Сапп, ананасы. Я вам тут пасту принёс.
– Сегодня вы покидаете наш лагерь, и на прощание мне бы хотелось вам кое-что сказать…
«Ага, покидаете! Чтобы за вами приехали другие – такие же охламоны и беспризорники. А мне ещё и козлов этих ебанных до райцентра везти, где меня ждёт, не дождётся курва-жена и мизерная зарплата», – Убогие сигареты, купленные в заплёванном ларьке, жгли горло и лёгкие, навевая тяжелые мысли.
За окном весело гомонили пионеры и ярко светило жаркое июньское солнце, а в прокуренном салоне икаруса, пуская сизые кольца табачного дыма дешевенького самосада сидел, и думал нелёгкую думу Иваныч – водитель лагерного автобуса, подрабатывающего в свободное время перевозкой детей рабочих. Не от лёгкой жизни гонял Иваныч старый, раздолбанный автобус от райцентра до лагеря, и уже совсем не от любви к «цветам жизни», которых он, мягко говоря, недолюбливал.
– Надеюсь, что время, проведенное здесь, вы запомните на всю жизнь…
Иваныч с ненавистью перегнулся через сидение, злобным взглядом сверля белую панаму. Старый механик точно бы не поручился, запомнит ли он этот ненавистный икарус( что-то подсказывало ему, что как страшный сон это всё замять не удастся), длинные километры дороги, расплывающегося в жарком мареве шоссе, и наконец эти проклятые лица(ну точно – одно отребье! Да у них на лбу написано, что только они и умеют что бухать, совокупляться под забором, как паршивые дворняги, да вены резать! Тьфу!), но в одном он был уверен точно – речь вожатой, повторяющуюся из раза в раз, запомнится ему надолго.
– И что у вас останутся только приятные воспоминания о «Совёнке», – между тем продолжала Ольга Дмитриевна.
«Воспоминаний – хоть жопой ешь! Дорога, дорога, и ещё раз дорога! Осталось, блять, немного!» – на что свято уповал Иваныч.
– …В общем, возвращайтесь в следующем году!
– Ну, наконец-то, – сквозь зубы пробормотал водитель, поворачивая ключ зажигания. – Чего уставился? На мне узоров нет, и цветы не растут! – Последние слова были обращены к застывшему в проходе сутулому пионеру, чей взгляд скрывали отросшие сальные патлы. – Шевелись, мать твою! Мне ещё в автопарк ехать…

Солнце медленно клонилось к закату, заливая бескрайние поля тёплым, ласковым светом. Зной спал, и разморенные жарой пионеры оживились и загалдели. Кто-то достал колоду карт. Какая-то рыжеволосая оторва тренькала на гитаре, действуя Иванычу на нервы.
«Хоть бы у тебя струны лопнули! – зло подумал слесарь, крепче сжимая руль. – Нет, сколько смен помню, а таких поганцев в первый раз вижу! Чего вон та, фиолетоволосая с хвостами стоит! Ишь, смотрит волчонком, а сама из себя – ну чисто невинность! Что за дети растудыть-их-мать пошли? Нет, Иваныч, стар ты стал для всего этого говна, коли дети тебе уже сто в гору дают, пора на покой…»
Икарус слегка потряхивало на придорожных ухабах. Дальнобойщик сосредоточенно следил за дорогой, подмечая, что ехать стало гораздо труднее, хотя под колёсами было всё тоже шоссе.
– Дует! Закройте окна! – раздался позади чей-то звонкий голос.
– Из твоего рта дует, – резонно ответила ей рыжеволосая гитаристка. – Вот закроешь рот, и сразу дуть перестанет!
– Но мне и вправду дует! Ветер холодный! – словно оправдываясь, уже тише заговорила «ветреная» девочка.
«Какой нахуй холодный? За окном лето…» – развить в этом направлении мысль Иваныч не успел, потому, как в открытое окно кабины автобуса резко ворвался до костей пробирающий декабрьский ветер. На лбу механика выступила испарина.
«Что за?» – только и пронеслось в его голове.
– Ой, смотрите! Что там? – Сидящая на передних местах светловолосая пионерка с пшеничными косами указывала пальцем куда-то вдаль.
