Дурное предчувствие, залезшее в голову с самого утра и крепко обхватившее мысли своими липкими щупальцами, не обмануло. Не могло обмануть. Как Свен ни пытался успокоить себя, придумывая оправдания этой беспочвенной тревоге, в глубине души он прекрасно понимал в чём дело. Он ощущал как над его родом сгущались чёрные тучи, что неминуемо разразятся громом в самом скором времени. Так и случилось. Плохая, неправильная ночь становилась всё мрачнее и неприятнее, неумолимо ведя к сокрытой в её тени причине всеобщего беспокойства.
Первое, что бросилось в глаза - вырванная стела. Осознание того, что кто-то посмел покуситься на покой предка, мгновенно разожгло внутри юноши огонь праведной ярости, удерживаемый от того, чтобы превратиться в неуправляемый пожар лишь холодным гласом рассудка. Зубы стиснулись сами собой, а задрожавшие пальцы рук сложились в кулаки.
- Не знаю кто это сделал, но клянусь, он жестоко поплатится! - Процедил Свен сквозь зубы, выхватывая копьё. Его голос в мгновение ока стал жёстким и чётким. Он обернулся - Оддмар, Оттар, за мной. Бьярне... - На секунду повисла тишина. Глаза, в которых читалось что-то вроде презрительного снисхождения и усмешки, коротко посмотрели на младшего брата, пока голова искала задание попроще - Найди Юлиуса.
Не дожидаясь ответа, Свен двинулся вперёд, оставив близнецов немного позади. Он начал осторожно обходить медведей, осматривая каждую пядь открывающегося за ними пространства.
Судя по следам, людей было несколько. Все они уже ушли обратно к морю. Медведица же стояла не перед человеком, а перед странной конструкцией, назначение которой прояснилось чуть позднее. При более тщательном рассмотрении оказалась, что это вовсе не обычный шатун. Медведица была под властью скоге. Не даром Ингрид ощущала след хозяина рощи - он, вероятно, и потревожил медвежье семейство. Свен выругался себе под нос. Преступники, возможно, прямо сейчас находятся за холмом, совсем рядом, а на пути к ним стоит огромный безумный зверь с которым необходимо что-то делать!
Остановившись, он обернулся и жестом подозвал Ингрид. Возможно, если ей удастся изгнать духа, то никому не нужной жертвы удастся избежать. Хотя бы попытаться стоит. Нужно только дать ей время для совершения обряда. Близнецы возьмут на себя медвежонка, а сам Свен его одержимую мать. Шёпотом и жестами раздав короткие указания, он встал в стойку уперев копьё в землю и приготовившись к бою.

4d3: (3 + 3 + 3 + 2) = 11+4 создание преимущества с вызовом аспекта "Преграждаю путь медведице-скоге", при котором она может атаковать только меня.

Обрушение стелы было для близнецов как удар под дых. Если этот человек осмелился осквернять священное место, да ещё и в канун празднований, то по силам ли он им вообще?
— Это вызов, Свен! Какая-то гниль считает, что, раз отец далеко, то и постоять за честь семьи некому! — Оттар, захлёбываясь от злости, полез было вперёд, но Оддмар дёрнул его назад:
— Скоге.
Приложил руку к виску и покачал головой. «Ты же не хочешь обезуметь?»
Оттар внешне подуспокоился, но побелевшие сжатые губы выдавали его с головой. «Так нельзя, меня это бесит»
— Оддмар, Оттар, за мной! — приказал Свен тоном, не терпящим возражений. Братья лишь кивнули.
Оттар вновь сосредоточился на чём-то своём, а Оддмар вдруг произнёс:
— Свен, я слышал, скоге так просто не победить. Ингвар говорил, что его бабка говорила, что её мать говорила, что её деверь как-то на охоте прогневал скоге, а потом зачах и помер на третий день, а перед смертью был совсем безумный, выл, как собака и под лавкой сидел. Нет нам повода гневить скоге. А может, он нам помощник? Может, даже духи восстали от такого? — он кивнул на попранную стелу. — Будь скоге на нашей стороне, мы и узнать сможем, кто нам бросил вызов, и отомстить сполна. Спроси Ингрид, она далеко глядит, она точно знает, как скоге задобрить.

Оддмар замешкался на мгновение. Неохота было лезть под удар, когда сам чуть из-под лавки не выл после первой в своей жизни попытки поговорить с духами леса. К тому же Ингрид лучше знает, что делает. Но прятаться за бабьей юбкой — это позор поболее, чем безумие. Отец бы точно по шее дал за такое.
А ещё так хотелось узнать всё самому! Так хотелось, что можно было и рискнуть.
— Но я могу и сам посмотреть. Здесь точно кто-нибудь, да водится. Если я правильно спрошу, мне и расскажут, что тут произошло.
Оттар тем временем выглянул из-за спины Свена, на мгновение прикрыл глаза ладонью.
«Я спрячусь».
Оддмар нахмурился и слегка склонил голову набок. «Зачем это?»
Ладони крест-накрест. «Для засады»

4d3: (1 + 3 + 3 + 3) = 10+1 на скрытность и успешность засады

Когда-то, где-то

Скальд прокашлялся и обвел взглядом свою немногочисленную аудиторию.
Бонд, принявший его, был крепким хозяйственником, а значит этой дрянной зимой мог себе позволить содержать лишний рот хотя бы неделю. А значит пока скальд может передохнуть в тепле и сытости, заодно перетряхнув свой репертуар.
Лишь одна небольшая деталь смущала его, но пока она была несущественна.
Наградив своего давнего соперника - Стёга Желтого - уничижительным взглядом и отхлебнув пива, скальд начал свой свежий рассказ, который он успел переложить на рифму только частично:
Ночью лунной и тихую, вышли на битву с врагом младые Олафсоны, своим нравом горячим известные.
Ворогом был их не душегуб, не франк тщедушный, но предавшие веру предков люди Хугвара Бычьей Шеи да двоица бурых, злыми силами обуянные!
Ларс, челом ясный и рукою меткий, увидав предателей веры, плывущих в туман на дубовом коне, слал погибели вестников тучами, но боги отвернулись от того, кто не спас, не уберег память предка: раз он пустил стрелу и был убит наповал осквернитель, два - крови капель упала с иного врага, а затем лишь бесполезно влагу чаек хлестали вестники гнева.
Но хуже того, увидал он как Олаф Олафсон славный, изможденный, лишенный края перстней, пытался сопротивляться врагу! Но тщета лишь была результатом - удача покинула ясень бури мечей!
А внизу, у кургана, речи стали горели пламенем жарким: волк храмов объял мать медвежонка, то крепкий умом Оттар изловчился накинуть горящую шкуру на нёй, но сам Свен Равнодушный подпал под удар, бо изловчился бурый младшой повалить того на орошенную кровью имирову плоть.
Тогда же гефн вина - милосердная Ингрид - пела так на пару с Оддамаром Безумным:
Скади инеистой взор я молю
Солью и камнем зверьё закляну
Волн морких и дерева лист
Шепотом разум твой окружу
Резкий, пронзающий свист
Зовом к тебе оберну
К духу внутри мосты возведу
И тогда отворилась им дверь в мудрых палату, но что видели там - о том умолчу.
Однако ж ведомо мне, будто затем пропела уж Ингрид одна таковое и пали во сон злыми силами взятые волки пчёл:
Пела моя мама —
в море выйдешь кормчим,
викинги на вёслах,
весело, за славой,
и в долинах дальних
дом не вспомнишь долго,
будешь первым в битвах
бить врага без страха.
Засыпай, сильный воин
Руки сложи на груди
Засыпай, смелый воин
Сердце своё усмири
Засыпай, славный воин
Сладким сном покой обрети
…
- А что было потом? - поинтересовался бонд, задумчиво почесывая переносицу. Казалось, услышанный рассказ о последних событиях его не сильно обрадовал и сейчас он усиленно раздумывает над чем-то важным.
- А дальше… - начал было скальд, но тут из-за стола резко поднялся Стёга, гневно указывая на него пальцем.
- И ты думаешь кто-то поверит в это? Что Хругвар стал рабом новой традиции? Да ты же врешь! Умей ты читать что-то сложнее квидухатта - давно бы написал ниддинг! Или ты думаешь никто не знает, что ты к его дочери…
- Я вру?! Да ты писал, как развиваются на ветру волосы Ингвара Лысого. ЛЫСОГО!..

Свен и Оттар решили забороть скоге силой. Это настолько же храбро, насколько и глупо; даже пятнадцатилетнему пареньку, смыслившему больше в мирных разговорах, чем в драках, такое казалось очевидным. А потому действовать нужно было быстро. Зажав варежку в зубах, Оддмар резанул коротким ножичком по тыльной стороне предплечья, поверх старых зарубцевавшихся шрамов. Удобно: и крови много не потеряешь, и рука цела остаётся, и дело сделано. Он в нетерпении тряхнул рукой, чтобы кровь быстрее коснулась земли. Некогда, некогда, очередная разгадка сама пришла следом за загадкой и уже ждёт у порога. Нужно только шагнуть её навстречу…
… и чуть не захлебнуться в волнах чужой ярости, словно он неосторожно отворил дверь дома, заполненного водой. Чужая ярость была горькой и дурманящей, как свежесрезанная трава в середине лета, брошенная в костёр, но от неё разило ледяным холодом. Оддмар пошатнулся, но устоял на ногах.
Губы не слушались его, словно закоченели на морозе, а слова замерли и не желали связываться в фразы, но всё же он собрался с силами и едва слышно прошептал:
— Кто тебя призвал?

