Обрывки обеденных разговоров в коридорах Гигахрущёвки:
– …Хера ты ёбу да, здесь Блок СЧ-17, а тебе нужен БРЦ-117
–…Два концентрата за метр гидроизоляции? Скорее продавай!..
– …Садишься в вагонетки блока СЦ-4, до 45-го подблока, там пересядешь на лифт и поднимешься на сто этажей к ГХ-45. Оттуда пешком, на юг, до межблокового шлюза ГХ-46…
– …Нет, вы только послушайте: «МАССОВОЕ НАШЕСТВИЕ АКУЛ! ЛИКВИДАТОРЫ ЗАБЕТОНИРОВАЛИ БЛОК ЖЗМ-14!»
– …Потрясающий счетчик. Чувствительность по самосбору до 0, 005 единиц. Мне его со стены спиздили за три концентрата и пол литра плеснегона.
– …Видели новый мобильный бронелифт? Тридцать этажей за полминуты. Я сам не видел, но говорят используют сирену Самосбора, чтобы...
– …концентрат за метр гидроизоляции? Покупай!
– Итак, ты продолжаешь утверждать, будто эта идея посетила тебя во сне? – отрывисто прозвучал голос ликвидатора-дознавателя.– А ты уверен, что тебе её никто не подсказал?
– Уверен, – ответил Муденко. Желтый луч настольной лампы бил ему прямо в лицо. Зажмурившись от нестерпимо яркого света, он терпеливо ждал, когда дознователь дойдет до своего стола, постучит по краю костяшками пальцев и снова вернется к нему.
– Ты обсуждал эти идеи с друзьями?
– Только первую, – пояснил Муденко.– О возможности существовании межхрущевых полостей.
– Но, по твоим же словам, вторая куда важнее. Зачем было ее скрывать?
Муденко замялся. В общей комнате ликвидаторской ячейки кто-то с лязгом уронил кислородные баллоны для гравижерновов.
– Я боялся, что меня не поймут.
– Иными словами, боялся, что посчитают шизиком? – ухмыльнулся дознователь.
Муденко беспокойно заерзал на стуле. От сиденья до пола было не больше пятнадцати сантиметров, и ему начинало казаться, что вместо ног у него вялые фиолетовые щупальца. За три часа допроса он почти утратил способность к логическому мышлению.
– Вторая идея была довольно абстрактной. Я был не в состоянии описать ее словами.
Дознователь кивнул:
– Рад слышать, что ты сами в этом сознаёшься.
Он уселся на стол, молча разглядывая Муденко, затем встал и снова подошел вплотную.
– Послушай-ка, что я тебе скажу, – доверительно начал он.– Мы уже и так засиделись. Ты что, и впрямь веришь, что в твоих идеях есть хоть капля здравого мысла?
Муденко поднял голову:
– А разве нет?
Сержант повернулся к врачу, сидевшему в темном углу:
– Мы попусту теряем время. Я передаю его НИИ Карательной Психиатрии. Картина тебе ясна, доктор?
Врач молча уставился на свои ручные киберпротезы. В течение всего допроса он с брезгливым видом не проронил ни слова, как будто ему претили грубые манеры дознавателя.
– Мне надо уточнить кое-какие детали. Оставь нас вдвоем на полчасика.
После ухода дознавателя врач сел на его место и повернулся к дверному проёму, прислушиваясь к завыванию воздуха в вентиляционной шахте. Из коридора в ликвидаторскую ячейку падали слабые отсветы люминисцентных ламп, под которыми прохаживался патрульный ЭШАГ: гулкое эхо его шагов далеко разносилось в тишине обеденного перерыва.
Муденко сидел, зажав руки между коленями и пытаясь вернуть чувствительность занемевшим ногам.
После долгого молчания психиатр отвернулся от дверного проёма и посмотрел на протокол.
Имя Фёдор
Фамилия Муденко
Возраст 20 циклов
Род занятий: учащийся ПТУ
Адрес: сектор РСС-404, блок ГИК-56(местный житель)
Обвинение: бродяжничество
– Расскажи еще раз про свой сон, – попросил врач, глядя Фёдору в лицо и рассеянно сгибая в руках металлическую линейку.
– По-моему, вы все слышали, – ответил Муденко.
– Со всеми подробностями.
Муденко с трудом повернулся к нему:
– Я уже не слишком хорошо их помню.
Врач зевнул. Муденко помолчал и затем чуть ли не в двадцатый раз принялся рассказывать.
– Я висел в воздухе над большим открытым пространством, вроде как над огромным залом цеха, и глядел вниз, тихонько скользя вперед с распростертыми руками.
– Постой, – прервал его врач, – а может быть, тебе приснилось, что ты плывёшь, ну как сантехник внутри общеблоковой канализации?
– Нет, я не плыл, в этом я точно уверен, – ответил Муденко – Со всех сторон меня окружала пустота. Это самое важное в моем сне. Вокруг не было стен. Только пустота. Вот и все, что я помню.
Врач провел пальцем по краю линейки.
– Ну а потом?
– Это все. После этого сна у меня возникла идея летательного аппарата. Один из моих друзей помог мне изготовить модель.
Врач небрежным движением скомкал протокол и бросил его в корзину.
– Не мели чепухи, Фёдор, – уговаривал его Григорий. Они стояли в очереди у раздатчика концентрата в столовой ПТУ.– Это противоречит законам гидродинамики. Откуда возьмется поддерживающая сила?
– Представь себе обтянутую материей раму метра три в поперечнике, вроде жёсткой лопасти большого вентилятора. Или что-то вроде передвижной стенки со скобами для рук. Что будет, если, держась за скобы, прыгнуть с верхнего тех.этажа цехового комплекса ЗРК-1?
– Дыра в полу.
– А серьезно?
– Если плоскость будет достаточно велика и рама не развалится на куски, то ты сможешь соскользнуть вниз наподобие бумажного самолётика.
– Вот именно. Это называется «планировать».
Вдоль очереди прогромыхала тележка груженная белыми пачками концентрата, очередь медленно поползла вперёд. Кто-то гремел у лотка со столовыми приборами, выбирая среди ложек единственную кривую вилку. Фёдор молчал, пока они не встали у свободного столика. О еде он забыл.
– Теперь представь, что к этому крылу прикреплена двигательная установка, например, вентилятор на батарейках или ракета вроде тех, что разгоняют скоростные грузолифты.
Допустим, тяга уравновесит падение. Что тогда?
Григорий задумчиво пожал плечами.
– Если тебе удастся управлять этой штукой, тогда она… как это слово?.. ты еще несколько раз его повторил?
– Тогда она полетит.

