Весь октябрь читала Алексиевич(от романов до эссе). И знаете что: да чтож это такое. В ее книгах я не заметила ничего стоящего, только плаксивые совковые кривляния. Ладно, думаю, может это я не замечала тонкие грани писательского мастерства, настолько они тонкие для меня. Думаю, почитаю романы ее, что-то пойму. Я пришла в шок, когда прочитала их и вот почему: там она не только не говорит о писечке школьницы в Грюневальде, не только не пытается как-то оправдаться, она нагло, аморально утверждает, что художественная литература создана тупо для обличения совка, что быть нормально написанной она не обязана. Это возмутительно, эгоистично, антиобщественно. Разве классики великой русской литературы(Набоков, Газданов, опять Набоков и т.д.) писали просто так, для диссидентских пуков? НЕТ! НЕТ! ЕБАНЫЕ! И ещё раз НЕТ! Литература существует исключительно для того, чтобы эстетически образовывать человека, воспитывать в молодёжи такие важные качества как ироническую любовь к родине из-за границы, жертвенность делу энтомологии, трудолюбие в составлении шахматных задач, уважение и пиетет к Толстому! А у вашей Алексиевич ничего из этого нет! Мальчики какието, Чернобыль там, война блядь. Разве ж это дело? Разве этими книгами я смогу воспитать в своём будущем сыне настоящего эстета? НЕТ! Подобные моральные красотульки нужно отправлять в топку немедля - ведь она каждый день растлевает наших граждан. Вот возьмём например Набокова: читая его я стала благодарна что я выросла не в 20 и 30-е, а выросла во времена стабильности, Сорокина, процветания, самодержавия в такое прекрасное создание! Вот это - настоящая литература высшей пробы. Я школьница-нимфетка и то это всё понимаю. Но на вашей помойке почемуто даже взрослые дяди этого не понимают, я заметила что здесь многие любят эту гадкую писательницу и разделяют ее взгляды. Я очень пожалела когда пошла ссылке на ваш сайт расположеной на моём любимом МХК. В сентябре я попрошу мою учительницу обществознания Тамару Алексеевну(дипломированный политолог, между прочим) потвердить мои слова на видео, выложу на Yoytube где-то в конце октября. Надо же вас как-то просвящать. Всем пока.

>>339252
>>339256
>>339237

>>Сартр

То, что эту блядь подняли на щит, как некую икону философии нового времени, - есть пасквильное и, надо сказать, непростительное недоразумение. Во многом, такая популярность — заслуга самой этой гадины, которая только и знала, что крутиться в кругах высоколобых долбоебов, преподнося свою скудную бессмыслицу в качестве истины в последней инстанции.

«Я все понял, все постиг!», - кричал пьяный Сартр, потрясая в воздухе замаранными своей писаниной листами. Видит Б-г, один лист бумаги, на которой он писал свои гадости, стоит больше всех его идей вместе взятых.

Что он принес нового миру? Хуй да нихуя. Как и большинство философов, восхваляемых «интеллектуалами», Сартр пиздил у других, настоящих гигантов мысли. Пиздил и радовался.

Спиздит, и несет своим друзьям в кафешантан. А те, нажравшись прокисшего вина с круассанами, водили маслянистыми глазами по исписанным страничкам, радуясь, что дружат с эдаким гением. Хуением, блядь!

Впрочем, винить Сартра в том, что он был мудак, не стоит. Причина лежит в его детстве. Даже глубже, в его нелепой и балаганной внешности циркового уродца. Именно в детстве следует искать корни того извращенного самолюбования, которым отличался Сартр. Было бы чем любоваться!

Снулый хуй, глистообразная тщедушина маленького роста — вот кто такой Сартр. Даже если бы он, как Ленин, был огромадного росту, над ним все равно бы потешался бы любой здравомыслящий человек. Ведь у Сартра, если вы вдруг не заметили, были охуительные глаза.