Ярость была живая, а он — уже мёртв. Ярость шептала ему что-то, обнимая тёплыми руками. Заклинание? Обещание защиты?
Оддмар шагнул назад и едва не упал, провалившись ногой в сугроб, но наваждение не спало. Теперь ярость ощущалась почти родной, а его тело уже ему не принадлежало.
— За кем ты гонишься?

След из крови Олафсонов вёл за холм, куда и сбежали осквернители стелы вместе… с предателем рода? Оддмар нахмурился. Холодно, слишком холодно, это мешает соображать, как надо. Но ярость тёплая, всегда можно распахнуть свои объятья для неё и обнять в ответ.

В том мире ему холодно и зябко, а здесь он несётся потоком по Мировому древу. Он ничего не контролирует, но это и не нужно, поток сам себе хозяин, и может позволить лишь гостей, но никак не господ.
Поэтому, когда прозвучали первые слова, он беззаботно подхватил их, и их голоса неслись впереди потока.
В реальном мире Оддмар Олафсон, неспешно раскачиваясь из стороны в сторону, беззвучно повторял за Ингрид слова колыбельной.

Где-то там, очень далеко, рухнуло на снег его настоящее тело, но это было неважно. Оддмар смог открыть свои — теперь уже медвежьи — глаза и обернуться. Какими же жалкими показались тонкие двуногие создания, что сломаются от одного удара лапой по их хрупким костям. Их тела могут разве что пойти на прокорм настоящему хозяину здешних мест.
Он оскалил зубы, но шкуру обожгло что-то до жути страшное. Медведица упала на спину и принялась кататься, пока последние языки пламени не утонули в снегу. Это отрезвило Оддмара, и он теперь уже сам встал на лапы и шаг за шагом приблизился к медвежонку. Взмах лапой — и тот отлетел в сторону, голося от боли и обиды.

Оддмар ткнул медвежьим носом в несломанное копьё и поджал переднюю лапу, чтобы получился приступок. Сказать ничего нельзя, но грозное ворчание должно бы подогнать остальных, чтобы были попонятливее.

Вы, блядь, когда-нибудь видели медведя? Здорового такого, злого, посреди зимы, всего в костяных наростах, да ещё и одержимого. Нет? Ну, вот, а Оттар видел такого медведя. И даже отвешал ему люлей. Ну, как люлей, не руками, конечно, и даже не совсем люлей, так, просто поджег. А поджег потому, что ничего умнее не придумал. Ну, вы представляете этого медведя, его ж даже с рогатиной не заборешь, а тут — два молокососа на него пошли, а вокруг — лес. Можно было бы дерево согнуть, но всё долго, а Свен-то не железный, голову снесут — маму позвать не успеет. Так что нужно было действовать решительно. Поэтому Оттар сбросил шкуру, в которой шел, снял с пояса кремень с кресалом и верёвку, которую зачем-то прихватил с собой, когда выходил из посёлка. Нет, ну а что бы зимой делать верёвке на улице, если она кому-то нужна? Её сам Один бы с собой прихватил вешаться, так что данный ход был исключительно удачен. А дальше — дело техники: привязать верёвку и поджечь шкуру. Все ведь знают, что шкуры, особенно просаленные, горят не хуже факела. Немного трута — можно не беспокоиться и сразу весь сжечь — и шкура занялась. Пара взмахов над головой на манер пращи, и медведь уже ослеплён и горит сам.

А вот дальше начались чудеса. Где-то за гранью настоящего послышался голос, и время как будто остановилось. Медведь стоял, как вкопанный, даже не пытаясь сбить с себя огонь. Свен, в силу того, что его никто не атаковал, тоже не предпринимал попыток атаковать. Лишь только медвежонок, видимо, в силу того, что его снедала ярость на людей, посмевших атаковать его мать, не услышал этого пения. Он просто рванул, влетев со всего разбега в Свена, и сбил того с ног. Злобное рычание говорило о том, что шея Старшого была в серьёзной опасности. Но всё вокруг завороженно слушало пение. Краем глаза Оттар заметил на склоне холма Ингрид, которая была погружена в себя.

Спустя пару мгновений всё закончилось, и время возобновило свой бег. И большой медведь, вместо того, чтобы убить Свена насмерть, аккуратно упал, мастерски сбивая огонь с шерсти. Шкура тоже потухла и осталась лежать, ожидая, пока её спасут от холодного снега. А потом большой, похоже, решил, что медвежонок для него теперь помеха, и хорошенько ушатал его лапой. Тот улетел куда-то в сторону и не поднялся.

Тем временем Оддмар упал как подкошенный, за спиной своего брата, так что заметить это происшествие сразу было сложно. Так или иначе, то, что произошло дальше, могло удивить даже самых бывалых стариков, которые разве что с самими Асами за руку не здоровались. Медведь спокойно, как ни в чём не бывало подошёл к Свену, махнул модой в сторону копья с кистью и подставил лапу, чтобы легче было взобраться. Свен же в свою очередь не поспешил покататься на медведе, а на своих двоих пошёл сквозь сугроб к копью. Которое всё ещё стояло и омрачало окрестности своим видом. Приблизившись, Старшой тупо выдернул его и кинул в снег в паре метров от себя. Медведь рванул за холм. А Свен пошёл сквозь снег за ним.

Итак, раз уж все оказались при деле, настало время для операции спасения всех вещей на этой полянке, потому что оставлять их бесхозными — преступление. Но, для начала, их нужно бы найти. И Оттар своим чутьём сразу понял, где можно отыскать что-то интересное применяем трюк "магнит на потерянное". Вот только первой вещью которой он нашел на снегу, было тело собственного брата.

Оттар побежал вперёд, загребая ногами глубокий рыхлый снег. Бежать было недалеко, но без лыж каждый шаг давался парню с трудом. И с каждым шагом к брату, близнеца накрывало странное глубокое ощущение неоспоримой опасности. Как будто он на глазах у всех украл бриттский золотой кругляш из кармана путника, зашедшего в деревню. Но Оттар сначала не обратил на это внимание. А вот когда руки уже коснулись брата, его накрыл с головой ледяной ужас. Будто ярл, оскорблённый воровством, приговорил Оттара к хеймнару, оставив его совершенно бесполезным, без рук, без возможности даже положить ложку похлёбки себе в рот или сдвинуться по своей воле.
И он побежал. Прочь, куда угодно, да хоть к лесу. Закопаться в снег. В снегу его не найдут. Нет. Нужно просить прощения. Стела, предки простят, предки поймут. Вверх по холму. Нет, Свен уже тут, он меня ищет. Нужно бежать, нужно прятаться!

А потом Оттар будто пробудился ото сна. Ничего больше не было, поток мыслей, вьюгой нёсшийся в его голове, исчез, а паника оставила после себя лишь пустоту. Бой казался отделён от него вечностью, но, судя по реакции остальных, прошло всего ничего.
Встряхнув головой, Оттар ещё раз попытался подойти к брату, тщательно прислушиваясь к своим ощущениям, и, заодно, забрать, наконец, лыжи, без которых передвижение по поляне отнимало последние силы. Наконец, удостоверившись что брат не погиб, младший Олафсон решил поискать-таки что-нибудь полезное и не придавать произошедшему большого значения.

Результатом его кратковременных поисков стал небольшой кусок нашейного серебра, украшенного изображением змеи, вероятно оброненный одним из свеев.