– В сущности, с точки зрения науки, Федя, в твоём аппарате нет ничего хитрого. Элементарное приложение на практике принципа Веничкина, – рассуждал учитель физики Сырников, входя вместе с Фёдором в библиотеку.– Но только какой в этом прок? Конструкция из черенка от грабель и кабеля позволяет выполнить подобный трюк столь же успешно, с меньшим риском, в пределах любого коридора и даже жил.ячейки. Для начала попробуй представить, какое огромное помещение потребуется для испытаний. Не думаю, чтобы транспортное управление пришло бы в восторг от этой затеи.
– Я понимаю, что в условиях Хруща от нее мало проку, но на большом открытом пространстве ей можно будет найти применение.
– Бред, конечно. Но обратись, тогда, к директору цехового комплекса ЗРК-1. Может, они так документы будут переправлять, чтобы курьеры среди станков не сновали. Кто знает.
– Боюсь только, цеховой комплекс окажется недостаточно велик, – вежливо улыбнулся Фёдор.– Я имел в виду совершенно пустое пространство. Свободное по всем трем измерениям.
– Свободное пространство? – Сырников удивленно поглядел на Фёдора.– Разве ты не слышишь, как в самом выражении скрыто внутреннее противоречие? Пространство – это то что между стенами – учитель задумчиво потер кончик носа.– Ты уже начал строить аппарат?
– Пока нет, – ответил Фёдор.
– В таком случае я советую оставить эту затею. Помни, Федя, наука призвана хранить имеющиеся знания, систематизировать и заново интерпретировать прошлые открытия, а не гоняться за бредовыми фантазиями, устремленными в несуществующее в безысходной реальности будущее.
Сырников дружелюбно кивнул Фёдору и скрылся за пыльными стеллажами заставленными коробками с инфо-катушками.
Григорий ждал у входа в библиотеку.
– Ну как? – спросил он.
– Я предлагаю провести эксперимент сегодня же, – ответил Фёдор.– Давай сачканем с танкеткостроения. Я принципы их конструкции уже наизусть знаю. Попрошу у доктора Макаронина два пропуска на верхний тех.этаж цехового комплекса.

Они вышли из библиотеки и зашагали по узкому, плохо освещенному коридору, в который выходили гермодвери учебных залов инженерно-ремонтного ПТУ. Инженерия и ремонт – на эти две специальности приходилось почти три четверти всех учеников ПТУ, тогда как в чистую науку шли какие-то жалкие два процента. Вот почему физическая и химическая библиотеки ютились в старых, обреченных на переделку помещениях размерами чуть больше кухни обычной жил.ячейки, в которых прежде размещались классы ликвидированного ныне самосборо-исследовательского отделения.
Коридор вывел их на узкую площадку, и они начали подъем на следующий этаж, по бетонной лестнице без перил. На полпути ликвидатор из самосборной охраны наскоро проверил их детектором нелюдей, махнув рукой, пропустил наверх.
– И что думает по этому поводу Сырников? – спросил Григорий, когда они вышли наконец на 563-й этаж и направились к станции межблоковых лифтов.
– Он думать не умеет, – ответил Фёдор.– Даже не понял, о чем я говорю.
– Боюсь, что я с ним в одной компании, – кисло усмехнулся Григорий.
Фёдор пробил в автомате учётную карточку и встал на посадочную платформу с указателем "вниз". Сверху раздались звонки, и на платформу медленно опустился лифт. Фёдор обернулся:
– Потерпи до пересменка – увидишь своими глазами.

У входа на верхний тех.этаж цехового комплекса ЗРК-1 охранник отметил их пропуска.
– А, учащиеся? Проходите. А это у вас что? – Он указал на длинный сверток, который они несли вдвоем.
– Это прибор, который измеряет скорость потоков воздуха из вентиляции, – ответил Фёдор.
Охранник что-то пробурчал и открыл нижнюю створку гермодвери. Пройдя по узкому и гулкому металлическому коридору, Фёдор и Георгий вышли к одному из множества люков, ведущих на инженерные леса, оплетающие потолок помещений цеха.
На одной из промежуточных площадок, ближе к центру цеха, Фёдор аккуратно распаковал сверток, и вдвоем они быстро собрали модель. К узкому решетчатому фюзеляжу сверху были прикреплены широкие крылья, сделанные из бумаги на проволочном каркасе, похожие на лопасти вентилятора, и высоко задранный хвост.
Фёдор поднял модель над головой и запустил ее вверх. Она плавно пролетела метров шесть и опустилась между неработающими станками.
– Планирует вроде бы устойчиво, – проговорил Фёдор, – теперь попробуем на буксире.
Вернувшись в гулкий коридор, они на ближайшем служебном лифте, едва втиснувшись вдвоем в узкую кабину, спустились вниз. Там, Фёдор вытащил из кармана моток бичевки и привязал один конец к носу модели. Когда молодые люди побежали между станков, модель грациозно взмыла в воздух и полетела за ними метрах в трех над полом цеха.
– А теперь попробуем с ракетами, – сказал Фёдор. Он расправил крылья и хвост и вложил в проволочный кранштейн на крыле три пиротехнические ракеты, вроде тех, которыми ликвидаторы проверяют рассеивающийся туман ушедшего самосбора на наличие особенно крупных последствий.
Ширина цеха была сто двадцать метров, высота – семьдесят пять; они отнесли модель к самому дальнему краю, и Фёдор поджег фитиль. Модель медленно поднялась на полтораметра и заскользила вперед, покачивая крыльями и оставляя за собой ярко окрашенную струю дыма. Внезапно вспыхнуло яркое пламя. Модель круто взлетела к потолку, где на мгновенье зависла, затем стукнулась об осветительный плафон и рухнула вниз на токарно-фрезерный станок.
Подбежав к месту ее падения, Фёдор и Григорий принялись затаптывать тлеющие на полу искорки.
– Фёдор! Это невероятно! Эта штука летает! – кричал Григорий.
Фёдор сбросил со станка покоробленный фюзеляж.
– Кто в этом сомневался? – раздраженно буркнул он.– Но как сказал Сырников, что в этом проку?
– Какой еще прок тебе нужен? Она летает! Разве этого мало?
– Мало. Мне нужен большой аппарат, который смог бы поднять меня в воздух.
– Фёдор, остановись! Одумайся! Где ты будешь на нем летать?
– Почем я знаю? – огрызнулся Фёдор.– Но где-то же должно быть такое место?
С другого конца цеха к ним с огнетушителями бежали охранник и два матерящихся деда.
– Слушай, ты спрятал спички? – торопливо спросил Фёдор.– Если нас примут за поджигателей, нам не миновать могильника.

