Хоук тем временем связался с участком по телефону в номере. Выяснилось, что Филип Жерар никогда не привлекался полицией за правонарушения и не находится в розыске.

-Он чист, - сообщил Хоук.

-Осмотри машину мистера Жерара, - сказал Трумэн.

-Ваше второе имя Майк? – поинтересовался Купер.

-Да, в честь дяди.

-Как вы потеряли руку?

-В автокатастрофе. Я тогда мотался по стране, продавал лекарства – неплохая была работа. По дороге домой из Мемфиса у машины лопнула покрышка, ее занесло, и…

Энди приметил рядом с кроватью здоровый чемодан, поставил его на бок и открыл замки. Из чемодана на пол посыпались мужские туфли, разных цветов и фасонов.

-Сейчас я торгую обувью, - сказал Жерар.

-Но они все на правую ногу, - сказал Энди.

-Это образцы, - однорукий чуть улыбнулся. – Кстати, я бы смог обеспечить ваше отделение качественной обувью, ведь для полицейских это важно, не так ли? Доставка за два дня гарантируется.

-На вашей левой руке была татуировка? – спросил Купер.

-Зачем вам это? Я обычный торговец! – при упоминании о татуировке однорукий разволновался.

-Вам задали простой вопрос, - пожал плечами шериф. – Если вы не расскажете сами, мы узнаем из других источников.

-Что там было написано? – спросил Купер.

-Там было написано… слово «мама», - сказал Жерар и расплакался от неприятных воспоминаний о потерянной руке.

Шерил Ли из Твин Пикса объясняет, каково это – находиться в Красной Комнате

«Теперь ты можешь выйти»

Через четверть столетия после предупреждения агента Дейла Купера (Кайл Маклахлен), что она увидит его снова через 25 лет – отличный срок, Showtime – Лора Палмер (Шерил Ли) вернулась в Красную Комнату во втором эпизоде «Твин Пикс: возвращение», чтобы наконец-то разрешить ему уйти. Это знойная, сюрреалистичная сцена, которая непременно заставит визжать от восторга фанатов оригинального сериала. Её кульминацией является момент, когда Лора шепчет агенту Куперу очередной секрет, прежде чем улететь в небытие за шторами. Мы скучали по тебе и твоему крику, детка! Ранее на этой неделе мы говорили с Ли о возвращении в проект, ласках с Маклахленом и о том, почему искать настоящий смысл сериала абсолютно бессмысленно.

Должно быть, это захватывающе – иметь теперь возможность говорить о возвращении в шоу.

Что мне нравится больше, так это возможность увидеть то, над чем работал Дэвид. Я поклонница его и всех актеров сериала и я ничего не видела до того, как всё это увидел мир. Ну, для нас премьера состоялась на два дня раньше, но тогда я впервые что-либо увидела. Так что для меня это самая захватывающая часть. Самой, как фанатке, увидеть, какую магию он создал в этот раз.

Как Дэвид сообщил тебе о возращении сериала? Когда я в прошлом году разговаривал с Анджело Бадаламенти, он сказал, что Дэвид буквально пришел к нему домой, чтобы сообщить хорошие новости.

Не так. Я слышала много слухов, так что не обращала на них особого внимания. А в этот раз снова появились слухи, которые не исчезали, а потом я что-то услышала от человека из каста. После я либо отправила Дэвиду эмейл, либо очень быстро услышала, что это правда. Я точно не помню, как это было. Я считаю, сначала был обмен эмейлами типа «да, это правда, то ли еще будет» или что-то в этом роде. Не цитируйте меня здесь, потому что я не могу точно вспомнить!

Можешь ли ты посвятить нас в то, что происходило у тебя в голове в самый первый момент, когда ты вошла в Красную Комнату, возвращаясь к Кайлу опять?

Знаете, дело в том, что из-за концентрации внимания, которая требуется для работы в Красной Комнате, она держит меня в настоящем, прямо в этом моменте, так что, да, в этом есть что-то от сюрреализма. С одной стороны кажется, что не прошло ни минуты, а с другой – что прошла целая жизнь. Особенно в этой Красной Комнате, именно этот вид делает такое с тобой. (Смеется.) Конечно, работать с Кайлом всегда восхитительно. Я его большая поклонница, он просто великолепен. То, что я должна была делать в этой сцене, требует много концентрации, так что у меня не было возможности прокручивать в голове то, как это было раньше. Я должна была оставаться в настоящем и сфокусироваться на том, что я делаю, если вы понимаете, о чем я. Я не знаю, о чем мне можно говорить, а о чем – нет! Так что я только скажу, что когда ты работаешь в Красной Комнате, ты не работаешь в обычном режиме, как это бывает за её пределами. Это не страшно, это просто по-другому и в этом есть свой набор чудесных, творческих вызовов.