Водитель поднял глаза…и обомлел.
Весь горизонт, ещё недавно бывший голубым, предзакатным небом, был закрыт тёмными, тяжелыми тучами. Изредка среди грозовых небес сверкали ослепительные всполохи, на краткий миг, освещая черноту поднебесья, скрытого непроглядной пеленой идущего снега. Дорога уходила вдаль, с каждой секундой приближая старый икарус к разыгравшейся буре.
– Пиз-дец, – растягивая по слогам нецензурное, но столь красочно описывающее всё происходящее слово, Иваныч потянулся за сигаретой, но не найдя таковой, смачно выругался.
– Ольга Дмитриевна, что происходит? Что эта такое? Мы поедем через это? –Со всех сторон на обомлевшую вожатую сыпались вопросы. Но она лишь заворожено глядела на медленно приближающийся разгул природы, не сводя с «чёрного вала» глаз.
– Это…– прохрипела вожатая, водя потерянным взглядом по испуганным лицам пионеров. – Это…Петр Иваныч! – Неожиданно для себя она нашла верное решение, ища поддержки у единственного кроме неё взрослого в этом автобусе. – Пётр Иваныч, можете…
Но водитель её не слушал, цепким глазом глядя в зеркала заднего вида. И чем больше он смотрел, тем больше удивленно поднимались его брови, а рот приоткрывался.
Позади, из пыльной, не пойми откуда взявшейся завесы, выехал…икарус. А за ним ещё и ещё. Занавес спадал, и вот уже взору сантехника предстали десятки, если не сотни автобусов, точь-в-точь таких же, который водил сам Иваныч. И чем ближе они приближались, чем страшнее ему становилось. Не все икарусы походили друг на друга но, будучи разной степени проржавленности, щеголяли всевозможными аксессуарами и причудами, будь то железные шипы на покрышках, причудливые шесты-антенны, о предназначениях которых оставалось только гадать, или ощерившаяся арматуринами, словно ёж, передняя часть автобуса.
Пионеры тоже заметили жуткий автопробег, и завертели головами, рассматривая быстро приближающуюся армаду. Сопровождали сие странное действо заунывные звуки гармони и пионерского горна, разносящиеся усилителями на многие километры. Источником музыки являлась большая передвижная платформа с установленным на ней не то органом, не то роялем, перед которым носилась чья-то проворная фигурка.
Подъехав ещё ближе, стало заметно, что все икарусы кишмя кишат людьми, облепившими автобус изнутри и снаружи, устроившись на крышах. На пионеров они были похожи весьма и весьма отдаленно. Они что-то кричали, размахивая руками, но до Иваныча ветер доносил лишь обрывки фраз, касающихся каких-то «бесконечных циклов, сахара и вскрывшейся Леночки».
«Ну, чего тут ссаться? – осмысливая происходящее и пытаясь найти всему этому разумное объяснение, успокаивал себя механик. – Решили ребята порысачить, всего делов…Вот, байкеров этих развилось сколько – жуть…»
– Смотрите! Голова! – чей-то истеричный крик разбил установившуюся тишину. Иваныч пригляделся. То, что издалека он принял за антенны, было железными кольями, коими в великом множестве были усеяны крыши икарусов. А на кольях, в мученическом оскале сжав зубы или же открыв рот в беззвучном крике, красовались насаженные головы пионерок. Кажется, одна из голов принадлежала той самой рыжеволосой оторве, что сейчас в ужасе вылупилась на приближающийся транспорт.
К капоту же головного икаруса, возглавляющего шествие, была привязана неопределённого возраста женщина, чьи каштановые волосы развивались на ветру. Она кричала что-то нечленораздельное, но разобрать что, было не под силу даже чуткому слуху водителя. Да и вообще никому из присутствующих, находящихся в состоянии глубокого аута.
¬– Ёкарный бабай, – только и вырвалось из Иваныча. Конечно же, чего уж тут кривить душой, старый механик и сам пожелал бы видеть голову хамоватой девки или ещё кого-нибудь из всех здесь собравшихся на колу или привязанной к капоту, но это было уже слишком! Степень накала пиздеца за сегодня уже явно превышала норму, и Иваныч вновь привычным движением проверил нагрудный карман рубашки и обшарил бардачок в поисках курева, дабы хоть немного привести нервы в порядок.