В русской философской традиции мы называем это явление «не скажу куда гляжу». Впрочем, встречается у отдельных народных философов сентенция «один глаз — на Кавказ, а другой — на Арзамас». Однако к Сартру последний тезис не применим, потому что в его обосранной Франции нет ни гордых хребтов непокорного Кавказа, ни величественных соборов и старинной архитектуры Арзамаса. Там есть только провонявший Прованс, да ободранное Бордо.

Едва взглянув на Сартра, можно понять — перед тобой стоит сволочь и гнида. И он оправдывал это первое безошибочное впечатление. С остервенением, с которым более крепкие соседские ребята колотили его в детстве, Сартр елозил карандашиком по бумаге. С неистовством, с которым над его внешним видом хохотали и взрослые, и дети, он крал у философов их идеи, выдавая за свои.

Сам Сартр ничего оригинального или имеющего хоть какую-то ценность выдумать не имел возможности. И мы докажем это, непременно докажем!!!

Разбирать все высеры этой суки нам не позволяет объем данной работы — пожалеем же типографского наборщика. Однако на примере цитат из некоторых ключевых испражнений этого ублюдка мы разъебем всю его философию в пух и прах.

Вот, к примеру, романчик «Тошнота», за который на Сартра полируют кулаки нынешние доморощенные выблядки от философии.

«Я посмотрел на корень: был ли он больше чем черным или почти черным? Но я тут же перестал задавать себе подобные вопросы – я почувствовал, что вступаю в область познания».

Тут-то ты и попался, голубчик! Если бы Сартр посмотрел на корень, то в силу небольшой особенности в строении его глаз, он, помимо корня, увидел бы и остальные деревья, решетку или, вероятнее всего, небо. Отчего же этот пидорас умолчал об этом? Сразу видно, что лукавит и пиздит, как Троцкий. Вступил он в область познания, блядь, как же. С такими-то зенками только в область познания и вступать.

«Утром я посмотрел расписание поездов…»

И опять выдал себя с потрохами, ебучая скважина! Так бы и писал, «посмотрел одним глазом на расписание, а вторым невольно окинул весь вокзал». Нет же, сука, пытаешься выдать себя за нормального человека.

Нагло спиздив диалектику, данную нам Гегелем и Марксом в ощущениях, блядский Сартр и ее умудрился передрочить под свои «особенности». По его мнению, все на свете следует объединить (ключевое слово — прим. авт.). Т-о-т-а-л-и-з-и-р-о-в-а-т-ь, блядь! Ты глаза свои сначала тотализируй, скотина, а потом уже замахивайся на высокие материи.

Или вот, решил замахнуться на святое — на Зигмунда Фройда.

«Он (Фройд — прим.авт.) наклоняется и всматривается в ее глаза».

Вот если бы старик Фройд наклонился (Сартр — маленького роста) и всмотрелся бы тебе в глаза, то он охуел бы просто. Ведь всмотреться у Сартра можно лишь в один глаз за раз. В один! Чтобы нормально, по человечески всмотреться в глаза Сартра нужно самому быть Сартром, а второе такое говно Земля на себе вряд ли потерпит.

Недоебавшийся в юности по причине отталкивающего ебала и, опять же, глаз, Сартр любил побродить по публичным домам, какими являются, как известно, все без исключения дома Парижа.

Еще одним его пунктиком, из-за которого он тяжело переживал, было собственное еврейство. Казалось бы, что такого в том, чтобы быть евреем? Да ничего! Еврей — такой же человек, как и узбек, конголезец или чеченец!

Но Сартр не был бы Сартром, если бы не отличился и на этом поприще. Он стал антисемитом! Мало того, он стал латентным антисемитом - обличал в антисемитизме других людей. Даже тиснул по этому поводу книжонку «Размышления о еврейском вопросе».