От мощной оплеухи матери, медвежонок, жалобно пискнув, отлетел в ближайший сугроб, подняв небольшое облако снега. Свен освободился от его крепких объятий, плотно прижимавших к земле, и теперь, в очень уязвимом положении, оказался прямо перед медведицей, видимо столь жаждавшей крови, что даже помеха в виде собственного ребёнка была бесцеремонно убрана. Каждый мускул был готов к тому, чтобы выдернуть тело из-под удара, как только она даст понять его направление. Но она не набрасывалась на своего врага, которого буквально полминуты назад пыталась разорвать на клочки, а лишь смотрела на него, выпуская из ноздрей тяжёлые струи пара. Что-то в ней, в её взгляде, неуловимо изменилось. Раньше всё, что его наполняло - это неистовая злоба, а сейчас... сейчас он казался странно знакомым и даже осмысленным. Свена не покидало ощущение, что он уже видел этот взгляд много раз. Или, как минимум, очень похожий на него. Вот только где? Неважно. Как бы это странно не выглядело, но бой, видимо, был закончен. Тем лучше.
Медведица решила первой прервать повисшую паузу и подошла ближе, протянув лапу и словно предлагая помощь, чтобы человеку было удобнее подняться со снега. Ну нет, ещё чего! Свен быстро вскочил на ноги, ожидая что же произойдёт дальше. Медведица ткнула в сторону знака носом и подогнала нетерпеливым рычанием. Задавать вопросы и убеждаться в своих догадках не было времени, так что, наплевав на тщательный поиск логичного ответа произошедшему, Свен лишь коротко глянул на близнецов и Ингрид. Увиденное более-менее удовлетворило любопытство. Оставалось только надеяться, что всё закончится нормально и никто из них не пострадает. В любом случае, помочь сейчас он ничем не мог. Он не любил и не одобрял того, что его братья обращались к сейду, но, пока они могли держать оружие в руках как мужчины, ничего не мог с этим поделать. А с Бьярне что-то делать было уже поздно. Сам же Свен попросту боялся общаться с духами и богами так близко, трепеща перед их могуществом и страшась неизвестности, что на той стороне мира была повсюду.
Не желая тратить драгоценного времени, он подбежал к копью с насаженной на него кистью и, с силой вырвав, выбросил, на манер дротика, в сторону. Как только невидимая преграда пала, медведица рванула вверх по кургану. Когда Свен добрался до вершины, она, рассекая воду, уже неслась к лодке. И опять ничем нельзя было помочь отцу. Его, измученного и избитого, везли неизвестно куда, а его старший сын мог лишь смотреть с берега проклиная похитителей. Всё, что он мог сейчас, это довериться брату, что в шкуре медведя рвался к людям Хугвара.
А пока стоило заняться хоть чем-то полезным. Стела всё так же лежала на земле чуть в стороне от ямы в которую была вкопана. На дне оказалось небольшое углубление, где, видимо, ранее что-то лежало. Странно. Свен не имел ни малейшего понятия, что там могло быть, но это что-то совершенно точно прямо сейчас было в руках ублюдков, осквернивших курган. Только бы кто-то из них выжил. Только бы добрались руки хотя бы до одного. Влюбом случае, до Бычьей Шеи они доберутся, в этом Свен мог поклясться перед самими Асами. Нет. Потом. Он отбросил мысли о мести. Сейчас следовало поставить стелу на место, а не мечтать о расправе.
Спустя минуту дело было сделано. Благодаря помощи Ларса она встала на место как раньше. Надо будет обязательно принести достойную жертву когда всё успокоится, дабы уважить потревоженного предка. Может быть, даже кровью потревожившего, если, конечно, к тому моменту в его теле останется тёплая кровь. Взяв в руку топор, вынутый из-за пояса, Свен спустился к воде на случай, если кому-то из врагов удастся выплыть на берег и не утонуть в ледяной воде. И сейчас Олафсон молил богов, чтобы хоть кому-нибудь это удалось.

В этот раз, Асы решили, что Ларс сможет пройти незамеченным. И действительно, практически не оставляя следов, а в моменты, когда медведица или маленький мишка поворачивали голову на шорох снега налево и пытались понять, что именно оставляет следы на снегу, то фигура лучника уже была за стволом дерева. Казалось, медведи смотрели на снег и удивлялись, отворачивались, следы прибавлялись, а источника не было. Наконец, они увидели Ларса, который преодолел грань копья с ладонью. И если большая медведица не могла пройти дальше копья, то маленький медведик просто не хотел деваться куда-либо от матери - Я пойду осмотрюсь – довольно громко сказал Ларс в небо, чтобы не было ясно, куда и к кому он обращается, но чтобы соратники слышали его.

Развернувшись в сторону кургана, лучник поспешил в туман, где располагалась стела, которую снесло. Подойдя ближе, Ларс оглядел постамент и шарахнулся в шоке. Повсюду были следы крови, следов было на много человек. Скинув ненужные к тому моменту лыжи, Ларс начал осматривать кровь, и следы, припав к снегу. Мысли не могли уложиться целиком во что-то целостное, но кое-что прояснялось. Не медведица расшатала стелу. А люди. Словно группа разбойников решила целенаправленно снести его. И сердце Иварсона закипело решительностью. Осквернять память кого-либо означало прогневать богов. И тот, кто это сделал, должен отплатить кровью за преступление. Напрягая все свои инстинкты охотника, и помчавшись, оставляя на снегу глубокие следы, к морю, Ларс умудрился углядеть небольшую лодку, в которой было пять человек. Один из них был явно не Норманном, с головой, стриженной по кругу. Второго, кого разглядел Ларс был Хугвар Стегварсон. И третьим был сам Олаф Олафсон. Двое других были явно из той же хирды. И они пытались завалить Олафа на дно лодки, который явно лишился руки и именно его кисть украшала копьё

«Ну уж нет. Вы так просто его не возьмёте. Моя судьба - защищать соратников!» - разгневанный Ларс вложил стрелу. И Урд услышала зов Ларса. Стрела была выпущена в одного из неизвестных, кто держал руку Олафа с кистью, казалось была выпущена Вали. Запущенная по навесной траектории, она попала в голову того, державшего способную сражаться руку Олафа, а Ларс взревел на всю округу «Сражайся, Олаф!!! Помощь рядом!!! Свен, Ингрид, Олаф в беде. Они уплывают на лодке»

Ещё одна стрела была послана вдогонку, а где-то из тумана раздался вскрик. Явно она нашла свою цель. Но дальше стрелять было невозможно. Слишком далеко, да и туман застилал глаза. Как и ярость от того, что Ларс не сумел спасти Олафа. Ладонь, державшая лук, побелела от ярости, но сам лучник лицезрел медведицу, что несколько мгновений назад стояла у копья, а сейчас она шла по следам в сторону воды. Но удивление сменилось злобой

-Ларс! Иди сюда – окликнул голос с кургана. Это был голос Свена. В злости от собственной беспомощности, Ларс зачерпнул горсть снега, протерев себе лицо, стараясь вернуть хладнокровие
-Да? – вернувшись к стеле, Ларс был готов слушать старшего
-Помогай. Надо вернуть стелу на место
Схватившись поудобнее с противоположных сторон, по команде старшего, юноши вернули постамент на место
-Это парни «Бычьей шеи». И там есть один..не из наших. По крайней мере, один из них не попадёт на пир к Одину, я постарался отправить его сразу к Хель. Младшие в порядке? – не найдя нужного слова, чтобы описать бритоголового, Ларс употребил данное словосочетание и отправился за старшим к берегу

Как только поганое копьё оторвалось от земли, лапы медведицы сами помчали их троих, слитых в единое целое, к воде. Скоге был безмолвен и позволил взять управление на себя; это было слишком странно: одновременно тянуть длинные невидимые вожжи и смотреть чужими глазами, но пока что Оддмар справлялся.
Медведица плюхнулась в воду, поплыла так быстро, как только было возможно, вслед за удалявшейся от берега лодкой, и Оддмар дал ей небольшую свободу действий. Главное — не пробудить скоге.
Медведица фыркала и плыла дальше, сокращая расстояние рывок за рывком, а Оддмару становилось всё холоднее и холоднее. И, нет, совсем не от воды. Ледяная вода, что удивительно, не чувствовалась. Вернее, чувствовалась, но не так, как нужно бы; жир и шкура носителя спасала их всех, умещённых в одном теле.
Давно, когда они с Оттаром ещё пешком под стол ходили, он как-то на спор сожрал кубик льда. Вот просто так, чтобы показать, какой он смелый и отважный. Ощущения были один-в-один как и сейчас, только теперь одна маленькая льдинка постепенно разрасталась, и, когда медвежьи глаза уже смогли различить лица врагов, превратилась в большой ледяной ком у самого сердца. Если бы у Оддмара оставалось своё тело, он бы свернулся клубком, как кот у очага, и попытался бы отогреться. Но у Оддмара больше не было своего тела.

Люди в лодке заголосили и ощерились оружием. Весла неаккуратно шлепнули плашмя по воде, но заработали быстро и слаженно, ускоряя ход. Оддмар сунулся вперёд, да лезвие резануло медведицу поперёк морды, и парень взвыл от боли и досады вместе с животным. Не пойдёт. Оставался только один путь, правда, будет больно.
Медведица нырнула вслепую и вынырнула уже под днищем лодки, мощным толчком перевернув её.
Мгновение — и всё смешалось. Чьи-то руки ухватились за шерсть. Отец? Нет, чужак. Оддмар с радостью отпустил волю медведицы на свободу, и челюсти зверя сомкнулись на чужой руке.
Остальные схватились за лодку, что ещё держалась на воде. Длинные вожжи в руки, раз — удар лапой по лодке, отчего она жалобно крякнула, два — кое-как учуять и разглядеть отца среди забивающей нос и глаза соли, три — поднырнуть и закинуть его на спину, неудачно, так что медвежьи глаза теперь и разглядеть ничего не могут из-за помех, четыре — быстрее, быстрее перебирать лапами, пока ещё не поздно.
Каждый последующий вдох давался с трудом. Силы покидали тело медведицы, а внутри него самого уже давно всё обледенело. Плыть уже никуда не хотелось, хотелось только закутаться во что-нибудь тёплое и больше никогда не мёрзнуть. Поэтому, когда тёплая и такая родная ярость заключила его в свои объятия, он даже и не подумал сопротивляться.

Очнулся Оддмар уже на берегу. Сжался в тщетных попытках согреться, подул на руки и понял две вещи. Во-первых, руки у него вновь свои, человеческие. А во-вторых, ранее бывшее тёплым дыхание оставляет на ладонях иней.
Краем глаза он увидел, как к бездвижной медведице уже мчатся на всех парах старшие братья, и слабо улыбнулся.

