В эпоху Хэйан была существовала матрилокаль-ная форма семьи, в которой не жена, а муж шел жить к своей жене, проживание и пропитание которого обеспечивала семья жены. Эта система называлась «Муко-ири.
Жених работал некоторое время для семьи своей невесты. Также бывали случаи, при которых жених просто приходил к своей невесте в дом каждую ночь, но оба жили со своими родителями. В крестьянских семьях свадьбы долгое время не играли, но когда все видели, что мужчина слишком часто приходил к одной и той же даме, то их автоматически начинали считать мужем и женой. Жена могла переехать к своему мужу только если его мама уже не справлялась со своими домашними обязанностями, а также она принималась в дом жениха в случае рождения ребенка или смерти одного из родителей мужа.
Цумадои («посещение жены»), по которым муж переходил в дом к жене. Брачным возрастом для девушек являлся возраст 13 лет, а для юношей - 15 лет. Для такого брака было характерно то, что, и мужчины и женщины могли иметь несколько супругов, причем все дети, рожденные в таких браках, считались законными, но принадлежали семье матери, а не отца. Особой проблемой рождение дочери не считалось, поскольку если выдать дочь удачно замуж, то клан мог повысить свой социальный статус и благосостояние клана родителей. Наследовать имущество могли, как и мальчики, так и девочки. Исключение составлял императорский род, в котором наследование происходило только по мужской линии.
Предыдущий тред: >>954912 (OP)
Архив Тредов: https://arhivach.hk/?tags=13734
Жених работал некоторое время для семьи своей невесты. Также бывали случаи, при которых жених просто приходил к своей невесте в дом каждую ночь, но оба жили со своими родителями. В крестьянских семьях свадьбы долгое время не играли, но когда все видели, что мужчина слишком часто приходил к одной и той же даме, то их автоматически начинали считать мужем и женой. Жена могла переехать к своему мужу только если его мама уже не справлялась со своими домашними обязанностями, а также она принималась в дом жениха в случае рождения ребенка или смерти одного из родителей мужа.
Цумадои («посещение жены»), по которым муж переходил в дом к жене. Брачным возрастом для девушек являлся возраст 13 лет, а для юношей - 15 лет. Для такого брака было характерно то, что, и мужчины и женщины могли иметь несколько супругов, причем все дети, рожденные в таких браках, считались законными, но принадлежали семье матери, а не отца. Особой проблемой рождение дочери не считалось, поскольку если выдать дочь удачно замуж, то клан мог повысить свой социальный статус и благосостояние клана родителей. Наследовать имущество могли, как и мальчики, так и девочки. Исключение составлял императорский род, в котором наследование происходило только по мужской линии.
Предыдущий тред: >>954912 (OP)
Архив Тредов: https://arhivach.hk/?tags=13734
Вот так должны одеваться все женщины в 21 веке.
>>84505 (OP)
Кто на 2 картинке мужик?
Кто на 2 картинке мужик?
>>85829
В Афганистане есть бачапош воспитываешь до 12 парнем для работы вот тебе и одежда мужская ещё есть уникум не бачата пошёл депутатом в Хорсе работает не знаю что с ней стало носит мужскую одежду оружие выступает за традиции
В Афганистане есть бачапош воспитываешь до 12 парнем для работы вот тебе и одежда мужская ещё есть уникум не бачата пошёл депутатом в Хорсе работает не знаю что с ней стало носит мужскую одежду оружие выступает за традиции
>>84505 (OP)
Добрый отец.
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Добрый отец.
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
>>84505 (OP)
Добрый отец.
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Добрый отец.
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
>>85856
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел её пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
б)
Долго подбирался солдат, как бы уеть хохлушку; вот и выдумал и говорит хохлу:
— Хозяин! у тебя к дому много чертей, спать не дают! А ты каково спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка говорит:
— Пущай с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лёг с краю, хозяйку положил в серёдку к себе передком, а солдат улёгся к стене и ну подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, господа служба, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чёртов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А зачем, господа служба, пускаешь хуяку к чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экой блудливой шельма! Ну, намну ж ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел её пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
б)
Долго подбирался солдат, как бы уеть хохлушку; вот и выдумал и говорит хохлу:
— Хозяин! у тебя к дому много чертей, спать не дают! А ты каково спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка говорит:
— Пущай с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лёг с краю, хозяйку положил в серёдку к себе передком, а солдат улёгся к стене и ну подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, господа служба, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чёртов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А зачем, господа служба, пускаешь хуяку к чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экой блудливой шельма! Ну, намну ж ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.
>>85856
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел её пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
б)
Долго подбирался солдат, как бы уеть хохлушку; вот и выдумал и говорит хохлу:
— Хозяин! у тебя к дому много чертей, спать не дают! А ты каково спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка говорит:
— Пущай с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лёг с краю, хозяйку положил в серёдку к себе передком, а солдат улёгся к стене и ну подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, господа служба, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чёртов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А зачем, господа служба, пускаешь хуяку к чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экой блудливой шельма! Ну, намну ж ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел её пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
б)
Долго подбирался солдат, как бы уеть хохлушку; вот и выдумал и говорит хохлу:
— Хозяин! у тебя к дому много чертей, спать не дают! А ты каково спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка говорит:
— Пущай с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лёг с краю, хозяйку положил в серёдку к себе передком, а солдат улёгся к стене и ну подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, господа служба, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чёртов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А зачем, господа служба, пускаешь хуяку к чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экой блудливой шельма! Ну, намну ж ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.
>>85865
Солдат и хохлушка.
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, моssкаль, делаешь?
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Моssкаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Моssкаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, моssкаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, моssкаль, что жинку вылечил!
Солдат и хохлушка.
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, моssкаль, делаешь?
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Моssкаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Моssкаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, моssкаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, моssкаль, что жинку вылечил!
>>85865
Солдат и хохлушка.
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, моssкаль, делаешь?
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Моssкаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Моssкаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, моssкаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, моssкаль, что жинку вылечил!
Солдат и хохлушка.
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, моssкаль, делаешь?
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Моssкаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Моssкаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, моssкаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, моssкаль, что жинку вылечил!
>>85866
Солдат и хохол.
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась! У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
Солдат и хохол.
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась! У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
>>85866
Солдат и хохол.
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась! У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
Солдат и хохол.
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась! У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
>>85868
Горячий кляп.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебём!
Взял гвоздь, разжёг в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:
— Дай-де мне поеть.
Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пизду обжёг, что я три месяца не ссала!
— Не боись, дура! У меня холодный кляп.
— Врёшь, черт Ванька! Дай-ка я пощупаю.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплой: макай в воду.
Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
Горячий кляп.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебём!
Взял гвоздь, разжёг в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:
— Дай-де мне поеть.
Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пизду обжёг, что я три месяца не ссала!
— Не боись, дура! У меня холодный кляп.
— Врёшь, черт Ванька! Дай-ка я пощупаю.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплой: макай в воду.
Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
>>85868
Горячий кляп.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебём!
Взял гвоздь, разжёг в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:
— Дай-де мне поеть.
Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пизду обжёг, что я три месяца не ссала!
— Не боись, дура! У меня холодный кляп.
— Врёшь, черт Ванька! Дай-ка я пощупаю.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплой: макай в воду.
Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
Горячий кляп.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебём!
Взял гвоздь, разжёг в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:
— Дай-де мне поеть.
Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пизду обжёг, что я три месяца не ссала!
— Не боись, дура! У меня холодный кляп.
— Врёшь, черт Ванька! Дай-ка я пощупаю.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплой: макай в воду.
Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
>>85869
Жесть такого я не помню
Жесть такого я не помню
Неадаптированные народные сказки — это кринжатина похлеще паст про говно с двачей? Ведь сочинялась же быдлом для быдла, а у него все интересы вокруг ебли вертятся.
>>85894
Вот ты смеёшься, а лет через 50 кто-нибудь защищать кандидатскую по двачепасте про "Губку Боба"
Вот ты смеёшься, а лет через 50 кто-нибудь защищать кандидатскую по двачепасте про "Губку Боба"
>>85869
Раззадоренная барыня.
В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик, у него был сын по имени Иван.
— Что ты, сынок, ничём не займёшься? — говорит ему отец.
— Ещё поспею! Дай-ка мне сто рублей денег, да благослови на промысел.
Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город. Идёт мимо господского двора и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит, сквозь решетку.
— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня,
— На тебя, барыня, засмотрелся! Уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, — отдал бы тебе сто рублей!
— Отчего не показать! На, смотри, — сказала барыня и приподняла своё платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.
— Ну, сынок,- спрашивает отец, — каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?
— Купил место, да лесу для лавки. Дай ещё двести рублей, надо заплатить плотникам за работу.
Отец дал ему денег, а сын опять пришёл и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:
— Зачем, молодец, опять пришёл?
— Пусти меня, барыня в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.
Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.
— Что, сынок, устроился?
— Устроился, батюшка, дай мне триста рублей, я товару накуплю.
Отец дал ему триста рублей. А сын сейчас отправился к барынину саду. Стоит и глядит сквозь решетку. А отец думает: «Дай-ка схожу, посмотрю на его торговлю».
Пошёл за ним следом и посматривает.
— Зачем, молодец, опять пришёл? — спросила барыня. Парень отвечал ей:
— Не во гнев тебе, барыня, сказать, позволь поводить мне хуем по твоей пизде, я за то дам тебе триста рублей.
— Пожалуй. — Пустила его в сад, взяла деньги и легла на траву; а парень скинул портки и стал её хуем по губам поваживать и так раззадорил, что барыня сама просит:
— Ткни в срединку! Пожалуйста, ткни!
А парень не хочет:
— Я просил только по губам поводить.
— Я отдам тебе назад все твои деньги, — говорит барыня.
— Не надо!
А сам все знай поваживает по губам-то.
— Я у тебя шестьсот взяла, а отдам тысячу двести, только ткни в срединку!
Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решётки:
— Бери, сынок, копейка на копейку хороший барыш!
Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:
— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!
Раззадоренная барыня.
В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик, у него был сын по имени Иван.
— Что ты, сынок, ничём не займёшься? — говорит ему отец.
— Ещё поспею! Дай-ка мне сто рублей денег, да благослови на промысел.
Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город. Идёт мимо господского двора и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит, сквозь решетку.
— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня,
— На тебя, барыня, засмотрелся! Уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, — отдал бы тебе сто рублей!
— Отчего не показать! На, смотри, — сказала барыня и приподняла своё платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.
— Ну, сынок,- спрашивает отец, — каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?
— Купил место, да лесу для лавки. Дай ещё двести рублей, надо заплатить плотникам за работу.
Отец дал ему денег, а сын опять пришёл и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:
— Зачем, молодец, опять пришёл?
— Пусти меня, барыня в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.
Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.
— Что, сынок, устроился?
— Устроился, батюшка, дай мне триста рублей, я товару накуплю.
Отец дал ему триста рублей. А сын сейчас отправился к барынину саду. Стоит и глядит сквозь решетку. А отец думает: «Дай-ка схожу, посмотрю на его торговлю».
Пошёл за ним следом и посматривает.
— Зачем, молодец, опять пришёл? — спросила барыня. Парень отвечал ей:
— Не во гнев тебе, барыня, сказать, позволь поводить мне хуем по твоей пизде, я за то дам тебе триста рублей.
— Пожалуй. — Пустила его в сад, взяла деньги и легла на траву; а парень скинул портки и стал её хуем по губам поваживать и так раззадорил, что барыня сама просит:
— Ткни в срединку! Пожалуйста, ткни!
А парень не хочет:
— Я просил только по губам поводить.
— Я отдам тебе назад все твои деньги, — говорит барыня.
— Не надо!
А сам все знай поваживает по губам-то.
— Я у тебя шестьсот взяла, а отдам тысячу двести, только ткни в срединку!
Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решётки:
— Бери, сынок, копейка на копейку хороший барыш!
Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:
— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!
>>85869
Раззадоренная барыня.
В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик, у него был сын по имени Иван.
— Что ты, сынок, ничём не займёшься? — говорит ему отец.
— Ещё поспею! Дай-ка мне сто рублей денег, да благослови на промысел.
Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город. Идёт мимо господского двора и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит, сквозь решетку.
— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня,
— На тебя, барыня, засмотрелся! Уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, — отдал бы тебе сто рублей!
— Отчего не показать! На, смотри, — сказала барыня и приподняла своё платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.
— Ну, сынок,- спрашивает отец, — каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?
— Купил место, да лесу для лавки. Дай ещё двести рублей, надо заплатить плотникам за работу.
Отец дал ему денег, а сын опять пришёл и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:
— Зачем, молодец, опять пришёл?
— Пусти меня, барыня в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.
Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.
— Что, сынок, устроился?
— Устроился, батюшка, дай мне триста рублей, я товару накуплю.
Отец дал ему триста рублей. А сын сейчас отправился к барынину саду. Стоит и глядит сквозь решетку. А отец думает: «Дай-ка схожу, посмотрю на его торговлю».
Пошёл за ним следом и посматривает.
— Зачем, молодец, опять пришёл? — спросила барыня. Парень отвечал ей:
— Не во гнев тебе, барыня, сказать, позволь поводить мне хуем по твоей пизде, я за то дам тебе триста рублей.
— Пожалуй. — Пустила его в сад, взяла деньги и легла на траву; а парень скинул портки и стал её хуем по губам поваживать и так раззадорил, что барыня сама просит:
— Ткни в срединку! Пожалуйста, ткни!
А парень не хочет:
— Я просил только по губам поводить.
— Я отдам тебе назад все твои деньги, — говорит барыня.
— Не надо!
А сам все знай поваживает по губам-то.
— Я у тебя шестьсот взяла, а отдам тысячу двести, только ткни в срединку!
Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решётки:
— Бери, сынок, копейка на копейку хороший барыш!
Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:
— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!
Раззадоренная барыня.
В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик, у него был сын по имени Иван.
— Что ты, сынок, ничём не займёшься? — говорит ему отец.
— Ещё поспею! Дай-ка мне сто рублей денег, да благослови на промысел.
Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город. Идёт мимо господского двора и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит, сквозь решетку.
— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня,
— На тебя, барыня, засмотрелся! Уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, — отдал бы тебе сто рублей!
— Отчего не показать! На, смотри, — сказала барыня и приподняла своё платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.
— Ну, сынок,- спрашивает отец, — каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?
— Купил место, да лесу для лавки. Дай ещё двести рублей, надо заплатить плотникам за работу.
Отец дал ему денег, а сын опять пришёл и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:
— Зачем, молодец, опять пришёл?
— Пусти меня, барыня в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.
Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.
— Что, сынок, устроился?
— Устроился, батюшка, дай мне триста рублей, я товару накуплю.
Отец дал ему триста рублей. А сын сейчас отправился к барынину саду. Стоит и глядит сквозь решетку. А отец думает: «Дай-ка схожу, посмотрю на его торговлю».
Пошёл за ним следом и посматривает.
— Зачем, молодец, опять пришёл? — спросила барыня. Парень отвечал ей:
— Не во гнев тебе, барыня, сказать, позволь поводить мне хуем по твоей пизде, я за то дам тебе триста рублей.
— Пожалуй. — Пустила его в сад, взяла деньги и легла на траву; а парень скинул портки и стал её хуем по губам поваживать и так раззадорил, что барыня сама просит:
— Ткни в срединку! Пожалуйста, ткни!
А парень не хочет:
— Я просил только по губам поводить.
— Я отдам тебе назад все твои деньги, — говорит барыня.
— Не надо!
А сам все знай поваживает по губам-то.
— Я у тебя шестьсот взяла, а отдам тысячу двести, только ткни в срединку!
Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решётки:
— Бери, сынок, копейка на копейку хороший барыш!
Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:
— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!
>>85909
Первое знакомство жениха с невестою
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
Первое знакомство жениха с невестою
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
>>85909
Первое знакомство жениха с невестою
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
Первое знакомство жениха с невестою
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
>>85911
Невеста без головы.
Вошёл парень в избу, снял узду с плеча и повесил на гвоздь, сел на лавку и поглядывает на невесту. Старик спрашивает у своего ночлежника:
— А что в вашей стороне хорошего слыхать?
— Хорошего, дяденька, ничего, а худого много.
— Что же такое?
— Да вот что: каждую ночь волки людей едят; уже недели с две редкая ночь пройдет, чтобы волки не отгрызли пять или десять человек!
Потолковали и легли спать: старик со старухою в клети, дочь в сенях на койке, и ночлежник в сенях, только на сене, что наверху было на досках накладено. Парень лежит да все прислушивается: не придёт ли к девке какой любовник? Прошёл час и два, вдруг постучался-кто-то в двери и говорит:
— Миленькая, отопри!
