>— Они практически живут на полигонах. Но знаете, в чем заключается служба? Их загоняют туда за месяц, и они готовят инфраструктуру для россиян: ставят палатки, что-то рубят, пилят. Осенью, они, может, раз или два стреляли, но не более того. Техника наших военных в плачевном состоянии: самое главное — чтобы этот танк завелся и вообще доехал до полигона и обратно в часть. А в этот раз у них еще и условия ужасные. На улице — холод, все тает, у военнослужащих — обычные брезентовые палатки без печки. Они спали в одежде, иногда — даже в танках. Не представляю, как там можно погреться. Просушить вещи негде. Когда был мороз, им привезли валенки, но без галош — естественно, они за сутки промокли. Потом привезли резиновые сапоги — тут уже ноги не промокают, но в мороз тоже не лучший вариант. Они не могут ни обогреться, ни просушиться, ни помыться. И военная подготовка у них была на очень низком уровне.

>— Сын никогда не говорил, что их куда-то могут отправить: их никто не настраивает и не готовит к походу в сторону Украины. Среди ребят паники тоже нет, по настроению и по голосу, вроде бы, все в порядке.Моему сыну 20 лет. Он из современной молодежи: ему больше интересны компьютеры, чем это все. Я видел других срочников в его части — в большинстве это точно такие же ребята. У них нет высокой военной подготовки, поэтому и страшно: это же просто пушечное мясо.

>— Казарма рассчитана на 50 человек — поселили 200. Но в целом все в порядке: условия не полевые, есть где просушить вещи и отдохнуть, — коротко рассказывает мужчина. — Мы надеялись, что их туда перевели из-за отправки российской техники обратно, но сын говорил, что они там как раз разгружают какие-то составы. Наши военнослужащие пока только делают что-то для россиян: что-то выкопать, напилить, разгрузить, поставить палатку. Ни теории, ни практики у них нет. И если осенью у них была какая-то программа, — они постреляли, где-то поездили — то сейчас ни о мероприятиях, ни о сроках никто не говорит.

>— Максимум формулируется задача. Им включают на просмотр программы БТ, но после обсуждений никаких не устраивают. Командиры абстрагируются от этого, в части много 18-летних парней, которые не совсем понимают, что происходит. Но ситуация, конечно, все равно неприятна, мы волнуемся: раз они разгружают эти вагоны, а не наоборот, значит, все-таки какая-то техника еще прибывает и в ближайшее время учения не закончатся, — предполагает мужчина. — Обстановка постоянно меняется, эти последние новости о признании ЛНР и ДНР. Мы надеемся, что нет предпосылок для того, чтобы наших солдат туда забрали, понимаем, что так не должно быть. С их уровнем военной подготовки они все-таки для решения каких-то задач непригодны — разве что палатки ставить. Но уверенности, что все это их не коснется, нет. Для жены любой разговор на эту тему — болезненный. Сейчас мы просто ждем, когда их подразделение отправят обратно.

>— Обстановка нормальная. Их не отправляли на учения, так как в части бойцов не хватает, техника старая, поломанная. Да и, по его рассказам, почти никто из срочников ехать туда не хотел. Но разговоры о войне есть. Те солдаты, кто не выезжал из части в отпуск, очень накручены: их постоянно заставляют смотреть Азаренка, новости по БТ, им проводят занятия по политинформации. Некоторые срочники считают, что война уже идет. Те, кто вернулся из отпусков, слышат эти чуть ли не крики о войне от сослуживцев, пытаются убедить их, что это не так. В последние недели все офицеры — постоянно на местах, живут так же в казармах. Младшие офицеры настроены спокойно, а старшие напряжены и взвинчены: «Хотите, как в Украине? Нас хочет завоевать Литва!»

>Ну, а потом, как сын вернется домой, будем думать о его отъезде за границу. Главное, чтобы до конца службы он не наделал никаких глупостей — не сказал ничего лишнего кому не нужно и прочее.

>— У меня ребенок пошел служить с благими намерениями: очень верил в то, что армия может что-то изменить в политической ситуации страны, надеялся, что будет защищать народ. Сейчас, как он рассказывает, со стороны идеолога идет постоянный прессинг: рассказы о том, что на нас хотят напасть, у границы «танки лязгают гусеницами». Звучат даже такие фразы: «Если вы не пойдете воевать, вас расстреляют», «Если сбежите, пересажают всю вашу семью в Беларуси». Слава богу, насколько я понимаю, это говорит только идеолог, а командование все понимает, просто почему-то пропускает это мимо ушей

>— Атмосфера была просто ужасная. Все родители только об этом и говорили, просили своих детей сразу звонить, если вдруг что-то начнется. Там ребятам по 18—20 лет — это новое поколение с непромытыми мозгами. Они все понимают и поддерживают Украину. Но из-за постоянного психологического давления даже мой умный ребенок начинает в это верить. У них в течение недели нет нормальной связи — смотрят Азаренка, тот «стендап», который крутят по телевизору. И к выходным, когда приезжаем, мы не узнаем своих детей: вот в последний раз мне сын говорил, что это вообще-то на Россию собираются нападать. Поэтому за субботу-воскресенье они что-то могут почитать в телеграм-каналах, родители с ними общаются и объясняют, что происходит. Тогда дети снова начинают что-то понимать — и в понедельник снова спорят с идеологом. Но ведь всю неделю им опять будут рассказывать совершенно другие вещи.

>— Ситуация напряженная: у нас же постоянно звучит информация, что вокруг «лязгаюць гусеніцамі». Мы больше боимся провокаций со стороны Беларуси и России, — отмечает собеседница и рассказывает о своем брате. — Знаете, он еще совсем ребенок, такой домашний парень, в политику совсем не лезет. Думаю, для него был бы очень большой стресс — попасть на войну. Мне кажется, он сам об этом не думает: до них-то не вся информация доходит, а их не запугивают такими разговорами, хотя мы эту тему при звонках и не поднимаем особо.