Ингрид Безродная

...Слезы навернулись будто сами собой, но они не были ни вызваны не радостью, ни грустью.
Они просто были.
Ровно также как были слова, что она сейчас произносила. Слова были вообще не важны. Единственное, что играла роль - удача, ниспосланная богами.
И пока она была не на стороне Олафсонов.
Безродная стояла на коленях у окровавленной стелы, а близ нее умирал медвежонок, принесенный в жертву ради жизни человека. Кровь, вырывающаяся из его горла тугими толчками, забрызгала сейдкону. Малая цена за спасение чужой жизни.
Шмыгнув носом, Ингрид смахнула слезы, размазывая кровь по лицу, и поднялась на ноги, машинально потрепав медвежонка по загривку.
Сейдкона бросила взгляд куда-то в туман, куда плыла лодка и не обнаружила даже следов чего-нибудь подозрительного, но вокруг было относительно тихо: просто поскрипывание снега под ногами суетливо собирающих из плаща и палок каталку. Просто затихшее в ожидание свирепых зимних ветров море. Просто густой непроглядный туман туман.
Ночь стала просто ночью, хоть Йоль еще и был далек от завершения.
Мир вокруг будто обрел законченность, нашел устойчивое положение и наконец застыл в нем. Больше не ощущалась тревога, но и близость чего-то иного, опасного, но вместе с тем притягательного, улетучилась.
~ Наше время...заканчивается...слышишь?...Наше… - голос духа коварного лиса доносился будто из-под толщи воды, хоть и он обвивался вокруг твоей ноги.
Что-то заканчивалось, Ингрид тоже чувствовала это, но слова лиса позволили облечь подозрение в слова.
Но когда-то что-то заканчивается, что-то должно начаться. Но что именно?

Свен Олафсон

Отец был бледен и холоден, словно ледяная глыба, и оттого Свену было тяжело признать в нем того мужчину, что он видел этой весной: сильного, проворного и веселого, всегда готового и к щедрой выпивке, и хорошей драке.
Могучая грудь Олафа едва вздымалась и лишь пар, исходивший от его дыхания был верным признаком того, что он жив.
А культя...Несмотря на то, что старший из сыновей Олафсона был привычен к различным увечьям, он все же стыдливо отводил от нее взгляд, будто боясь признаться самому себе в ее существовании.
Казалось, стоит забыть о ней и все обернется как было, а произошедшее окажется дурным предрассветным сном.
Лишь неразборчивое бормотание обритого пленника в заледеневшем балахоне не давало Свену забыть о том, что все это не сон.
О том, что несмотря на то, что в лодке было двое крепких свеев - выжил только один лишь тщедушный франк, не понимающий ни слова из того, что ему говорили.
Стоило Равнодушному вспомнить о существовании этого босоногого ничтожества, как в груди заклокотала бешенная ярость: разум говорил, что следовало бы сохранить ему жизнь, но сердце...сердце приказывало отправить гонца его ярости к асам, чтобы этот нидинг стал свидетелем его мести пред богами.
К тому же волочить его по лесу будет той еще морокой.
Нужно делать выбор. И делать как можно скорее.

Бьярне Олафсон

Лес хранил холодное молчание, прерываемое лишь скрипом снега и собственным тяжелым дыханием Бьярне.
Спутница Бьярне впервые за долгое время умолкла, но это было и к лучшему: непривычному к таким тяжелым нагрузкам мальчонке куда важнее было сосредоточиться на том, чтобы не сбивать с ритма.
Сначала скольжение, а потом толчок.
Они бежали уже достаточно долго, чтобы добраться до длинного дома, но вместо этого бесконечно плутали меж взгорков и собственных следов.
Похоже, духи были разгневаны и потому не дали им легкого пути, но останавливаться для долгих ритуалов успокоения не было ни времени, ни сил. Поэтому вместо этого пришлось обойтись самым простым и самым верным средством из возможных: Олафсоны двигались, отмечая деревья на своем пути кинжалами, чтобы не дать духам запутать разум.
Последний взгорок дался Бьярне особенно тяжело. Ему казалось, что еще пара шагов и он попросту выплюнет свои легкие на белоснежный снежный саван, а сам ляжет где-нибудь неподалеку, а оттого его радость от вида костров гостей, которые не вместились в длинном доме, была еще острее.
Где-то внизу была мать Бьярне, где-то внизу были и дядья, всегда готовые подхватить на свои крепкие плечи бремя его забот, а значит более от него ничего не будут стребовать и можно будет наконец расслабиться и позабыться в праздновании Йоля.
Впрочем, эти мысли выветрились из головы “Девчушки”, стоило только откуда-то из-за спины донестись сдавленной ругани Ларса и Свена, волочащего раненного отца.
Теперь ничего не будет как раньше.
- Эй! А мы уж вас заждались! Чего это ты весь в мыле?! - радостно воскликнул Торвунд Зубастый, сверкая причиной своего прозвища.
Зубы его торчали во все стороны и местами даже распирали щеки небольшими бугорками, а улыбка его напоминала ощетинившийся копьями осадный лагерь, который приходилось ставить от конников во Франкии.
Бьярне с трудом представлял как этому человеку удавалось жевать, но судя по его габаритам, в мясе он себе не отказывал несмотря на все свои проблемы с зубами.
- А к нам тут сам этот свейский пес заплывал, Хругвар Бычья Шея! Сам уплыл недавно, да вон, твоему отцу в подарок оставил дракона со своего корабля! Хоть и засранец, а подарок хорош - удачи у него много, сколько походов пережил! Я б его себе забрал, но мать твоя сурова, ха! - отирая руки о засаленную куртку, продолжал разглагольствовать Зубастый.
- Отстань от дренга и иди ко мне! - донесся незнакомый женский голос откуда-то со стороны и Торвунд осклабился в том, что он называл улыбкой.
- Ладно, малец, я тут занят, бывай.

- Огонь согреет тебя, и ничего больше. - покачала головой Ингрид, - Нет тебе покоя в нашей земле, и даже чертоги Хель не отворят перед тобой врата. Отправляйся куда пожелаешь, дух, тебе здесь не рады. Огонь, и только огонь тебя согреет в наших землях, и от тела твоего останется только прах - так говорю я, Ингрид Безродная, и прахом же обратится твоя вера, - прошипела сейдкона, отправляясь в сторону стелы, которую уже пытались восстановить Свен и Ларс.

=====

Взявшись за руки с членами семьи Ингрид взывала к богам и духам, вновь и вновь читая воззвания асам перед восстановленной стелой. Сегодня ночью они успели. Тринадцатое число Йоля ещё не прошло, и предка нужно было задобрить - сейчас, когда отчаяние его дошло до точки, заставив его обратиться скоге, это было необходимо как никогда. В разуме Ингрид клокотали ненависть и злоба по отношению к этим людям - к франку и людям Бычьей шеи. Одного она ненавидела за то, что посмел коснуться их священного символа веры, к другим - за то что предали веру своих отцов.

=====

- Я знаю, дружок, я знаю, - ласково ответила Ингрид лисице, утирая слезы. Не время было плакать, время и действо сошлись в одном, и сейдконе казалось, что сейчас все взоры асов обращены именно на неё.

Она знала, что начиналось. Неважно, о чём говорил её дух - для себя она уже сделала выводы. Это - прямое объявление войны. Этот несчастный служитель далекого бога с глупым названием, что корчился сейчас на берегу, осмелился осквернить святыню предка Олафссонов, а вместе с тем - обычаи её народа, традиции, богов. А значит, самое время поднять поход - каких ещё не бывало, изгнать лживых пророков нового бога, и вернуть асам былую мощь, а главное ...главное возвести свою покровительницу на трон.

Глупцы забывают свои корни, из-за них ей пришлось сойти со своего трона подле Одина, но Ингрид помнит, Ингрид знает, как должно быть на самом деле. Как явилась ей инеистая дева, поющая на неведомом Безродной языке, как дала ей силу и закрепила в ней нити сейда, после чего Ингрид покинула дом своей старухи-учительницы с навсегда установленной высшем провидением целью - вернуть, восстановить порядок её богов, что стали для неё роднее семьи.

- Медведицу - убить, - холодно попросила-полуприказала Ингрид Ларсу и Свену, - У нас нет времени её тащить на себе, отправим людей из селения за ней потом, или же сходите завтра. Боги и предки довольны, и твой отец будет жить, - кивнула она старшему сыну, - Смотри, он дышит. Благодари Инеистую Скади за то, что она отозвалась на наш зов. Благодари предков и асов, потому что скоро тебе придётся отправиться в поход против Бычьей Шеи. Хэя э посто лимэ! он должен умереть!

- Этого франка мы возьмём с собой, - безжалостно продолжала Ингрид, - Сначала мы будем его пытать, а затем - ведь он захвачен в бою - мы устроим "кровавого орла", ибо перед походом наш зов должен дойти до самого Одина. Да, он умрёт, умрёт, но не прежде чем расскажет нам всё! А потом его ждёт "орёл"...

- Оддмар, - Ингрид строго взглянула на одного из братьев, - В следующий раз постарайся не мешаться под ногами, Фрейя тебя убереги. В этот раз ты проявил дух воина, но не стоит неопытному мальчишке заниматься подобным. Теперь проси Бьярне, чтобы он излечил тебя или приди ко мне завтра на закате дня с именем человека, на которого желал бы перенести тьму, которой напитал тебя дух.

Только закончив раздавать указания Ингрид поняла, как вымотана. Она была настолько уставшей и возбужденной произошедшим, что даже привычная маска покорности и послушания слетела с её лица - а ведь она была многим обязана роду Олаффсонов. Но сейчас для этого не было времени. Опираясь на свой посох, она двинулась в деревню, и как только огни дворов стали ясно различимыми, она вобрала в грудь побольше воздуха и начала выкрикивать.

