Кто-то кричал, но оглушающий гул не позволял расслышать и отдельного слова. Где я и что произошло я понять не мог. Ясно было только то, что нахожусь на грани потери сознания, и от шага в пропасть меня удерживал этот голос. Хотя, кроме него здесь было что-то ещё: холодный пол и тёплая ладонь в моей руке.
Снова голос. Звон удара металла и едва ощутимая вибрация от пола, который был уже не таким холодным и ровным, как казалось на первый взгляд. Вторая ладонь коснулась сначала затылка, приподняв мою голову, а потом скользнула к макушке и тут же отпрянула.
– Семён!
Теперь удалось понять, что произнёс голос. Но обдумать это я не успел: помешало покинувшее меня сознание.

– Семён.
Снова тот же голос. Потом ещё несколько неразличимых. Вместо пола ничего, вместо одной ладони две руки, держащих за ноги и две под плечами. Резкий рывок вверх и влево. Мягкая ткань, встряска и движение в неизвестность.
– Семён?

Птицы поют... откуда во тьме птицы?
Сквозь веки пытливо пытались прорваться лучи солнца, отвернуться или сопротивляться им сил не было. Открыл глаза. Изгнав обжигающую слепоту морганием, я попытался привстать, но резкая тошнота и головная боль дали знать, что для начала будет достаточно повернуть голову. Стол, стул, женщина средних лет в белом халате с длинными тёмными волосами и глаза разных цветов – красного и синего.
– Проснулся, пионер.
Уставившись на её лицо, я пролежал ещё секунд двадцать. Лежал и смотрел бы и дальше, но моё внимание привлекло движение чуть позади и слева от медсестры. Там стояло несколько человек. Три девочки, две из них лет семнадцати, одна с яркими голубыми глазами и очень длинными и яркими волосами цвета созревшего колоса пшеницы, которые были заплетены в косы, другая с тёмно-фиолетовыми и собранными в два хвоста, третья была помладше, не больше четырнадцати, красные как мак волосы и хвосты больше похожие на веники. За ними был виден парень-блодин с родинкой на щеке, а рядом высокая девушка на 25 с плюсом. У всех на шее красный галстук и значок на груди. Пионеры?
Они все смотрели на меня. А я на них
— Жить будет. – вновь раздался голос медсестры в сторону девушек и парня. В изумрудных глазах «фиолетовой» показались слёзы.
Снова молчание. Моя голова, похоже, была вся обмотана бинтами, руки были исцарапаны и измазаны йодом. Чья-то одежда висела на кровати у ног. Я и не заметил как сел. Мир поплыл перед глазами и облаченная в белый рукав рука настойчиво уложила меня обратно.
– Семён?
Опять голос. Голос девочки с фиолетовыми хвостами и полными влаги глазами. Голос, который не давал мне потерять сознание там.
Боль словно спица кольнула в глубине головы. Где там? И где я?
– Всё в порядке? Как ты, Семён? — спросила длиннокосая пионерка.
Семён? Это я, значит?

Очнуться на койке медпункта в бинтах и без памяти — не самое лучшее событие.
Вот уже второй час я лежал смотря в потолок и пытаясь выудить из глубин сознания хоть одно воспоминание. Ничего. Полная пустота не считая тех обрывков, которые ничего мне не говорили. Голова была как новенький чугунный горшок.
Медсестра, которую как я узнал из обращений к ней звали Виолеттой, кратко — Виола, сидела за своим столом и производила манипуляции с толстой тетрадью. Что она делала меня не особо интересовало. Из отряда пионеров осталась только обладательница великолепных кос и необычного имени Славяна. Она сидела на принесенном стуле у моей кровати, периодически выполняя поручения Виолы и всё остальное время смотря на меня с настолько печальным лицом на которое оно было только способно. Наверное ей в действительности тяжко, как и всем остальным кого я на данный момент видел. Хотя откуда мне знать. Я и о себе ничего не знаю. Кто? Откуда? Где? Какой? Самым логичным вариантом было бы спросить у пионерки, но по неизвестной причине я этого ещё не сделал.
— Семён?
Я Семён и это уже что-то.
— Да?
Девочка была явно смущена, растеряна и пыталась подобрать нужные слова.
— Ты совсем ничего не помнишь?
— Да. — я не задумываясь выдал ответ.
Продолжать разговор она не стала. Да и что она ещё могла сказать? Теперь мне нужно говорить.
— Можешь рассказать где мы и что случилось?
— Хорошо. – Славяна совсем смутилась и подняла глаза к окну.
— Мы в пионерлагере «Совёнок». Ты приехал сюда пять дней назад уже под конец смены, это последняя неделя. — она задумалась, но тут же продолжила, — Вчера пропал один из пионеров — Шурик, и вечером ты отправился с Леной в старый корпус на его поиски.
— Леной?
— Девочка с фиолетовыми хвостами.
Её заплаканную увела из медпункта вожатая через пару минут после того, как я очнулся вместе с остальными пионерами. Славяна осталась сама.
— А дальше? — спросил я после непродолжительного молчания.
– Дальше вы его нашли. Он был не в своем уме, испугался, похоже, и принял вас за кого-то, ударил тебя арматурой. И… вот. — девочка старалась не смотреть на меня, чтобы не показывать свои мокрые глаза, которые было несложно заметить, и едва сдерживала себя.
Так. Пионерлагерь. Уже пятый день как я приехал сюда. Раз конец смены, то через два дня отъезд. Далее, я пошёл в некий старый корпус в поисках некоего пионера Шурика с пионеркой Леной, которую я видел ранее. Там то ли сошедший с ума парень прикладывает меня арматурой по черепу и, видимо, с этого момента начинаются мои воспоминания. Идём к следующим вопросам: кто я и откуда приехал.
— Расскажешь обо мне?
— Ты почти и не говорил о себе.
— А откуда я приехал? Город?
— Тоже не говорил.
Странно. С чего бы прошлому мне не рассказывать о своей жизни? Разве есть что скрывать. Что узнавать дальше я понятия не имел. События, поведанные этой милой девушкой, опускались на пустое дно моего котелка и оставались лежать там ни о чем не говоря. Набор фактов без связи. Нужно больше. Расспросить Славяну о ней? Нет, она не в лучшем состоянии для этого.
— Что с этим… Шуриком? – неизвестный пионер был не самым важным для меня, но лишним не будет.
— Он сам вернулся в лагерь под утро. Говорит ходил искать детали для кружка, а что было потом не помнит.
Ещё один теряющий память помимо меня? Интересно. Этот старый корпус теперь заинтересовал больше всего.
— Не устал, больной? — я совсем забыл про медсестру. Всё это время она не отрывалась от своей тетради и почти не издавала звуков.
— Я, пожалуй, пойду. — сказала Славяна, вставая со стула, — Тебе нельзя сейчас напрягаться, не буду мешать отдыхать.
Поставив стул у стены, она вышла аккуратно, прикрыв дверь и мазнув напоследок косами.
Мне же не оставалось ничего, кроме сна. Ничего что можно обдумать я не узнал, а спрашивать что-либо у Виолы, которую больше волновало моё здоровье, как мне казалось было бессмысленно. Закрыв глаза и спрятав лицо от лучей солнца в мягкой подушке, я погрузился дрёму.