Однако ж по своему скудоумию он снова спалился в своей гнусной писаниние, вывалив на обозрение всему миру свои пороки, как вываливал сизую мошонку перед детским садом другой такой «философ».

Итак, почитаем, как Сартр ходил по публичным домам будучи при этом латентным антисемитом.

«Некий еврей, зайдя в публичный дом, выбрал проститутку и поднялся с ней в номер. Проститутка призналась ему, что она еврейка. У него мгновенно пропала потенция, а затем возникло такое невыносимое чувство унижения, что оно вызвало сильнейшую рвоту».

Вот сука! И тут ему не хватило смелости написать правду, что это он ходил в публичный дом. Это его огорошило известие о так ненавидимой им национальности бедной девушки, вынужденной продавать свое тело таким говноедам, как Сартр. И, разумеется, не может не броситься в глаза его рвота — «Тошнота».

Омерзительные высеры Сартра можно анализировать хоть всю жизнь и находить в них все новые и новые свидетельства его прогнившей насквозь натуры, которую он, идиотический тугодум и обезьяноголовый скот, демонстрирует едва ли не в каждой строчке. И это, не забудем, при том, что он пиздил все идеи у других. Все, чего касалась загвазданная говном и спермой рука Сартра превращалось в сквернопахнущую кучу грязи.

Шведская переводчица: У нас Алексиевич любят все и воспринимают как икону

Издатель и переводчица Светланы Алексиевич рассказали, почему в Швеции любят ее книги и как она работает над своими произведениями.

Сайт afisha.ru опубликовал беседу с Кайсой Эберг-Линдстен и Улой Валлином, шведскими переводчицей и издателем книг Светланы Алексиевич. Беседу провела российская журналистка Нина Назарова.

Практически все книги Светланы Алексиевич, за исключением «Чернобыльской молитвы» и «Зачарованных смертью», вышедших по-шведски в конце 90-х, были впервые опубликованы в Швеции совсем недавно, в последние три года, в небольшом издательстве Ersatz (ему же Швеция обязана переводами Андрея Платонова, Михаила Шишкина, Евгения Гришковца, Дмитрия Глуховского, Льва Рубинштейна и «Записок об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской). Располагается Ersatz в квартире старого дома в центре Стокгольма, за углом от Королевского драматического театра, и разговор с основателем издательства Улой Валлином и переводчиком Кайсой Эберг-Линдстен, много лет знакомой с Алексиевич и прилетевшей на интервью из Гетеборга, проходит за большим столом в гостиной.

Ула Валлин: «Издательство Ersatz я основал в 1994 году вдвоем с Анной Бенгтссон. Первой нашей книгой стала переписка Цветаевой, Рильке и Пастернака в моем переводе — я работал над ним три с половиной года. Потом мы выпустили еще четыре книги, после чего у нас закончились деньги, и следующие девять лет мы работали фрилансерами в больших издательствах. В 2004-м решили сделать вторую попытку и с тех пор напечатали около двухсот томов, из них примерно половина русских авторов. Для меня интерес к русской культуре начался с того, что подростком я случайно увлекся литературой о ГУЛАГе — воспоминаниями заключенных, лагерной прозой, меня до сих пор привлекает литература, основанная на реальных событиях или осмысляющая их: переписка, дневники, воспоминания, — и книги Светланы Алексиевич, конечно».

Кайса Эберг-Линдстен: «Я с детства была окружена русской культурой и сказками, это связано с историей моей семьи. Старший брат моего отца выучил русский с помощью грампластинок на рубеже 1920–1930-х годов — не из-за политических симпатий, а потому, что писал диссертацию об античной культуре и заинтересовался Византией. Когда моему отцу было 17, брат умер от туберкулеза, и из вещей, которые никто из родственников не хотел забирать, остались эти грампластинки с брошюрой-самоучителем. Мой отец выучил их в память о брате наизусть и с тех пор всю жизнь любил все русское, даже на ночь пересказывал нам повести Достоевского. И поэтому я стала изучать русский язык. Мне довелось перевести на шведский «Зимние заметки о летних впечатлениях» Достоевского, книгу Михаила Бахтина «Автор и герой», труды Выготского и даже советский научно-фантастический роман «Туманность Андромеды» — я ненавижу фэнтези, но это был важный опыт, чтобы лучше узнать язык и понять, что все трудно по-разному. Сейчас я перевожу Андрея Платонова.