Девка встала потихонечку, отперла дверь и впустила своего полюбовника; он разделся и лёг с нею спать. Поговорили промеж себя, и до того договорились, что гость взобрался на девку и ну валять её во все лопатки; отзудил раз, отзудил и в другой.
— Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться: не надо и подмахивать. Попробуем-ка, дружок!
Гость долго не думал, взял свой кушак, обвязал около её ног, притянул их покруче к шее и давай качать. Тут ночлежник как бросится сверху, да как закричит во все горло:
— Караул! Рятуй, хозяин! Твоя дочь пропала: волки голову отъели.
Любовник соскочил, да и к дверям, а ночлежник схватил его за шиворот:
— Нет, брат, стой, погоди маленько!
Старик со старухою услышали крик, что волки у ихней дочери голову отъели, выбежали из клети — и к дочерней постели. Щупает её старик руками и нащупал в потёмках пизду и жопу, оробел: ведь это, думает, одно туловище, головы-то нету. И закричал на старуху:
— Давай скорей огня! Теперича нашей дочки нет живой на свете!
А сам крепко ухватился и держит за пизду и жопу и плачет по дочери. Принесла баба огня. Глядь, а дочка-то связана! Господи Боже мой! Что это такое?
— А вот он, дядюшка, волк-то, — говорит ночлежник, держа полюбовника за ворот.
— Эка ты, сукин сын! — закричала старуха. — Разве не мог поеть её попросту?
Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
Невеста без головы.
Вошёл парень в избу, снял узду с плеча и повесил на гвоздь, сел на лавку и поглядывает на невесту. Старик спрашивает у своего ночлежника:
— А что в вашей стороне хорошего слыхать?
— Хорошего, дяденька, ничего, а худого много.
— Что же такое?
— Да вот что: каждую ночь волки людей едят; уже недели с две редкая ночь пройдет, чтобы волки не отгрызли пять или десять человек!
Потолковали и легли спать: старик со старухою в клети, дочь в сенях на койке, и ночлежник в сенях, только на сене, что наверху было на досках накладено. Парень лежит да все прислушивается: не придёт ли к девке какой любовник? Прошёл час и два, вдруг постучался-кто-то в двери и говорит:
— Миленькая, отопри!
Девка встала потихонечку, отперла дверь и впустила своего полюбовника; он разделся и лёг с нею спать. Поговорили промеж себя, и до того договорились, что гость взобрался на девку и ну валять её во все лопатки; отзудил раз, отзудил и в другой.
— Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться: не надо и подмахивать. Попробуем-ка, дружок!
Гость долго не думал, взял свой кушак, обвязал около её ног, притянул их покруче к шее и давай качать. Тут ночлежник как бросится сверху, да как закричит во все горло:
— Караул! Рятуй, хозяин! Твоя дочь пропала: волки голову отъели.
Любовник соскочил, да и к дверям, а ночлежник схватил его за шиворот:
— Нет, брат, стой, погоди маленько!
Старик со старухою услышали крик, что волки у ихней дочери голову отъели, выбежали из клети — и к дочерней постели. Щупает её старик руками и нащупал в потёмках пизду и жопу, оробел: ведь это, думает, одно туловище, головы-то нету. И закричал на старуху:
— Давай скорей огня! Теперича нашей дочки нет живой на свете!
А сам крепко ухватился и держит за пизду и жопу и плачет по дочери. Принесла баба огня. Глядь, а дочка-то связана! Господи Боже мой! Что это такое?
— А вот он, дядюшка, волк-то, — говорит ночлежник, держа полюбовника за ворот.
— Эка ты, сукин сын! — закричала старуха. — Разве не мог поеть её попросту?
Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
>>85911
Невеста без головы.
Вошёл парень в избу, снял узду с плеча и повесил на гвоздь, сел на лавку и поглядывает на невесту. Старик спрашивает у своего ночлежника:
— А что в вашей стороне хорошего слыхать?
— Хорошего, дяденька, ничего, а худого много.
— Что же такое?
— Да вот что: каждую ночь волки людей едят; уже недели с две редкая ночь пройдет, чтобы волки не отгрызли пять или десять человек!
Потолковали и легли спать: старик со старухою в клети, дочь в сенях на койке, и ночлежник в сенях, только на сене, что наверху было на досках накладено. Парень лежит да все прислушивается: не придёт ли к девке какой любовник? Прошёл час и два, вдруг постучался-кто-то в двери и говорит:
— Миленькая, отопри!
Девка встала потихонечку, отперла дверь и впустила своего полюбовника; он разделся и лёг с нею спать. Поговорили промеж себя, и до того договорились, что гость взобрался на девку и ну валять её во все лопатки; отзудил раз, отзудил и в другой.
— Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться: не надо и подмахивать. Попробуем-ка, дружок!
Гость долго не думал, взял свой кушак, обвязал около её ног, притянул их покруче к шее и давай качать. Тут ночлежник как бросится сверху, да как закричит во все горло:
— Караул! Рятуй, хозяин! Твоя дочь пропала: волки голову отъели.
Любовник соскочил, да и к дверям, а ночлежник схватил его за шиворот:
— Нет, брат, стой, погоди маленько!
Старик со старухою услышали крик, что волки у ихней дочери голову отъели, выбежали из клети — и к дочерней постели. Щупает её старик руками и нащупал в потёмках пизду и жопу, оробел: ведь это, думает, одно туловище, головы-то нету. И закричал на старуху:
— Давай скорей огня! Теперича нашей дочки нет живой на свете!
А сам крепко ухватился и держит за пизду и жопу и плачет по дочери. Принесла баба огня. Глядь, а дочка-то связана! Господи Боже мой! Что это такое?
— А вот он, дядюшка, волк-то, — говорит ночлежник, держа полюбовника за ворот.
— Эка ты, сукин сын! — закричала старуха. — Разве не мог поеть её попросту?
Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
Невеста без головы.
Вошёл парень в избу, снял узду с плеча и повесил на гвоздь, сел на лавку и поглядывает на невесту. Старик спрашивает у своего ночлежника:
— А что в вашей стороне хорошего слыхать?
— Хорошего, дяденька, ничего, а худого много.
— Что же такое?
— Да вот что: каждую ночь волки людей едят; уже недели с две редкая ночь пройдет, чтобы волки не отгрызли пять или десять человек!
Потолковали и легли спать: старик со старухою в клети, дочь в сенях на койке, и ночлежник в сенях, только на сене, что наверху было на досках накладено. Парень лежит да все прислушивается: не придёт ли к девке какой любовник? Прошёл час и два, вдруг постучался-кто-то в двери и говорит:
— Миленькая, отопри!
Девка встала потихонечку, отперла дверь и впустила своего полюбовника; он разделся и лёг с нею спать. Поговорили промеж себя, и до того договорились, что гость взобрался на девку и ну валять её во все лопатки; отзудил раз, отзудил и в другой.
— Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться: не надо и подмахивать. Попробуем-ка, дружок!
Гость долго не думал, взял свой кушак, обвязал около её ног, притянул их покруче к шее и давай качать. Тут ночлежник как бросится сверху, да как закричит во все горло:
— Караул! Рятуй, хозяин! Твоя дочь пропала: волки голову отъели.
Любовник соскочил, да и к дверям, а ночлежник схватил его за шиворот:
— Нет, брат, стой, погоди маленько!
Старик со старухою услышали крик, что волки у ихней дочери голову отъели, выбежали из клети — и к дочерней постели. Щупает её старик руками и нащупал в потёмках пизду и жопу, оробел: ведь это, думает, одно туловище, головы-то нету. И закричал на старуху:
— Давай скорей огня! Теперича нашей дочки нет живой на свете!
А сам крепко ухватился и держит за пизду и жопу и плачет по дочери. Принесла баба огня. Глядь, а дочка-то связана! Господи Боже мой! Что это такое?
— А вот он, дядюшка, волк-то, — говорит ночлежник, держа полюбовника за ворот.
— Эка ты, сукин сын! — закричала старуха. — Разве не мог поеть её попросту?
Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
115 Кб, 850x778>>85912
> Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться
>>85894
Похоже на то. Кринжанул на отлично.
Похоже на то. Кринжанул на отлично.
>>85823
Пиздос, слэйвянские натахи конечно ни в какое сравнение с француженками и англичанками не идут.
"И потаенную и разрядную проституцию можно разделить на два вида: аристократическую и плебейскую. Кроме того, разрядная проституция делится на несколько категорий: лучший товар захватывается всемогущим капиталом, низшие сорта остаются на долю бедности. У нас аристократическая проституция состоит преимущественно из иностранок. Самый высокий и дорогой сорт, известный под названием камелий и весьма малочисленный, доставляется из Франции, затем следуют Германия и Прибалтийский край. Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин".
"И однако же, всему свету известно, что такое англичанка. Это очень высокий тип женской красоты и женских душевных качеств, и с этим типом не могут равняться наши русские женщины..."
Проститутки в России:
"На Дербеновке, например, целая улица занята публичными домами самого низшего сорта, посещаемыми солдатами, мастеровыми, оборванцами и т. п. людом за плату, не превышающую 50 коп. серебром за ночь. Здесь, если вы пройдете вечером зимой или летом, в ясную погоду или в дождь, в зимнюю вьюгу, вы непременно встретите у каждых ворот несколько женщин, приглашающих вас в свои вонючие, грязные вертепы, в этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такои степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стен штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, женщин, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними. Здесь у вас потребуют дамского угощения - водки или пива, а если вы останетесь с какою-либо из этих прелестниц, то поутру она попросит у вас гривенник на похмелье или помаду. В этих притонах почти все проститутки с жадностью пьют водку, иначе им и года не продолжить бы своего отвратительного ремесла, так как здесь проститутка иногда бывает вынуждена принять в вечер человек десять мужчин. Можно также быть уверенным, что если у вас есть несколько денег, то вас здесь обокрадут, если только вы не постоянный гость".
Проститутки в Англии:
"Кто бывал в Лондоне, тот, наверно, хоть раз сходил ночью в Гай-Маркет. Это квартал, в котором по ночам, в некоторых улицах, тысячами толпятся публичные женщины. Улицы освещены пучками газа, о которых у нас не имеют понятия. Великолепные кофейни, разубранные зеркалами и золотом, на каждом шагу. Тут и сборища, тут и приюты. Даже жутко входить в эту толпу. И так странно она составлена. Тут и старухи, тут и красавицы, перед которыми останавливаешься в изумлении. Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки. Всё это с трудом толпится в улицах, тесно, густо. Толпа не умещается на тротуарах и заливает всю улицу. Всё это жаждет добычи и бросается с бесстыдным цинизмом на первого встречного. Тут и блестящие дорогие одежды и почти лохмотья, и резкое различие лет, всё вместе. В этой ужасной толпе толкается и пьяный бродяга, сюда же заходит и титулованный богач. Слышны ругательства, ссоры, зазыванье и тихий, призывный шепот еще робкой красавицы. И какая иногда красота! Лица точно из кипсеков. Помню, раз я зашел в одно «Casino». Там гремела музыка, шли танцы, толпилась бездна народу. Убранство было великолепное. Но мрачный характер не оставляет англичан и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па и как будто по обязанности. Наверху, в галерее, я увидел одну девушку и остановился просто изумленный: ничего подобного такой идеальной красоте я еще не встречал никогда. Она сидела за столиком вместе с молодым человеком, кажется богатым джентльменом и, по всему видно, непривычным посетителем казино. Он, может быть, отыскивал ее, и наконец они свиделись или условились видеться здесь. Он мало говорил с нею и всё как-то отрывисто, как будто не о том, о чем они хотели бы говорить. Разговор часто прерывался долгим молчанием. Она тоже была очень грустна. Черты лица ее были нежны, тонки, что-то затаенное и грустное было в ее прекрасном и немного гордом взгляде, что-то мыслящее и тоскующее".
Пиздос, слэйвянские натахи конечно ни в какое сравнение с француженками и англичанками не идут.
"И потаенную и разрядную проституцию можно разделить на два вида: аристократическую и плебейскую. Кроме того, разрядная проституция делится на несколько категорий: лучший товар захватывается всемогущим капиталом, низшие сорта остаются на долю бедности. У нас аристократическая проституция состоит преимущественно из иностранок. Самый высокий и дорогой сорт, известный под названием камелий и весьма малочисленный, доставляется из Франции, затем следуют Германия и Прибалтийский край. Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин".
"И однако же, всему свету известно, что такое англичанка. Это очень высокий тип женской красоты и женских душевных качеств, и с этим типом не могут равняться наши русские женщины..."
Проститутки в России:
"На Дербеновке, например, целая улица занята публичными домами самого низшего сорта, посещаемыми солдатами, мастеровыми, оборванцами и т. п. людом за плату, не превышающую 50 коп. серебром за ночь. Здесь, если вы пройдете вечером зимой или летом, в ясную погоду или в дождь, в зимнюю вьюгу, вы непременно встретите у каждых ворот несколько женщин, приглашающих вас в свои вонючие, грязные вертепы, в этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такои степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стен штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, женщин, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними. Здесь у вас потребуют дамского угощения - водки или пива, а если вы останетесь с какою-либо из этих прелестниц, то поутру она попросит у вас гривенник на похмелье или помаду. В этих притонах почти все проститутки с жадностью пьют водку, иначе им и года не продолжить бы своего отвратительного ремесла, так как здесь проститутка иногда бывает вынуждена принять в вечер человек десять мужчин. Можно также быть уверенным, что если у вас есть несколько денег, то вас здесь обокрадут, если только вы не постоянный гость".
Проститутки в Англии:
"Кто бывал в Лондоне, тот, наверно, хоть раз сходил ночью в Гай-Маркет. Это квартал, в котором по ночам, в некоторых улицах, тысячами толпятся публичные женщины. Улицы освещены пучками газа, о которых у нас не имеют понятия. Великолепные кофейни, разубранные зеркалами и золотом, на каждом шагу. Тут и сборища, тут и приюты. Даже жутко входить в эту толпу. И так странно она составлена. Тут и старухи, тут и красавицы, перед которыми останавливаешься в изумлении. Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки. Всё это с трудом толпится в улицах, тесно, густо. Толпа не умещается на тротуарах и заливает всю улицу. Всё это жаждет добычи и бросается с бесстыдным цинизмом на первого встречного. Тут и блестящие дорогие одежды и почти лохмотья, и резкое различие лет, всё вместе. В этой ужасной толпе толкается и пьяный бродяга, сюда же заходит и титулованный богач. Слышны ругательства, ссоры, зазыванье и тихий, призывный шепот еще робкой красавицы. И какая иногда красота! Лица точно из кипсеков. Помню, раз я зашел в одно «Casino». Там гремела музыка, шли танцы, толпилась бездна народу. Убранство было великолепное. Но мрачный характер не оставляет англичан и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па и как будто по обязанности. Наверху, в галерее, я увидел одну девушку и остановился просто изумленный: ничего подобного такой идеальной красоте я еще не встречал никогда. Она сидела за столиком вместе с молодым человеком, кажется богатым джентльменом и, по всему видно, непривычным посетителем казино. Он, может быть, отыскивал ее, и наконец они свиделись или условились видеться здесь. Он мало говорил с нею и всё как-то отрывисто, как будто не о том, о чем они хотели бы говорить. Разговор часто прерывался долгим молчанием. Она тоже была очень грустна. Черты лица ее были нежны, тонки, что-то затаенное и грустное было в ее прекрасном и немного гордом взгляде, что-то мыслящее и тоскующее".
>>85823
Пиздос, слэйвянские натахи конечно ни в какое сравнение с француженками и англичанками не идут.
"И потаенную и разрядную проституцию можно разделить на два вида: аристократическую и плебейскую. Кроме того, разрядная проституция делится на несколько категорий: лучший товар захватывается всемогущим капиталом, низшие сорта остаются на долю бедности. У нас аристократическая проституция состоит преимущественно из иностранок. Самый высокий и дорогой сорт, известный под названием камелий и весьма малочисленный, доставляется из Франции, затем следуют Германия и Прибалтийский край. Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин".
"И однако же, всему свету известно, что такое англичанка. Это очень высокий тип женской красоты и женских душевных качеств, и с этим типом не могут равняться наши русские женщины..."
Проститутки в России:
"На Дербеновке, например, целая улица занята публичными домами самого низшего сорта, посещаемыми солдатами, мастеровыми, оборванцами и т. п. людом за плату, не превышающую 50 коп. серебром за ночь. Здесь, если вы пройдете вечером зимой или летом, в ясную погоду или в дождь, в зимнюю вьюгу, вы непременно встретите у каждых ворот несколько женщин, приглашающих вас в свои вонючие, грязные вертепы, в этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такои степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стен штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, женщин, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними. Здесь у вас потребуют дамского угощения - водки или пива, а если вы останетесь с какою-либо из этих прелестниц, то поутру она попросит у вас гривенник на похмелье или помаду. В этих притонах почти все проститутки с жадностью пьют водку, иначе им и года не продолжить бы своего отвратительного ремесла, так как здесь проститутка иногда бывает вынуждена принять в вечер человек десять мужчин. Можно также быть уверенным, что если у вас есть несколько денег, то вас здесь обокрадут, если только вы не постоянный гость".