«Господи, что же это творится-то?!»
– Петр Иваныч, Петр Иваныч! – Вожатая как кошка подскочила к водителю, дрожащими руками принявшись тормошить последнего. – Ехайте! Ехайте ради бога, быстрее!
Так и не найдя столь желанной сейчас сигареты, Иваныч рванул сцепление, со всей силы вдавив в пол педаль газа. Икарус сорвался с места и стремительно понёсся по шоссе, в сторону быстро приближающегося тёмного горизонта, укрытого снежной стеной.

>>338546
Заунывная игра гармони тут же сменилась на бодрый ритм, а гнусавые звуки горна обратились в Иерихонову трубу, заставляя сердце учащённо колотиться от приливов адреналина. В небо взмыли сигнальные ракетницы, знаменуя начало погони.
Не смотря на все старания слесаря, икарусы не отставали, и вот уже один из них, изрыгая из выхлопной трубы сноп пламени, поравнялся рядом с транспортом Иваныча.
– Какой хуевый день! – заорал тот, добавляя газу.
Однако вражий автобус уверенно шёл рядом, идя на обгон. Сантехник бросил мимолётный взгляд на изготовившихся к абордажу наездников, и с удивлением отметил, что различия между бешено втирающими себе в нос сахар «пионерами» не было никакого. Более того – все они казались Иванычу знакомыми, уже где-то виденными ранее. Но вот где точно – водитель припомнить, увы, не мог, да и не тем были заняты его мысли.
«Сотня из ларца одинаковых с лица, мать их за ногу. И откуда эти долбоебы на мою голову? – скулил Иваныч. – Что им нужно? И что за ужас тут творится?!»
– Запомните меня в следующих циклах! – Воинственный вопль, раздавшийся почти над самым ухом, прервал размышления водителя. В ту же секунду, один из отморозков, как окрестил их Иваныч, под дикие крики своих собратьев, сиганул с несущегося на полной скорости икаруса под колёса автобуса старого механика.
– Ёкарный бабай…
Что-то ухнуло, грохнуло, и в воздухе страшно завоняло серой, селитрой и ещё какой-то мерзостью. Удивляться поступку отмороженного подростка Иваныч не стал, да ему было и не до этого: бешено вертя руль, фрезеровщик с ужасом осознал, что его заносит, и что ещё чуть-чуть, и автобус перевернётся на бок. Аккомпанемент вопящих позади пионерок прекрасно подчёркивал всю безысходность и критичность ситуации.
Титаническими усилиями Иваныч, враз вспомнивший свою лихаческую молодость, смог вернуть автобус в исходное положение. Помянув недобрым словом тот день, когда ему пришлось сесть за «баранку этого пылесоса», механик уловил знакомое тарахтение мотора. Снизившаяся скорость и маневренность автобуса уверенно указывали на явную поломку.
«Вот паршивец! Небось, трансмиссию покоробил! – скрипнул зубами Иваныч, резко уходя в бок. Потеряв преимущества в скорости, он решил действовать хитростью, уходя от прямого столкновения с оголтелыми отморозками. – Хоть бы мусора не заметили, как я этого дегенерата переехал!»
Выруливая вбок, Иваныч, вертя головой по сторонам, почти нос к носу столкнулся с одним из икарусов преследователей, на массивном капоте которого, привязанный к шесту, висел бравый сотрудник дорожно-постовой службы, недобро смиряя глазам нарушителя правил дорожного движения.
«Я всё видел. Строгое око закона следит за тобой всегда, ничтожество!» – говорил его тяжелый взгляд из-под железной маски, одетой на манер намордника.
«Во влип…– подвёл черту Иваныч. – Вспомни говно – вот и оно! Нигде от этих кровососов не скроешься, едрить их в корень! Да что с ними не так? Да что вообще со всем этим не так?! Вначале дпс и вожатых на капот насаживают, теперь вот под колёса бросаются, камикадзы недоделанные! Я, что ли, виноват, что этот блядун на органы отправился?!» – Последнюю фразу механик яростно озвучил вслух. Все удивленно уставились на Иваныча. Повисла неловкая тишина.