Со Светланой Алексиевич я познакомилась приблизительно в 2006 году, когда она на два года переехала к нам в Гетеборг. Она уже была известна в Швеции, и местные газеты хотели взять у нее интервью о Чернобыле и Лукашенко. Для них стало шоком, что она не говорит по-английски, поэтому меня попросили выступить в роли переводчика. Просьб об интервью было много, и в какой-то момент я спросила у редактора газеты Göteborgs-Posten, с которой я сотрудничала как литературный критик, не хотят ли они заказать Светлане колонку — раз уж она писательница, это может быть интереснее, чем просто вопросы и ответы. «Давайте попробуем». В следующие годы вышло больше ста колонок, их переводила я. Помню, после двух-трех публикаций редактор отдела культуры позвонил мне и спросил: «Может быть, Светлана могла бы написать не только о России и Беларуси, но и о том, как ей живется в Гетеборге, например?» Она рассказала и об этом, но тогда читатели стали обращаться в газету: «Нам куда интереснее читать о России!»

Ула Валлин: «Первая книга Светланы Алексиевич в Швеции появилась достаточно поздно, только в 1997 году, еще в другом издательстве (Ordfront. - Прим. ред.). Этой книгой стала «Чернобыльская молитва» — дело в том, что Швеция тоже оказалась затронута катастрофой: облака шли в нашу сторону, первые сообщения об аварии на ядерном реакторе появились именно в шведской прессе, и до сих пор в нашей стране есть места, где не рекомендуется собирать грибы. До выхода «Чернобыльской молитвы» Светлану в Швеции практически никто не знал, но после публикации она быстро стала известной. Тогда же я прочитал «У войны не женское лицо» и захотел издать книгу по-шведски, но побоялся. В 1990-е тема Второй мировой войны была в Швеции не слишком популярна, бум случился позже, уже в 2000-х, но и тогда книги, как правило, повествовали о Второй мировой с точки зрения Западной Европы или Америки, порой даже с немецкой перспективы, и лишь одна-две — с точки зрения СССР. К тому же меня смущало, что книги о Второй мировой, по крайней мере в Швеции, обычно читают мужчины, и было неясно, насколько их заинтересует женский взгляд на войну, а роман большой, и перевод потребовал бы много денег. Поэтому мы издали «У войны не женское лицо» только в 2012 году, в переводе Кайсы. Оказалось, что я напрасно сомневался: тираж в 4000 экземпляров разошелся, и мы выпустили дополнительный в мягкой обложке.

Кайса Эберг-Линдстен: «Светлана прожила у нас в Гетеборге два года, мы дружили. Помню, как-то на книжной ярмарке в середине 2000-х ее литературный агент подсказала: «Подойдите к издателям первой книги и спросите, не хотят ли они опубликовать «У войны не женское лицо». Ситуация была странной: «Чернобыльская молитва» пользовалась успехом, сама Светлана жила в Швеции, но они неприветливо ответили: «Нет, нам совсем неинтересно. Вот если вы допишете новый роман (они знали, что Светлана уже тогда работала над книгой о любви) — приносите. А те, что есть, для нас совсем не актуальны». Помню, Светлана удивилась и спросила у меня: «Неужели в Швеции совсем не интересуются войной?» И я смутилась».