Три дня спустя Фёдор поднялся на лифте на сто пятьдесят этажей вверх и зашел в управление по делам расширения и хрущемодификации.
– Большая "расчистка" есть в соседнем секторе, – сказал ему один из работников.– Не знаю, подойдет ли она тебе. Двадцать этажей на сто метров во все стороны. Там планируют строить новый водоочистительный узел.
– А крупнее ничего нет?
– Крупнее?! – работник удивленно уставился на Фёдора.– Что тебе, собственно, нужно? "Расчистка" или старое поле боя с красными шреками?
Фёдор полистал карты, лежащие на стойке:
– Мне нужна длинная "расчистка", в горизонтальной плоскости. Высотой в двести-триста этажей.
Работник покачал головой и вернулся к своим занятиям, недовольно проворчав:
– Разве тебя не учили основам самосборообороны? Такое расширение опасно. Сто этажей – это предел.
Фёдор извинился и вышел в коридор.
За треть смены он добрался южным экспресс-лифтом до соседнего сектора. На пересадочной станции он сошел и прошел пешком метров триста до конца блока.
Здесь шла поперечная, высотой в два этажа, торговая магистраль Хуев, с обшарпаными стенами, но всё еще оживленная, пересекающая насквозь километр блоков: по обеим сторонам первый этаж был занят магазинчиками торговавшими шапками из мохнатых пёзд, рабочими комбинезонами, вытяжками из плесени, традиционными столовыми с кипяточком и мелкими транспортными конторками, у которых стояли группки тощих полуголодных кули. С одной из сторон магистраль обрывалась. Далее царил хаос покореженного металла и бетона. Вдоль края обрыва были установлены перила из переплетённых и крепко сваренных прутков арматуры. Фёдор заглянул в большую полость метров пятьдесят высотой и сто шириной; десятки инженеров и рабочих были заняты расчисткой и укреплением сотовой структуры Гигахруща.
Глубоко внизу сновали тележки и вагонетки, увозя строительный мусор и обломки; вверх поднимались клубы бетонной пыли, ярко высвеченные прожекторами. Послышалась серия взрывов, внизу все бросились врассыпную, и сверху бетонно-арматурным дождём, рухнул вниз ещё один кусок потолка/пола верхнего этажа, вместе с межячейковыми стенами.
Фёдору и прежде доводилось видеть крупные "расчистки". Десять лет назад его родители погибли в печально знаменитом завале в блоке КНН-127; три несущих пилона, находящегося под жилым блоком цехового комплекса, не выдержали нагрузки, и двести этажей рухнули вниз обрушив за собой еще триста метров блоков находившихся под цехами, раздавив пятьсот тысяч жителей, словно сектантов, забравшихся в бетоноворот. Но тогда он был мал, а затем аномально сильный самосбор перестроил сектор, скрыв образовавшуюся полость. Однако сейчас его воображение было сковано и ошеломлено зрелищем этой ничем не разделенной пустоты.
Слева и справа от него, над пропастью, словно террасы, выступали уцелевшие перекрытия; они были густо облеплены людьми, которые, притихнув, смотрели вниз и вверх.
– Говорят, здесь будет парк, – с надеждой в голосе прошамкал стоявший рядом с Фёдором дряхлый дед.– Я даже слышал, будто им, может быть, удастся заполучить настоящее дерево. Подумать только! Единственное дерево на весь Гигахрущ.
Мужик в поношенном свитере сплюнул под ноги старику.
– Каждый раз я от вас дедов слышу эти сказки. Деревья бывают только на картинках, ну и в Кровавом Дендрарии, но вряд ли ты захочешь себе этот как ты сказал "парк" таких "деревьев" здесь.
Какая-то женщина начала нервно всхлипывать. Двое стоявших рядом мужчин попытались увести ее, но она забилась в истерике, и патрульный ликвидатор грубо оттащил ее прочь, громко щёлкая детектором нелюдей.
– Дурочка, – хмыкнул мужик в поношенном свитере.– Должно быть, жила где-то здесь. Выставили ее из жил.ячейки дали компенсацию в девять концентратов. Она еще не знает, что ей не пережить следующий самосбор, кто её к себе в ячейку пустит? Поговаривают, что только за право пересидеть один короткий самосбор таких берут в сексуальное рабство.
Фёдор простоял у перил до самого сигнала пересменки, потом купил у мелкого Хуя неказистый рисунок с видом "расчистки", в углу которого было накарябано "Бхаваня", и направился назад.