«…Главное – до снежной завесы доехать! Там у нас шансов побольше, чем в чистом поле! – уже про себя продолжил водитель. – Надеюсь, машина выдюжит, и на этом их фокусы закончатся…»
– Осторожно! – Оглушительный хлопок и звон бьющегося стекла шёл в разрез с ожиданиями и надеждами Иваныча.
– Ай-ай, больно-больно! – раздался позади крик-плач.
–Что такое, Алиса? Где болит? – зачастила вожатая, подлетая к рыжеволосой пионерке, облокотившейся об одно из сидений.
– Руку стеклом посекло! – хныча, пожаловалась та.
– Руку? – Фиолетоволосая пионерка, давеча на фоне всеобщей паники спокойная читающая книгу, оживилась. В её глазах полыхал неподдельный интерес. – Вены не задела?
– Чего? – недоуменно протянула рыжая.
– Давай помогу! – Тонкие пальчики фиолетоволосой проворно потянулись к ранению.
– Не трогай меня! – Алиса как от ладана чёрт отдёрнула кровоточащую руку. – Не подходи! Себя вскрывай, а меня оставь в покое!
– Сейчас-сейчас! – Ольга Дмитриевна птицей метнулась к вросшему в кресло Иванычу. – Пётр Иваныч, где тут у вас аптечка?
– Аптечка? А на кой она вам? – не отрываясь от стекол заднего вида, пробормотал водитель.
– Там девочку ранило! Да где же она? – Вожатая проворно полезла под сиденье.
– Ранило? – переспросил Иваныч, поворачиваясь в сторону салона, где, дуя на посечённую в кровь руку, постанывая, сидела Алиса. Лицо сантехника побелело, глаза налились кровью, а сам взгляд устремился куда-то вдаль, в конец автобуса.
– Ааааа, сукины дети! – вне себя от ярости заорал водитель, разражаясь сочной и длинной тирадой в адрес преследователей. – Отродья Дуньки грязной, курвины выродки! Не прощу!
Все вновь повернулись в сторону Иваныча. Что угодно они ожидали от замкнутого, нелюдимого водителя, именуемого пионерской братией «старым хрычем», но никак не жалости к главной хулиганке лагеря. И уж никак не слёз сострадания.
Однако причина гнева водителя была намного прозаичней: за ныне разбитым самодельной бомбой стеклом с самого краю икаруса, бережливый пенсионер оставил заначку внушительных размеров, которая в мгновенье ока улетела под колёса вражьих автобусов.
«От себя отрывал, голодал…– шаря рукой под сиденьем в поисках старого обреза, негодовал Иваныч. – А эти суки…На святое!!! Ну погодите, мрази, я вам сейчас…Да где этот клятый обрез?»
Очередной взрыв заставил автобус подпрыгнуть, выбивая последние сохранившиеся стёкла.
В который раз выругавшись, механик таки нащупал промасленную тряпку, в которой по своему обыкновению возил своё верное оружие. Уже предвкушая то, как обрез приятно тяжелит могучую хозяйскую длань, выплевывая в какого-нибудь отморозка заряд дроби, Иваныч потянул тряпку на себя… И тут вспомнил, что оставил своего вечного спутника дома, на ремонт. Тяжкий вздох разочарования вырвался из Иваныча.
«Ну, вот теперь точно пиздец», – Пальцы до посинения сжали многострадальный руль.
– Давайте, ребята! Ещё немного – и мы выберемся из этого бездушного кукольного театра! – перекрикивая утробный вой горнов и шум моторов, орал своим собратьями один из «пионеров», оседлавших крышу едущего рядом икаруса. Не переставая говорить, он сыпал сахар в какую-то трубу, одновременно целыми пригорошнями размазывая его по своему лицу, сверкая горящими глазами. – Захватим Главного Сёмена для Петра Иваныча Несмертного и он откроет перед нами ворота в реальность!
«Чего? – Слесарь глазами–пятаками вылупился на орущих дегенератов. – Какой ещё, мать-перемать, Главный Сёмен? Петр Иваныч Несмертный? Что они несут?»