Ула Валлин: «Я столкнулся с ассистентом литературного агента Светланы в 2010 году в Берлине, и она рассказала, что Светлана как раз заканчивает книгу «Время секонд хэнд», осталось три недели, чтобы поставить точку. Я тут же сказал: «Замечательно, мы будем рады сразу же ее напечатать, присылайте готовые главы». А дальше работа над книгой продолжилась вместо трех недель еще почти три года».

Нобелевский лауреат по литературе 2015 года дала пресс-конференцию в Шведской академии в Стокгольме

Вопросы журналистов и ответы Светланы Алексиевич приводит портал tut.by.

Александра Дынько задает на белорусском языке вопрос о том, что еще можно сделать для Беларуси.

«Нужно делать свое дело, делать его спокойно, без отчаяния. Даже статус не помогает, если ты живешь в условиях диктатуры. Диктатура — примитивное создание, в ее главе обычно неумные люди», - говорит Светлана Алексиевич. Она напоминает, что уже подписала за последние дни несколько писем в поддержку разных людей, включая Надежду Савченко. Говорит, что раздосадована насколько мало иногда может сделать хороший человек.

Японский журналист интересуется мнением Светланы Алексиевич об атомной энергетике, напоминая про пример Фукусимы.

Она рассказывает, как была в Японии сама, участвовала в обсуждении проблем Чернобыля, и там говорили, что в Японии такое невозможно, но в итоге катастрофа все-таки произошла. По мнению Алексиевич, это доказывает, что человек еще не может справиться с атомной энергией. «Атомная энергия — опасная энергия. Человечество рано или поздно придет к тому, что нужны альтернативы», — сказала она.

«Меня потрясло совпадение того, что я видела в Чернобыле, и что читала о Фукусиме: тот же обман государства, те же люди-камикадзе, те же люди, которые должны были уехать оттуда», — продолжает она, называя проблему ядерной энергетики одной из главных, стоящих сегодня перед человечеством. Алексиевич добавляет, что хочет приехать в Фукусиму весной.

Вопрос от шведского журналиста о том, что помогает Светлане Алексиевич не останавливаться в своем творчестве, продолжать писать.

«Жизнь — это очень интересная вещь. Я ведь не пишу для того, чтобы получить Нобелевскую премию (улыбается). Я хотела, когда начала писать, понять кто мы, что мы за люди, почему мы так некрасиво и нехорошо живем. Я видела, как страдают люди вокруг меня, я хотела в этом разобраться», - отвечает она.

Писательница рассказала про свою украинскую бабушку, которая вырастила сама четверых детей, получила пенсию 10 рублей и целовала эту бумажку. «Я смотрела на это и думала: я про это напишу, — вспоминает Алексиевич. — Мной все время движет это: люди хорошие, а жизнь — нехорошая. Я все время ищу ответ, почему так».

Вопрос от телеканала «Белсат» тоже звучит на белорусском. Журналист спрашивает, что для Алексиевич символ Беларуси и взяла ли она что-то из Беларуси в Стокгольм.

«Я уже давно не собираю материальные вещи, я собираю свои состояния. С первого дня, когда стало известно, что меня наградили Нобелевской премией, я вижу радостные лица белорусских людей. Люди подходят ко мне, обнимают меня, рады, что это произошло. Вот это я и беру с собой». - отвечает она.

Писательница назвала символом Беларуси белорусскую деревню как одновременно и основу белорусской жизни и то, что неспособно к переменам, что задерживает развитие страны.

Вопрос tut.by о том, что бы Алексиевич ответили критикам, которые говорят, что премию ей дали за русофобию, что премия политизирована.

«Я отношусь к этому спокойно. Меня судили за мои книги, меня долго не печатали, меня выгоняли с работы за мои книги. Это нормально у нас», - говорит она и напоминает, что российских писателей, получавших премию, «никогда не принимали на родине, всегда называли врагом народа». Говорит, что и сегодня ее обвиняют, что она поливает грязью народ, Путина, Лукашенко. «Нет, я просто пишу то, что вижу», — поясняет она.