Проститутки в Англии:
"Кто бывал в Лондоне, тот, наверно, хоть раз сходил ночью в Гай-Маркет. Это квартал, в котором по ночам, в некоторых улицах, тысячами толпятся публичные женщины. Улицы освещены пучками газа, о которых у нас не имеют понятия. Великолепные кофейни, разубранные зеркалами и золотом, на каждом шагу. Тут и сборища, тут и приюты. Даже жутко входить в эту толпу. И так странно она составлена. Тут и старухи, тут и красавицы, перед которыми останавливаешься в изумлении. Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки. Всё это с трудом толпится в улицах, тесно, густо. Толпа не умещается на тротуарах и заливает всю улицу. Всё это жаждет добычи и бросается с бесстыдным цинизмом на первого встречного. Тут и блестящие дорогие одежды и почти лохмотья, и резкое различие лет, всё вместе. В этой ужасной толпе толкается и пьяный бродяга, сюда же заходит и титулованный богач. Слышны ругательства, ссоры, зазыванье и тихий, призывный шепот еще робкой красавицы. И какая иногда красота! Лица точно из кипсеков. Помню, раз я зашел в одно «Casino». Там гремела музыка, шли танцы, толпилась бездна народу. Убранство было великолепное. Но мрачный характер не оставляет англичан и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па и как будто по обязанности. Наверху, в галерее, я увидел одну девушку и остановился просто изумленный: ничего подобного такой идеальной красоте я еще не встречал никогда. Она сидела за столиком вместе с молодым человеком, кажется богатым джентльменом и, по всему видно, непривычным посетителем казино. Он, может быть, отыскивал ее, и наконец они свиделись или условились видеться здесь. Он мало говорил с нею и всё как-то отрывисто, как будто не о том, о чем они хотели бы говорить. Разговор часто прерывался долгим молчанием. Она тоже была очень грустна. Черты лица ее были нежны, тонки, что-то затаенное и грустное было в ее прекрасном и немного гордом взгляде, что-то мыслящее и тоскующее".
Пиздос, слэйвянские натахи конечно ни в какое сравнение с француженками и англичанками не идут.
"И потаенную и разрядную проституцию можно разделить на два вида: аристократическую и плебейскую. Кроме того, разрядная проституция делится на несколько категорий: лучший товар захватывается всемогущим капиталом, низшие сорта остаются на долю бедности. У нас аристократическая проституция состоит преимущественно из иностранок. Самый высокий и дорогой сорт, известный под названием камелий и весьма малочисленный, доставляется из Франции, затем следуют Германия и Прибалтийский край. Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин".
"И однако же, всему свету известно, что такое англичанка. Это очень высокий тип женской красоты и женских душевных качеств, и с этим типом не могут равняться наши русские женщины..."
Проститутки в России:
"На Дербеновке, например, целая улица занята публичными домами самого низшего сорта, посещаемыми солдатами, мастеровыми, оборванцами и т. п. людом за плату, не превышающую 50 коп. серебром за ночь. Здесь, если вы пройдете вечером зимой или летом, в ясную погоду или в дождь, в зимнюю вьюгу, вы непременно встретите у каждых ворот несколько женщин, приглашающих вас в свои вонючие, грязные вертепы, в этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такои степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стен штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, женщин, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними. Здесь у вас потребуют дамского угощения - водки или пива, а если вы останетесь с какою-либо из этих прелестниц, то поутру она попросит у вас гривенник на похмелье или помаду. В этих притонах почти все проститутки с жадностью пьют водку, иначе им и года не продолжить бы своего отвратительного ремесла, так как здесь проститутка иногда бывает вынуждена принять в вечер человек десять мужчин. Можно также быть уверенным, что если у вас есть несколько денег, то вас здесь обокрадут, если только вы не постоянный гость".
Проститутки в Англии:
"Кто бывал в Лондоне, тот, наверно, хоть раз сходил ночью в Гай-Маркет. Это квартал, в котором по ночам, в некоторых улицах, тысячами толпятся публичные женщины. Улицы освещены пучками газа, о которых у нас не имеют понятия. Великолепные кофейни, разубранные зеркалами и золотом, на каждом шагу. Тут и сборища, тут и приюты. Даже жутко входить в эту толпу. И так странно она составлена. Тут и старухи, тут и красавицы, перед которыми останавливаешься в изумлении. Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки. Всё это с трудом толпится в улицах, тесно, густо. Толпа не умещается на тротуарах и заливает всю улицу. Всё это жаждет добычи и бросается с бесстыдным цинизмом на первого встречного. Тут и блестящие дорогие одежды и почти лохмотья, и резкое различие лет, всё вместе. В этой ужасной толпе толкается и пьяный бродяга, сюда же заходит и титулованный богач. Слышны ругательства, ссоры, зазыванье и тихий, призывный шепот еще робкой красавицы. И какая иногда красота! Лица точно из кипсеков. Помню, раз я зашел в одно «Casino». Там гремела музыка, шли танцы, толпилась бездна народу. Убранство было великолепное. Но мрачный характер не оставляет англичан и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па и как будто по обязанности. Наверху, в галерее, я увидел одну девушку и остановился просто изумленный: ничего подобного такой идеальной красоте я еще не встречал никогда. Она сидела за столиком вместе с молодым человеком, кажется богатым джентльменом и, по всему видно, непривычным посетителем казино. Он, может быть, отыскивал ее, и наконец они свиделись или условились видеться здесь. Он мало говорил с нею и всё как-то отрывисто, как будто не о том, о чем они хотели бы говорить. Разговор часто прерывался долгим молчанием. Она тоже была очень грустна. Черты лица ее были нежны, тонки, что-то затаенное и грустное было в ее прекрасном и немного гордом взгляде, что-то мыслящее и тоскующее".
>>86145
Выбрал какие-то крайние примеры и сравнивает. Ну типичный хохол.
Выбрал какие-то крайние примеры и сравнивает. Ну типичный хохол.
>>85856
Женитьба дурня
Жив-був соби казак, у его була жинка и еще був сын Грицько. Грицько ходыв в степу за вивцями. От дид з бабою змовляются:
— Стара! Треба нам Грицька оженить.
— Як женить, так женить! — послали воны за Грицьком.
Приходе наймит да и каже:
— Здоров був, паноче! Батько звилив тобе иты до господив.
Прийшов до дому, устричают його батько и мате:
— Здоров був, сынку! Як соби маешь?
— Слава Богу, тато и мамо! Помаленьку. А чого-це вы мене до дому звалы?
А батько каже:
— Та вже-ж я — старый и мати твоя — стара, так треба тебе оженить.
— Не хочу! Пиду собе у степ.
— Почекай лышинь трохи (погоди ещё немного), мы порадамось (посоветуемся) з добрыми людьми, як воны скажуть.
— Ну, добре!
От добри люди присовитовалы, щоб даты йому борошня (зерно, хлеб) мишкив шесть и послаты на базар, та-й звилить йому, щоб вин не продавав ни евреям, ни купцям, ни старым бабам, а продавав дивчатам и молодыцям и просыв бы з их за борошно ебелки. Прийшов старый до дому та й каже:
— Сынку! Бери пару волив, запрягай у виз и йидь на базар, та вези шесть мишкив борошня; тилко не продавай евреям, купцям и старым бабам, а продавай дивчатам та молодыцям.
От вин узяв пару волив, заприг, наклав на виз борошня и повиз у мисто. Пидъихав к базару, устречае його еврей:
— Здоров був, паноче! Що таке у вас е продажне?
— Ничего нема, бисив еврей!
Подходит купец:
— Що таке, паноче, продаете?
— Ничего нема!
Оце подходе к йому молодыця и пытае:
— Що таке продажне?
Вин каже:
— Борошно.
— А скилько е?
— Шисть мешкив.
— А що просите за його?
— Та дай ебелки!
Вина подывилась на парубка и каже:
— Чи не можно меньше узять?
— Ни, не возьму; як дасы ебелку, так оддам.
— Везы ж за мною.
Вин зараз: «Гей! Гей!» — и прийихав до ней на двир и пытае:
— Куды же мене зносыть?
Вина показала йому, а сама пишла, прыготовыла меду и паляниць, та и говорить:
— Иди сюда, паноче!
Вин прийшов у хату.
— Здоров був, паноче! Сидись та йижь ебелку.
Вин сив и зачав опиздячивать, найився и каже:
— Спасыби за ебелку!
Вна отвичае:
— Богу святому дякуй.
Прийихав до дому, батько и мате пытают:
— А що, сынку, продав борошня?
— Продав.
— А за шо продав?
— За ебелку.
— А що, сынку, гарна ебелка?
— Та така солодка, що и сказать не можно.
— Ну, сынку, женысь, и у твоей жинци буде!
— Колы так, то й женить мене!
— Ну, старая,— говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотив. Послалы воны сваху к богатому мужику. Прийшла сваха:
— Помогай Бог!
— Здорова була, бабуся! А що ты нам скажешь хорошее? — Та у вас е товар, а у мене е купец.
От и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тутычки выбралы дружку и бояр, созвалы пойизд, пойихалы до церквы и повенчалы, та й началы гулять, веселицця. От вже ж треба молодых в весты спать до коморы. Дружко и каже:
— Ну, гляды-ж, Грицько! Чи знаешь, де ебелка?
А вин:
— Як не знать! — А де?
— Та на столе.
— Та ни, ты шукай — де волосья — там и ебелка.
— Добре.
Положилы йих спаты, а самы пийшлы гуляты. Довго лежав Грицько з Гапкою, и захотилось йому ебелки. Начав вин шукать по кошелям и полкам — нигде нема; а в тий же каморе стояла соха, а вверху на сохи було пидоткнуто кущем волосьив. Вин увидел те полосы и полез на соху, просунув руку и щупае: чи нема там ебелки! Та вже слизты с сохи боицця. Прийшов дружко пидниматы молодых, стучить:
— Добры день, молодый Грицько!
А вин сыдыть на сохе и каже:
— Здоров був!
— А що, Грицько, найшов волосья?
— Найшов.
— И влиз?
— Влиз, то оце лихо — не злизу.
— Валысь набик.
Грицько зваливсь набик, ударивсь об землю и разбив собе голову до крови. Дружко пытае:
— А що, зваливсь?
— Зваливсь.
— А що, до крови?
— Та вже ж, до крови! Отчиняйте ж двери.
Одчинилы. Грицько зараз выскочыв и побиг у степ, к своим вивцям. Бижить биля попова двора, удруг наскочылы на його собаки; вин начав обороняцця, пятывся и влиз у самую церковь, а се было у нидилю (воскресенье). Вин подивився та й каже:
— Ишь, бисови собаки, скилько нагналы сюда людей!
И дывно йому, що людей багацько, а уси мовчат, тилько помаленьку шепчуть да кланяюцця; мабуть воны кого просят, щоб их до дому довив? А дали побачив вин попа в золотий свыти, що ходить меж людей та все кланяецця; от иде вин и до Грицька. Грицько думае:
— Що се таке? Несе вин якусь торбынку и на людей огонь кидае (речь идёт о кадиле).
Поп блыжче, а Грицько йому каже:
— Помало, батько, очи не выпечи!
А поп усе махае та махае. Як Грицько свисне ёого по голове, аж вин упав; тут люди, мабуть, чоловиков пятьдесят буде, учинылысь за дурня; вин усих йих вытащив с церквы и сам пишов у степ:
— Ну, бисовы люды, кажить мини спасыби, а то бы вы тутычки и заночувалы!
А Гапка скучае соби без чоловика и плаче. От научилы йии, щоб вона пишла до Грицька у степ; як буде вин стояты з ватагою биля воды, то щоб вона спытала у йоrо:
— А що, чоловиче, чи не можно тут скупатыся?
А вин скаже: — Чому ж неможно? Можно.
— Та може тут глыбоко? Полезай сам перши у воду.
От так дило и здилаицця! Пишла Гапка у степ, приходит, а вин стоит коло става (пруда):
— Здоров був, паноче!
— Здорова була!
— А що, чоловиче, чи можно тут скупатыся?
— Чому ж неможно?
— Та може глыбоко, покажи мене.
Вин зараз скинув сорочку и штаны, влиз у воду и каже:
— Бачишь, по колини.
Вона и соби влизла у воду, побачила у ёого хуй и пытае:
— Що се таке?
А вин каже:
— Се табака.
— На що ж вона? Що ты робыщь з нею?
— Сцю.
— А чим ты йии годуешь (кормишь)?
— Та ничим.
— Ото-то вона и худа!
А Грицько побачив у Гапки пизду, да й пытае:
— А у тебе що се тако?
— Поцька.
— А на що вона тоби?
— Табаку годовать. Хай твоя табака пойисть поцьки.
— Э, щоб вона мене укусыла! Хай йий бис!
— Ни, ни укусыть.
Грнцько узяв свою гирлыгу (овчарская палка) и зачав пробувать: чи ни укусить? А потим согласився погодовать свою табаку. Надрочила вона йому и направила хуй в пизду, та и придерживае. Любо стало Грицьку, бросив вин степ и прибежав до дому, и кричить:
— Тату, мамо? Де моя жинка?
— На що вона тоби?
— Ебать хочу.
— Зараз прийде.
А жинка тому и рада, а сама каже:
— Пидожды до обида, мати галушки варыла.
А вин:
— Ничего не хочу, ходим годовать табаку.
И зачав йии ебать, а вона зачала пирдить; трудно йии стало, скочила и охота. Вона и говорыть:
— Я, чоловиче, вже не вздужаю.
— Що ж робыты?
— Та мини добры люди казалы, щоб нашего сусида вил полизав мини сраку, то може я и поправлюся. Пиды попроси вола!
Пийшов вин до сусида:
— Нехай ваш вил моей жиньци сраку полиже?
— Нехай!
Воротився да жинке, та и каже:
— Иды! Вже пригнав вола.
От Гапка задрала хвист, уставила сраку у викно, Грицько йии придерживае; а сусидский Ивашка (бо вона з ным наперед зговорылась) як почав Гапку через сраку чесать, аж йии лыхорадка забира.
— Ну що? — каже Грицько.
— Та мало полегчило!
А потом и сам Грицько заболив и каже:
— Жинка, пиды, попросы сусидова вола, щоб мини сраку полизав.
Вина пийшла и выпросыла вола:
— Ну уставай, иды до викна!
От вин спустыв штаны и выпятив у викно сраку, а вил як вдарить його по тий сраци, аж через голову вин перевернулся!
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Женитьба дурня
Жив-був соби казак, у его була жинка и еще був сын Грицько. Грицько ходыв в степу за вивцями. От дид з бабою змовляются:
— Стара! Треба нам Грицька оженить.
— Як женить, так женить! — послали воны за Грицьком.
Приходе наймит да и каже:
— Здоров був, паноче! Батько звилив тобе иты до господив.
Прийшов до дому, устричают його батько и мате:
— Здоров був, сынку! Як соби маешь?
— Слава Богу, тато и мамо! Помаленьку. А чого-це вы мене до дому звалы?
А батько каже:
— Та вже-ж я — старый и мати твоя — стара, так треба тебе оженить.
— Не хочу! Пиду собе у степ.
— Почекай лышинь трохи (погоди ещё немного), мы порадамось (посоветуемся) з добрыми людьми, як воны скажуть.
— Ну, добре!
От добри люди присовитовалы, щоб даты йому борошня (зерно, хлеб) мишкив шесть и послаты на базар, та-й звилить йому, щоб вин не продавав ни евреям, ни купцям, ни старым бабам, а продавав дивчатам и молодыцям и просыв бы з их за борошно ебелки. Прийшов старый до дому та й каже:
— Сынку! Бери пару волив, запрягай у виз и йидь на базар, та вези шесть мишкив борошня; тилко не продавай евреям, купцям и старым бабам, а продавай дивчатам та молодыцям.
От вин узяв пару волив, заприг, наклав на виз борошня и повиз у мисто. Пидъихав к базару, устречае його еврей:
— Здоров був, паноче! Що таке у вас е продажне?
— Ничего нема, бисив еврей!
Подходит купец:
— Що таке, паноче, продаете?
— Ничего нема!
Оце подходе к йому молодыця и пытае:
— Що таке продажне?
Вин каже:
— Борошно.
— А скилько е?
— Шисть мешкив.
— А що просите за його?
— Та дай ебелки!