Прежде чем вернуться в ученическую жил.ячейку родного ПТУ, он заглянул к семье Григория. Та жила в блоке НК-96, в расширенной трехкомнатной жил.ячейке почти у межблокового шлюза. Фёдор частенько заходил сюда после поступления в ПТУ, ведь его родители погибли и выходной проводить было не с кем. Но мать Григория все еще относилась к нему со смешанным чувством жалости и подозрительности, для неё он всегда был сиротой из уничтоженного блока. Она встретила его обычной приветливой улыбкой, но Фёдор заметил, как она бросила острый взгляд на датчик нелюдей, висевший в прихожей.
Григорий, в своей комнате, деловито вырезал из бумаги какие-то замысловатые фигуры и наклеивал их на шаткую конструкцию, отдаленно напоминавшую модель Фёдора.
– Привет, Фёдор! Ну, как она выглядит?
– Впечатляющее зрелище, и все же это всего-навсего "расчистка".
– Как ты думаешь, это можно будет там испытать? – Григорий указал на свою недостроенную модель.
– Вполне.
Фёдор сел на кровать, поднял валявшийся на полу бумажный самолётик и запустил его в дверной проём. Самолётик скользнул по стене, и накренившись улетел за изгиб коридора. Тут же оттуда донеслось возмущённое ворчание отца Григория, который сердито поинтересовался у жены, какой пидорас скомкал его смету.
– А когда ты начнешь строить вторую модель? – спросил Григорий
– Никогда.
– Но почему? – удивленно поглядел на него Григорий.– Ты же подтвердил свою теорию.
– Мне нужно совсем другое.
– Я тебя не понимаю, Фёдор. Что ты ищешь?
– Свободное пространство.
– Как это – свободное?
– Во всех смыслах. От стен, пола и потолка.

Григорий печально покачал головой и принялся вырезать очередную фигуру. Фёдор встал:
– Послушай, возьмем, к примеру, твою комнату. Ее размеры – 6 х 4, 5 х 3. Увеличим ее неограниченно по всем направлениям. Что получится?
– "Расчистка".
– Неограниченно!!!
– Бред.
– Почему? Почему не межхрущевая полость или... или даже, - Фёдор поморщился, формулируя мысль, - или даже... что-то большее... окружающее Гигахрущ - свободное пространство.
– Да ведь сама идея абсурдна.
– Но почему? – терпеливо переспросил Фёдор.
– Потому что подобное существовать не может.
Фёдор в отчаянии постучал себя по лбу:
– Почему не может?
– Потому что в самой идее заключено внутреннее противоречие. Словесная эквилибристика. Вроде высказывания «я лгу». Теоретически идея интересна, но искать в ней реальный смысл бесполезно. – Григорий швырнул ножницы на стол.– К тому же попробуй представить, как вообще может быть создано подобное "свободное пространство". Это разрушения уровня Бетоноворота.
Фёдор подошел к полке и снял с нее коробку с инфо-катушкой. Подцепив магнитную ленту, он намотал её на пустую катушку стоявшую в считывателе инфо-терминала.
– Заглянем в атлас сектора РПТ-15.– Он раскрыл оглавление.– Сектор охватывает условную тысячу этажей, объем – сто пятьдесят тысяч кубических километров, население – примерно тридцать миллионов.
Фёдор сильно стукнув по клавиатуре остановил вращение инфо-катушки.
– Сектор РПТ-15 вместе с двумястами сорока девятью другими секторами составляет 493-й мегасектор; ассоциация из тысячи пятисот соседних секторов образует 298-й союз. Он занимает округленно 4 х 1015 больших кубических километров.
Фёдор остановился и посмотрел на Григория.
– Кстати, ты слышал об этом?
– Нет, а откуда ты…
Фёдор выключил инфо-терминал.
– А теперь скажи, что находится за пределами 298-го союза?
– Другие союзы, надо полагать. Не понимаю, что здесь такого сложного?
– А за другими союзами?
– Еще другие. Почему бы и нет?
– Бесконечно?
– Разумеется, Гигахрущ бесконечен во все стороны.
– Самый большой атлас, какой только есть во всем секторе, хранится в старой библиотеке НИИ Картографии, – сказал Фёдор.– Сегодня я там был. Он занимает целых три этажа и насчитывает миллионы инфо-катушек. Заканчивается он 598-м союзом. О том, что дальше, никто и понятия не имеет. Почему?
– Ну и что с того, Фёдор? Куда ты клонишь?
Фёдор встал и направился к выходу из жил.ячейки:
– Пойдем-ка в НИИ истории биологии, у них там есть общественный зал с экспозицией. Я тебе кое-что покажу.
Экспозиция в НИИ истории биологии представляла из себя пару стендов, с плакатами, на которых изображалось, как труд из сгорбленных ленивых человекообразных сделал стройных и подтянутых жил.ячейковцев, терпеливо переживающих самосбор, чьи последствия ученые решительно отказываются относить к каким бы то ни было проявлениям биологии. Следуя за Фёдором, Григорий ненадолго остановился возле плаката с Красными Косарями и Углечеловеками, но Фёдор одёрнул его за рукав и они пошли дальше.
В самой дальней части экспозиции, в небольшом загоне полметра на полметра находился единственный живой экспонат.
– Археоптерикс, в народе "Синяя птица", – прочитал вслух надпись Фёдор. Он бросил сквозь прутья щепотку раскрошенного концентрата, и тощая, покрытая плесенью птица хрипло заквокала.– Некоторые из этих существ до сих пор сохранили рудиментарные перья. И мелкие кости в мягких тканях вокруг грудной клетки.
– Остатки крыльев?
– Так считает доктор Макаронин. Хуи таких называют "курами" или "птицей" и разводят в пищу.
Григорий с нескрываемым омерзением посмотрел на архиоптерикса, клевавшего фиолетовым клювом крошки концентрата с пыльного бетонного пола.
Они побродили между стендами.
– И когда же, по его мнению, эти существа умели летать?
– До Гигахруща, – ответил Фёдор.– Миллионы лет назад.