- Слушайте меня, мужья и девы! Слушайте, воины и их жены! Слушай, род Олафа Каменного! Слушай меня, Ингрид Безродную, слушай волю асов! Сегодня на твоё священное место напал род Бычьей Шеи! Он осквернил стелу и вероломно напал на твоего главу, что возвращался из похода! Тому есть свидетели - я, сейдкона Скади, сын Олафа - Свен, Бьярне, Оддмар, Оттар и Ларс! Поднимайтесь, люди, ибо должна свершится месть! Мы привели пленника - франка, что читает им лживые тексты лживого бога! Хругвар отказался от истиной веры асов, и это вторая причина, по которой он должен быть убит! Этот человек помогал ему осквернить память рода, это по его науке он сломал стелу и отпугнул добрых духов! И я говорю - СМЕРТЬ! Смерть через кровавого орла, пусть Один услышит зов твой, род Олафсона, пусть дойдёт до него твое горе, пусть покарает он врагов рода твоего! Слушайте меня, Ингрид Безродную, слушайте своих богов! Так велит наш обычай, так велят наши боги!

Задыхаясь от громкого крика, Ингрид надрывалась так, словно пыталась перекричать бурю. Белые волосы её растрепались на ветру, а изо рта валил пар, так что она походила на какого-то призрака, окутанного туманом. "О, великая Скади" - думала в этот момент девушка, - "Узри же, что делает твоя прислужница, пошли мне сил поднять род Олафссонов, а затем и весь народ данов - пришла пора изгнать душащую нас веру, и сделать это во имя твоё!"

На берегу, Ларс стоял с готовностью помогать Олафу и добивать тех, кто ненароком выплывет. По всей видимости, медведица, от которой сначала все остальные шарахались, дабы не нарваться на лишние когти, теперь была на их стороне. Из тумана в скором времени раздались пару хлопков, словно кто-то свалился в воду. И спустя несколько десятков секунд, из тумана показалась медведица с главой семейства Олафсонов. Тот, хоть и был жив, терял огонь в глазах и жизнь в нём угасала. Вслед за ним выплыл бритый иноземец. Здесь Иварсон не сдержался.

-Ты поплатишься за это! - Словно вернувшись в детство, Ларс озверел. Перед ним стоял уже не франк, а глава Харвальдсонов. Но что-то удержало лучника от сиюминутного убийства. Франк поднял голову и получил шлепок открытой ладонью по лицу, впрочем, скорее, профилактический, нежели действительно в попытках как-то навредить пленнику. Хотя явно, оплеуха ему не понравилась, и тот решил закрывать лицо.

Хотелось бить ещё и ещё, но холодный голос Ингрид подействовал, как снег, остужая голову и акцентируя внимание на главе семейства Олафсонов. А ещё на том, как Свен, отводил взгляд от отца. Явно, для юноши это было неприятно. Видеть своего отца таким слабым в этот момент

-иди разберись с медведицей. Не мне тебя учить точным ударам. Эй, мальцы - уже к Оттару, Оддмару и Бьярне обратился Ларс - Давайте. Ваш отец при смерти, нужно его тащить как можно быстрее. Ах. И вот этого - кивнув в сторону Франка, Ларс просунул одну руку в подмышечную впадину целой руки отца и обхватил запястье второй рукой - не дайте ему свалить и можете даже бить по зубам, если будет трепаться. За ноги хватайте. А ты, Свен, не медли

Путь через лес был довольно тяжёлой проблемой, ибо можно было заплутать в такую ночь. Но к счастью, асы и вэны благоволили им, ибо младшие, кто не тащил отца, помечали дорогу кинжалом, чтобы не плутать. Да и состояние Олафа было...ну он хотя бы не умирал. Закончив с медведицей, Свен догнал остальных и Ларс поменялся и ним местами, чтобы тот не смотрел на отца, таща его за ноги. Спустя время и замёрзшие руки, все вернулись в деревню. Ингрид же, стала призывать всех отправиться в поход на Стегварсонов. Но в этот момент у лучника были другие заботы

-Отомстить ещё успеем - вполголоса шепнул Свену Ларс - для начала, позаботиться об отце.
Юноши внесли в длинный дом отца, под остолбеневшие взгляды односельчан.
-нужно остановить кровь. Не стойте столбом - кинул Ларс в тишину, укладывая Олафа ближе к огню, благо после фразы все, кто был, засуетились.
Оттар и Оддмар ввели Франка, который пытался что-то говорить и тыкал на Олафа. И чем снова выбесил лучника. Схватив его за одежду, Ларс толкнул его от себя, заставив того упасть
-Свяжите его. И отведите подальше, чтобы не мозолил глаза!

После чего, Ларс отправился к раненому отцу семейства, на случай, если понадобится помощь. Когда все утихомирилось, Ларс отправился к себе в дом, где его ждал верный нож, нить и заготовленные наконечники стрел. Нужно было восполнить боезапас стрел в колчане, чем с чувством, толком и расстановкой он и занялся

Презрев предупреждения Ингрид, Бьярне последовал увещеваниям и пролил свою кровь на останки мертвеца. И Аркана, подобно хищнику, устремилась к ране, проникла под кожу и впилась в плоть.

Сейдмад с криком упал на снег. Время исчезло.

Быстро или не очень, но Бьярне пришёл в себя. Рассудок прояснился и юноша вспомнил о братьях, что остались у кургана. Вместе с медведем.

Бьярне встал и побежал.

По возвращении он заметил изменения — скоге больше не угрожал людям, а на берегу прибавилось двое. Отец и чужак, которому не посчастливилось попасть в руки Ларса.

Вскоре нужные ритуалы были проделаны и пришла пора вернуться домой. Наконец-то!

Бьярне вместе с братьями тащил едва живого отца. Юноша был едва сильнее Ингрид (и то можно поспорить), большая часть работы легла на братьев, но сейдмад всё равно невероятно устал. Конечности ныли, в боку начало колоть, а лёгкие пылали, но проклятый лес все не заканчивался. За что духи решили запутать их в такой неподходящий момент?!

Но вот последний, самый тяжёлый взгорок позади. Бьярне показалось, что вместе с холодным воздухом он уже вдыхает запахи мяса и лучшего из даров Одина — мёда. До огней деревни рукой подать, нужно лишь дойти, а там уже другие позаботятся об отце, проклятых франках и Бычьей Шее...

...Юноша несколько раз повторил про себя: «Дракон... Дракон...»

Его переполнила ярость.

Хругвар посмел явиться сюда и даже оставить подарок, прежде чем напасть на главу семейства Олафсонов и осквернить курган его предков! Воистину, Ингрид права — подобное вероломство должно быть отомщено, пусть даже Бьярне придётся покинуть дом и самому отправиться в логово этих тварей.

Гнев, впрочем, не мог долго противостоять усталости от тяжёлой дороги и ритуала над останками Юлиуса.

Одно из самых больших чудес сегодняшней ночи — то, что Ларс до сих пор не убил пленного франка. Бьярне желал просто лечь у огня и заснуть на несколько недель (или всё же сначала поесть?), но с трудом уговорил себя встать и направиться к пленнику. Юноша когда-то завороженно слушал речь Юлиуса и надеялся, что это поможет установить хоть какой-то контакт с франком. Нельзя просто ждать, пока его казнят, а другие мужчины поступят так сразу же, стоит им понять, что пленный ни слова по-человечески не знает.

Слова Ингрид если и не сняли, то сильно облегчили груз, повисший на душе Свена. Он выдохнул полной грудью и обтёр горящее лицо снегом. Нашедшее твёрдую опору сознание, наконец, смогло оправиться от полученного потрясения и вернулось в подобие своей нормы. В голове уже роились самые разные мысли, пытающиеся найти объяснение всему случившемуся и спланировать дальнейшие действия, оттеснив слепую ярость на задний план. Больше ей не было места. Он давно уяснил для себя, что она только мешает, когда дело касается мести. Так что каждый раз, когда кто-то наносил Свену обиду, в нём оставался лишь холодный разум, лишённый мешающих его работе чувств. Так было и в этот раз.

К франку Свен даже не притронулся, оставив его на Ларса. Несомненно, было бы правильно пару раз хорошенько пройтись по его мерзкой роже, но, скорее всего, парой раз ограничиться не удастся, а он ещё пригодится живым и с целой челюстью. Нельзя было позволить себе сейчас такую роскошь, как минутное удовлетворение и без того почти задушенной злости, ценой уничтожения чуть ли не единственной ниточки, ведущей к разгадке безумия - а по другому это не назвать - напавшего на Хругвара.

Тело само собой покончило с медведицей, пока ум был поглощён нахлынувшими раздумьями. Когда дело было сделано, Свен, напоследок бросив взгляд на море, где нашли своё последнее пристанище ублюдки Бычьей Шеи, быстрым шагом догнал остальных. Весь путь домой он шёл молча. Сейчас его лицо превратилось в камень и не выражало ровно ничего, превратившись в бесчувственную маску. От этого холодного бессердечного равнодушия, особенно хорошо заметного в серых как лёд глазах, окружающим, когда они находили Свена в таком расположении духа, всегда становилось не по себе, особенно, если они понимали что это равнодушие значит.