Вина подывилась на парубка и каже:
— Чи не можно меньше узять?
— Ни, не возьму; як дасы ебелку, так оддам.
— Везы ж за мною.
Вин зараз: «Гей! Гей!» — и прийихав до ней на двир и пытае:
— Куды же мене зносыть?
Вина показала йому, а сама пишла, прыготовыла меду и паляниць, та и говорить:
— Иди сюда, паноче!
Вин прийшов у хату.
— Здоров був, паноче! Сидись та йижь ебелку.
Вин сив и зачав опиздячивать, найився и каже:
— Спасыби за ебелку!
Вна отвичае:
— Богу святому дякуй.
Прийихав до дому, батько и мате пытают:
— А що, сынку, продав борошня?
— Продав.
— А за шо продав?
— За ебелку.
— А що, сынку, гарна ебелка?
— Та така солодка, що и сказать не можно.
— Ну, сынку, женысь, и у твоей жинци буде!
— Колы так, то й женить мене!
— Ну, старая,— говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотив. Послалы воны сваху к богатому мужику. Прийшла сваха:
— Помогай Бог!
— Здорова була, бабуся! А що ты нам скажешь хорошее? — Та у вас е товар, а у мене е купец.
От и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тутычки выбралы дружку и бояр, созвалы пойизд, пойихалы до церквы и повенчалы, та й началы гулять, веселицця. От вже ж треба молодых в весты спать до коморы. Дружко и каже:
— Ну, гляды-ж, Грицько! Чи знаешь, де ебелка?
А вин:
— Як не знать! — А де?
— Та на столе.
— Та ни, ты шукай — де волосья — там и ебелка.
— Добре.
Положилы йих спаты, а самы пийшлы гуляты. Довго лежав Грицько з Гапкою, и захотилось йому ебелки. Начав вин шукать по кошелям и полкам — нигде нема; а в тий же каморе стояла соха, а вверху на сохи було пидоткнуто кущем волосьив. Вин увидел те полосы и полез на соху, просунув руку и щупае: чи нема там ебелки! Та вже слизты с сохи боицця. Прийшов дружко пидниматы молодых, стучить:
— Добры день, молодый Грицько!
А вин сыдыть на сохе и каже:
— Здоров був!
— А що, Грицько, найшов волосья?
— Найшов.
— И влиз?
— Влиз, то оце лихо — не злизу.
— Валысь набик.
Грицько зваливсь набик, ударивсь об землю и разбив собе голову до крови. Дружко пытае:
— А що, зваливсь?
— Зваливсь.
— А що, до крови?
— Та вже ж, до крови! Отчиняйте ж двери.
Одчинилы. Грицько зараз выскочыв и побиг у степ, к своим вивцям. Бижить биля попова двора, удруг наскочылы на його собаки; вин начав обороняцця, пятывся и влиз у самую церковь, а се было у нидилю (воскресенье). Вин подивився та й каже:
— Ишь, бисови собаки, скилько нагналы сюда людей!
И дывно йому, що людей багацько, а уси мовчат, тилько помаленьку шепчуть да кланяюцця; мабуть воны кого просят, щоб их до дому довив? А дали побачив вин попа в золотий свыти, що ходить меж людей та все кланяецця; от иде вин и до Грицька. Грицько думае:
— Що се таке? Несе вин якусь торбынку и на людей огонь кидае (речь идёт о кадиле).
Поп блыжче, а Грицько йому каже:
— Помало, батько, очи не выпечи!
А поп усе махае та махае. Як Грицько свисне ёого по голове, аж вин упав; тут люди, мабуть, чоловиков пятьдесят буде, учинылысь за дурня; вин усих йих вытащив с церквы и сам пишов у степ:
— Ну, бисовы люды, кажить мини спасыби, а то бы вы тутычки и заночувалы!
А Гапка скучае соби без чоловика и плаче. От научилы йии, щоб вона пишла до Грицька у степ; як буде вин стояты з ватагою биля воды, то щоб вона спытала у йоrо:
— А що, чоловиче, чи не можно тут скупатыся?
А вин скаже: — Чому ж неможно? Можно.
— Та може тут глыбоко? Полезай сам перши у воду.
От так дило и здилаицця! Пишла Гапка у степ, приходит, а вин стоит коло става (пруда):
— Здоров був, паноче!
— Здорова була!
— А що, чоловиче, чи можно тут скупатыся?
— Чому ж неможно?
— Та може глыбоко, покажи мене.
Вин зараз скинув сорочку и штаны, влиз у воду и каже:
— Бачишь, по колини.
Вона и соби влизла у воду, побачила у ёого хуй и пытае:
— Що се таке?
А вин каже:
— Се табака.
— На що ж вона? Що ты робыщь з нею?
— Сцю.
— А чим ты йии годуешь (кормишь)?
— Та ничим.
— Ото-то вона и худа!
А Грицько побачив у Гапки пизду, да й пытае:
— А у тебе що се тако?
— Поцька.
— А на що вона тоби?
— Табаку годовать. Хай твоя табака пойисть поцьки.
— Э, щоб вона мене укусыла! Хай йий бис!
— Ни, ни укусыть.
Грнцько узяв свою гирлыгу (овчарская палка) и зачав пробувать: чи ни укусить? А потим согласився погодовать свою табаку. Надрочила вона йому и направила хуй в пизду, та и придерживае. Любо стало Грицьку, бросив вин степ и прибежав до дому, и кричить:
— Тату, мамо? Де моя жинка?
— На що вона тоби?
— Ебать хочу.
— Зараз прийде.
А жинка тому и рада, а сама каже:
— Пидожды до обида, мати галушки варыла.
А вин:
— Ничего не хочу, ходим годовать табаку.
И зачав йии ебать, а вона зачала пирдить; трудно йии стало, скочила и охота. Вона и говорыть:
— Я, чоловиче, вже не вздужаю.
— Що ж робыты?
— Та мини добры люди казалы, щоб нашего сусида вил полизав мини сраку, то може я и поправлюся. Пиды попроси вола!
Пийшов вин до сусида:
— Нехай ваш вил моей жиньци сраку полиже?
— Нехай!
Воротився да жинке, та и каже:
— Иды! Вже пригнав вола.
От Гапка задрала хвист, уставила сраку у викно, Грицько йии придерживае; а сусидский Ивашка (бо вона з ным наперед зговорылась) як почав Гапку через сраку чесать, аж йии лыхорадка забира.
— Ну що? — каже Грицько.
— Та мало полегчило!
А потом и сам Грицько заболив и каже:
— Жинка, пиды, попросы сусидова вола, щоб мини сраку полизав.
Вина пийшла и выпросыла вола:
— Ну уставай, иды до викна!
От вин спустыв штаны и выпятив у викно сраку, а вил як вдарить його по тий сраци, аж через голову вин перевернулся!
>>85856
Женитьба дурня
Жив-був соби казак, у его була жинка и еще був сын Грицько. Грицько ходыв в степу за вивцями. От дид з бабою змовляются:
— Стара! Треба нам Грицька оженить.
— Як женить, так женить! — послали воны за Грицьком.
Приходе наймит да и каже:
— Здоров був, паноче! Батько звилив тобе иты до господив.
Прийшов до дому, устричают його батько и мате:
— Здоров був, сынку! Як соби маешь?
— Слава Богу, тато и мамо! Помаленьку. А чого-це вы мене до дому звалы?
А батько каже:
— Та вже-ж я — старый и мати твоя — стара, так треба тебе оженить.
— Не хочу! Пиду собе у степ.
— Почекай лышинь трохи (погоди ещё немного), мы порадамось (посоветуемся) з добрыми людьми, як воны скажуть.
— Ну, добре!
От добри люди присовитовалы, щоб даты йому борошня (зерно, хлеб) мишкив шесть и послаты на базар, та-й звилить йому, щоб вин не продавав ни евреям, ни купцям, ни старым бабам, а продавав дивчатам и молодыцям и просыв бы з их за борошно ебелки. Прийшов старый до дому та й каже:
— Сынку! Бери пару волив, запрягай у виз и йидь на базар, та вези шесть мишкив борошня; тилко не продавай евреям, купцям и старым бабам, а продавай дивчатам та молодыцям.
От вин узяв пару волив, заприг, наклав на виз борошня и повиз у мисто. Пидъихав к базару, устречае його еврей:
— Здоров був, паноче! Що таке у вас е продажне?
— Ничего нема, бисив еврей!
Подходит купец:
— Що таке, паноче, продаете?
— Ничего нема!
Оце подходе к йому молодыця и пытае:
— Що таке продажне?
Вин каже:
— Борошно.
— А скилько е?
— Шисть мешкив.
— А що просите за його?
— Та дай ебелки!
Вина подывилась на парубка и каже:
— Чи не можно меньше узять?
— Ни, не возьму; як дасы ебелку, так оддам.
— Везы ж за мною.
Вин зараз: «Гей! Гей!» — и прийихав до ней на двир и пытае:
— Куды же мене зносыть?
Вина показала йому, а сама пишла, прыготовыла меду и паляниць, та и говорить:
— Иди сюда, паноче!
Вин прийшов у хату.
— Здоров був, паноче! Сидись та йижь ебелку.
Вин сив и зачав опиздячивать, найився и каже:
— Спасыби за ебелку!
Вна отвичае:
— Богу святому дякуй.
Прийихав до дому, батько и мате пытают:
— А що, сынку, продав борошня?
— Продав.
— А за шо продав?
— За ебелку.
— А що, сынку, гарна ебелка?
— Та така солодка, що и сказать не можно.
— Ну, сынку, женысь, и у твоей жинци буде!
— Колы так, то й женить мене!
— Ну, старая,— говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотив. Послалы воны сваху к богатому мужику. Прийшла сваха:
— Помогай Бог!
— Здорова була, бабуся! А що ты нам скажешь хорошее? — Та у вас е товар, а у мене е купец.
От и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тутычки выбралы дружку и бояр, созвалы пойизд, пойихалы до церквы и повенчалы, та й началы гулять, веселицця. От вже ж треба молодых в весты спать до коморы. Дружко и каже:
— Ну, гляды-ж, Грицько! Чи знаешь, де ебелка?
А вин:
— Як не знать! — А де?
— Та на столе.
— Та ни, ты шукай — де волосья — там и ебелка.
— Добре.
Положилы йих спаты, а самы пийшлы гуляты. Довго лежав Грицько з Гапкою, и захотилось йому ебелки. Начав вин шукать по кошелям и полкам — нигде нема; а в тий же каморе стояла соха, а вверху на сохи було пидоткнуто кущем волосьив. Вин увидел те полосы и полез на соху, просунув руку и щупае: чи нема там ебелки! Та вже слизты с сохи боицця. Прийшов дружко пидниматы молодых, стучить:
— Добры день, молодый Грицько!
А вин сыдыть на сохе и каже:
— Здоров був!
— А що, Грицько, найшов волосья?
— Найшов.
— И влиз?
— Влиз, то оце лихо — не злизу.
— Валысь набик.
Грицько зваливсь набик, ударивсь об землю и разбив собе голову до крови. Дружко пытае:
— А що, зваливсь?
— Зваливсь.
— А що, до крови?
— Та вже ж, до крови! Отчиняйте ж двери.
Одчинилы. Грицько зараз выскочыв и побиг у степ, к своим вивцям. Бижить биля попова двора, удруг наскочылы на його собаки; вин начав обороняцця, пятывся и влиз у самую церковь, а се было у нидилю (воскресенье). Вин подивився та й каже:
— Ишь, бисови собаки, скилько нагналы сюда людей!
И дывно йому, що людей багацько, а уси мовчат, тилько помаленьку шепчуть да кланяюцця; мабуть воны кого просят, щоб их до дому довив? А дали побачив вин попа в золотий свыти, що ходить меж людей та все кланяецця; от иде вин и до Грицька. Грицько думае:
— Що се таке? Несе вин якусь торбынку и на людей огонь кидае (речь идёт о кадиле).
Поп блыжче, а Грицько йому каже:
— Помало, батько, очи не выпечи!
А поп усе махае та махае. Як Грицько свисне ёого по голове, аж вин упав; тут люди, мабуть, чоловиков пятьдесят буде, учинылысь за дурня; вин усих йих вытащив с церквы и сам пишов у степ:
— Ну, бисовы люды, кажить мини спасыби, а то бы вы тутычки и заночувалы!
А Гапка скучае соби без чоловика и плаче. От научилы йии, щоб вона пишла до Грицька у степ; як буде вин стояты з ватагою биля воды, то щоб вона спытала у йоrо:
— А що, чоловиче, чи не можно тут скупатыся?
А вин скаже: — Чому ж неможно? Можно.
— Та може тут глыбоко? Полезай сам перши у воду.
От так дило и здилаицця! Пишла Гапка у степ, приходит, а вин стоит коло става (пруда):
— Здоров був, паноче!
— Здорова була!
— А що, чоловиче, чи можно тут скупатыся?
— Чому ж неможно?
— Та може глыбоко, покажи мене.
Вин зараз скинув сорочку и штаны, влиз у воду и каже:
— Бачишь, по колини.
Вона и соби влизла у воду, побачила у ёого хуй и пытае:
— Що се таке?
А вин каже:
— Се табака.
— На що ж вона? Що ты робыщь з нею?
— Сцю.
— А чим ты йии годуешь (кормишь)?
— Та ничим.
— Ото-то вона и худа!
А Грицько побачив у Гапки пизду, да й пытае:
— А у тебе що се тако?
— Поцька.
— А на що вона тоби?
— Табаку годовать. Хай твоя табака пойисть поцьки.
— Э, щоб вона мене укусыла! Хай йий бис!
— Ни, ни укусыть.
Грнцько узяв свою гирлыгу (овчарская палка) и зачав пробувать: чи ни укусить? А потим согласився погодовать свою табаку. Надрочила вона йому и направила хуй в пизду, та и придерживае. Любо стало Грицьку, бросив вин степ и прибежав до дому, и кричить:
— Тату, мамо? Де моя жинка?
— На що вона тоби?
— Ебать хочу.
— Зараз прийде.
А жинка тому и рада, а сама каже:
— Пидожды до обида, мати галушки варыла.
А вин:
— Ничего не хочу, ходим годовать табаку.
И зачав йии ебать, а вона зачала пирдить; трудно йии стало, скочила и охота. Вона и говорыть:
— Я, чоловиче, вже не вздужаю.
— Що ж робыты?
— Та мини добры люди казалы, щоб нашего сусида вил полизав мини сраку, то може я и поправлюся. Пиды попроси вола!
Пийшов вин до сусида:
— Нехай ваш вил моей жиньци сраку полиже?
— Нехай!
Воротився да жинке, та и каже:
— Иды! Вже пригнав вола.
От Гапка задрала хвист, уставила сраку у викно, Грицько йии придерживае; а сусидский Ивашка (бо вона з ным наперед зговорылась) як почав Гапку через сраку чесать, аж йии лыхорадка забира.
— Ну що? — каже Грицько.
— Та мало полегчило!
А потом и сам Грицько заболив и каже:
— Жинка, пиды, попросы сусидова вола, щоб мини сраку полизав.
Вина пийшла и выпросыла вола:
— Ну уставай, иды до викна!
От вин спустыв штаны и выпятив у викно сраку, а вил як вдарить його по тий сраци, аж через голову вин перевернулся!
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Женитьба дурня
Жив-був соби казак, у его була жинка и еще був сын Грицько. Грицько ходыв в степу за вивцями. От дид з бабою змовляются:
— Стара! Треба нам Грицька оженить.
— Як женить, так женить! — послали воны за Грицьком.
Приходе наймит да и каже:
— Здоров був, паноче! Батько звилив тобе иты до господив.
Прийшов до дому, устричают його батько и мате:
— Здоров був, сынку! Як соби маешь?
— Слава Богу, тато и мамо! Помаленьку. А чого-це вы мене до дому звалы?
А батько каже:
— Та вже-ж я — старый и мати твоя — стара, так треба тебе оженить.
— Не хочу! Пиду собе у степ.
— Почекай лышинь трохи (погоди ещё немного), мы порадамось (посоветуемся) з добрыми людьми, як воны скажуть.
— Ну, добре!
От добри люди присовитовалы, щоб даты йому борошня (зерно, хлеб) мишкив шесть и послаты на базар, та-й звилить йому, щоб вин не продавав ни евреям, ни купцям, ни старым бабам, а продавав дивчатам и молодыцям и просыв бы з их за борошно ебелки. Прийшов старый до дому та й каже:
— Сынку! Бери пару волив, запрягай у виз и йидь на базар, та вези шесть мишкив борошня; тилко не продавай евреям, купцям и старым бабам, а продавай дивчатам та молодыцям.