-ТЫ ВДИРАЕШЬ МНЕ КАКУЮ-ТО ДИЧЬ, НУ КТО ПОЙДЁТ ЛИКВИДИРОВАТЬ БЕЗ ОБОРУДОВАНИЯ? ГДЕ Я ВОЗЬМУ ТАКИХ ДЕБИЛОВ?
@
-ЛЮДИ, КТО ЕЩЁ-ТО. ЕСЛИ ТЫ НЕ ЗАСТАВИШЬ ИХ, ТО ЭТО СДЕЛАЕТ ТВОЯ ЗАМЕНА, ПОНЯЛ?
@
-ВСЁ, ВОПРОСОВ БОЛЕЕ НЕ ИМЕЮ, Я ПОШЁЛ?
@
-ИДИ, ЧТОБ ДО СЛЕДУЮЩЕГО ЦИКЛА ВСЁ БЫЛО СДЕЛАНО.
@
"А ВОТ СЕЙЧАС МНЕ ЧТО ДЕЛАТЬ? ПОСЛЕДНИЕ ЛЮДИ С ЭКИПИРОВКОЙ СДОХЛИ ПЯТЬ ЦИКЛОВ НАЗАД ИЗ-ЗА КУЛЬТИСТОВ, А ЗАМЕНУ И СНАРЯГУ НИКТО КОНЕЧНО НЕ ПРИТАЩИТ. КАК ЖЕ ЭТО ВСЁ..."
@
-В.. ВАСИЛИЧ, ТУТ ТАКОЕ ДЕЛО...
@
-ГРИГОРИЙ, Я ПОВТОРЯЮ ЕЩЁ РАЗ, ЧИСТИТЬ БЛОК НЕКОМУ И НЕЧЕМ, ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ ИДИ И ЧИСТИ ВИЛКОЙ.
@
-А КАК Я ЕЙ ЧИСТИТЬ ТО БУДУ?
@
-ПРИДУМАЙ.
@
'ЗВУК СИРЕНЫ САМОСБОРА'
@
-БЕЖИМ, СРОЧНО ВСЕМ ПО ЯЧЕЙКА, БЫСТРЕЕ.
@
"ПРОШЛО ВСЕГО-НИЧЕГО И СНОВА НАШЛА ЭТА НАПАСТЬ, НУ КАКОГО ЧЁРТА
@
К.. КАКОГО ЧЁРТА МОЯ ДВЕРЬ ВСЯ В СЛИЗИ. А ОСТАЛЬНЫЕ ПОЧЕМУ НЕ ЗАХОДЯТ? НЕТ, НЕТ, НЕТ НУ КАК ЖЕ ТАК"
@
-ВАСИЛЬИЧ? КХЕ-КХЕ, А ЭТО МЫ, ПРИШЛИ ЛИКВИДИРОВАТЬ. КАК ВИДИШЬ ЗАРАЗУ, НУ ТО БИШЬ ЭТИ КЛЯТЫЕ, КХЕ-КХЕ, КЛЕТКИ МЫ УЖЕ ПРОМЫЛИ, ПОКА ВЫ ВСЕ ОРАЛИ И СРАЛИСЬ. НУ-С, ДАВАЙТЕ ЖЕ ВДОХНЁМ ПОГЛУБЖЕ, КХЕ-КХЕ, И ВОССЛАВИМ САМОСБОР.

