>>52157 (OP)
Сплетаемся в объятьях братских. Крепкие лапы крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в пасти. Молча целуем, по-орочьи, без эльфийских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Гоблины между нами суетятся с горшками глиняными, мазью харадримской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные гоблины аки тени, ибо не светится у них ничего.

— Гойда! — восклицает Луртц.
— Гойда-гойда! — восклицаем мы.

Встает Луртц первым. Приближает к себе Углука. Вставляет Углук в Луртцевскую верзоху уд свой. Кряхтит Луртц от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Углука Шаграт, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Углук утробно. Шаграту Гришнак заправляет, Гришнаку — Кашнад, Кашнаду — Азбак, Азбаку — Шалраг, Шалрагу — Агбог, а уж Агбогу липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата изенгардского левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у Агбога. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Агбог даже не крякает: привык, опричник коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу дыханием смрадным. А уж ко мне Гризарг пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Гризарг, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Агбога. Гризарг кряхтит в мое, лапами молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем гоблины уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Саурона наказать. Собирается, сопрягается гусеница орочья. Ухают и кряхтят позади меня. По закону братства изенгардские с мордорскими чередуются, а уж потом молодежь пристраивается. Так у Луртца заведено. И слава Мелькору…

По вскрикам и бормотанию чую — молодых черед пришел. Подбадривает Луртц их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им гоблины темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— Гойда! — кричит Луртц.
— Гойда-гойда! — гремим в ответ.

Шагнул Луртц. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Луртц нас в грязевую ванну. Просторна она, вместительна. Теплою жижей наполняется, заместо остывшей.

— Гойда! Гойда! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Луртцем. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Гойда! Гойда!

Входим в грязевую ванну. Вскипает грязь пузырями сероводородными вокруг нас. По муде погружается Луртц, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница опричная в ванну. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели урук-хайи. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется вода вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— Гойда-а-а-а-а-а-а-а!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
— Гойда-а-а-а-а!!!
Реву в ухо Агбога, а Гризарг в мое вопит:
— Гойда-а-а-а-а!!!

Господи, помоги нам не умереть…
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после опричного совокупления. Свет озарил бараки, Шарог в бочонках на полу, спёртый воздух, крики и стоны пленных хоббитов. Луртц наш после совокупления любит хоббитские вопли послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.

Мудро, ох мудро придумал Луртц с гусеницей. До нее все по парам разбивались, отчего уже тень разброда опасного на урук-хайев ложилась. Теперь же парному наслаждению предел положен. Вместе грудимся, вместе и наслаждаемся. А грибы помогают. И мудрее всего то, что молодь орочья завсегда в хвосте гусеницы пихается. Мудро это по двум причинам: во-первых, место свое молодые обретают в иерархии орочьей, во-вторых, движение семени происходит от хвоста гусеницы голове, что символизирует вечный круговорот жизни и обновление братства нашего. С одной стороны, молодежь старших уважает, с другой — подпитывает. На том и стоим. И слава Мелькору...