От вин узяв пару волив, заприг, наклав на виз борошня и повиз у мисто. Пидъихав к базару, устречае його еврей:
— Здоров був, паноче! Що таке у вас е продажне?
— Ничего нема, бисив еврей!
Подходит купец:
— Що таке, паноче, продаете?
— Ничего нема!
Оце подходе к йому молодыця и пытае:
— Що таке продажне?
Вин каже:
— Борошно.
— А скилько е?
— Шисть мешкив.
— А що просите за його?
— Та дай ебелки!
Вина подывилась на парубка и каже:
— Чи не можно меньше узять?
— Ни, не возьму; як дасы ебелку, так оддам.
— Везы ж за мною.
Вин зараз: «Гей! Гей!» — и прийихав до ней на двир и пытае:
— Куды же мене зносыть?
Вина показала йому, а сама пишла, прыготовыла меду и паляниць, та и говорить:
— Иди сюда, паноче!
Вин прийшов у хату.
— Здоров був, паноче! Сидись та йижь ебелку.
Вин сив и зачав опиздячивать, найився и каже:
— Спасыби за ебелку!
Вна отвичае:
— Богу святому дякуй.
Прийихав до дому, батько и мате пытают:
— А що, сынку, продав борошня?
— Продав.
— А за шо продав?
— За ебелку.
— А що, сынку, гарна ебелка?
— Та така солодка, що и сказать не можно.
— Ну, сынку, женысь, и у твоей жинци буде!
— Колы так, то й женить мене!
— Ну, старая,— говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотив. Послалы воны сваху к богатому мужику. Прийшла сваха:
— Помогай Бог!
— Здорова була, бабуся! А що ты нам скажешь хорошее? — Та у вас е товар, а у мене е купец.
От и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тутычки выбралы дружку и бояр, созвалы пойизд, пойихалы до церквы и повенчалы, та й началы гулять, веселицця. От вже ж треба молодых в весты спать до коморы. Дружко и каже:
— Ну, гляды-ж, Грицько! Чи знаешь, де ебелка?
А вин:
— Як не знать! — А де?
— Та на столе.
— Та ни, ты шукай — де волосья — там и ебелка.
— Добре.
Положилы йих спаты, а самы пийшлы гуляты. Довго лежав Грицько з Гапкою, и захотилось йому ебелки. Начав вин шукать по кошелям и полкам — нигде нема; а в тий же каморе стояла соха, а вверху на сохи було пидоткнуто кущем волосьив. Вин увидел те полосы и полез на соху, просунув руку и щупае: чи нема там ебелки! Та вже слизты с сохи боицця. Прийшов дружко пидниматы молодых, стучить:
— Добры день, молодый Грицько!
А вин сыдыть на сохе и каже:
— Здоров був!
— А що, Грицько, найшов волосья?
— Найшов.
— И влиз?
— Влиз, то оце лихо — не злизу.
— Валысь набик.
Грицько зваливсь набик, ударивсь об землю и разбив собе голову до крови. Дружко пытае:
— А що, зваливсь?
— Зваливсь.
— А що, до крови?
— Та вже ж, до крови! Отчиняйте ж двери.
Одчинилы. Грицько зараз выскочыв и побиг у степ, к своим вивцям. Бижить биля попова двора, удруг наскочылы на його собаки; вин начав обороняцця, пятывся и влиз у самую церковь, а се было у нидилю (воскресенье). Вин подивився та й каже:
— Ишь, бисови собаки, скилько нагналы сюда людей!
И дывно йому, що людей багацько, а уси мовчат, тилько помаленьку шепчуть да кланяюцця; мабуть воны кого просят, щоб их до дому довив? А дали побачив вин попа в золотий свыти, що ходить меж людей та все кланяецця; от иде вин и до Грицька. Грицько думае:
— Що се таке? Несе вин якусь торбынку и на людей огонь кидае (речь идёт о кадиле).
Поп блыжче, а Грицько йому каже:
— Помало, батько, очи не выпечи!
А поп усе махае та махае. Як Грицько свисне ёого по голове, аж вин упав; тут люди, мабуть, чоловиков пятьдесят буде, учинылысь за дурня; вин усих йих вытащив с церквы и сам пишов у степ:
— Ну, бисовы люды, кажить мини спасыби, а то бы вы тутычки и заночувалы!
А Гапка скучае соби без чоловика и плаче. От научилы йии, щоб вона пишла до Грицька у степ; як буде вин стояты з ватагою биля воды, то щоб вона спытала у йоrо:
— А що, чоловиче, чи не можно тут скупатыся?
А вин скаже: — Чому ж неможно? Можно.
— Та може тут глыбоко? Полезай сам перши у воду.
От так дило и здилаицця! Пишла Гапка у степ, приходит, а вин стоит коло става (пруда):
— Здоров був, паноче!
— Здорова була!
— А що, чоловиче, чи можно тут скупатыся?
— Чому ж неможно?
— Та може глыбоко, покажи мене.
Вин зараз скинув сорочку и штаны, влиз у воду и каже:
— Бачишь, по колини.
Вона и соби влизла у воду, побачила у ёого хуй и пытае:
— Що се таке?
А вин каже:
— Се табака.
— На що ж вона? Що ты робыщь з нею?
— Сцю.
— А чим ты йии годуешь (кормишь)?
— Та ничим.
— Ото-то вона и худа!
А Грицько побачив у Гапки пизду, да й пытае:
— А у тебе що се тако?
— Поцька.
— А на що вона тоби?
— Табаку годовать. Хай твоя табака пойисть поцьки.
— Э, щоб вона мене укусыла! Хай йий бис!
— Ни, ни укусыть.
Грнцько узяв свою гирлыгу (овчарская палка) и зачав пробувать: чи ни укусить? А потим согласився погодовать свою табаку. Надрочила вона йому и направила хуй в пизду, та и придерживае. Любо стало Грицьку, бросив вин степ и прибежав до дому, и кричить:
— Тату, мамо? Де моя жинка?
— На що вона тоби?
— Ебать хочу.
— Зараз прийде.
А жинка тому и рада, а сама каже:
— Пидожды до обида, мати галушки варыла.
А вин:
— Ничего не хочу, ходим годовать табаку.
И зачав йии ебать, а вона зачала пирдить; трудно йии стало, скочила и охота. Вона и говорыть:
— Я, чоловиче, вже не вздужаю.
— Що ж робыты?
— Та мини добры люди казалы, щоб нашего сусида вил полизав мини сраку, то може я и поправлюся. Пиды попроси вола!
Пийшов вин до сусида:
— Нехай ваш вил моей жиньци сраку полиже?
— Нехай!
Воротився да жинке, та и каже:
— Иды! Вже пригнав вола.
От Гапка задрала хвист, уставила сраку у викно, Грицько йии придерживае; а сусидский Ивашка (бо вона з ным наперед зговорылась) як почав Гапку через сраку чесать, аж йии лыхорадка забира.
— Ну що? — каже Грицько.
— Та мало полегчило!
А потом и сам Грицько заболив и каже:
— Жинка, пиды, попросы сусидова вола, щоб мини сраку полизав.
Вина пийшла и выпросыла вола:
— Ну уставай, иды до викна!
От вин спустыв штаны и выпятив у викно сраку, а вил як вдарить його по тий сраци, аж через голову вин перевернулся!
>Опека родителей над взрослыми детьми кажется для южнорусса несносным деспотизмом. Претензия старших братьев над меньшими, как дядей над племянниками, возбуждает неистовую вражду между ними. Кровная связь и родство у южноруссов мало располагают людей к согласию и взаимной любви; напротив, очень часто люди кроткие, приветливые, мирные и уживчивые находятся в непримиримой вражде со своими кровными. Ссоры между родными—явление самое обыкновенное и в низшем и в высшем классе. Напротив, у великоруссов кровная связь заставляет человека нередко быть к другому дружелюбнее, снисходительнее, даже когда он вообще не отличается этими качествами в отношении к чужим. В Южной Руси, чтоб сохранить любовь и согласие между близкими родственниками, надобно им разойтись и как можно менее иметь общего. Взаимный долг, основанный не на свободном соглашении, а на роковой необходимости, тягостен для южнорусса, тогда как великорусса он более всего успокаивает и умиряет его личные побуждения. Великорусе из покорности долгу готов принудить себя любить своих ближних по крови, хотя бы они ему не по душе, снисходить к ним, потому что они ему сродни, чего бы он не сделал по убеждению; он готов для них на личное пожертвование, сознавая, что они того не стоят, но что они все-таки своя кровь. Южнорусс, напротив, готов, кажется, разлюбить ближнего за то, что он его кровный, менее снисходителен к его слабостям, чем к чужому, и вообще родство ведет его не к утверждению доброго расположения, а скорее к его ослаблению. Некоторые великоруссы, приобретшие себе в Южной Руси имения, затевали иногда вводить в малорусские семьи великорусскую плотность и неделимость, и плодом этого были отвратительные сцены: не только родные братья готовы были поминутно завести драку, но сыновья вытаскивали отцов своих за волосы чрез пороги дома. Чем более принцип семейной власти и прочной кровной связи внедряется в жизнь, тем превратнее она на нее действует. Южнорусс тогда почтительный сын, когда родители оставляют ему полную свободу и сами, на старости лет, подчиняются его воле; тогда добрый брат, когда с братом живет, как сосед, как товарищ, не имея ничего общего, нераздельного. Правило: каждому свое, соблюдается в семействах; не только взрослые члены семьи не надевают одежды другого, даже у детей у каждого свое; у великоруссов в крестьянском быту часто две сестры не знают, кому из них принадлежит тот или другой тулуп, а об отдельной принадлежности у детей не бывает и помину.
Поп и хохол.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был хохол, у него был отец-старик. Крепко старик заболел, лежит в постели, а сын ходил-ходил за ним, да потом и бросил. Что отец ни попросит у него — пить или есть — хохол будто не слышит, только думает, как бы поскорее помер.
— Э, сынку, сынку! — говорит отец, — ты вже не став мене и за батька почитати, а я ж тебе на свит родыв!
А сын ему отвечает:
— Серу твоего батка! Ты не мене робыв, а свою душу солодыв (услаждал). Полезай ты к матери в сраку, то я батько, и тебе перероблю.
Отец вздохнёт и промолчит. Пришло время, помер старик. Одели его и положили на лавке: лежит покойник, борода у него длинная; накурили в избе ладаном. Всё готово. Пошёл хохол за попом:
— Здравствуй, батиньку!
— Здорово, хохол! Что скажешь?
— Мой батько помер, пиды — похорони.
— Неужели помер?
— Помер, легкой ему опочывок! Лежит на лавке, как Спас, и бороду свою распас, мосьмило по хатоньке походите и на его билое тило посмотрите. Да, кажись, батиньку, он и просвятится, бо так и пахнет от него ладаном!
— Что же, хохол, есть у тебя деньги — за похороны заплатить?
— За шо тоби деньги платить? За тое стерво, шо лежит на лавке, черной, як головешка, а вытаращив зубы, як бешена собака. Дай ще тоби за него деньги платити! Пожалуй, не приходь хоронить, я тоби приволоку его за ноги: шо хошь, то и роби з ним, хоть соби на ветчину копти да жры!
— Ну ладно, ладно, — говорит поп, — сейчас приду да похороню.
Воротился домой хохол, вслед за ним пришёл и поп: отпели хохолова отца, положили в гроб, снесли на кладбище и похоронили.
— Неужели ты, — говорит поп хохлу, — нисколько не заплатишь мне за своего отца? Тебе грешно будет!
— Ах, батиньку! — сказал хохол. — Сам знаешь, яки у хохла деньги: було трошки, усе потратив на поминки, а ты, батиньку, повремены до ярманки, добуду денег — отдам тоби!
— Ну, хорошо, свет, подождать можно.
Началась ярмарка, поехал хохол в город — лошадьми менять; поехал и поп по своим делам. Вот и попадается хохол попу навстречу.
— Послушай, хохол, — напоминает поп, — время тебе деньги отдать!
— Якие деньги? За шо тоби отдавать?
— Как за что? Я твоего батька схоронил.
— А тож мини и треба! Я скилько не ищу своего батька, нияк не могу найтить; чужие батьки лошадьми меняють, а мого нема. А се ты, псяча-козляча твоя борода! Похороныв мого батьку! — Ухватил попа за бороду, повалил на землю, вытащил из-за пояса кнут и начал его отжаривать:
— От тоби, псяча-козляча борода! Хоть сдохны — да роды мого батька! А то задеру кнутом!
Насилу поп вырвался из хохольских рук да давай Бог тягу! С тех пор полно спрашивать с хохла денег.
>Опека родителей над взрослыми детьми кажется для южнорусса несносным деспотизмом. Претензия старших братьев над меньшими, как дядей над племянниками, возбуждает неистовую вражду между ними. Кровная связь и родство у южноруссов мало располагают людей к согласию и взаимной любви; напротив, очень часто люди кроткие, приветливые, мирные и уживчивые находятся в непримиримой вражде со своими кровными. Ссоры между родными—явление самое обыкновенное и в низшем и в высшем классе. Напротив, у великоруссов кровная связь заставляет человека нередко быть к другому дружелюбнее, снисходительнее, даже когда он вообще не отличается этими качествами в отношении к чужим. В Южной Руси, чтоб сохранить любовь и согласие между близкими родственниками, надобно им разойтись и как можно менее иметь общего. Взаимный долг, основанный не на свободном соглашении, а на роковой необходимости, тягостен для южнорусса, тогда как великорусса он более всего успокаивает и умиряет его личные побуждения. Великорусе из покорности долгу готов принудить себя любить своих ближних по крови, хотя бы они ему не по душе, снисходить к ним, потому что они ему сродни, чего бы он не сделал по убеждению; он готов для них на личное пожертвование, сознавая, что они того не стоят, но что они все-таки своя кровь. Южнорусс, напротив, готов, кажется, разлюбить ближнего за то, что он его кровный, менее снисходителен к его слабостям, чем к чужому, и вообще родство ведет его не к утверждению доброго расположения, а скорее к его ослаблению. Некоторые великоруссы, приобретшие себе в Южной Руси имения, затевали иногда вводить в малорусские семьи великорусскую плотность и неделимость, и плодом этого были отвратительные сцены: не только родные братья готовы были поминутно завести драку, но сыновья вытаскивали отцов своих за волосы чрез пороги дома. Чем более принцип семейной власти и прочной кровной связи внедряется в жизнь, тем превратнее она на нее действует. Южнорусс тогда почтительный сын, когда родители оставляют ему полную свободу и сами, на старости лет, подчиняются его воле; тогда добрый брат, когда с братом живет, как сосед, как товарищ, не имея ничего общего, нераздельного. Правило: каждому свое, соблюдается в семействах; не только взрослые члены семьи не надевают одежды другого, даже у детей у каждого свое; у великоруссов в крестьянском быту часто две сестры не знают, кому из них принадлежит тот или другой тулуп, а об отдельной принадлежности у детей не бывает и помину.
Поп и хохол.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был хохол, у него был отец-старик. Крепко старик заболел, лежит в постели, а сын ходил-ходил за ним, да потом и бросил. Что отец ни попросит у него — пить или есть — хохол будто не слышит, только думает, как бы поскорее помер.
— Э, сынку, сынку! — говорит отец, — ты вже не став мене и за батька почитати, а я ж тебе на свит родыв!
А сын ему отвечает:
— Серу твоего батка! Ты не мене робыв, а свою душу солодыв (услаждал). Полезай ты к матери в сраку, то я батько, и тебе перероблю.
Отец вздохнёт и промолчит. Пришло время, помер старик. Одели его и положили на лавке: лежит покойник, борода у него длинная; накурили в избе ладаном. Всё готово. Пошёл хохол за попом:
— Здравствуй, батиньку!
— Здорово, хохол! Что скажешь?
— Мой батько помер, пиды — похорони.
— Неужели помер?
— Помер, легкой ему опочывок! Лежит на лавке, как Спас, и бороду свою распас, мосьмило по хатоньке походите и на его билое тило посмотрите. Да, кажись, батиньку, он и просвятится, бо так и пахнет от него ладаном!
— Что же, хохол, есть у тебя деньги — за похороны заплатить?
— За шо тоби деньги платить? За тое стерво, шо лежит на лавке, черной, як головешка, а вытаращив зубы, як бешена собака. Дай ще тоби за него деньги платити! Пожалуй, не приходь хоронить, я тоби приволоку его за ноги: шо хошь, то и роби з ним, хоть соби на ветчину копти да жры!
— Ну ладно, ладно, — говорит поп, — сейчас приду да похороню.
Воротился домой хохол, вслед за ним пришёл и поп: отпели хохолова отца, положили в гроб, снесли на кладбище и похоронили.
— Неужели ты, — говорит поп хохлу, — нисколько не заплатишь мне за своего отца? Тебе грешно будет!