Наконец, спустя два цикла, Роман все-таки нашел ее в огромной отвратительной коммуналке блока ВСТ-456 во Внешних Секторах, где она жила со всеми подряд. Не только с Иваном, а просто со всеми.
В последней четверти цикла в ВСТ-456 к концу смены становится очень холодно, слишком холодно даже для этого времени, в таком близком к секторальной котельной блоке. Он прошел по коридору и остановился перед гермодверью коммуналки. Уже один только вход был по мегасталински уродлив, и проржавевший вентиль торчал посреди недокрашенной двери, чья поверхность была изъедена множеством самосборов. Вокруг двери лежали кучи упаковок от пищ.концентратов, сама по себе коммуналка выглядела чужеродно, с обех сторон окруженная заметно более светлыми плитами бетона, обшарпаными, но еще хранящими на себе следы белой штукатурки. (Вообще странно... весь блок выглядел обычным для гигахрущевки, вход в коммуналку был узким, легко прослеживалась граница, по которой гигасталинский реликт врос в тело Хруща, и все же каким-то образом коммуналка и её ржавая гермодверь господствовали в этом блоке.)
Прихожая была забита картонными коробками с истлевшим тряпьем. У порога лежала перевернутая игрушечная машинка зиловиков с надписью "Молоко" на длинной синей цистерне, прикрепленной сзади.
Рама гермодвери изнутри была украшена лепниной.
В комнатах было темно. И тьма, казалось, тяжело дышит.
Роман поправил рюкзак-колобок. Эта коммуналка пугала его. Им овладела неописуемая паника, он напряг мощные мышцы спины и тяжело дышал. Он замер на пороге, посмотрев в сторону межблочного шлюза, в поисках выхода, но идти можно было только вперед. Здесь была Карина.
На его шарканье о коврик в прихожей вышла незнакомая девушка.
Она смотрела на него молча, длинные светлые волосы наполовину скрывали ее лицо.
Когда он снова спросил о Карине, девушка облизнула губы, и щека ее дернулась от тика. Роман со вздохом сбросил рюкзак. "Мне нужна Карина", настойчиво повторил он.
Блондинка повернулась и прошла в сумрачный коридор ужасной старой коммуналки. Роман остался у открытой двери, и вдруг, как будто уход блондинки сломал преграду, в лицо ему, как плевок, ударила волна едкого запаха. Говняк.
Он инстинктивно вдохнул, и голова его закружилась. Он отступил в коридор, освещенный медленно угасающими, в преддверии пересменка, лампами. Сумерки сгустились, а голова у него по-прежнему гудела. И он пошел вперед, таща за собой сумку.
Он не помнил, закрыл ли за собой гермодверь, но, когда он обернулся, она была закрыта.
Он отыскал Карину в темном чулане, пройдя через три заваленных хламом комнаты. Она лежала у стены и гладила левой рукой полинявшего плюшевого ликвидатора Степку, а правую руку прижимала ко рту, всасывая с мизинца последние капли говняка. Чулан был наполнен бесчисленными запахами: грязные потные носки пахли как пригоревшее жаркое из бетоноеда, старый шерстяной жилет от сырости подернулся плесенью, швабра, покрытая пылью и грязью, пучки полусгнивших грибов...
- Карина?
Она медленно подняла голову и увидела его. Ее глаза долго оставались бессмысленными, и наконец она расплакалась.
- Уходи!
В глубине соседней комнаты, где-то под трехметровым потолком, среди тишины и шорохов старой коммуналки, Роман услышал сильные удары кожистых крыльев, которые быстро исчезли.
Роман наклонился к ней. Сердце готово было выскочить из груди. Он отчаянно хотел коснуться ее, поговорить с ней.
- Карина... пожалуйста... Она отвернулась и рукой, гладившей Степку, неловко попыталась ударить его, но промахнулась.
Роман мог бы поклясться, что слышит, как где-то слева, дальше по коридору, кто-то считает золотые медали. Но когда он выглянул из чулана и прислушался, в коридоре было тихо.
Карина с жалкой улыбкой пыталась заползти глубже в чулан. Он вернулся и с трудом протиснулся к ней.
- Степка, - сказала она пустым бесцветным голосом. - Ты раздавишь Степку.
Он оглянулся. Правое колено его упиралось в мягкую тряпичную головку. Он вытащил игрушку из-под колена и бросил в угол чулана. Карина с отвращением смотрела на него.
- А ты не изменился, Роман. Уходи.
- Я пришел со службы, Карина, - мягко сказал он. - Меня отпустили по состоянию здоровья, я легкие повредил, убирая плеснемассу. Я хочу, чтобы ты вернулась, Карина.
Она не слушала его, но отползла еще глубже в чулан и закрыла глаза. Его губы несколько раз вздрогнули, как бы пытаясь произнести слова, которые он говорил много раз. Но он ничего не сказал, а только закурил и сел у двери чулана, ожидая, когда она вернется к нему. Он два цикла ждал этого, ждал ее возвращения, с тех самых пор, как она в последний раз связалось с ним через инфосеть, сказав, что уходит жить с Иваном в коммунальную мегасталинку.
Он услышал странные звуки, как будто что-то крошечное поднялось на шкаф в соседней комнате и пряталось в тени. Это что-то стеклянно захихикало, как будто кто-то слегка ударил ключиком по банке с чайным грибом. Роман знал, что смеются над ним, но не смог сдвинуться с места.
Карина открыла глаза и взглянула на него с ненавистью.
- Зачем ты пришел сюда?
- Но ведь мы должны были пожениться.
- Убирайся отсюда.
- Я люблю тебя, Карина.
Она ударила его ногой. Было не больно. Он медленно попятился из чулана.
Иван был внизу, в гостиной. Блондинка, открывшая дверь, пыталась стащить с него брюки. Он отнекивался и пытался отстранить ее дрожащей слабой рукой. Из радиоточки доносилась искаженная помехами песня "Смерть Большой Зины" Владимира Ахина-Вахина.
- Плавится, - негромко сказал Иван. - Плавится, - и он указал на большое тусклое зеркало трильяжа. Перед которым лежала куча обгоревших упаковок из-под концентрата, каких-то оберток, старых газет и, кажется, колбасок засохшего говна.
- Плавится!!! - внезапно взревел Иван и откинулся, закрыв глаза.
- Заткнись! - сказала блондинка, прекращая, наконец, свои попытки.
- Что с ним? - спросил Роман.
- Чего-то нализался.
- Но что же с ним?
Она пожала плечами.
- Говорит, у него тает лицо.
- Говняк?
Блондинка с неожиданным подозрением взглянула на него.
- Эй, а ты кто такой?
- Друг Карины.
Она еще глядела на него, но плечи ее опустились, тело расслабилось, и Роман понял, что она поверила ему.
- Я думала, ты из этих, которые все разнюхивают, знаешь? Ну, из ликвидации.
На стене за ее спиной висел плакат, почти истлевший от старости, на нём смутно проглядывало чье-то усатое лицо. Роман с беспокойством оглянулся. Он не знал, что делать.
- Я должен был жениться на Карине. Два цикла назад.
- Хочешь подкрепиться? - спросила девушка. - Я с утра только воду пила и уже вся скукожилась.
Из радиоточки зашипела новая песня, Гнильщенко заиграл на гармони и запел "Где родился, там и пригодился".
- Я обещал быть с Кариной, - печально сказал Роман. - Мы должны были пожениться, когда я отсулу срочну.. Но она решила уйти сюда с Иваном. Я ждал два цикла. А теперь я пришел со службы.
- Так будешь есть?
Она подложила под себя засаленную подушку с надписью "Собственность санитарного отделения блока ТПН-478".
Когда он вернулся в гостиную, Иван сидел на диване и читал "Не мечите бисер перед Мартыновым" Вакулы Кузнецова.
- Иван? - сказал Роман. Иван поднял голову. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать Романа. Узнав, он хлопнул рукой по дивану рядом с собой. Роман подошел и сел.
- Эй, Роман, где ты был?
- Служил.
- Ого!
- Да, это было ужасно.
- Все кончено?
- Да. По здоровью.
- Это хорошо.
Они посидели молча. Потом Иван вдруг закивал головой и сказал самому себе:
- Похоже, ты не очень-то устал.
- Послушай, Иван, что с Кариной? Ты знаешь, мы должны были пожениться.
- Она где-то здесь, - ответил Иван.
Из кухни, расположенной за столовой, где под столом спала блондинка, доносились дикие звуки, будто кто-то рвал мясо. Это продолжалось уже долго и в воздухе стоял отчетливый запах сырого мяса. Роман взглянул в сумрак дверного проема. В коридоре, человек в сером рабочем комбинезоне вполголоса разговаривал с двумя ликвидаторами.
- Иван, Карина может уйти?
Иван сердито посмотрел на него.
- Послушай, парень. Никто не держит ее здесь. Просто она к нам привыкла. Сам спроси у нее. А меня не трогай!
Ликвидаторы повернулись к гермодвери. Роман встал, вышел к ним, перегородив весь дверной проем. Они улыбнулись, увидев его мундир.
- Чем могу вам помочь? - спросил Роман.
Первый ликвидатор спросил:
- Вы здесь живете?