Моментами Иванычу казалось, что всё это – один затянувшийся, навеянный бормотухой и жарким полднем сон, и что трясётся он сейчас на заднем сиденье фуры, а более трезвый и молодой напарник, ухмыляясь и косясь, сидит за рулём. Но факт оставался фактом – Иваныч существовал здесь и сейчас, пусть и это «здесь» являлось бредом, порождённым горячным похмельем, и ограничивалось прокуренной кабиной старого раздолбанного икаруса, несущегося навстречу буре...

>>338546
>>338614
Ответ не заставил себя долго ждать: в железную крышу икаруса вонзились штурмовые крюки.
«На абордаж пошло, сучье вымя! – Рука Иваныча вновь зашарила под сиденьем. – Ну, ничего, мы ещё повоюем! Не огнестрелом, так холодом! »
– Эй ты! Да ты, линза мягкая! – обращаясь к трясущемуся очкарику, забившемуся в угол, механик протянул ему тяжёлый гаечный ключ. – И ты, патлатый!
– А? Я?! – встрепенулся пионер.
– Да, ты! Точно такой же ключ отыщешь в конце салона! – Иваныч широко ухмыльнулся, сверкая рядом вставных серебряных зубов. – Сейчас эти отморозки сюда полезут, а кроме вас тут мужчин больше нет,– направленно игнорируя сидящего впереди светловолосого, в кудрях пионера, заговорил водитель.– А потому вот этих – кивок в сторону пионерок. – Кроме вас защищать некому. Намек понятен?
Пионеры переглянулись, пожав плечами.
– Под дурачков косите? Так здесь не военкомат, и ссаться под себя вам никто не позволит. А иначе я вас и без этих отмороженных пришью, так как за казённое имущество спросят, а мне ещё в автопарк ехать! – Иваныч сделал многозначительную паузу. – Ну, хули встали? Марш-марш вперёд!
И действительно: атакующие себя долго ждать не заставили. По крыше икаруса застучали ноги, и через мгновенье в оконных проёмах появились перемазанные сахаром рыла.
– Лупи их в сукровину мать! – крик Иваныча потонул в визге шин, пытаясь сбросить докучливых «пионеров» с автобуса.
Однако чёрт там был: оголтелые подростки с завидной цепкостью держались за обшивку икаруса, не говоря уже о брошенных с того конца крюках.
«Проворные черти!» – скрепя зубами, думал сантехник. – Так просто их с хвоста не сбросишь! Тросы резать надо, тросы!»
– Он посмотрел на меня! Главный Сёмен посмотрел на меня! – радостно верещало с правого бока автобуса, где оборону держал патлатый. Судя по несущимся оттуда ударам и звукам борьбы, не одной из сторон сладко не приходилось. – Он посмотрел…
А вот с левого бока ситуация была прямо пропорциональна. Очкарик еле сдерживал удары наседающих на него отморозков, почти заполонивших автобус. Избитый и оборванный, выхаркивая кровь, он отступал вглубь икаруса.
– Я в туалет хочу! Когда мы уже остановимся? – дёргая за рукав рубашки Иваныча, канючила девочка с красными волосами.
– Сейчас, погоди, только во фрак оденусь! – выделывая очередное чудо на виражах, с явным сарказмом ответствовал фрезеровщик.
– Но я уже с самого лагеря терплю! Не могу больше, – Ракеты–сопла смешно покачивались в такт подпрыгиваниям своей хозяйки, нервно комкавшей пионерскую блузку.
– Бог терпел и нам велел! – Автобус дёрнулся, тем самым спасая очкарику жизнь, покачнув и повалив нависшего над ним «пионера».
– Но ведь Бога-то нет! – игнорируя сарказм водителя, заметила девчонка.
– А кто тогда водит этот икарус? – резонно ответил сантехник, разведя руками, что едва ли не стоило всем находящимся в автобусе жизни.
Раздавшийся позади истошный вопль заставил Иваныча на секунду отвлечься от дороги. В проходе, сверкая обнаженной сталью, стояла та самая фиолетоволосая пионерка, что совсем недавно со странным интересом интересовалась раной своей подружки. Теперь её личико было искаженно гримасой злобы, а рука со скоростью достойной бывалого фехтовальщика наносила удары в сторону атакующих остро наточённым ножом. Увы, пока без попаданий, что, судя по всему, донельзя огорчало пионерку.
