Ниже есть спойлеры...
Как греческий миф о Партенопе раскрывает суть христианского католического мировоззрения...
Весь фильм все смотрел на итальянскую актрису Челесте Делла Порта... Пытался понять насколько она красива. Она — красивая... Соррентино в принципе апологет католичества, и каждый свой фильм он раскрывает феномен католического Возрождения, оставившего неизгладимый след на всей западной цивилизации созданной Римской империей, коей и мы являемся наследниками... Москва таки Третий Рим и четвертому не бывати. Ну да ладно...
Фильм о Любви. С Большой Взрослой Буквы. В конце Партенопа говорит: чтобы выжить, любовь должна быть несчастной... или не должна. Почему она так сказала? Да потому, что Любовь, не ставшая «счастливой», спасена в вечности. То есть Несчастная Любовь не заканчивается никогда. Поэтому ее знание, переданное прекрасным человеком профессором антропологии Партненопой, — не информация, а опыт трансформации страдания в откровение. Как Везувий, вулкан-кентавр, чья ярость — застывшая в веках Любовь (согласно римской версии притчи), Неаполь и Партенопа существуют, потому что их история незавершена. А значит — жива. Жизнь она существует пока ты хочешь (жить) и не кончил (хотеть)... Понимаешь?..
Но Соррентино шагнул дальше в своей гениальности... Он утверждает парадокс, лежащий в основе средиземноморского духа и мифа о сирене: стремление к удовольствию — это порой опасное, но подлинное стремление к Богу, к Абсолюту, к трансцендентному смыслу.
Молодая Партенопа погружена в пучину чувственных наслаждений – танцы, секс, вино, красота Неаполя. Это не просто распущенность. Соррентино возводит эти акты в ранг литургии, попытки достичь экстаза, сопоставимого с божественным откровением. Оргии, упоение вином, самозабвенность танца – все это попытки прорваться сквозь пелену обыденности к сути бытия, к тому "божественному" состоянию полноты и единения, которое обещают мистические переживания (кстати, додумайте мысль сами, почему все рехабы так или иначе окормляются Церковью). Ее тело, ее красота становятся алтарем, на котором приносится жертва Богу... Секс как Божественный акт.
Так еще раз, почему же тогда «чтобы выжить (Любви,Человеку?), любовь должна быть несчастной»? Потому что полное обладание, «счастливый» конец убивает стремление – ту самую тягу к Богу. Трагические события жизни Партенопы обрекают любовь на вечное желание, на вечную неудовлетворенность, которая и есть двигатель души к не к Знанию, а к Вере. Счастливая любовь утоляет жажду, несчастная – превращает саму жажду в вечный двигатель — в источник. Неудовлетворенное желание становится молитвой.
Становясь профессором, Партенопа не отрекается от своего гедонистического прошлого... Ее красота (теперь и внутренняя, закаленная страданием) становится не просто инструментом соблазна, а инструментом просвещения. Она преподает не просто антропологию, а искусство видеть Божественное в человеческом. Сцена у постели «монстра из воды и соли» – по сути ключевая: она видит в его страдании и уродстве ту самую «великую красоту», которая является отблеском иного, сакрального измерения. Монстр снаружи — шедевр внутри. Понимаешь?.. Стремление к удовольствию (будь то физическое наслаждение или интеллектуальный восторг) и способность видеть красоту в страдании – две стороны одной медали, два пути к постижению божественной сложности бытия. Прекрасный преподаватель – это тот, кто прошел через горнило желания и боли и может указать на божественную искру как в наслаждении, так и в страдании.
И как итог ее красивой жизни просветителя — молчание. Отсутствие слов у пожилой Партенопы в финале – это не отсутствие ответа, а его высшая форма. Она достигла не «счастья», но понимания. То есть она преодолела тот «языковой барьер», и способна понять любого, даже если он говорит на иностранном или молчит. То есть, ее жизнь, полная яростного стремления к удовольствиям и пронзительных трагедий, и была ее путем к Богу.
Ее знание теперь – это не набор фактов, а тихое приятие парадокса: что жажда наслаждения жизнью и неизбежность страдания – это и есть священный танец человеческого существования, наша самая искренняя и трагическая молитва.
Финал фильма эстетичен в свете красивейшего голубого свечения, когда Партенопа молчит — единственно верный финал для подобного произведения.
Молчание — ответ на все вопросы. Ответ всегда в тишине, а вопрос в словах.

«Партенопа» Соррентино – это гимн человеческому стремлению к трансцендентному, выраженному через человеческую телесность. Фильм утверждает, что наша погоня за удовольствием, за красотой, за любовью – даже в ее самых темных и трагических проявлениях – это не грех, а священнодействие и даже элемент Святости. Это наш способ, часто слепой и болезненный, коснуться божественного, ощутить вечность в миге, Абсолют в конечном. Чтобы выжить, любовь должна быть несчастной, ибо только так она сохраняет свою божественную, неутолимую жажду. А прекрасный учитель – это проводник, показывающий, что эта жажда и есть сама суть нашей богоподобной, страдающей и ликующей природы. Удовольствие – не противоположность духовности, а ее сокровенный, пульсирующий член.
Фильм производит впечатление шедевра.

>>3767

> И базовые для человека переживания о близких шлются нахуй, ибо не встроена гениальная кастрированная версия дилеммы вагонетки, в которой не работает сама её суть, а люди как раз и ведут себя не адекватно ситуации, чтобы выстроить деформированный моральный месседж уебана на авторе

Не шлются, просто это фарисейство обнуляет такую "глубину" персонажа. Не будет он вызывать сочувствие, если он ведёт себя как мудило по отношению к ценности жизни людей, не входящих в круг его близких. А сентиментальная музыка и накатывающие слёзы на лице Шварца в конце фильма показывают, что автор именно этого сочувствия и хочет добиться.

> Не карикатурный резиновый ватман с аморфной позицией и потешными ушками в гиперреалистичном сука сеттинге

Чел, у всех Бэтменов позиция одинаково "аморфная": наказать преступников, не убивать их и не идти по пути "цель оправдывает средства". По поводу ушек – это да, поэтому экранизация комиксов про супергероев всегда будет в лучшем случае просто атмосферной, как у Тима Бёртона. Нолан пытался вдохнуть максимального реализма, но и в то же время его вынужденно удерживали каноны первоисточника.

> Анархист с шекспировскими цитатами у него не карикатурен лол

Он просто стереотипичен, что, опять же, обусловлено природой комиксовых персонажей, от границ которых Нолан не имел права отходить. Но Нолан вдохнул в них реализм и очистил от идиотских кривляний типа визгов про захват мира под истерически-злобный нарастающий хохот.

> Не место для сисько-жоп и при этом сука с откровенным фан-сервисом для писюх с выпирающими бейловскими сосцами на весь экран

Не припоминаю такого, возможно просто не обращал внимание. Кто на что смотрит, да, к слову о пидорах.

> И похуй что эротизм Шумахера не просто бдсм-хуйня для привлечения внимания, но и аутентичное следование стилистике первоисточников, а также дань античной скульптуре (пресловутые бэт-соски), выстраивающая параллель с героями древности (которую потом будет активно эксплуатировать Снайдер, но уже без гротеска). Апологеты "логики" не способны даже визуальный месседж на поверхности считать нахуй.

Понял тебя. Берём боевик, вставляем в него крупными планами мужские гениталии, оправдываем это «интеллектуальной отсылкой на античные скульптуры» и говорим, что пидрильное кино именно у Нолана.