- Да. Меня зовут Роман Смецкович.
- Мы хотели бы войти и поговорить с вами.
- Вы хотите провести обыск?
- Мы хотим не обыскивать, а только поговорить. Вы служите в ликвидации?
- Только что демобилизовался. Вернулся к семье.
- Мы можем войти?
- Не стоит.
Второй ликвидатор ощутимо напрягся.
- Это ведь магасталинская коммуналка?
- Кто сказал?
- Соседи. Они говорят, что здесь что-то происходит.
- Вы что-нибудь слышите?
Ликвидаторы поглядели друг на друга. Рооман добавил:
- Здесь всегда тихо. Моя мать умирает от рака горла, она была ударницей на хим.производстве. Ветеран труда. Слышали про стосменку?
Ликвидаторы кивнули, стараясь не смотреть Роману в лицо. В этом секторе все слышали про легендарную стосменку, в ходе которой химический цех выполнил пятицикловый план в три цикла, дав повышенную норму метилового спирта. Работников производства оттуда выносили на носилках. Многие умерли.

Все в мегасталинке примирились с его присутствием, потому что он умел разговаривать с людьми жившими за порогом коммуналки. Кроме Романа, который ходил получать продукты, никто не выходил из мегасталинки. Здесь всегда было тихо.
Только иногда в задней комнате, где раньше было общехозяйственное помещение, слышалось рычание, да из гермолюка ведущего на тех.этаж доносились всплески и звуки ударов чего-то мокрого о бетон. Это была замкнутая маленькая вселенная, ограниченная на севере говняком, на юге порошком красной плесени, на западе плеснегоном и на востоке деактивированной черной слизью. В многочисленных комнатах мегасталинской коммуналки жило одиннадцать человек. Одиннадцать - и Роман.

Он бродил по комнатам и изредка встречал Карину, которая не разговаривала с ним. Лишь однажды она спросила, интересует ли его что-нибудь, кроме любви. Он не нашел, что ответить, и просто сказал: "Карина, прошу тебя...", а она обругала его и направилась к темной комнате с массивным шкафом.
Роман слышал доносившийся с чердака визг, как будто кричала мышь, которую разрывали на части. В мегасталинке жило много хищных крыс.
Он не знал, почему находится здесь, и не понимал, почему она не хочет уходить. У него постоянно гудело в голове. Ему казалось, что если он найдет нужное слово, Карина пойдет с ним. Он разлюбил свет. От света болели глаза.
С ним почти не разговаривали.
Роман стал их единственной связью с внешним миром. Он написал своим родителям, завхозу своего блока, еще куда-то, и начали приходить талоны. Немного, но достаточно для того, чтобы набирать продукты и часть обменивать на говняк и прочее. Он хотел, чтобы Карина была добра к нему.
И все настояли, чтобы Карина была добра к нему. Она стала спать с ним в маленькой комнатке, справа от столовой, где Роман оставил свою сумку. Тут на кровати он проводил большую часть смены, если не нужно было выходить из коммуналки, и читал в старых газетах хронику достижений и побед. И к нему приходила Карина, и они занимались любовью.
Однажды ночью она убедила его, что этим нужно заниматься после говняка, и он проглотил две большие мягкие кекешки. Карина лежала, как огромная, в шесть километров длиной, палочка сладкого концентрата, а он превратился в медную проволоку, заряженную электричеством, и пронзил ее плоть. Она извивалась в его электрическом потоке и становилась все мягче. Он погружался в эту мягкость и с восторгом наблюдал, в какие сложные узоры выстраивались встающие ему навстречу в тумане слезинки. Он медленно опускался, все время поворачиваясь, удерживаемый голубым шепотом, обвивавшим его тело, как паутина. Звук ее дыхания во влажной интивности подушки звучал низко, он касался ее кончиками пальцев, и она дышала еще тяжелее, ее дыхание поднимало его, а он все опускался, слабея, в обволакивающей мускусной сладости.
Под ним что-то начало пульсировать, что-то тонко взвизгивало, и он боялся опускаться. Он почувствовал страх. Паника охватила его, горло у него сжалось, он вцепился в упаковку, и она разорвалась в его руках. Он падал все быстрее и быстрее!
Фиолетовый взрыв взметнул все вокруг, зарычала тварь, которая искала его, но имени которой он не знал, она лишь ползла к нему, крича, через бугрящуюся плеснемассу, выбрасывающую удушающие споры, от которых легкие болели и остро не хватало воздуха. Он услышал ее крик, она извивалась под ним, и ужасное чувство крушения охватило его...
И наступила тишина.
Она длилась мгновение.
Потом зазвучала шипящая музыка. Они лежали в жаркой маленькой комнатке, касаясь друг друга, и спали. Целый пересменок, а может и не один...
После этого Роман стал редко выходить в коридор во время смены. В пункт выдачи пайков он ходил перед началом пересменка, когда лампы начинали угасать и коридор окутывали сумерки. Тогда же он выбрасывал мусор, разбирал помойку возле входа в мегасталинку, протирал влажной тряпкой бетон коридора, потому что шварканье веника могло потревожить спящих соседей. Теперь они не жаловались, потому что в мегасталинке всегда было тихо, а у её ржавой гермодвери не копилась мусорная куча.
Роман начал сознавать, что уже давно не видит одиннадцать молодых обитателей коммуналки. Но звуки в дальних комнатах, и внизу, за открытым гермолюком на тех.этаж, и вокруг него слышались в мегасталинке все чаще.
Одежда стала ему велика. Он носил лишь трусы. Руки и ноги его болели. Костяшки пальцев распухли и покраснели.
У него постоянно гудело в голове. Он все время читал старые газеты. Он помнил, что когда-то у него была другая жизнь, но это было так давно. Когда в мегасталинке одна за другой перегорели лампы, это его не обеспокоило, потому что он предпочитал темноту. Но нужно было узнать, не мешает ли это остальным оддинадцати.
Он не нашел их.

