Иван проснулся от холода. Поежился и накинул на себя последний резерв — побитую молью шубку жены. Ему было холодно и одиноко. Хотелось снова заснуть, чтоб не сосало так противно под ложечкой. Но сон уже ушел, Ивана ждал новый день. День наполненный тяжелой работой, борьбой за кусок хлеба и охапку поленьев для буржуйки.

Утро занималось морозное и солнечное.Иван выглянул в окно — улица была залита светом, из обшарпанных подъездов понемногу выходили и разбредались люди. Идти куда то в такой мороз совсем не хотелось, но зато хотелось еды и тепла. От мысли о теплой похлебке из фасоли, Ивану свело скулы. Вчера ему не досталось еды за провинность — когда на ногу упала чугунная чушка, он имел глупость выматериться на путина. Долго еще он не забудет круглые глаза бригадира, его руку, поднимающую плетку, короткий и острый ожог удара на щеке.

«Попутал же черт» - подумал Иван. И тут же одернул сам себя. Даже думать нельзя было плохо про путина, иначе снова прорвется ругань, а если кто-то услышит — то и новые побои тоже обеспечены.

На складе было теплее чем дома. Тяжелый дух пота и перегара витал в воздухе.

«Снова нажрались, суки, а ведь президент обещал...» - что обещал президент Иван не помнил, но с ненавистью и завистью посмотрел на кучку бригадиров. У них было утреннее собрание — они курили, похмелялись из небольших плоских фляжек и громко ржали над своими же сальными шутками. Тарас представил, как он прикладывается к фляжке с путинкой и глотает обжигающую жидкость. Рот наполнился слюной, а в животе снова заурчало. Сзади кто-то ткнул в спину:
– Шевелись, убогий!

Иван прошел еще несколько шагов и закинул очередной кусок лома в вагон.

Политзанятия прошли очень интересно. Рассказывали про хохлов, которые даже в Киеве одичали до крайней степени, а местами доходило до пожирания собак и кошек, про загнивание гейропецев, про кризис в америке.

– У хохлов ещё хуже! - громко выкрикнул Иван. И хотя это было нарушением дисциплины, лектор не стал его наказывать и даже немного улыбнулся. Это хорошо. Возможно теперь ему щедрее нальют похлебки, а если совсем повезет — то дадут и кусочек хлеба. Теперь проклятые хохлы не казались ему такими уж ненавистными — иногда на них можно срубить гешефт.

Добавки не дали. Совсем. Как показалось Ивану, толстая кухарка специально налила в лоханку самой жидкой юшки, издевательски при этом улыбаясь. Пришлось сглотнуть обиду и тщательно выверяя слова, вполголоса ругать госдеп и пятую колонну. Чтоб они сгинули, собаки проклятущие, хохлы и либерахи драные. Но сытости это не добавило и, вернувшись домой, Иван чувствовал себя таким же голодным, как и с утра.

Ночью ему снились натовцы. Вот они шагают по улице, а Иван палит по ним из берданки. Один упал, второй, третий, но остальные все так же шагают, их ряды не редеют. Снова выстрел и снова ряды сомкнулись.

Выстрел! Иван проснулся и понял, что сквозь сон, он слышал какую-то перестрелку. Чертово окно покрылось изморозью и пришлось выбегать на улицу. И выйдя из подъезда, он сразу угодил в группу людей в камуфляже. Дернулся назад, но его уже держали за локти. На плечах незнакомых людей горело звездно-полосатая эмблема.

«Американцы!» - мелькнула мысль.

– Американцы!!! — во весь голос заорал Иван. Перед глазами замелькали все, что ему рассказывали на политзанятиях, все воспоминания молодости и детства. От страха и жалости к себе брызнули слезы. Люди загоготали, усадили Ивана на ступеньки и сунули в руки теплую еще краюху хлеба и кусок колбасы.

– Американцы, американцы.. - повторял Тарас, улыбаясь сквозь слезы и жуя колбасу — Американские, братушки, наконец-то...