— Ах, батиньку! — сказал хохол. — Сам знаешь, яки у хохла деньги: було трошки, усе потратив на поминки, а ты, батиньку, повремены до ярманки, добуду денег — отдам тоби!
— Ну, хорошо, свет, подождать можно.
Началась ярмарка, поехал хохол в город — лошадьми менять; поехал и поп по своим делам. Вот и попадается хохол попу навстречу.
— Послушай, хохол, — напоминает поп, — время тебе деньги отдать!
— Якие деньги? За шо тоби отдавать?
— Как за что? Я твоего батька схоронил.
— А тож мини и треба! Я скилько не ищу своего батька, нияк не могу найтить; чужие батьки лошадьми меняють, а мого нема. А се ты, псяча-козляча твоя борода! Похороныв мого батьку! — Ухватил попа за бороду, повалил на землю, вытащил из-за пояса кнут и начал его отжаривать:
— От тоби, псяча-козляча борода! Хоть сдохны — да роды мого батька! А то задеру кнутом!
Насилу поп вырвался из хохольских рук да давай Бог тягу! С тех пор полно спрашивать с хохла денег.
>>85902
Когда как. Нр вообще были случаи ирл. В кино естественно все преукрашено.
Когда как. Нр вообще были случаи ирл. В кино естественно все преукрашено.
>>86749
Да они и сами против не были.
Да они и сами против не были.
>>86749
Конечно там же елда мое почтение. А николашка в cuckchair сидел и наблюдал.
>оякодон с Сашкой и её дочка
Конечно там же елда мое почтение. А николашка в cuckchair сидел и наблюдал.
>>87082
Гришка сибиряк коренной, так что не морской огурец, а корень таёжный!
Гришка сибиряк коренной, так что не морской огурец, а корень таёжный!
Французский фарс ~1455 года "Новобрачный что не смог угодить молодой супруге"
Теперь я чахну в цвете лет.
Мать . Но отчего? Мне видеть больно,
Как исхудала ты, мой свет!
Еще и месяца-то нет,
Как вы произнесли обет.
Молодая . Ах, матушка, сего довольно,
Чтоб испытать немало бед.
Узнайте — вот вам мой ответ, —
Что нет мне счастия нимало.
Отец . А ты б, коль муж вернулся злой,
Ушла на время с глаз долой,
А ночью жарче приласкала,
И враз бы гнев его остыл.
Молодая . Он, батюшка, меня не бил —
Не оттого мои мученья.
Мать . Так в чем же дочь, его порок?
Он бабник? Пьяница? Игрок?
Молодая . Еще ужасней огорченье:
Какою я от вас ушла,
Такой пришла, без измененья!
Ему не боле я мила,
Чем мерзостные нечистоты.
Отец . Да где же стыд твой, дочка? Что ты!
Спешить ты с этим не должна;
Вот погоди — придет весна,
И он куда резвее станет.
Мать . Пусть лихоманка к вам пристанет!
Кой черт вас дернул за язык?
Не вам соваться в это дело.
А я скажу вам напрямик:
Уж коли дочка уцелела,
Так нечем, знать, ему играть.
Отец . Когда бы ты могла сказать
Ему об этом осторожно,
Обиняками, если можно,
То лучше было бы, жена.
Мать . Совсем истаяла она.
Увы, не тронута бедняжка!
Клянусь, ему придется тяжко —
Его стащу я завтра в суд.
Уж судьи живо разберут,
Где что и все ли там на месте.
Дочь . Ах, полно, матушка, кричать:
Врасплох он может нас застать.
Мать . С тех пор как вы живете вместе,
Ты не пыталась никогда
Узнать во что бы то ни стало,
Внезапно сдернув одеяло,
Когда покрепче он заснет,
Чего же там недостает?
Дочь . На днях я счастья попытала.
Когда мы спать пошли вдвоем,
Он взял да лег ко мне лицом —
Я даже вся затрепетала
И обняла его, и вот —
Ему погладила живот
И ниже... Тут, как бы со страху,
Он подоткнул свою рубаху
И сдвинулся на самый край.
Мать . Господь, мерзавца покарай!
Я душу прозакласть готова,
Что он обижен естеством.
Да ты уверилась ли в том,
Что все добро его при нем?
Дочь . Ах, матушка, я бестолкова.
Когда ж мне было поумнеть?
Мать . Недолго тут и заболеть
От ярости и огорченья.
Такие терпишь ты лишенья,
Что, верно, слягу я в постель.
Но в первый вечер неужель
Не смял он на тебе рубаху?
Он, матушка, и тут дал маху.
Я притворилась, будто сплю;
Сама жестокий страх терплю;
Все жду: вот он ко мне нагрянет,
С охотой и усердьем станет
Играть в любовную игру.
Стерпела б я — ей-ей, не вру!
Мне тетушки все рассказали,
И страх смогла б я побороть...
Мерзавца покарай, господь!
Нет, не бывать вам вместе дале,
Когда не станет он другим.
Клянусь я богом всеблагим,
Меня сейчас родимчик хватит!
Чуть вспомню о скопце твоем —
Нутро пронзает, как ножом.
Не ссорь их лучше. Право, хватит:
Не оберешься бед потом!
Я вас прошу, его впустите —
Все будет так, как вы хотите.
Храни вас бог из года в год!
Входи скорее, ужин ждет.
Надеюсь, матушка здорова?
Ну нет, как раз наоборот!
А ты мне мерзок, право слово.
Пусть вас господь обережет!
Входи скорее, ужин ждет!
Как женщине, должно быть, сладко
С ним ночку лишнюю пробыть!
В уме ли вы, чтоб так вопить?
Как не боитесь вы припадка?
Мать . Злодей! Пропала дочь моя!
Мой гнев не выразить словами.
Молодой . Да вот она — здесь, рядом с вами!
В чем дело? — знать хотел бы я.
Мать . Не избежал бы ты битья,
Будь я тебя, наглец, сильнее.
Каков обманщик! Не краснея,
Вступаешь ты в фальшивый брак
И надуваешь нас, да как!
Сколь подло поступил ты с нею!
Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья...
Отец . Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.
Мать . Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он — мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!
Молодой . И поле не всегда родит:
То колос градом побивает,
То хлеб от засухи сгорает,
То мыши урожай сожрут.
Всегда напасти тут как тут!
Мать . Ну, плут, стащу тебя я в суд.
Управу на тебя найдут!
Будь ты таков, как все мужчины,
Как вас природа создает, —
Не знала б дочь моя забот.
Избавь бедняжку от кручины.
Тебе за это хоть сейчас
Я уплачу — и золотыми.
Теперь я чахну в цвете лет.
Мать . Но отчего? Мне видеть больно,
Как исхудала ты, мой свет!
Еще и месяца-то нет,
Как вы произнесли обет.
Молодая . Ах, матушка, сего довольно,
Чтоб испытать немало бед.
Узнайте — вот вам мой ответ, —
Что нет мне счастия нимало.
Отец . А ты б, коль муж вернулся злой,
Ушла на время с глаз долой,
А ночью жарче приласкала,
И враз бы гнев его остыл.
Молодая . Он, батюшка, меня не бил —
Не оттого мои мученья.
Мать . Так в чем же дочь, его порок?
Он бабник? Пьяница? Игрок?
Молодая . Еще ужасней огорченье:
Какою я от вас ушла,
Такой пришла, без измененья!
Ему не боле я мила,
Чем мерзостные нечистоты.
Отец . Да где же стыд твой, дочка? Что ты!
Спешить ты с этим не должна;
Вот погоди — придет весна,
И он куда резвее станет.
Мать . Пусть лихоманка к вам пристанет!
Кой черт вас дернул за язык?
Не вам соваться в это дело.
А я скажу вам напрямик:
Уж коли дочка уцелела,
Так нечем, знать, ему играть.
Отец . Когда бы ты могла сказать
Ему об этом осторожно,
Обиняками, если можно,
То лучше было бы, жена.
Мать . Совсем истаяла она.
Увы, не тронута бедняжка!
Клянусь, ему придется тяжко —
Его стащу я завтра в суд.
Уж судьи живо разберут,
Где что и все ли там на месте.
Дочь . Ах, полно, матушка, кричать:
Врасплох он может нас застать.
Мать . С тех пор как вы живете вместе,
Ты не пыталась никогда
Узнать во что бы то ни стало,
Внезапно сдернув одеяло,
Когда покрепче он заснет,
Чего же там недостает?
Дочь . На днях я счастья попытала.
Когда мы спать пошли вдвоем,
Он взял да лег ко мне лицом —
Я даже вся затрепетала
И обняла его, и вот —
Ему погладила живот
И ниже... Тут, как бы со страху,
Он подоткнул свою рубаху
И сдвинулся на самый край.
Мать . Господь, мерзавца покарай!
Я душу прозакласть готова,
Что он обижен естеством.
Да ты уверилась ли в том,
Что все добро его при нем?
Дочь . Ах, матушка, я бестолкова.
Когда ж мне было поумнеть?
Мать . Недолго тут и заболеть
От ярости и огорченья.
Такие терпишь ты лишенья,
Что, верно, слягу я в постель.
Но в первый вечер неужель
Не смял он на тебе рубаху?
Он, матушка, и тут дал маху.
Я притворилась, будто сплю;
Сама жестокий страх терплю;
Все жду: вот он ко мне нагрянет,
С охотой и усердьем станет
Играть в любовную игру.
Стерпела б я — ей-ей, не вру!
Мне тетушки все рассказали,
И страх смогла б я побороть...
Мерзавца покарай, господь!
Нет, не бывать вам вместе дале,
Когда не станет он другим.
Клянусь я богом всеблагим,
Меня сейчас родимчик хватит!
Чуть вспомню о скопце твоем —
Нутро пронзает, как ножом.
Не ссорь их лучше. Право, хватит:
Не оберешься бед потом!
Я вас прошу, его впустите —
Все будет так, как вы хотите.
Храни вас бог из года в год!
Входи скорее, ужин ждет.
Надеюсь, матушка здорова?
Ну нет, как раз наоборот!
А ты мне мерзок, право слово.
Пусть вас господь обережет!
Входи скорее, ужин ждет!
Как женщине, должно быть, сладко
С ним ночку лишнюю пробыть!
В уме ли вы, чтоб так вопить?
Как не боитесь вы припадка?
Мать . Злодей! Пропала дочь моя!
Мой гнев не выразить словами.
Молодой . Да вот она — здесь, рядом с вами!
В чем дело? — знать хотел бы я.
Мать . Не избежал бы ты битья,
Будь я тебя, наглец, сильнее.
Каков обманщик! Не краснея,
Вступаешь ты в фальшивый брак
И надуваешь нас, да как!
Сколь подло поступил ты с нею!
Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья...
Отец . Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.
Мать . Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он — мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!
Молодой . И поле не всегда родит:
То колос градом побивает,
То хлеб от засухи сгорает,
То мыши урожай сожрут.
Всегда напасти тут как тут!
Мать . Ну, плут, стащу тебя я в суд.
Управу на тебя найдут!
Будь ты таков, как все мужчины,
Как вас природа создает, —
Не знала б дочь моя забот.
Избавь бедняжку от кручины.
Тебе за это хоть сейчас
Я уплачу — и золотыми.
Французский фарс ~1455 года "Новобрачный что не смог угодить молодой супруге"
Теперь я чахну в цвете лет.
Мать . Но отчего? Мне видеть больно,
Как исхудала ты, мой свет!
Еще и месяца-то нет,
Как вы произнесли обет.
Молодая . Ах, матушка, сего довольно,
Чтоб испытать немало бед.
Узнайте — вот вам мой ответ, —
Что нет мне счастия нимало.
Отец . А ты б, коль муж вернулся злой,
Ушла на время с глаз долой,
А ночью жарче приласкала,
И враз бы гнев его остыл.
Молодая . Он, батюшка, меня не бил —
Не оттого мои мученья.
Мать . Так в чем же дочь, его порок?
Он бабник? Пьяница? Игрок?
Молодая . Еще ужасней огорченье:
Какою я от вас ушла,
Такой пришла, без измененья!
Ему не боле я мила,
Чем мерзостные нечистоты.
Отец . Да где же стыд твой, дочка? Что ты!
Спешить ты с этим не должна;
Вот погоди — придет весна,
И он куда резвее станет.
Мать . Пусть лихоманка к вам пристанет!
Кой черт вас дернул за язык?
Не вам соваться в это дело.
А я скажу вам напрямик:
Уж коли дочка уцелела,
Так нечем, знать, ему играть.
Отец . Когда бы ты могла сказать
Ему об этом осторожно,
Обиняками, если можно,
То лучше было бы, жена.
Мать . Совсем истаяла она.
Увы, не тронута бедняжка!
Клянусь, ему придется тяжко —
Его стащу я завтра в суд.
Уж судьи живо разберут,
Где что и все ли там на месте.
Дочь . Ах, полно, матушка, кричать:
Врасплох он может нас застать.
Мать . С тех пор как вы живете вместе,
Ты не пыталась никогда
Узнать во что бы то ни стало,
Внезапно сдернув одеяло,
Когда покрепче он заснет,
Чего же там недостает?
Дочь . На днях я счастья попытала.
Когда мы спать пошли вдвоем,
Он взял да лег ко мне лицом —
Я даже вся затрепетала
И обняла его, и вот —
Ему погладила живот
И ниже... Тут, как бы со страху,
Он подоткнул свою рубаху
И сдвинулся на самый край.
Мать . Господь, мерзавца покарай!
Я душу прозакласть готова,
Что он обижен естеством.
Да ты уверилась ли в том,
Что все добро его при нем?
Дочь . Ах, матушка, я бестолкова.
Когда ж мне было поумнеть?
Мать . Недолго тут и заболеть
От ярости и огорченья.
Такие терпишь ты лишенья,
Что, верно, слягу я в постель.
Но в первый вечер неужель
Не смял он на тебе рубаху?
Он, матушка, и тут дал маху.
Я притворилась, будто сплю;
Сама жестокий страх терплю;
Все жду: вот он ко мне нагрянет,
С охотой и усердьем станет
Играть в любовную игру.
Стерпела б я — ей-ей, не вру!
Мне тетушки все рассказали,
И страх смогла б я побороть...
Мерзавца покарай, господь!
Нет, не бывать вам вместе дале,
Когда не станет он другим.
Клянусь я богом всеблагим,
Меня сейчас родимчик хватит!
Чуть вспомню о скопце твоем —
Нутро пронзает, как ножом.
Не ссорь их лучше. Право, хватит:
Не оберешься бед потом!
Я вас прошу, его впустите —
Все будет так, как вы хотите.
Храни вас бог из года в год!
Входи скорее, ужин ждет.
Надеюсь, матушка здорова?
Ну нет, как раз наоборот!
А ты мне мерзок, право слово.
Пусть вас господь обережет!
Входи скорее, ужин ждет!
Как женщине, должно быть, сладко
С ним ночку лишнюю пробыть!
В уме ли вы, чтоб так вопить?
Как не боитесь вы припадка?
Мать . Злодей! Пропала дочь моя!
Мой гнев не выразить словами.
Молодой . Да вот она — здесь, рядом с вами!
В чем дело? — знать хотел бы я.
Мать . Не избежал бы ты битья,
Будь я тебя, наглец, сильнее.
Каков обманщик! Не краснея,
Вступаешь ты в фальшивый брак
И надуваешь нас, да как!
Сколь подло поступил ты с нею!
Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья...
Отец . Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.
Мать . Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он — мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!
Молодой . И поле не всегда родит:
То колос градом побивает,
То хлеб от засухи сгорает,
То мыши урожай сожрут.
Всегда напасти тут как тут!
Мать . Ну, плут, стащу тебя я в суд.
Управу на тебя найдут!
Будь ты таков, как все мужчины,
Как вас природа создает, —
Не знала б дочь моя забот.
Избавь бедняжку от кручины.
Тебе за это хоть сейчас
Я уплачу — и золотыми.
Теперь я чахну в цвете лет.
Мать . Но отчего? Мне видеть больно,
Как исхудала ты, мой свет!
Еще и месяца-то нет,
Как вы произнесли обет.
Молодая . Ах, матушка, сего довольно,
Чтоб испытать немало бед.
Узнайте — вот вам мой ответ, —
Что нет мне счастия нимало.
Отец . А ты б, коль муж вернулся злой,
Ушла на время с глаз долой,
А ночью жарче приласкала,
И враз бы гнев его остыл.
Молодая . Он, батюшка, меня не бил —
Не оттого мои мученья.
Мать . Так в чем же дочь, его порок?
Он бабник? Пьяница? Игрок?
Молодая . Еще ужасней огорченье:
Какою я от вас ушла,
Такой пришла, без измененья!