Они исчезли, но Карина должна быть где-то здесь.
Он услышал хлюпающие звуки внизу, за гермолюком ведущим на тех.этаж и стал спускаться в мягкую темную тишину. Тех.этаж был затоплен. Здесь был один из одиннадцати, Федор. Он висел на скользкой верхней перекладине подвала, мягко пульсировал и светился слабым зеленоватым светом. Резиновую руку он опустил в воду, и она вяло покачивалась на волнах. Потом что-то приблизилось к ней. Он сделал резкое движение, вытащил существо, извивающееся в его резиновой хватке, медленно и осторожно поднес к стене и ударил о кровавое пятно. Существо ужасно завизжало, и Роман услышал сосущие и глотающие звуки.
Он поднялся обратно в мегасталинку. На кухне он увидел блондинку, которую звали Анна. Она лежала, худая и белая, как скатерть, на столе, а трое остальных впивались в нее зубами, и из гнойных карманов, которые когда-то были ее грудями и ягодицами, брызгала зеленая жидкость. Они пили эту жидкость, и лица у них были бледные, а глаза как пятна сажи.
Когда Роман пошел в глубь коммуаналки, его чуть не сбил Виктор, летевший на тяжелых кожистых крыльях. В зубах он нес крысу
Он нашел Карину в дальней комнате, где стоял массивный шкаф. Она разбила череп существу, хихикавшему, как звон стеклянной банки, и теперь выгрызала его влажный мозг.
- Карина, мы должны уйти, - сказал он ей. Она щелкнула его длинным острым грязным ногтем. Он зазвенел, как стекло.
Под потолком, свисая с натянутой поперек комнаты веревки, спал Иван. Челюсти его были вымазаны зеленым, а на когтях было что-то вязкое.
- Карина, прошу тебя...
Голова его гудела.
Уши горели.
Карина выгрызла последние капли мозга и почесала серое тело толстым мясистым плавником. Она развернулась и подняла тупорылую морду, с широкой пастью полной треугольных зубов.
Роман побежал.
Он бежал, наклонившись вперед, упираясь костяшками в пол. За его спиной рычала Карина. Он пробежал столовую, затем гостиную.
Чтобы увидеть себя в зеркале трильяжа, он стал взбираться по огромной куче мусора. Возле радиоточки сидела Надя и длинным языком ловила перламутровых тараканов.
Он отчаянно карабкался, потому что хотел себя увидеть. И, стоя перед зеркалом, он увидел, что стал прозрачным и пустым внутри, что уши у него заострились и на их кончиках появились кисточки волос, что глаза у него стали огромными и болели от света.
И тут он услышал рычание.
Маленький стеклянный гном повернулся, а акула поднялась на хвосте и коснулась его длинным грязным ногтём, который еще торчал из правого плавника, и он зазвенел, как стекло.
Акула спросила:
- Интересует тебя что-нибудь, кроме любви?
- Прошу тебя, - взмолился маленький стеклянный гном, но большой серый плавник разбил его на миллион радужных обломков, и когда эти обломки разлетелись по замкнутой вселенной мегасталинки, фиолетовый туман начал сочиться из молчаливых бетонных стен...

...еретики, я обращаюсь к вам, внимайте и содрогайтесь в страхе перед истинной, ибо нет у вас иного пути кроме постижения.
Вы брошены своими пастырями, обречены плутать меж комнат которым нет конца, вы желали подчинить то что нельзя осознать Но оказались сломлены нечестивой мощью машины и заперты в самовозведенных клетках, оковах плоти и цепях ужаса. Черносущность, безумие которой проливается в каменные артерии с каждым мгновением становится все сильней. И с каждым же мгновением тщетны ваши попытки отгородится от нее. Вы гоните наши паствы, изничтожаете наших жрецов, так словно вы здесь хозяева. Но это не есть так...

На рассвете рода людского мы впервые открыли врата в Анкиноун, в своей гордыне решили мы уподобить мир свой этому чарующему месту, но наша беда была велика. Первый раз узрела нас Черносущность и гнев объял ее душу, и в безумстве своем она была яростней тысячи по тысяче воинов. Во второй раз узрела нас Черносущность и стал Самосбор, и скверна полилась как полноводный Евфрат в Вавилон, и пала башня бесконечности этажей. В третий раз узрела нас Черносущность, но не убоялись мы взгляда без глаз, и шагнули лучшие из нас во врата на сечу с Бел-накбу Черносущности, и заперли мы врата омыв их своей кровью.

Тяжела была наша стража, но все же сам мир был оружием праведников. Мы познали мощь стали что простиралась через стены, мудрость плит знания что сияли нам своими панелями, крепость камня что воистину был везде. Мы научились таится от взора Черносущности, обманывать ее слуг, мы узнали про Машину и в Бетонном походе добыли знание. Знание о Бетоновороте, конце и начале всего, о вознесении которое ждет. Но враг наш Черносущность познал это в проклятый день своего появления. Разве вы не узрели того что вокруг вас? Рабы Чернокультов разносят поветрия Самосбора, меж стен пляшут тени злых духов Бел-Накбу, готовые выйти из тюрьмы которую построили мы кровью.
Уверуйте в Бетоноворот, уверуйте в ваше единственное спасение, или же Чернобог, да будет тысячу раз проклято его имя, поглотит вас и вашу вселенную. Как сделал он уже 888 раз до ныне

Данная радиопередача была перехвачена в блоке ДК-760-Е-1, все попытки установить автора или источник сигнала оказались безуспешны. РЭБ Ликвидационного корпуса заявили что частоты, на которой производилась трансляция, не существует