Подарку Бычьей Шеи Свен только злобно усмехнулся: «Любишь шутить Хругвар? Я тоже люблю. Подожди немного и посмеёмся вместе»

Оставив Ингрид в окружении народа, он с Ларсом занёс отца в дом. Свен плохо разбирался во врачевании. Лучшее, что он мог сейчас предложить отцу - это не мешаться под ногами тех, кто действительно умеет обращаться с увечьями. Этим он и занялся, усевшись за стол лицом к суетящимся над раненным людьми, готовый помочь им с чем-нибудь, если понадобится.

Бьярне Олафсон

Годи-из-Франкии по имени Генрих скорчился в своей обледеневшей накидке в углу длинного дома, стараясь сохранить хоть какое-то тепло в своем измученном теле.
Говорить с человеком, чьего языка ты не знаешь, оказалось невероятно сложно и к концу “общения”, состоящего преимущественно из жестов, Бьярне ощущал себя так, будто выпил бочек зимнего пива: голова гудела, а тело, разморенное теплом, почти не слушалось.
А сам разговор...Сам разговор оставил странное впечатление.
Обычно Олафсон запоминал сами сказанные слова, но когда говорил с франком - в его голове всплывали лишь образы и образы эти заставляли Бьярне проникнутся сочувствием к пленнику.
Как удалось выяснить, этот человек был кем-то вроде годи во Франкии, но молился иному богу - то ли Йесусу, то ли Еесусу, из-за стучащих зубов пленника разобрать было трудно. Оказался он на корабле Стегварсона после того, как Бычья Шея разграбил капище Еесуса, где Генрих служил мессу.
Отцу же Бьярне, похоже, просто не повезло: Бычья Шея шел домой практически с пустым трюмом, когда вдруг в тумане корабли Стегварсона и Олафсона едва не столкнулись. Свей позарился на добычу куда более удачливого дана и напал на него, половина команды которого была изранена в боях.
~ Милый кролик, милый-милый кролик. Вообрази какие богатства скрывает теперь бычок. Поиграй с ним, милый кролик. Сделай свой голосок тоньше, а личико приятнее. Возьми кинжал, мой милый кролик, и вонзи ее поглубже в сердце врага. Дай мне почувствовать его увядающее дыхание, мой милый-милый кролик. Как тебя зауважают братья...И кстати, тебе не жаль тех, крольчонок, кто может погибнуть, если ты не сделаешь все незаметно? Представь, что не только твой отец лежит бездыханным, но и вон тот скалящийся рыжий мальчишка. Ох, столько крови из-за одного трусливого кролика...Хотя, знаешь, лично я не против - насмешливый шепоток призрака у самого уха вновь раздался столь же неожиданно как и всегда.
И как всегда среди правды он прятал отравляющую разум ложь. И как всегда Бьярне предстояло решить, стоит ли доверять доводам давно умершей женщины.

Ингрид Безродная

В груди Ингрид горело неугасимое пламя праведной ярости, которое, казалось, было способно согреть промерзшую землю и обратить остров в цветущий сад.
Каждое слово обжигало сердца людей Олафсонов, заставляя тех позабыть о радостях Йоля и в мгновение ока прочистить головы от хмеля. Все что занимало их естество с той поры - слепая жажда мести.
Вскоре пред очами воинственной сейды должна была выстроится небольшая армия из всех, кто был способен держать в руках оружие: пяти доверенных Олафа, которых он оставил для защиты семьи, дюжина трэллей, готовых рискнуть головой и десяток воинов из числа гостей.
Должна была.
Воины Олафа и трэлли действительно бросились снаряжаться, разразившись отборной бранью, но гости вовсе не спешили на помощь поруганным богам.
Вместо этого, они нахмурившись негромко переговаривались меж собой, бросая взгляды на дом, куда внесли раненного Олафа.
Спустя некоторое время, очевидно придя к какому-то соглашению, отправили к весьма пугающе выглядящей сейдконе посланца своей воли.
Им оказался прекрасно знакомой Ингрид Кнут Глазастый. Этот коренастый воин распахнутыми в вечном удивлении глазами, неопределенно цыкнул языком и уважительно кивнул сейде.
- Мы тут с Аскольдом поговорили и… - Кнут замялся, а затем сплюнул и продолжил несколько резче, чем прежде.
- В общем, не горячи свою белую голову, сейдкона. Не к чему сейчас лить кровь попусту: с Шеей пятнадцать воинов летом ушло и еще столько же трэллов на одале. Пустим стрелу, соберем народ да вызовем его на тинг - решим все. Может статься, что горячишься, Белая. Олафа может он сам...того, а с предками что? Сам он там не был, а люди - утопли, так туда им и дорога.
Не горячись, в общем. На рассвете мы пойдем тинг собирать…

Свен Олафсон

Резкие черты лица матери о которые иной раз можно было порезаться будто о сталь, оплыли в растерянном непонимании лишь на миг, когда Олафа внесли в дом.
В тот момент гудящий от веселого хохота дом затих, а уже в следующий миг командный голос Гудрун Прекрасной наполнил залы короткими и четкими распоряжением: воды, стол - очистить, нитку…
Этот неумолкающий злой голос, рявкающий на нерасторопных трэллей, успокаивал Свена ничуть не хуже колыбельных, что мать когда-то пела ему.
Он знал, что она злилась на отца.
Потому что он не имел права вернуться домой так и в такое время. И торопила трэллей и без того спешащих сверх меры лишь за тем, чтобы не дать никому раскиснуть.
Рядом с Равнодушным на скамью упал широко улыбающийся Зубастый, подтягивающий штаны.
- Не повезло твоему папаше, а? Лучше б помер, а то ведь с одной рукой не навоюешь - покачал головой Торнвуд, похлопывая старшего сына Олафа по плечу.
- Там на дворе твоя сейдкона ярится да хозяйничает. Боги, говорит, забижены. А как по мне, так боги и сами за себя ответить могут, чай не маленькие.
Но, слышь чо скажу: свеям вообще нельзя ничего спускать. Палец положи - откусят по самый локоть. Если хочешь, могу дать своего кормчего, но уговор будет на половину и одну вещь, понял? Одну вещь сам выберу, а половину - что уж отдашь. Ну или можешь сам поплавать в тумане, твое дело - дружелюбно проворчал, Торнвуд, отхлебывая пиво из оставленной кем-то кружки.

>>79803
Зубастый поморщился, выражая неодобрение, но ничего не ответил, направившись к выходу.
>>79907
- Бычья Шея ли? Или его человек? Богов оскорбили? Или тебя? Боги хотят? Или ты хочешь? Ты хитра, сейдкона, но одно другим не подменишь - скривив губы в усмешке, бросил Кнут.
- Однако ж, - Кнут оглянулся на других гостей и кивнул - я с моими людьми поплыву с вами. Не как ваш воин, а как свидетель того, что там случится.

Ларс Защищенный

Выслушав эмоциональную речь задыхающегося от ярости Ларса, Торнвуд рассмеялся и товарищески похлопал Защищенного по плечу.
- Полно тебе, полно. Вижу, не успокоишься покуда кровь не польется рекой, малыш, но остерегайся - кабы та кровь не оказалась твоей.
Я дам тебе аск, дам людей и поплыву сам - осклабившись, заявил он и, выдержав небольшую паузу, продолжил.
- Но в рубку не полезу - поплыву как гость. Зато испрошу не вещь, но дело - я попрошу, а ты сделаешь. Когда время выйдет. А меж собой там уж…
Довершить слово ему не позволил раздраженное ворчание вышедшего из-за угла на звук разговора Аскольда Косматого - однажды тот дал гейс не брить волосы, покуда его сынка от рабыни, что зарезал его отраду и гордость, - Ферира Кровавого - топчет землю да вот ярл признал сынка невинным и взял под стяг, а потому Аскольду пришлось отодвинуть выполнение клятвы на неопределенный срок.
- Мне даже поссать нельзя, чтобы не столкнуться с твоими сучьими сделками, Зубастый - зло прошипел высокий бородач, подтягивая штаны.
- Кстати о суках, Косматый, как там твоя жен...щина, которую ты привез из Франкии? - все с такой же неизменной улыбкой, полюбопытствовал Торнвуд, но Аскольд не счел нужным отвечать, ограничившись лишь свирепым взглядом в сторону недруга.
- Не надоело тебе данов из портков вытряхивать? Думаешь никто не видит, как ты у Гудрун вьешься? А тут и Олаф на одре, и сынки сами в могилу скачут. Отчего ж не помочь, да? Сгинут - так Гудрун свободна, с победой вернутся - навар получишь, тинг соберется, а они уйдут - все так ж что сгинули бы.
Если Олаф к Одину отойдет, то Хругвар что хочешь наплетет - процедил сквозь зубы косматый викинг, пытаясь испепелить взглядом ненавистного Торнвуда, но судя по неувядающему самодовольству последнего - без особых результатов.
- Тут то ты Гудрун и… - продолжил было он, но тут ему пришлось прикусить язык: дверь на улицу распахнулась и на утоптанный снег вышла мать Олафсонов в сопровождении хирдмана Торскула.
Их лица были мрачны, но стоило Гудрун заприметить Оттара, как ее губы тронула нежная улыбка и она слегка приобняла его за плечи, прижав к себе.
- Как Олаф, прекраснейшая из матерей? - слегка склонив голову, поинтересовался Торнвульд.
- С ним все будет хорошо - коротко ответила светловолосая женщина, потрепав Оттара по голове.
- ...Вопреки кое-чьим надеждам - довершил вместо нее вполголоса Торскул, прислонившись к стене дома.
- Я слышала, будто кто-то помянул мое имя. В чем же дело? - вздернув бровь, расссеяно спросила Прекрасная.
- Мы… - начал было враз сробевший Аскольд, но его прервал Зубастый:
- Как раз обсуждали храбрость Ларса: он выпросил у меня аск, чтобы омыть кровью Хругвара оскорбление для всех Олафсонов и как я был восхищен его смелостью...У тебя растут достойные воспитанники, Прекрасная.
- Как жаль, что не сыновья...Теперь-то, после слов сейдконы, не отвертеться. Свен хоть и старший, но его тут не видать и говорил не он. Олафу стоило больше времени уделять воспитанию наследника, а не постели - все также ворчал хирдман себе в бороду, но на сей раз громче, чем следовало.
Повисло тяжелое молчание, которое едва ли смягчал перезвон железа - это внутри дома собирались люди, готовые помочь.
Зубастый поспешил отвернуться, явно скрывая в бороде улыбку, а Косматый бросил на говорящего долгий взгляд, а Гудрун, мягко отстранив Оттара, неуловимым движением приблизилась к вдруг осознавшему излишнюю длину своего языка хирдману.
Крепкий удар в челюсть заставил старого воина слегка покачнутся.
- Понял. Виноват - кивнув и пошевелив челюстью из стороны в стороны, едва слышно произнес дядька.
Что ответила Гудрун никто не услышал: та склонилась к самому уху и что-то яростно зашептала ему на ухо.
Судя по всему, услышанное не слишком обрадовало хирдмана и тот сник.
- Аскольд, я хочу, чтобы ты забыл о том, что слышал и видел. Мои сыновья отомстят за Олафа, но если тинг и состоится, пусть он узнает о произошедшем не из твоих уст - повернувшись, раздраженно бросила Гудрун.
Сейчас всякая мягкость улетучилась с ее лица и более всего она напоминала валькирию, кружающую над полем боя.
- Но…
- Ты должен мне за молчание, Косматый. Я держу обещание - держи и ты.
- Я хоть и посторонний теперь, похоже, на этом празднике жизни, но хотел предупредить: Кнут недавно сосватал дочь Хругвару и если услышит о том, что мы пойдем - отправится с нами, чтобы упредить Бычью Шею. Так что на месте Торскула я бы прирезал его где-нибудь подальше от острова - хмыкнул Торнвуд и, дождавшись утвердительного кивка в ответ, принялся мечтательно разглаживать бороду.
- Довольно ваших ужимок. Дайте слово моим сыновьям - им решать - подбоченившись, притворно проворчала успокоившаяся мать Олафсонов.
- А что там решать. Конкретных решений у нас нет, они к черту и не нужны. Решение одинаково: ярость, щиты и оружие.