«Во дела! Ты гляди, что вытворяет, шельма! Нет, Иваныч, когда даже дети управляются пером не хуже заправского бандюгана… На пенсию тебе пора, слышишь, Иваныч? На пенсию! – заворожено глядя на рассекающее воздух лезвие, размышлял заочный пенсионер. – И откуда у ней вообще нож взялся? Золотая, мать его, молодежь! А что если…»
– Это всё самооборона! – С боевым кличем, она вновь и вновь кидалась на противника. – САМООБОРОНА!!
– Поди вскройся, маня! – Орали ей с противоположной стороны.
А между тем, к девчонке подкрадывался ещё один отморозок, пробравшийся через заднее окно. Ох, и туго бы пришлось фиолетоволосой пионерке, не подоспей с другого конца патлатый, гаечным ключом отправив оппонента в столь желаемую им «реальность». Девочка повернулась в сторону своего преждевременно спасителя, скромно потупив взгляд и слегка покраснев.
– Эй, мать вашу! Сукины дети, расстудыть вас разэтак! – Романтическую обстановку разрушил шквальный крик Иваныча. – Нас тут и без вас сношают во все щели, а вы хотите ещё и друг дружке под хвост присунуть? Ты, с ножом – ну-ка быстро метнулась и перерезала эти ебучие тросы! А ты, щёгол, ей в этом поможешь! Но для начала вышибите-ка, наконец, всех этих чумных объебосов из салона автобуса!
Эти слова послужили сигналом к решительным действиям. Завязалась потасовка. Иваныч периодически поглядывал через плечо, поддерживая пионеров в их нелёгкой борьбе ободрительными криками и советами. А хвостатая пионерка времени не теряла. Высунувшись из окна и придерживаемая патлатым, очень скоро она разделалась с первым, а за тем и со вторым тросом. До снежной завесы оставались считанные метры, когда остриё ножа уже почти перерезало последнюю вёревку, соединяющую сцепившиеся в абордаже икарусы.
– Остановите их! Они хотят скрыться в буре! – слишком поздно раздалось сбоку.
– Дави! – страшно шепелявя, прохрипела рыжая гитаристка, выплевывая на пол салона окровавленный зуб.
До упора вдавив педаль газа в пол, Иваныч рванул влёво, подрезая соседний икарус, водитель которого, безуспешно пытаясь справиться с управлением, принялся крениться вбок. Очередная дорожная колдобина решила дело: утыканный ржавыми кольями автобус завалился набок, преграждая шоссе и скрывая икарус Иваныча в объятом метелью горизонте…
…Погоня выдыхалась. Однако даже после того, как вдали пропали последние огни фар преследователей, Иваныч ещё долго гнал свой пылесос по заснеженной пустоши.
«Отвязались, проклятые! – пытаясь рассмотреть в зеркале заднего вида огни вражьих икарусов и не находя таковых, ликовал Иваныч. – Вот уж не знал, что буду так радоваться обычной пурге!»
Однако, не проехав и полкилометра, водитель остановился, справедливо рассудив, что непогода – палка о двух сторонах. Как и эти отморозки, он не видел ни зги в метельном головокружении, а попросту жечь топливо или угодить в какую-нибудь яму было тем ещё удовольствием.
Затушив фары и заглушив мотор, Иваныч вышел в салон, уперев руки в бока. Все молча уставились на него.
– Ну что, щёглы? Врать не буду – попали мы с вами, что пиздец.
– Пётр Иваныч! Тут же дети! – урезонивая словоохотливого пенсионера, воскликнула вожатая.
– Из песни слов не выкинешь! Ну а ты бы вообще молчала: согласно осмотру гинеколога, в твоём отряде только одна девочка! Дети! – покручивая седой ус и посмеиваясь, ответствовал тот, заставляя вожатую покраснеть до корней волос. – Так вот, сейчас эти отмороженные от нас отстали, и мы переночуем здесь. Утра вечера мудренее, да и всё равно буря не даст нам и шагу сделать. И чтобы нас не застали врасплох, мы будем нести ночную вахту. И первым нести её будешь ты! – указывая на блондинистого пионера, закончил Иваныч.