Ему не боле я мила,
Чем мерзостные нечистоты.
Отец . Да где же стыд твой, дочка? Что ты!
Спешить ты с этим не должна;
Вот погоди — придет весна,
И он куда резвее станет.
Мать . Пусть лихоманка к вам пристанет!
Кой черт вас дернул за язык?
Не вам соваться в это дело.
А я скажу вам напрямик:
Уж коли дочка уцелела,
Так нечем, знать, ему играть.
Отец . Когда бы ты могла сказать
Ему об этом осторожно,
Обиняками, если можно,
То лучше было бы, жена.
Мать . Совсем истаяла она.
Увы, не тронута бедняжка!
Клянусь, ему придется тяжко —
Его стащу я завтра в суд.
Уж судьи живо разберут,
Где что и все ли там на месте.
Дочь . Ах, полно, матушка, кричать:
Врасплох он может нас застать.
Мать . С тех пор как вы живете вместе,
Ты не пыталась никогда
Узнать во что бы то ни стало,
Внезапно сдернув одеяло,
Когда покрепче он заснет,
Чего же там недостает?
Дочь . На днях я счастья попытала.
Когда мы спать пошли вдвоем,
Он взял да лег ко мне лицом —
Я даже вся затрепетала
И обняла его, и вот —
Ему погладила живот
И ниже... Тут, как бы со страху,
Он подоткнул свою рубаху
И сдвинулся на самый край.
Мать . Господь, мерзавца покарай!
Я душу прозакласть готова,
Что он обижен естеством.
Да ты уверилась ли в том,
Что все добро его при нем?
Дочь . Ах, матушка, я бестолкова.
Когда ж мне было поумнеть?
Мать . Недолго тут и заболеть
От ярости и огорченья.
Такие терпишь ты лишенья,
Что, верно, слягу я в постель.
Но в первый вечер неужель
Не смял он на тебе рубаху?
Он, матушка, и тут дал маху.
Я притворилась, будто сплю;
Сама жестокий страх терплю;
Все жду: вот он ко мне нагрянет,
С охотой и усердьем станет
Играть в любовную игру.
Стерпела б я — ей-ей, не вру!
Мне тетушки все рассказали,
И страх смогла б я побороть...
Мерзавца покарай, господь!
Нет, не бывать вам вместе дале,
Когда не станет он другим.
Клянусь я богом всеблагим,
Меня сейчас родимчик хватит!
Чуть вспомню о скопце твоем —
Нутро пронзает, как ножом.
Не ссорь их лучше. Право, хватит:
Не оберешься бед потом!
Я вас прошу, его впустите —
Все будет так, как вы хотите.
Храни вас бог из года в год!
Входи скорее, ужин ждет.
Надеюсь, матушка здорова?
Ну нет, как раз наоборот!
А ты мне мерзок, право слово.
Пусть вас господь обережет!
Входи скорее, ужин ждет!
Как женщине, должно быть, сладко
С ним ночку лишнюю пробыть!
В уме ли вы, чтоб так вопить?
Как не боитесь вы припадка?
Мать . Злодей! Пропала дочь моя!
Мой гнев не выразить словами.
Молодой . Да вот она — здесь, рядом с вами!
В чем дело? — знать хотел бы я.
Мать . Не избежал бы ты битья,
Будь я тебя, наглец, сильнее.
Каков обманщик! Не краснея,
Вступаешь ты в фальшивый брак
И надуваешь нас, да как!
Сколь подло поступил ты с нею!
Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья...
Отец . Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.
Мать . Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он — мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!
Молодой . И поле не всегда родит:
То колос градом побивает,
То хлеб от засухи сгорает,
То мыши урожай сожрут.
Всегда напасти тут как тут!
Мать . Ну, плут, стащу тебя я в суд.
Управу на тебя найдут!
Будь ты таков, как все мужчины,
Как вас природа создает, —
Не знала б дочь моя забот.
Избавь бедняжку от кручины.
Тебе за это хоть сейчас
Я уплачу — и золотыми.
Молодой . Да провались вы вместе с ними!
Подвесьте их промежду глаз —
Тогда бы я, клянусь святыми,
Водил вас людям напоказ
И смог бы славно прокормиться.
Мать . Будь ты в сто раз мудрей, тупица,
И хитроумней в тыщу раз,
Не проведешь ты больше нас.
Кой черт понес тебя жениться?
Молодой . Что?
Мать . У тебя ж близняток нет.
Молодой . Вот вам они, а вот совет:
Язык маленько придержите!
Молодая . Вы, матушка, поменьше врите —
Прибьют, пожалуй, за навет.
Мать . Тебя он, значит, не обидел —
Ни днем, ни ночью не подмял,
Ни разу юбки не задрал?
Молодой . Такого я еще не видел,
Чтоб бесновались без причин.
Мать . Скажите, экий господин!
Плут, недоносок, сукин сын!
Ни дна ему и ни покрышки!
Каким ходил он петухом,
Покуда звался женихом, —
И танцевал без передышки,
И лапал, будто невтерпеж,
Корсаж ей мял, не отступался,
Чуть ли не силой домогался;
А тут запрету нет, и что ж? —
Ни разу даже не пытался.
Нет, вот те крест, она уйдет!
Отец . Он сам, Томаса, все поймет.
Сегодня сказано довольно.
Мать . Ждать целый месяц? Долго больно!
Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.
Отец . Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!
Мать . Ни пить, ни есть — свидетель бог! —
Не будет он под этим кровом.
Молодой . Вы обо мне в кратчайший срок
Услышите иные вести.
Жена уйдет со мною вместе,
И я исправлю свой огрех.
Мать . А сможешь?..
Молодой . Я? Да лучше всех!
Мать . Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И — вот те крест! — ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!
Подвесьте их промежду глаз —
Тогда бы я, клянусь святыми,
Водил вас людям напоказ
И смог бы славно прокормиться.
Мать . Будь ты в сто раз мудрей, тупица,
И хитроумней в тыщу раз,
Не проведешь ты больше нас.
Кой черт понес тебя жениться?
Молодой . Что?
Мать . У тебя ж близняток нет.
Молодой . Вот вам они, а вот совет:
Язык маленько придержите!
Молодая . Вы, матушка, поменьше врите —
Прибьют, пожалуй, за навет.
Мать . Тебя он, значит, не обидел —
Ни днем, ни ночью не подмял,
Ни разу юбки не задрал?
Молодой . Такого я еще не видел,
Чтоб бесновались без причин.
Мать . Скажите, экий господин!
Плут, недоносок, сукин сын!
Ни дна ему и ни покрышки!
Каким ходил он петухом,
Покуда звался женихом, —
И танцевал без передышки,
И лапал, будто невтерпеж,
Корсаж ей мял, не отступался,
Чуть ли не силой домогался;
А тут запрету нет, и что ж? —
Ни разу даже не пытался.
Нет, вот те крест, она уйдет!
Отец . Он сам, Томаса, все поймет.
Сегодня сказано довольно.
Мать . Ждать целый месяц? Долго больно!
Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.
Отец . Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!
Мать . Ни пить, ни есть — свидетель бог! —
Не будет он под этим кровом.
Молодой . Вы обо мне в кратчайший срок
Услышите иные вести.
Жена уйдет со мною вместе,
И я исправлю свой огрех.
Мать . А сможешь?..
Молодой . Я? Да лучше всех!
Мать . Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И — вот те крест! — ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!
Молодой . Да провались вы вместе с ними!
Подвесьте их промежду глаз —
Тогда бы я, клянусь святыми,
Водил вас людям напоказ
И смог бы славно прокормиться.
Мать . Будь ты в сто раз мудрей, тупица,
И хитроумней в тыщу раз,
Не проведешь ты больше нас.
Кой черт понес тебя жениться?
Молодой . Что?
Мать . У тебя ж близняток нет.
Молодой . Вот вам они, а вот совет:
Язык маленько придержите!
Молодая . Вы, матушка, поменьше врите —
Прибьют, пожалуй, за навет.
Мать . Тебя он, значит, не обидел —
Ни днем, ни ночью не подмял,
Ни разу юбки не задрал?
Молодой . Такого я еще не видел,
Чтоб бесновались без причин.
Мать . Скажите, экий господин!
Плут, недоносок, сукин сын!
Ни дна ему и ни покрышки!
Каким ходил он петухом,
Покуда звался женихом, —
И танцевал без передышки,
И лапал, будто невтерпеж,
Корсаж ей мял, не отступался,
Чуть ли не силой домогался;
А тут запрету нет, и что ж? —
Ни разу даже не пытался.
Нет, вот те крест, она уйдет!
Отец . Он сам, Томаса, все поймет.
Сегодня сказано довольно.
Мать . Ждать целый месяц? Долго больно!
Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.
Отец . Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!
Мать . Ни пить, ни есть — свидетель бог! —
Не будет он под этим кровом.
Молодой . Вы обо мне в кратчайший срок
Услышите иные вести.
Жена уйдет со мною вместе,
И я исправлю свой огрех.
Мать . А сможешь?..
Молодой . Я? Да лучше всех!
Мать . Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И — вот те крест! — ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!
Подвесьте их промежду глаз —
Тогда бы я, клянусь святыми,
Водил вас людям напоказ
И смог бы славно прокормиться.
Мать . Будь ты в сто раз мудрей, тупица,
И хитроумней в тыщу раз,
Не проведешь ты больше нас.
Кой черт понес тебя жениться?
Молодой . Что?
Мать . У тебя ж близняток нет.
Молодой . Вот вам они, а вот совет:
Язык маленько придержите!
Молодая . Вы, матушка, поменьше врите —
Прибьют, пожалуй, за навет.
Мать . Тебя он, значит, не обидел —
Ни днем, ни ночью не подмял,
Ни разу юбки не задрал?
Молодой . Такого я еще не видел,
Чтоб бесновались без причин.
Мать . Скажите, экий господин!
Плут, недоносок, сукин сын!
Ни дна ему и ни покрышки!
Каким ходил он петухом,
Покуда звался женихом, —
И танцевал без передышки,
И лапал, будто невтерпеж,
Корсаж ей мял, не отступался,
Чуть ли не силой домогался;
А тут запрету нет, и что ж? —
Ни разу даже не пытался.
Нет, вот те крест, она уйдет!
Отец . Он сам, Томаса, все поймет.
Сегодня сказано довольно.
Мать . Ждать целый месяц? Долго больно!
Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.
Отец . Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!
Мать . Ни пить, ни есть — свидетель бог! —
Не будет он под этим кровом.
Молодой . Вы обо мне в кратчайший срок
Услышите иные вести.
Жена уйдет со мною вместе,
И я исправлю свой огрех.
Мать . А сможешь?..
Молодой . Я? Да лучше всех!
Мать . Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И — вот те крест! — ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!
Отрывок из фарса "Бедный Жуан"
Шут. Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Не шутка он наверняка.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Я думал, что лишусь рассудка —
Так от него мне было жутко.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Жена. Ах, время терпит.
Шут. Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Жена . Всласть петь и танцевать я буду — /
Ведь время терпит.
Шут . Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Бедный Жуан. Дел у меня невпроворот:
Мешки таскаю, нету мочи;
Мотаюсь до глубокой ночи
И за работу утром рано
Берусь опять. Так беспрестанно
Сажает пекарь хлебы в печь.
Могу ли я себя беречь,
Коль для возлюбленной жены
Наряды новые нужны,
А денег на покупку нет?
Жена . Зачем я родилась на свет?
Жизнь отравляет этот олух.
Вот уж воистину простак!
Хлыщ . Всегда в любви застенчивый бедняк
Бывает в положенье незавидном!
Оно чревато кучей передряг,
С ума нас сводит и глаза слепит нам.
Я отдал свой язык на службу злыдням
По имени Обман и Ханжество:
Служенье им нельзя считать постыдным—
Без них в любви не снищешь ничего.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Хлыщ . На шляпе перья. Каково?
Шут . А что сюда влечет его?
Хлыщ . Родился я лишь для того,
Чтоб раздувать пожар повсюду.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Тсс! За хлыщом следить я буду.
Нарядно, ярко он одет,
Красив, как карточный валет.
Одно в нем плохо: пустоват.
Хлыщ . Моднейший у меня наряд —
Кафтан и шляпа из камлота,
Да стою я и сам чего-то:
Осанистее нет мужчин.
Жена . А ну как будто вы мне сын,
Взгляните трезво на обнову.
Наряд, скажу, Жуан, я к слову,
Еще до нашей свадьбы шит
Скажите честно, как сидит?
Как рукава? Везде порядок?
Надеюсь, нет на лифе складок?
Я скоро покажусь на людях,
И мне не безразличен суд их.
Что? Любо на меня глядеть?
Жуан . А повернитесь-ка.
Жена . Медведь!
Ко мне так грубо вы не лезьте.
Жуан . Да ведь не все у вас на месте.
Жена . А что такое?
Шут . Дуралей
Подушечки поправит ей
На бедрах.
Жуан . Выглядите, право,
Вы спереди совсем как пава,
Однако портит все ваш зад.
Шут . Ладонь Жуана в аккурат
По адресу шлепок послала.
Жена . Подайте шляпу, поддавала!
Жуан . Охотно, милочка, подам.
Шут . Теперь в сомнении я сам:
Жуановой казны навряд
Хватило на ее наряд;
Так уж не сделал ли презента
Ей хлыщ?
Жуан (подавая ишяпу). Ого, какая лента!
Мне любо видеть вас пригожей
И модной.
Жена . Шляпы, правый боже,
Полой коснулись вы!
Жуан . Да нешто?
Жена . Конечно! Грубая одежда
Воздушный бант испортит вмиг.
Жуан . Черт знает что! Ваш воротник
Не зацепить бы ненароком.
Шут . Тебе, безумный, выйдет боком
Потворство моднице жене.
Жена . Да завяжите ленту мне.
Жуан . Так?
Жена . Нет же! Узел слишком туг.
Пропала лента! Где тот друг,
Кто снова купит мне другую?
Жуан . Позвольте, вас я поцелую,
А шляпу славно причешу.
Жена. Не против ворса, вас прошу.
Жуан. Так?
Жена. Вся отделка пострадала.
Ужель ума у вас столь мало?
Вы, недотепа, пол скребли б!
Жуан. А этак?
Жена. Мой убор погиб.
Теперь мне покупайте новый.
Жуан . Да полно сокрушаться, что вы!
Хотите, я куплю вам два?
Жена . Вот слышу дельные слова.
Но покупать — так три убора.
Жуан . Куплю, мой ангел, три, коль скоро
Вам эта шляпа так постыла.
Шут (поет). Ох, бедный, бедный Жуан!
Жена ему изменила.
А он взял веничек в руки
И выбивает премило
Ту грязь, которой жена
Себя так густо покрыла.
Твоя жена тебя, дурила,
Обманывает с давних дней,
А потому идет о ней
Во всех домах худая слава.
Шут. Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Не шутка он наверняка.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Я думал, что лишусь рассудка —
Так от него мне было жутко.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Жена. Ах, время терпит.
Шут. Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Жена . Всласть петь и танцевать я буду — /
Ведь время терпит.
Шут . Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Бедный Жуан. Дел у меня невпроворот:
Мешки таскаю, нету мочи;
Мотаюсь до глубокой ночи
И за работу утром рано
Берусь опять. Так беспрестанно
Сажает пекарь хлебы в печь.
Могу ли я себя беречь,
Коль для возлюбленной жены
Наряды новые нужны,
А денег на покупку нет?
Жена . Зачем я родилась на свет?
Жизнь отравляет этот олух.
Вот уж воистину простак!
Хлыщ . Всегда в любви застенчивый бедняк
Бывает в положенье незавидном!
Оно чревато кучей передряг,
С ума нас сводит и глаза слепит нам.
Я отдал свой язык на службу злыдням
По имени Обман и Ханжество:
Служенье им нельзя считать постыдным—
Без них в любви не снищешь ничего.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Хлыщ . На шляпе перья. Каково?
Шут . А что сюда влечет его?
Хлыщ . Родился я лишь для того,
Чтоб раздувать пожар повсюду.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Тсс! За хлыщом следить я буду.
Нарядно, ярко он одет,
Красив, как карточный валет.
Одно в нем плохо: пустоват.
Хлыщ . Моднейший у меня наряд —
Кафтан и шляпа из камлота,
Да стою я и сам чего-то:
Осанистее нет мужчин.
Жена . А ну как будто вы мне сын,
Взгляните трезво на обнову.
Наряд, скажу, Жуан, я к слову,
Еще до нашей свадьбы шит
Скажите честно, как сидит?
Как рукава? Везде порядок?
Надеюсь, нет на лифе складок?
Я скоро покажусь на людях,
И мне не безразличен суд их.
Что? Любо на меня глядеть?
Жуан . А повернитесь-ка.
Жена . Медведь!