Сегодня миссия художника, по мнению писательницы, понять и попытаться объсянить то самодержавие и средневековье, которое появилось в России, или Беларуси, или Казахстане.

Вопрос от шведского телевидения о том, была ли какая-то реакция на вашу премию в Беларуси.

«Реакция людей — прекрасная, хорошая. Люди понимают, что они опаздывают во времени, что время остновлено, им нужны символы движения вперед», — отвечает Алексиевич. «Реакция власти агрессивная. В официальной прессе были маленькие сообщения, только оппозиционные газеты писали. В нескольких магазинах книги продаются. Но телевидение молчит, радио молчит», — продолжает она.

Вопрос от московского книжного журнала: как нашли и выработали свой художественный метод и всегда ли тяготели к документалистике.

«На это можно долго отвечать. Мои родители — сельские учителя, и в нашем доме были только книги, не помню других вещей в доме, — говорит Алексиевич. — Но тем не менее, на улице мне слушать людей мне было намного интересней. В моем сознании это всегда присутствовало. Когда я стала журналисткой, я искала себя, у нас в Беларуси появились книги Алеся Адамовича, который попытался сделать книгу из разговоров с людьми». Она говорит, что когда прочла этот «роман голосов» «Я из огненной деревни», убедилась, что это — ее путь.

«У меня ощущение, что правда не умещается в один ум, в одно сердце. Она раздроблена в мире. Говоря с людьми, со свидетелями, можно оказаться ближе к событию, больше о нем рассказать», — продолжает лауреат.

Алексиевич говорит, что сегодня сложность отражения реальности в том, что все ускорилось, нет времени у нас все обдумать, «новое содержание требует новых форм».

Журналистка российского агентства ТАСС поздравляет Алексиевич с наградой и спрашивает, чем Алексиевич периода «У войны не женское лицо» отличается от Алексиевич периода «Время сэконд хэнд». И второй вопрос, правда ли, что Алексиевич отказалась от того, чтобы надеть платье на церемонию.

«Насколько я знаю, лауреат достаточно свободен в одежде», — смеется лауреат. Она поясняет, что было бы странно в декольте или длинном платье говорить о том, чем она планирует говорить: о войне, о Чернобыле.

На вопрос о собственной эволюции писательница говорит: «Тогда я была молода, у меня было много иллюзий. Я ведь тоже не сразу стала свободной и освободилась от коммунистических иллюзий. Последнюю книгу написал человек, свободный от таких иллюзий, мне уже труднее верить в человека, в будущее. Я верю во все это, но не так опрометчиво и не так легко».

Вопрос от японской журналистки о том, почему Светлана Алексиевич выбрала для своей следующей книжки тему любви? Журналистка также радуется, что писательница приедет в Фукусиму в следующем году, говорит, ее книга там — бестселлер, а интервью со Светланой в прошлом году было для этой журналистки самым знаменательным событием в карьере. Спрашивает, чем Алексиевич будет заниматься в Японии.

«Я не думаю, что любовь — это легкая тема, это во многом трагическая тема. Если каждый из нас подумает о своей жизни, то многие согласятся, что любовь — главное дело жизни и оно требует усилий всей жизни. В конце концов, человек не рожден, чтобы погибнуть на крыше Чернобыльского реактора или сегодня в Донбассе», - считает она.

Говорит, что поэтому последние 40 лет писала «энциклопедию красной утопии»: «Все что я поняла о людях вокруг меня, о «красном человеке», я все написала». «Я надеюсь что это поможет нам понять, что происходит в этой огромной стране, почему получив свободу, люди опять выбрали рабство, почему рабство — это, оказывается, уютное состояние», — продолжает она.

Эни, бени, раба,
Квинтер, финтер, жаба.

Присуждение Нобелевской премии по литературе 2015 года Светлане Алексиевич представляется событием, преисполненным совершеннейшей бессмыслицы, и полнейшим абсурдом, если рассматривать его само по себе, изъятым из современного социокультурного контекста.

