонок голову. Эти редкие утренние секунды погружения он, возможно, радовался тенью своей былой радости. Холодная вода будто бы дарила ему на мгновение покой, смывала с него все то, что постоянно его гложет: горечь, несравнимую ни с чем горечь обиды и предательства, бессильную злобу за себя и свою семью которой у него никогда не было и теперь уже не будет и конечно же ночные кошмары. Ему часто было стыдно за то, что он думает и делает по ночам, и каждое утро он говорил себе что этого больше не повторится. Но повторялось. Каждую ночь. По прошествии полуминуты, может больше, он высунул из бочки голову, и тяжело дыша уставился на свое отражение. Белое лицо его с кривым, переломанным много раз носом, узкой полоской губ и кроваво-красным шрамом, тянущемся по щеке к подбородку, покрытое редкой черной как смола щетиной, выглядело состарившимся и уставшим. Было в этом лице что-то отталкивающее, что-то заставляющее собеседника отводить взгляд от бледно-серых, практически прозрачных глаз.
-Так даже лучше-, подумал он. –Они должны знать и помнить кто я, и зачем я тут.

-Я не выйду- оборвал голос он, и удивившись собственной смелости вскочил на ноги подходя к широко распахнутому окну.
-Я не выйду- крик уже был громче, а в голосе неуверенно проглядывала сталь былого Дозорного.
-Никогда слышишь? Никогда тебе меня не сломить-, он истерично засмеялся полной грудью вдыхая свежий, полный дождевой влаги воздух и почувствовал как внутри нарастает гнев.
-Tak I zapishem- послышалось мерзкое хихиканье и смолкло, уступая ночь равномерному шелесту дождя.

Утро оказалось холодным и пасмурным, ливень разразившийся ночью поутих, оставив после себя размытые дороги и неприятный моросящий дождик. Такие августовские утра в диковинку для жителей столицы, но здесь, на самом краю обжитых земель, зажатых с одной стороны горами, чьи величественные пики были видны на сотню лиг, а с другой стороны мрачным и непроходимым еловым лесом, простирающимся до самого горизонта, они были явлением обыденным, если не сказать благословенным-обычно к этому времени на регион уже обрушивается первый снег. Дозорный поднялся, разминая затекшие после сна мышцы, и накинув на голое тело теплую меховую рубаху, ежась вышел во двор. Легкий морозец неприятно покусывал лицо и кожу, напоминая собой ту липкую мерзость что ему пришлось испытать этой ночью. Вновь. Отогнав от себя дурные мысли, он быстрым шагом направился к стоявшему во дворе бочонку до краев наполненному дождевой водой.
-Ледяная- подумал про себя он и резко опустил в бочонок голову. Эти редкие утренние секунды погружения он, возможно, радовался тенью своей былой радости. Холодная вода будто бы дарила ему на мгновение покой, смывала с него все то, что постоянно его гложет: горечь, несравнимую ни с чем горечь обиды и предательства, бессильную злобу за себя и свою семью которой у него никогда не было и теперь уже не будет и конечно же ночные кошмары. Ему часто было стыдно за то, что он думает и делает по ночам, и каждое утро он говорил себе что этого больше не повторится. Но повторялось. Каждую ночь. По прошествии полуминуты, может больше, он высунул из бочки голову, и тяжело дыша уставился на свое отражение. Белое лицо его с кривым, переломанным много раз носом, узкой полоской губ и кроваво-красным шрамом, тянущемся по щеке к подбородку, покрытое редкой черной как смола щетиной, выглядело состарившимся и уставшим. Было в этом лице что-то отталкивающее, что-то заставляющее собеседника отводить взгляд от бледно-серых, практически прозрачных глаз.
-Так даже лучше-, подумал он. –Они должны знать и помнить кто я, и зачем я тут.

>>27013
Завтрак был скуден. Пара ломтей засохшего белого хлеба, головка лука, куриное яйцо да стакан холодного молока.
-Нужно будет закупить провизию, благо деньги еще имеются. Пойду по крестьянским дворам, авось вытрясу из них немного. Жадные они, не делятся. Даже за деньги не делятся, а ведь действительно, зачем им тут деньги?- Он криво усмехнулся, смахивая остатки крошек в рот.
-Все равно найду, а если попробуют меня остановить возьму силой. Надоело уже жрать одни объедки!-, с этими словами он с силой бросил глиняную кружку в стену и вышел из дома.