>>79620
— Оддмар, с тобой всё хорошо? — обеспокоенно спросил Бьярне у брата.
— Да-а... — протянул тот, глядя куда-то в пол, — пустяк один. Видать, в снегу провалялся больше, чем надо. То есть, просто провалялся, потому что в снегу вовсе валяться не надо.

Оддмар удостоверился, что никто на них особо не глядит, убрал руки ото рта и выдохнул. Облачко морозного воздуха ещё на несколько мгновений повисло посреди теплоты жилого дома и рассеялось. Он поднял ворот повыше и уткнулся носом в ткань. Та тут же заиндевела, покрылась тонкой ледяной коркой, но так хоть никакого ледяного дыма
— Вот.

Свен, возникший так внезапно, словно его духи притащили, прервал разговор. Оддмар поднял руки в примирительном жесте и принялся за то, в чём преуспевал лучше всего — внимательно слушать.
Вот только разговор у старших братьев как-то не задался с самого начала. Сказать по правде, он у них никогда не задавался. Свену нужно было, прямо скажем, по башке получить, чтобы заговорить с младшим на равных — вон, у Ларса же вышло отвоевать себе уважение! — а Бьярне лишь отступал да лепетал, что всегда злило старшого ещё сильнее. Но тут уж события даже не помчались, а кубарем покатились с горы.
Оддмар всегда считал себя мирным человеком настолько, насколько это можно. Выслушать — пожалуйста, разнять драку — да только в радость, помирить — да хоть сейчас. Конечно, если кто-то лез с кулаками, то получал в ответ, но то почётное дело — расквасить нос обидчику. А теперь что делать? Асы, ваны, да хоть тот непонятный Есус, хоть кто-нибудь? Лезть под руку и получать заместо Бьярне не очень-то и хотелось, но Свена нужно было остановить. Прибьёт ещё, а как их семья без Бьярне? Никак.
Неважно какие, но у Оддмара Олафсона три старших брата, и он как-то не хотел это менять, ни сейчас, ни ещё когда. Поэтому он сделал, наверное, самую странную вещь, которую когда-либо предпринимал, чтобы не допустить драки: набрал полную грудь воздуха и дунул со всей силы в лицо Свену.

Оддмар ещё пару долгих мгновений не мог вдохнуть нормально — горло будто щипцами сдавили, а ледышка рядом с сердцем потяжелела и пустила корни. При этом он отчётливо видел, как тает иней на ресницах и бороде Свена.
— Свен, будешь его бить — франк нам ничего не скажет. Будешь бить франка — франк помрёт и тоже ничего не скажет. Будем стоять здесь и спорить — франк помрёт от холода и опять ничего не скажет. Бьярне, франки хитры, как крысы зимой, но долго не держатся. Он не при чём? Брехня, вот что! Что ж он тогда на лодке делал, вместе с остальными? Что-то я не помню, чтобы ему руки связали, или копьём стращали, а помню, что он помогал людям Хугвара уплывать. И, если он ни при чём, зачем он поплыл сюда? Не из капища же своего он прямиком! Ага, так и вижу, поплыли вдвоём на утлой лодочке капище грабить, а взяли с собой только франка — жрать им, свеям, что ли нечего, что уже франков из капищ тащат заместо золота? Не нравится мне вся его история, Бьярне. Ложью воняет. Но бить его не надо, Свен. Лучше дать ему что-нибудь, во что можно укутаться, а то того и гляди подохнет. А там можно расспросить, что он забыл у нас дома. Вы говорите, а я корябать фигурки буду, может, ему так понятнее?

- Что за? - Свен замер на мгновение от неожиданности, но лишь на едва заметное мгновение - Что это? - Он удивлённо смотрел на Оддмара, то и дело вопросительно глядя на Бьярне, будто ожидая от него объяснения что к чему. Впрочем, ничего объяснять, на самом деле, и не надо было. Всё было понятно и так. Проклятый сейд! Не даром Свен старался держать себя подальше от него. Но, увы, не смог уберечь и удержать братьев. На лице мелькнула тень досады и горечи, оттеснившая насущные проблемы с Бычьей Шеей и франком немного назад, вынув наверх ещё одну проблему. Старую и больную. Нельзя позволить ещё одному брату опозорить род. Надо будет поговорить на эту тему с матерью. Всё же воспитание - это её конёк. И в отличие от Свена, в её исполнении оно точно будет мягче и действеннее.

- Оддмар, заканчивай играться с этим. Тебе четырнадцать лет, ты уже мужчина, а не мальчишка. То, что приемлемо в детстве уже недостойно взрослого. Хотя и в детстве сейд не лучшее развлечение и ты это прекрасно знаешь. Не надо повторять за Бьярне. Хватит, слышишь? - Голос Свена был необычайно серьёзен и строг. В его предостережении уже явственно читались граничащие с приказными нотки, которых раньше никогда не было - Ладно, позже об этом поговорим. Бьярне. Помоги Оддмару. Пусть твои девчачьи фокусы хотя бы будут полезными. Быстро.

Свен отцепил руку сейдмада от своего плеча, подтащив его к Оддмару. При таком раскладе, когда выбирать приходилось между здоровьем пленника и здоровьем родного брата, возразить Бьярне уже было нечего, так что пришлось лишь смиренно принять слова старшего и оставить франка ему на растерзание. К счастью франка (и девчушки) бить его никто не собирался. По крайней мере, сильно. Приведя совершенно озябшего и слабого монаха в чувство осторожным пинком по ноге, Свен сел напротив него взяв в руки дощечку и уголёк, оставленные Оддмаром. Первым делом он нарисовал человека с щитом и топором в руках и шлемом на голове, после чего перевернул дощечку к пленнику.

- Хругвар. Сколько у него воинов? Воины. Сколь-ко? - Свен постучал угольком по нарисованному человечку. Франк что-то еле слышно промямлил себе под нос - Ну же, ты же не совсем идиот. Хругвар. Воины. Сколько?..

Допрос продлился довольно долго. Добрым словом и несколькими увесистыми ударами удалось узнать не очень-то много. Из наиболее внятного, разве что количество способных сражаться людей, да и то далеко не точно. Что-то около десятка. Вот только, видимо, по-идиотски бритый южанин не мог отличить трэлла от хирдмана и любой человек с оружием в руках для него одинаковый воин. Оно и не мудрено, такого хиляка, наверное, и белка повергнет в ужас, куда уж там человек, да ещё и вооружённый. Про то, чтобы узнать ещё хоть что-то вразумительное и несущее практическую пользу для предстоящего дела и речи быть не могло. Подозвав трэллей, Свен приказал одним из них перетащить пленника в место потеплее и постараться не дать ему сдохнуть, а другим позвать Аскольда, Кнута, Ларса, Ингрид и Оттара. Справиться своими силами вряд ли получится, разве что если совсем занижать слова монаха, уповая на то, что тот со страху увидел больше народу, чем есть на самом деле и сильно переоценил их боеспособность. Так что следовало заручиться поддержкой союзников. Вот только союзников придётся уговаривать не просто глазеть со стороны, а проливать собственную кровь. А разговоры - не лучшая черта Свена. Но, может быть, большее количество говорящих ртов сможет убедить гостей лучше, чем один.