Действительно, кто такая Светлана Алексиевич, взятая в чистом, беспримесном виде?

Если говорить с максимально возможной объективностью, место Светланы Алексиевич целиком и полностью определяется переписью граждан республики Белоруссия. Номер такая-то, на букву "c".

Не существует ничего примечательного, позволяющего выделить Светлану Алексиевич из общестатистического ряда. Ни заслуг, ни таланта, ни особых примет.

Национальный кадр женского пола, поставлявший в редакции по заказу, поручению, разрешению ещё советского начальства, казённую, тугоплавкую журналистскую графоманию, маркированную "за гуманизм и дело мира". В макулатуру её полиграфические изделия переправлялись из типографии, без малейшей транзитной задержки в подсобках магазинов, - как только, так сразу, без промедления.

По этому поводу Светлана Алексиевич не расстраивалась. Всем, и в первую очередь ей самой, было известно, что писателем она работает, как крокодил Гена в зоопарке крокодилом. Привезли, посадили, выдали стул, костюм, трубку, чебурашку; повесили табличку не "я у мамы дурочка", а "Cветлана Алексиевич, белорусский писатель".

Светлана Алексиевич в литературе есть никто и ничто. Такого писателя не было, нет, и не будет. Ни в каком масштабе - ни в советском, ни в антисоветском, ни в постсоветском, ни в местном , ни тем более, в мировом.

Всем, включая "Белорусского писателя", в прошлом и в настоящем ( было и есть) очевидно, что никакой она не писатель, а именно "я у мамы дурочка", назначенная в писатели. Ничего ужасного, обычная советская партийно-бюрократическая практика. Рутина, продолжившееся по сей день, хотя и в несколько сместившейся пространственно-координатной сетке новых политических границ и экономических условий.

В ярмарочные дни крокодила выводят сыграть на гармошке.

Прежде публиковали по квоте в существовавшем для таких крокодилов журнале Дружба Народов. Награждали по квоте, в порядке казенной очередности и личной заурядности, премией Ленинского Комсомола. Теперь публикуют и награждают примерно тех же, там же и тем же.

Вот идут неуклюже.

Нигде, кроме картотеки кадрового учёта, писателя Алексиевич и ей подобных не существует, да и в картотеках она большую часть своей жизни проходила под шешнадцатым номером.

Теперь, после того как мы установили кто есть Светлана Алексиевич, самое время поставить вопрос, по какой причине на Советско-Белорусского крокодила истратили достаточно ценный ресурс. Нобелевскую премию. Чего этим добиваются?

Какой конкретно спрос способна удовлетворить Светлана Алексиевич, которая вообще ни на что не способна?

Сослужить службу антироссийской пропаганде она не сумеет. Поскольку всю свою жизнь, с советских времён, она служила по ведомству агитации и пропаганды, судить о её полнейшей профнепригодности можно совершенно уверенно.

Бархатную революцию за собой не поведёт. Ни в Белоруссии, ни в России. Нигде и никогда.

Она не харизматик, не аналитик, у неё полностью отсутствует воображение, ни малейшего авторитета ни в каких слоях общества у неё нет. Она не интеллектуал, то есть не годится на роль идеолога.

Её лицо кажется прикрытым ветхим серым мокрым вафельным полотенцем, с которого стекает вода; и вдобавок ко всему, при сугубо плачевном внутреннем и внешнем состоянии, она ухитряется не вызывать к себе ни малейшего сочувствия.

То есть её даже на роль жертвы не определишь.

Куда, как и зачем такую можно пристроить?

Если говорить о самом, самом актуальном, то: остановить воссоединение России с Украиной, или перехватить в воздухе ракеты, летящие в Сирию, Алексиевич не сможет. Она не супермен/не супервумен, а совсем наоборот.

Дискредитировать своей малостью русскую словесность в глазах западного читателя?