Ко мне так грубо вы не лезьте.
Жуан . Да ведь не все у вас на месте.
Жена . А что такое?
Шут . Дуралей
Подушечки поправит ей
На бедрах.
Жуан . Выглядите, право,
Вы спереди совсем как пава,
Однако портит все ваш зад.
Шут . Ладонь Жуана в аккурат
По адресу шлепок послала.
Жена . Подайте шляпу, поддавала!
Жуан . Охотно, милочка, подам.
Шут . Теперь в сомнении я сам:
Жуановой казны навряд
Хватило на ее наряд;
Так уж не сделал ли презента
Ей хлыщ?
Жуан (подавая ишяпу). Ого, какая лента!
Мне любо видеть вас пригожей
И модной.
Жена . Шляпы, правый боже,
Полой коснулись вы!
Жуан . Да нешто?
Жена . Конечно! Грубая одежда
Воздушный бант испортит вмиг.
Жуан . Черт знает что! Ваш воротник
Не зацепить бы ненароком.
Шут . Тебе, безумный, выйдет боком
Потворство моднице жене.
Жена . Да завяжите ленту мне.
Жуан . Так?
Жена . Нет же! Узел слишком туг.
Пропала лента! Где тот друг,
Кто снова купит мне другую?
Жуан . Позвольте, вас я поцелую,
А шляпу славно причешу.
Жена. Не против ворса, вас прошу.
Жуан. Так?
Жена. Вся отделка пострадала.
Ужель ума у вас столь мало?
Вы, недотепа, пол скребли б!
Жуан. А этак?
Жена. Мой убор погиб.
Теперь мне покупайте новый.
Жуан . Да полно сокрушаться, что вы!
Хотите, я куплю вам два?
Жена . Вот слышу дельные слова.
Но покупать — так три убора.
Жуан . Куплю, мой ангел, три, коль скоро
Вам эта шляпа так постыла.
Шут (поет). Ох, бедный, бедный Жуан!
Жена ему изменила.
А он взял веничек в руки
И выбивает премило
Ту грязь, которой жена
Себя так густо покрыла.
Твоя жена тебя, дурила,
Обманывает с давних дней,
А потому идет о ней
Во всех домах худая слава.
Отрывок из фарса "Бедный Жуан"
Шут. Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Не шутка он наверняка.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Я думал, что лишусь рассудка —
Так от него мне было жутко.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Жена. Ах, время терпит.
Шут. Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Жена . Всласть петь и танцевать я буду — /
Ведь время терпит.
Шут . Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Бедный Жуан. Дел у меня невпроворот:
Мешки таскаю, нету мочи;
Мотаюсь до глубокой ночи
И за работу утром рано
Берусь опять. Так беспрестанно
Сажает пекарь хлебы в печь.
Могу ли я себя беречь,
Коль для возлюбленной жены
Наряды новые нужны,
А денег на покупку нет?
Жена . Зачем я родилась на свет?
Жизнь отравляет этот олух.
Вот уж воистину простак!
Хлыщ . Всегда в любви застенчивый бедняк
Бывает в положенье незавидном!
Оно чревато кучей передряг,
С ума нас сводит и глаза слепит нам.
Я отдал свой язык на службу злыдням
По имени Обман и Ханжество:
Служенье им нельзя считать постыдным—
Без них в любви не снищешь ничего.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Хлыщ . На шляпе перья. Каково?
Шут . А что сюда влечет его?
Хлыщ . Родился я лишь для того,
Чтоб раздувать пожар повсюду.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Тсс! За хлыщом следить я буду.
Нарядно, ярко он одет,
Красив, как карточный валет.
Одно в нем плохо: пустоват.
Хлыщ . Моднейший у меня наряд —
Кафтан и шляпа из камлота,
Да стою я и сам чего-то:
Осанистее нет мужчин.
Жена . А ну как будто вы мне сын,
Взгляните трезво на обнову.
Наряд, скажу, Жуан, я к слову,
Еще до нашей свадьбы шит
Скажите честно, как сидит?
Как рукава? Везде порядок?
Надеюсь, нет на лифе складок?
Я скоро покажусь на людях,
И мне не безразличен суд их.
Что? Любо на меня глядеть?
Жуан . А повернитесь-ка.
Жена . Медведь!
Ко мне так грубо вы не лезьте.
Жуан . Да ведь не все у вас на месте.
Жена . А что такое?
Шут . Дуралей
Подушечки поправит ей
На бедрах.
Жуан . Выглядите, право,
Вы спереди совсем как пава,
Однако портит все ваш зад.
Шут . Ладонь Жуана в аккурат
По адресу шлепок послала.
Жена . Подайте шляпу, поддавала!
Жуан . Охотно, милочка, подам.
Шут . Теперь в сомнении я сам:
Жуановой казны навряд
Хватило на ее наряд;
Так уж не сделал ли презента
Ей хлыщ?
Жуан (подавая ишяпу). Ого, какая лента!
Мне любо видеть вас пригожей
И модной.
Жена . Шляпы, правый боже,
Полой коснулись вы!
Жуан . Да нешто?
Жена . Конечно! Грубая одежда
Воздушный бант испортит вмиг.
Жуан . Черт знает что! Ваш воротник
Не зацепить бы ненароком.
Шут . Тебе, безумный, выйдет боком
Потворство моднице жене.
Жена . Да завяжите ленту мне.
Жуан . Так?
Жена . Нет же! Узел слишком туг.
Пропала лента! Где тот друг,
Кто снова купит мне другую?
Жуан . Позвольте, вас я поцелую,
А шляпу славно причешу.
Жена. Не против ворса, вас прошу.
Жуан. Так?
Жена. Вся отделка пострадала.
Ужель ума у вас столь мало?
Вы, недотепа, пол скребли б!
Жуан. А этак?
Жена. Мой убор погиб.
Теперь мне покупайте новый.
Жуан . Да полно сокрушаться, что вы!
Хотите, я куплю вам два?
Жена . Вот слышу дельные слова.
Но покупать — так три убора.
Жуан . Куплю, мой ангел, три, коль скоро
Вам эта шляпа так постыла.
Шут (поет). Ох, бедный, бедный Жуан!
Жена ему изменила.
А он взял веничек в руки
И выбивает премило
Ту грязь, которой жена
Себя так густо покрыла.
Твоя жена тебя, дурила,
Обманывает с давних дней,
А потому идет о ней
Во всех домах худая слава.
Шут. Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Не шутка он наверняка.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Я думал, что лишусь рассудка —
Так от него мне было жутко.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Жена. Ах, время терпит.
Шут. Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Жена . Всласть петь и танцевать я буду — /
Ведь время терпит.
Шут . Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Бедный Жуан. Дел у меня невпроворот:
Мешки таскаю, нету мочи;
Мотаюсь до глубокой ночи
И за работу утром рано
Берусь опять. Так беспрестанно
Сажает пекарь хлебы в печь.
Могу ли я себя беречь,
Коль для возлюбленной жены
Наряды новые нужны,
А денег на покупку нет?
Жена . Зачем я родилась на свет?
Жизнь отравляет этот олух.
Вот уж воистину простак!
Хлыщ . Всегда в любви застенчивый бедняк
Бывает в положенье незавидном!
Оно чревато кучей передряг,
С ума нас сводит и глаза слепит нам.
Я отдал свой язык на службу злыдням
По имени Обман и Ханжество:
Служенье им нельзя считать постыдным—
Без них в любви не снищешь ничего.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Хлыщ . На шляпе перья. Каково?
Шут . А что сюда влечет его?
Хлыщ . Родился я лишь для того,
Чтоб раздувать пожар повсюду.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Тсс! За хлыщом следить я буду.
Нарядно, ярко он одет,
Красив, как карточный валет.
Одно в нем плохо: пустоват.
Хлыщ . Моднейший у меня наряд —
Кафтан и шляпа из камлота,
Да стою я и сам чего-то:
Осанистее нет мужчин.
Жена . А ну как будто вы мне сын,
Взгляните трезво на обнову.
Наряд, скажу, Жуан, я к слову,
Еще до нашей свадьбы шит
Скажите честно, как сидит?
Как рукава? Везде порядок?
Надеюсь, нет на лифе складок?
Я скоро покажусь на людях,
И мне не безразличен суд их.
Что? Любо на меня глядеть?
Жуан . А повернитесь-ка.
Жена . Медведь!
Ко мне так грубо вы не лезьте.
Жуан . Да ведь не все у вас на месте.
Жена . А что такое?
Шут . Дуралей
Подушечки поправит ей
На бедрах.
Жуан . Выглядите, право,
Вы спереди совсем как пава,
Однако портит все ваш зад.
Шут . Ладонь Жуана в аккурат
По адресу шлепок послала.
Жена . Подайте шляпу, поддавала!
Жуан . Охотно, милочка, подам.
Шут . Теперь в сомнении я сам:
Жуановой казны навряд
Хватило на ее наряд;
Так уж не сделал ли презента
Ей хлыщ?
Жуан (подавая ишяпу). Ого, какая лента!
Мне любо видеть вас пригожей
И модной.
Жена . Шляпы, правый боже,
Полой коснулись вы!
Жуан . Да нешто?
Жена . Конечно! Грубая одежда
Воздушный бант испортит вмиг.
Жуан . Черт знает что! Ваш воротник
Не зацепить бы ненароком.
Шут . Тебе, безумный, выйдет боком
Потворство моднице жене.
Жена . Да завяжите ленту мне.
Жуан . Так?
Жена . Нет же! Узел слишком туг.
Пропала лента! Где тот друг,
Кто снова купит мне другую?
Жуан . Позвольте, вас я поцелую,
А шляпу славно причешу.
Жена. Не против ворса, вас прошу.
Жуан. Так?
Жена. Вся отделка пострадала.
Ужель ума у вас столь мало?
Вы, недотепа, пол скребли б!
Жуан. А этак?
Жена. Мой убор погиб.
Теперь мне покупайте новый.
Жуан . Да полно сокрушаться, что вы!
Хотите, я куплю вам два?
Жена . Вот слышу дельные слова.
Но покупать — так три убора.
Жуан . Куплю, мой ангел, три, коль скоро
Вам эта шляпа так постыла.
Шут (поет). Ох, бедный, бедный Жуан!
Жена ему изменила.
А он взял веничек в руки
И выбивает премило
Ту грязь, которой жена
Себя так густо покрыла.
Твоя жена тебя, дурила,
Обманывает с давних дней,
А потому идет о ней
Во всех домах худая слава.
Я правильно понимаю, что женщинам разрешили носить штаны только после изобретения прокладок?
>>91663
Лол, нет. Женщины носили штаны там где они ездили верхом, то есть у всех кочевых народов, а потом и у китайцев, которые жили под влиянием кочевников.
А тампоны из шерсти в Древнем Египте изобрели еще, если не раньше
Лол, нет. Женщины носили штаны там где они ездили верхом, то есть у всех кочевых народов, а потом и у китайцев, которые жили под влиянием кочевников.
А тампоны из шерсти в Древнем Египте изобрели еще, если не раньше
>>91671
Но в Европе прокладками пользоваться начали только после ПМВ. До этого, наверное, под юбкой был лютый пиздец.
> А тампоны из шерсти в Древнем Египте изобрели еще, если не раньше
Но в Европе прокладками пользоваться начали только после ПМВ. До этого, наверное, под юбкой был лютый пиздец.
Кстати, считаете ли вы текущий возраст согласия пережитком конца XIX века, и что его следовало бы увеличить? Допустим, сделать, чтобы вагинальный секс был с 18 лет, а анальный только с 21 года.
>>91672
А до этого были менструальные пояса, подоткнутые нижние юбки и банальные тряпки. И мох.
И я напоминаю, что женщины Нового времени (если они не из глухой деревни) носили панталоны под юбкой.
>Но в Европе прокладками пользоваться начали только после ПМВ
А до этого были менструальные пояса, подоткнутые нижние юбки и банальные тряпки. И мох.
И я напоминаю, что женщины Нового времени (если они не из глухой деревни) носили панталоны под юбкой.
>>91675
Тогдашние пантолоны были с выоезом для пизды, чтобы выделения стекали по ноге на землю.
Тогдашние пантолоны были с выоезом для пизды, чтобы выделения стекали по ноге на землю.
>>91678
Нет, там был вырез, чтобы ходить в туалет, не раздеваясь. В конце 19 века его не стало. На мужских панталонах тоже был бомболюк.
Нет, там был вырез, чтобы ходить в туалет, не раздеваясь. В конце 19 века его не стало. На мужских панталонах тоже был бомболюк.
>>91675
Ничего они не носили. Панталоны - это специальная женская ночная одежда, когда ложились спать. А в обычной жизни в 100% случаев под юбкой была голая жопа и пизда, специально для мужиков, которые просто задирали юбку и начинали ебать когда им хочется, а потом просто за одну секунду опускали ее обратно, как будто ничего не было.
>И я напоминаю, что женщины Нового времени (если они не из глухой деревни) носили панталоны под юбкой.
Ничего они не носили. Панталоны - это специальная женская ночная одежда, когда ложились спать. А в обычной жизни в 100% случаев под юбкой была голая жопа и пизда, специально для мужиков, которые просто задирали юбку и начинали ебать когда им хочется, а потом просто за одну секунду опускали ее обратно, как будто ничего не было.
>>91696
Считаю женский оргазм вымыслом феминисток. В старину тян именно что отдавались и терпели боль ради своего мужчины, а сейчас такое возможно разве что при анале.
Считаю женский оргазм вымыслом феминисток. В старину тян именно что отдавались и терпели боль ради своего мужчины, а сейчас такое возможно разве что при анале.
Почему во всех творческих коммьюнити много АБВГДЕ–персон? Всегда ли это было так?
>>91931
Сначала в японском классическом театре но были женщины. Но актрисы слишком много блядовали и им запретили выступать на сцене.
Женские роли стали играть молодые парни. Но и они также охотно отдавались богатым поклонникам.
Тогда сегунат постановил, что актерами могут быть только зрелые мужи. И что же? Ебали и их.
Профессия такая.
Сначала в японском классическом театре но были женщины. Но актрисы слишком много блядовали и им запретили выступать на сцене.
Женские роли стали играть молодые парни. Но и они также охотно отдавались богатым поклонникам.
Тогда сегунат постановил, что актерами могут быть только зрелые мужи. И что же? Ебали и их.
Профессия такая.
>>91931
Они просто виднее, и создаётся впечатление что их много. Когда всемирная поп звезда, известный философ или знаменитый драматург делает коминг аут, ну или просто пишет о своей любви к персикам, то общественность будет обсуждать долго и с интересом. А иногда это и просто на уровне слухов и бабка на лавочке сказала.
А когда обычный гребец на галере или работяга на заводе няшится под хвост с коллегой, кому оно вообще интересно?
Они просто виднее, и создаётся впечатление что их много. Когда всемирная поп звезда, известный философ или знаменитый драматург делает коминг аут, ну или просто пишет о своей любви к персикам, то общественность будет обсуждать долго и с интересом. А иногда это и просто на уровне слухов и бабка на лавочке сказала.
А когда обычный гребец на галере или работяга на заводе няшится под хвост с коллегой, кому оно вообще интересно?
>>91966
Всем кто сидит в этом треде?
Всем кто сидит в этом треде?
>>91931
Чтоб обладать творческим складом ума надо иметь широкий кругозор/быть психически невполне нормальным, так было всегда, поэтому среди людей искусства так много незашоренных созидателей/больных вырожденцев.
Выбирай, какой вариант тебе нужен.
Чтоб обладать творческим складом ума надо иметь широкий кругозор/быть психически невполне нормальным, так было всегда, поэтому среди людей искусства так много незашоренных созидателей/больных вырожденцев.
Выбирай, какой вариант тебе нужен.
>>86145
Верим! Даже сейчас большинство проституток в европке - хохлухи. Просто нация блядей.
Ага, не зря говорят что изысканность английской кухни и красота английских женьшень сделали из англичан лучших в мире моряков. Кто этот пиздеж сочинял?
>Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин
Верим! Даже сейчас большинство проституток в европке - хохлухи. Просто нация блядей.
>Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки.
Ага, не зря говорят что изысканность английской кухни и красота английских женьшень сделали из англичан лучших в мире моряков. Кто этот пиздеж сочинял?
>>93854
А вот и политотная, скрепная залупа протекла в /hi/.
Съебись-ка в закреп /po/ или лучше в гадюшник /wm/. Там твои друзья-выродки, скрепец.
А вот и политотная, скрепная залупа протекла в /hi/.
Съебись-ка в закреп /po/ или лучше в гадюшник /wm/. Там твои друзья-выродки, скрепец.
>>93893
Гляньте, свинью от базированного анона порвало
Гляньте, свинью от базированного анона порвало
Обновить тред