– А почему сразу я?
– А ты что – не мужик? – надвинулся на белобрысыго слесарь.
– Д-да нет, мужик! – чуть заикаясь, сказал пионер.
– Вот и славно! А я на боковую! Вдруг завтра в бой, а я не выспавшийся? – вальяжно развалившись на задних сидениях, довольно крякнул Иваныч.
Перед ним пронеслись события сегодняшнего сумасшедшего дня. Орда икарусов, орущие отморозки, пионерки…Ни на какое осмысление и объяснения происходящего у Иваныча не было сил как физических, так и моральных. В голове вертелась только одна мысль: «Утра вечера мудренее…Всё завтра…»
– А когда вахту будете нести вы? – боязливо спросил блондин у лежащего спиной к проходу Иваныча.
Ответом ему был мерный раскатистый храп, несущийся из груди монтёра. Стоит ли говорить, что в эту ночь никто кроме самого Иваныча так и не смог уснуть…

>>338677
>>338677
– Эээй, вы! Выходи не бойся! Хозяин хочет поговорить!
Неожиданно окончившаяся снежная буря сменилась плотным туманом, мгновенно окутавшим железную, слепо щурящуюся огнями фар армаду преследователей. Ни о какой погоне речи идти уже не могло: на три метра вокруг уже было ничего не видно.
Ответом кричащему в рупор пионеру была тишина.
– Вам нечего бояться! Выходи, не бегай! – повторил переговорщик. – Наладим конструктивный диалог!
– Что вам, блять, от нас надо-то, а?! – с нотками гнева и безысходности, раздалось из тумана. Вопреки обнаружившейся цели, никто из отморозков и не думал метаться к автобусам: эхо могло принести звук совершенно с противоположной стороны, а потому никто и не спешил вновь устраивать «крысиные бега», да ещё и в таком плотном тумане. На это и был расчёт.
– Поговорить, Пётр Иванович, поговорить, – спокойно раздался из рупора знакомый голос. Говоривший был не велик ростом, кряжист и коренаст, одетый в потёртую, видавшую виды кожанку. Под ощёрившимися в улыбке усами сверкнуло серебро вставных зубов. – Чаи погонять, да чего покрепче…
На некоторое время установилась затишье.
– Кто ты таков, и откуда ты, чёрт бы тебя побрал, меня знаешь? – удивлённо спросили с той стороны. – Отвечай, мать твою!
¬ – Моя мать настолько же моя, насколько и твоя! А на первый вопрос я всё же отвечу: оттуда и знаю, Пётр Иванович, что я – это ты, а ты – это я. Пётр Иванович Несмертный.
На этот раз молчание затянулось на изрядный промежуток времени.
– Бессмертный, ты хотел сказать? – Наконец, раздалось с того края.
– Нет, именно Несмертный.
– А, ну ясно теперь, – деланно миролюбиво ответствовал Иваныч, скрытый пеленой тумана. – Ты что, сукин сын, за хурму мне тут втираешь? Ты – это я? Чокнутая сука, несёшь хуйню какую! Хотя знаешь, давай! После вчерашнего я уже ничему не удивлюсь! Докажи мне, что я – это ты! Назови хотя бы год моей первой женитьбы и имя невесты!
– Тю, и всего-то? – голос собеседника насмешливо дрогнул. – В первой раз ты женился в семьдесят первом, на Бегемоте Ульяне Андреевне. Что ж, фамилия вполне оправдывала вес и габариты своей хозяйки! – захохотал Несмертный. – И за обрез не хватайся! Всё равно у тебя его нет!
Механик обомлел. Мало того, что этот мутный тип, представившийся им самим же, до мельчайших подробностей знал имя-девичью фамилию его первой жены, так ещё и предугадал его действие, ибо Иванычу донельзя захотелось выстрелить в шарлатана из забытого дома оружия, плюя на всякий туман.
«Может он это, экстрасекс?» – мелькнуло в голове слесаря.
– Да, ты не ослышался! И я не умею читать мысли. Попросту я – это ты. И всё это уже происходило со мной, – вновь заговорил – уже без сомнения – Несмертный Иваныч. – Кстати, моё ружье при мне, – Последовавший выстрел заставил механика поёжиться. – Красавица, правда? Чистейшее серебро!