Заснеженный лес на востоке одаля

Оддмар Олафсон


Во рту пересохло и к горлу подкатил тугой ком, готовый в любой момент вырваться наружу.
По мере приближения к восточной оконечности острова, мир постепенно выцветал и покрывался рябью, становясь лишь тенью самого себя, а в голове нарастала неприятная легкость.
Будто кто-то просунул в череп Оддмара верткую склизкую руку и выскреб все на землю.
Омерзительное ощущение становилось тем отчетливее, чем ближе становился остров, а когда Олафсон наконец ступил на песок острова началось это…
Краем глаза он видел мельтешащие тени, скрывающиеся за деревьями, но все никак не мог разглядеть их, не мог уловить момент когда они скользили от одного ствола к другому.
На лбу выступила испарина, глаза начало резать от напряжения.
Кажется кто-то что-то говорил. Может быть это Оттар? Или Бьярне?
Или тени подобрались достаточно близко?
Он потянулся было за топором, но резкий спазм заставил его сложится пополам и исторгнуть из себя остатки праздничного ужина.
Как ни странно, после этого Оддмару стало легче.
По крайней мере, его больше не донимала эта неприятная, тягостная пустота в голове, а мельтешащие тени отступили. На какое-то время.
Сквозь плотную пелену, гасящую звуки, наконец удалось разобрать кто разговаривал в отдалении: низкий свейские трэлли, плотно закутанный в наспех накинутую овчину, торопливо рассказывал отчего его не стоит убивать прямо сейчас.

Бьярне Олафсон

Разом выцветший мир не пугал Бьярне, как и не пугало молчание воровки - она имела обыкновение надолго замолкать, но вот дым...
По началу, он даже слегка испугался увидав дымок над лесом, подумав будто свеи выставили людей к берегу от незванных гостей, но потом ему пришло на ум, что вряд ли бы тогда они стали отходить от берега так далеко, да еще и жечь костер.
К счастью, подобраться к костру незамеченными оказалось довольно легко: трэллы, молодые девки и мужики, сидящие у костра шумели как свиньи на случке и подпустили бы к себе даже медведя, рвущегося сквозь кусты.
Перебить их в считанные секунды было бы относительно просто даже для него, так что даже если бы на них не нарвался отошедший до ветра свей - имело бы смысл выйти к ним, чтобы выяснить что перепуганные трэлли делают посреди леса в Йоль.
- Т-ты кто? Мы ничего не делали. Дядька Угги сказал, чтоб мы хоронились, ну мы и...Не беглые мы, просто в деревне крики, поют странно...Мы просто от беды...Не беглые мы - распахнув в ужасе глаза, залепетал мальчонка с уже растущей жесткой щетиной.

Берег одаля Хругвара Бычьей Шеи

Ларс Олафсон


Аск споро взрезал брюхом водную гладь, поглощая расстояние до берега с ненасытной жадностью дракона до крови.
Или викинга до славы.
Мало кто из команды верил в то, что обойдется без рубки, а потому те из них, что не срывали мозоли на веслах, подгоняли куртки поудобнее да лишний раз проходились по кромке топора оселком.
Всё больше молчали.
Чего ради тратить слова, коль скоро настанет время железа?
Боевитая злость среди трэллов, поднятая Ингрид еще на острове, понемногу спадала и до них начало доходить, что конца Йоля они имеют все шансы не увидеть.
Тесной затравленной кучкой овец они теснились у бортов, но по крайней мере в них можно было быть уверенными - овцы не смеют перечить волкам.
А вот другие волки…
Человеку обыкновенному могло показаться, что три группы викингов рассредоточились по кораблю будто бы в случайном порядке, но наметанному взгляду Ларса было видно, что увешанные боевым железом люди Зубастого разбивали ряды воинов нервничающего, несмотря на соглашение, Кнута, а тех крыл дядька Торскул.
Если бы на корабле вспыхнул бой Торскул скорее всего сумел бы перехватить инициативу у обоих сторон, но без убитых бы не обошлось.
Оставалось только надеяться, что волкам не придет в голову начать грызню за шкуру неубитого медведя.

Ингрид Бездомная

Полная напряжения тишина обрушилась на Ингрид подобно самому Мьёльниру, заставив разом позабыть и о тоскливых, едва различимых напевах духа лисицы, коими он донимал сейдкону с самого отплытия, и о переживаниях насчет брачного договора.
Мир будто выцвел и оттого странно смотрелись сожженные дома у пристани: хаотичные черные росчерки на белом снежном полотне.
И ни единой души вокруг.
Никто не бродит посреди сгоревших домов, распинывая угли в тщетной надежде найти хоть уцелевший скарб, никто не сидит на перевернутом ведре, пытаясь перевести дыхание после тушения пожара.
Нет, конечно, чуть дальше, у самого поселения виднелись люди, но Ингрид все никак не могла понять, что они делают.
Плачущие женщины с детьми и молчаливые согбенные старики стояли на коленях перед деревней в одном исподнем.
Кто-то из них то и дело порывался встать, но их вновь и вновь заставляли падать ленивые пинки воинов. Среди этих странных рядов ходил мужчина и обливал коленопреклонных водой из ведра, останавливаясь перед каждым, чтобы что-то сказать и это, похоже, успокаивало их.
В нем Ингрид признала Сварта Вилобородого - дана, что две зимы назад ушел от Олафа к Хругвару.
Что он…
~ Смотри - обжигая ледяным дыханием Изнанки, пророкотало нечто не терпевшее неподчинение.
И потому Беловолосой пришлось увидеть.
Высоко в небе кружилась гигантская черная воронка, балансирующая в шатком равновесии: от нее к стоящим на коленях тянулись извивающиеся в нетерпении нити, готовые в любой момент сделать их добычей для ненасытного черного вихря.
А затем она вновь взглянула на воинов Хругвара и по спине пробежал холодок.
Это уже не было нитью.
Это было больше похоже на раздутого ребристого червя, содрогающегося от собственной непомерной массы, но все также стремящегося разрастись.
И в своей безмерной жадности, это обратило свое внимание на приплывших.

То что увидела Ингрид букквально перешибло ей дыхание. Несколько секунд сейдкона стояла молча, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, совладав с собой и пригладив белые свои волосы, решилась сейда заговорить.

- Чувствуете? Чувствуете зло, что тянет к вам свои руки? - тихо начала свою речь Ингрид, постепенно распаляясь, - Бычья Шея окончательно продал свою душу чужим богам! Смотрите внимательнее! Разве должно так поступать со стариками и матерями? Разве по законам наших отцов? Чти старшего - каждый дан знает это! Смотрите, что происходит на одале Хругвара! Злая вера завладела им, злая сила диктует ему свои правила!

- Сбивайтесь, воины Одина! Щитом к щиту вставайте, крепче держите мечи и топоры! Да убережет Один нас от сглаза, да защитит Фрейя от неудачи, да подарит вам Тор ярость в бою, а Скади - исцеление ранам вашим! Разите без страха, разите умело! В этот час вместе с вами пойдут на битву боги, в буре волн я слышу пенье валькирий! Настал час, когда боги обратили свой взор на нас, и не должны мы убояться врага! Смелее воины, смелее! Уберегу я от напастей каждого из вас, не тронет вас проклятая ворожба франков, не дозволит Скади этому случиться, - распростёрла Ингрид руки и начала молиться богам, прося у них защиты для воинов, - Один! Видишь ли ты этих достойных мужей? помоги же им восстановить право твоё, помоги отступникам искупить свой грех в бою!

Так говорила Беловолосая, моля богов о помощи. Зачерпнула она из моря солёной воды и обрызгала стрелы и оружие воинов, ходя между ними и нашептывая заклинания.

- Соль из бороды пенной, силы могучей, как волны певучей, врагов разящей - пусть оружие воинов так же будет разить врагов против веры нашей, пусть болью откликнутся раны врагов, пусть соль с оружия перейдёт на раны врагов, и не будут знать они ни покоя, ни отдыха, и дрогнут их ряды, и примут смерть они от нашей руки.

Закончив приготовления, сказала Ингрид своё последнее слово.

- К злой ворожбе прибегли люди Хругвара. Души воинов их забирают они неведомо куда, лишая страха и боли своих воинов. Только нет в них чести настоящих берсерков, не благословлены они Одином, не радуется их силе Тюр. Слабы они по-прежнему, ибо чужды они данской земле теперь. Победим их - уничтожим колдовство, и если повезёт, подарите вы тем, с кем возможно пили когда-то за одним столом, достойную смерть. Будьте сильными же, как сыны Одина! Будьте храбрыми, как Губитель Великанов! Разите без страха!

4d3: (2 + 3 + 1 + 1) = 7 +4 создаю защиту от этой НЕХи.
4d3: (3 + 2 + 3 + 1) = 9 +4 - накладываю бафф на оружие воинов, при первом удачном ударе накладывается буст "Больно, блядь!".