Это также как-то относиться к технике обратной речи?

Честно, я не знаю, можно ли мне на этот отвечать, так или иначе. Так что я ограничусь тем, что скажу: «Когда ты работаешь в Красной Комнате, твоя работа отличается от того, что ты делаешь за её пределами».

Как направлял тебя Дэвид во время съемок этой сцены? Игра в сериале специфична для мира Линча, мне интересно, какие он давал указания.

Это полностью зависит от конкретной сцены. Он мастер в создании мира, в котором тебе нужно творчески поднапрячься и отправиться в места, куда обычно ты бы не пошел, и он создает мир, в котором это сделать достаточно безопасно. И в тот же момент у него есть очень-очень четкое видение того, что он хочет. Так что он может давать очень конкретные указания насчет этого.

Во время беседы Лоры и Купера о том, почему она остается в Красной Комнате, Лора говорит, что «она умерла, но тем не менее живет». Как ты это понимаешь?

Вы увидите, как я это понимаю, если продолжите смотреть сериал. (Смеется.) Это откроется.

Здесь также есть немного больше сложных моментов с компьютерной графикой, в сравнении с первым запуском, например, когда ты снимаешь своё лицо.

Я с этим сталкивалась до работы с Дэвидом, так что эти конкретные моменты не были для меня чем-то новым. Мне не обязательно снимать лицо, но были другие моменты, которые казались очень сюрреалистичными, выходящими за пределы нашего ежедневного представления о том, что такое реальность и как она выглядит. Для меня, я знаю, это часть чудесного творческого опыта работы с ним [с Линчем – прим. переводчика], который позволяет изучить другие жизненные аспекты, не только физическое существование, которое можно увидеть глазами.

Теряла ли ты голос после стольких дублей, в которых ты кричала?

Я так много кричала для Дэвида, не так ли? 30 лет назад я, к счастью, научилась заботиться о своём голосе и как нужно кричать правильно.

Каково это своим поцелуем с Кайлом заставить женщин по всему миру ревновать?

(Смеется.) Я не думаю об этом в таком ключе. Как по мне, он отличный парень, с которым мне пришлось работать. Для меня это удовольствие и я не думаю: «О, мне придется поцеловать его», я думаю: «О, мне придется поработать с ним». Он настоящий джентльмен. Настоящий джентльмен. В наше время это очень ценно. И когда ты это видишь, то ценишь еще больше.

Что для тебя значит возвращение и процветание сериала спустя 25 лет?

Возможность поработать со всеми этими людьми, вроде Дэвида и (одного из создателей) Марка Фроста, и иметь возможность бросить себе вызов и расти в творческом плане, и работать с мастерами своего дела в каждой области, это такой невероятный коллектив мастеров. От главного оператора до звукооператора, монтировщика, отдела художественного оформления, актеров, сценариста. Это потрясающе снова окунуться в этот мир и увидеть всех вновь. Мы знаем друг друга 30 лет, большинство из нас. Также большим облегчением было то, что сериал так хорошо приняли.

Я собирался ненароком спросить, увидим ли мы Лору Палмер еще раз в этом сезоне, но мне так часто отказывали в вопросах по сценарию.

(Смеется.) Как будто я знаю! Я смотрю вместе с вами, ребята. Я не могу дождаться, чтобы посмотреть, что случится в воскресенье. Это как мир грёз, его не нужно препарировать.

И я это действительно ценю. Я чувствую, что создатели сериала обязаны всегда давать необходимое интервью после эпизода и всё такое, так что

решительное нежелание Дэвида говорить о чем-то касательно повествования было прекрасным глотком свежего воздуха.

Ага. Забавно то, что когда каждый из нас смотрит на картину, мы все видим в ней разный смысл, который зависит от того, какие глаза на неё смотрят. Мы не слушаем музыку одинаково. Мы не слышим одно и то же в песне. Мы все находим разное значение, но оно меняется не только от человека к человеку, но мы видим другой смысл и в другое время нашей жизни. Сейчас, в 50 лет, я могу перечитать книгу, которую читала в 25, и извлечь из неё совсем другой смысл. Это дар искусства. Это один его даров – есть место для всех этих разных интерпретаций, и потом это запускает творческий потенциал самого смотрящего.