Дождь ночью постарался на славу, лошадь то и дело брыкалась, завязая копытами в чавкающей грязи, и путь который по его подсчетам должен был занять не более часа растянулся уже на полтора. Он оглядывался по сторонам, отмечая что за прошедшую неделю ничего толком не изменилось. Все тот же лес, то же поле перед ним, усеянное лужами и грязью, те же птицы неспешно заводят свою песню в лесной чаще, а волки, откуда-то из глубины вторят им.

-Вот, возьмите-, мелкий паж, еще совсем мальчишка протянул в его руки конверт и быстро шмыгнул за дверь. Он знал что там написано, но все равно искорка надежды тогда еще теплилась в его душе. Сломанные пальцы долго не могли извлечь бумагу, в глазах проступили слезы.

«Так будет лучше»
-Так будет лучше- тихо про себя повторил он, чувствуя как ярость и обида подкатывают к горлу.
«Ты должен уйти. Ради себя, ради всех нас. Мы считали тебя братом, равным нам, но в своей злобе ты зашел слишком далеко. Люди не забыли те методы, которыми ты усмирял восстание сопротивленцев, и мы не забыли. Ты бросил на нас тень и поставил наше правление под удар, поэтому ты навсегда уйдешь туда, где сможешь применить свои таланты без вреда короне. Ты всегда желал вечной битвы и мы исполним твое желание. Уходи, никто не будет тебя преследовать, но и обратной дороги у тебя нет. Если ты вновь появишься в столице мы прилюдно казним тебя. Времена меняются.»
-Шлюха! Грязная паскудная шлюха!- он взвыл и в ярости разорвал бумагу, хотя и не знал на чью голову следует посылать проклятья.
-Не-на-ви-жу! Ненавижу вас всех-, попытался было вскочить, но перебитые ноги не удержали его и он рухнул на пол.

>>27018
Последнее.

Истошный женский крик отогнал от него дурные воспоминания, окутавшие его мрачной сетью, и заставил приглядеться в даль, где уже виднелась небольшая деревенька на двадцать-тридцать дворов. Пришпорив коня он неспешным галопом помчался в ее сторону, отмечая про себя, что вся деревня собралась у входа.
Когда до распахнутых ворот оставалось не больше сорока шагов его окликнули. Из леса вышли двое коренастых и похожих друг на друга как две капли воды мужиков и наставили на него самодельные рогатины.
-Какого черта?!
-Млсдарь, мы просто хотели узнать, вы ли это?-, Один из них, опустив копье, твердым шагом направился в его сторону, пока второй, все так же крепко сжимая в руках рогатину, следовал за ним.
-Я! Я кто же это еще может быть?!- Ответил Дозорный, сжимая в руках рукоятку меча.
-Беда у нас приключилась млсдарь, настоящая беда.

На самом широком участке улицы, гордо именуемым местными площадью, собралось все мужское население деревни. У всех в руках было оружие, а во взгляде чувствовалась смесь решимости, злобы и непроглядного ужаса. Дозорный спешился, не опуская рукояти меча и направился в их сторону. Трое мужиков, перешептываясь пошли ему на встречу.
-Что тут творится?
-Пойдемте млсдарь.
-Я повторяю, что тут черт возьми происходит?!
-Пойдемте- Глаза старика-старосты что все это время шел рядом опухли и покраснели. Он быстро отворил дверь дома и жестом пригласил войти внутрь.
От увиденного у Дозорного перехватило дух. Весь пол был покрыт слоем засохшей и почерневшей крови, на входной стене был распят маленький ребенок лет пяти-шести, а из пустых глазниц его, смотрели вбитые в череп ребра. В нескольких метрах висела мертвая женщина, по-видимому мать этого ребенка. Убийца нашел весьма изощренный способ повешения, у женщины был вспорот живот и через тонкую шею были перекинуты ее же кишки, крепящиеся к толстой балке удерживающей крышу. По комнате стаями летали мухи и стоял до того тошнотворный запах, что один из провожающих спешно выбежал за дверь и опорожнил свой желудок.
-Кто это сделал?- Осипшим голосом произнес Дозорный, после минутного замешательства, отчаянно не веря в реальность происходящего.
-Она пришла из леса, громко кричала и смеялась, а на утро мы обнаружили вот это-, выдавил староста и поплелся к распахнутой двери.
-А где их отец?- Окрикнул его опомнившийся Дозорный, когда тот уже стоял на пороге.
-Я их отец.