Так ведь на западе нет никакого читателя, и дискредитировать русскую словесность ей просто не перед кем. Публика знает три-пять имён - Достоевский, Толстой, Чехов, Достоевкий, Толстой ... Хотя и их-то никто не читал. А сверх того ни одного нового писателя не запомнят, и уж тем более не прочитают.

Какой расчёт? Что за политика? В чём заключается конъюнктурная игра?

К чему можно приспособить полное ничто? - так в конечном счете должен стоять вопрос.

Буквально пару недель назад в газетах прошло сообщение о событии в мире высокой моды, аналогичном награждению Светланы Алексиевич Нобелевской Премией по литературе. Газетные заголовки известили: "Девушка с синдромом Дауна стала звездой недели моды в Нью Йорке".

С фотографий смотрело соответствующее, в ярком наряде.

Я пробежал по диагонали, увидел: "девушка давно мечтала блистать на подиуме".

Дальше читать про модель Дауна не стал, все было и так более чем очевидно. Демократия и либерализм снова побеждают; с кровавой диктатурой красивых и здоровых идёт непримиримая борьба, и вскоре c ней будет покончено. Мне стало интересно, как далеко с этим зашло дело в принципе. Насколько общество готово заменить своих, пускай и не выдающихся, а просто нормальных граждан, гражданами ненормальными. Оказалось, что дело зашло уже довольно далеко. На мой запрос поисковик выдал: первый в Европе преподаватель с синдромом Дауна живёт в Испании. То есть: академический идиот со справкой - это уже норма. Раньше идиотов в академической сфере тоже хватало, но идиотизма стыдились, его прятали, скрывали, а теперь напоказ. Идиотизмом чванятся.

Самый настоящий медицинский идиот на законном основании профессорствует в университете. Инвалид - Королёва красоты. Алексиевич - лауреат Нобелевской премии по литературе.

В этой связи настало время заметить, что некоторые шибко грамотные и умные в социальных сетях позволяют себе насмешки над звёздами радио "Эхо Москвы" и прочими друзьями и знакомыми матраца; что-то такое насчёт отсутствия стрелки у осциллографа себе позволяют, критикуют навыки оппозиции склонять числительные.

Скоро придётся оставить шуточки.

Если Светлана Алексиевич - лауреат Нобелевской Премии по литературе, девочка-Даун - Королёва красоты, а юноша - клинический идиот из просвещенной Европы - профессор в университете, то вас, умные, образованные любители изящного, грамотно, склоняющие числительные, и всё ещё каким-то образом, при всех своих достоинствах, остающиеся в живых, и даже активничающие в социальных сетях, вас в обозримом будущем просто удалят из жизни. И не каким-то там грубым, формальным, насильственным путём. Нет. Самым естественным. В результате ротации приоритетов. Грядут идиоты, а тем, кто является хотя бы доброкачественной посредственностью, просто не останется места.

Дауны не смогут навредить активно, не смогут активно причинять вред. Если уж оставаться в рамках реального, не перехлёстывая в область фантастики и ужасов, то понятно, что в профессора филологии Дауна оформят, а в операционную не допустят. Но и так, пассивным путём, вред будет нанесён гигантский - из литературы, общественной жизни, политики, гуманитарной сферы принудят уйти - не умных и талантливых, эти-то давно оттуда ушли, - а просто медицински-нормальных. Их места займут идиоты, и общественно-политическая жизнь просто исчезнет, сойдёт на нет.

Ни один нормальный не напишет критику в адрес произведений Алексиевич, и не станет полемизировать с Дауном.

По поводу свежеиспечённого лауреата Алексиевич уже накопилось достаточно высказываний, чтобы заметить - многие воодушевлены и ожидают полной сбычи мечт. Нобелевскую премию по литературе и весь мир впридачу, вместо заботливой опеки медицинских учреждений.

Энэ, бэнэ, рэбэ