– Откуда же? Ведь я же свой обрез дома забыл…
– Из лесу, вестимо! – ответствовали из-за пелены. – Ух, сколько таких как ты и мне подобных Иванычей я перебил, чтобы отлить себе эти стволы! Сколько челюстей своротил! – Иваныч болезненно пощупал свой подбородок. – Я ведь тоже когда-то давно, как и ты поехал на этот проклятый рейс. Много вод с тех пор утекло, да…
– То есть, ты – это я, но только из будущего? – пытаясь усвоить поток информации, спросил Иваныч.
– В точку!
– И что же, сукин ты сын, ты здесь забыл? Убрался бы отсюда к едрениной маме! – взорвался сантехник. – Зачем преследуешь меня со своей байкерской кодлой? Чего тебе от меня и от всех нас надо-то?
– Что я здесь забыл? – Несмертный прямо-таки загоготал, а вслед за ним поднялась волна смеха остальных отмороженных. – Слышали, ребята? У нас, оказывается, есть выбор, и мы в любую минуту можем отсюда убраться!
– А вот что я тебе скажу, дорогой ты мой «Я», – когда смех поутих, продолжил Несмертный. – Выбраться отсюда – с этих бесконечных пустошей, по которым я разъезжаю уже не одно десятилетие, невозможно. Всё повторяется вновь – приходят другие Иванычы, везущие очередную смену пионеров в райцентр, и которые
13.07.15\t
хладнокровно мной истребляются. Они не более, чем подделка, туфта! Всё, кроме одного, вернее одних… Моя «байкерская кодла» состоит как раз из тех, кто поневоле стал пленником этой ловушки, и всего лишь хотел выбраться из этого дерьма. Но, как видишь, результатов это не принесло, и мы в который раз обращаем в прах лагерь, а затем и всех его обитателей, колеся по бесконечным дорогам ярости. Так было. До сегодняшнего дня…
Иваныч почувствовал дуновение ветра. Это означало лишь одно – скорое завершение переговоров. Но он готов был рискнуть ради того, чтобы узнать, что же здесь всё-таки происходит.
– На очередной круг, в пионерлагерь «Совёнок» приехал один из моих коллег. Казалось бы – рядовое событие! – между тем продолжал Несмертный. – Однако с его приходом отлаженная как часы работа местной системы начала сбиваться. Я сразу же заметил происходящие перемены, и вот теперь могу с твёрдостью утверждать – тот Сёмен – он, кстати, попал сюда из будущего, он об этом у него спросишь сам – что сидит в твоём автобусе, является нашим билетом. Билетом в реальность из этого замкнутого круга безумия...
– Что вам нужно? – отрезал Иваныч, сужая время.
– Всего-то ничего – отдай нам Главного Семёна, дабы мы смогли покинуть это место, – Ветер усиливался, разгоняя туманную завесу, дотоле скрывавшую Иваныча. Вдали стали видны нечёткие, расплывчатые силуэты автобусов. – И Ольку в придачу! Негоже одному да с пустыми руками возвращаться! Восемь кобыл – хорошо, а девять – ещё лучше!
– А что же со мной станется? Да и со всеми нами? – поинтересовался Иваныч, отходя назад.
– Ну, если будешь паинькой – возьму тебя в автобус. Поедешь к жене щи хлебать, да свои копейки зарабатывать. А этих тут оставлю – на кой они сдались, эти манекены бездушные? Ну, так как? Решай, пока я не передумал!
– А вот что я тебе скажу, Пётр Иваныч Несмертный! – делая ударение на последнем слове, начал Иваныч. – Будь ты хоть трижды мной – всё равно ты мне «левый», хрен собачий на седьмом киселе! И пусть даже всё то, что ты мне сказал – сущая правда, а не пиздёж, с Дону выдачи нет! Никого я тебе, хмырь, из вверенных мне живоглотов не отдам, и без тебя найду выход в эту твою самую, растудыть её в корень, злоебучую реальность!
– Твоё окончательное решение? – подвёл черту переговорщик.
– Пошёл ты нахер, козёл!
В небо вновь взмыли сигнальные ракетницы…