Не было у вас никакого Ваньки

Сейчас я понимаю, что мне надо бить во все колокола, потому что наших ребят, судя по всему, забыли. Когда я приехала в Крым, то первым делом прямо с вокзала поехала в 810-ю военную часть — туда перевели часть выживших матросов с крейсера «Москва».
Они [представители Черноморского флота] очень не хотели, чтобы я разговаривала с кем-то из СМИ. Каждый день звонили и говорили, что пытаются найти пропавших матросов. Еще руководство флота приставило ко мне двух девушек, которые постоянно за мной ходили. Я так понимаю, что они за мной следили. Я прекрасно понимаю, что никто из них даже пальцем не пошевелил.
Представители Черноморского флота не хотели меня водить в госпитали [где лечат моряков с крейсера «Москва"], но мне удалось попасть в три. Я видела там живых нормальных ребят, всего их было около 20. Я узнала, что они подписали что-то вроде подписки о неразглашении на пять лет.
Я попыталась поговорить с одним мальчиком, он был с моим сыном в одно время в одном месте. Но как только он начал рассказывать, зашли две девушки в форме — и тогда он сказал, что не может ничего рассказать из-за подписки. Один мальчик мне успел шепотом сказать, что их [матросов после гибели крейсера] «раскидали по всей России».
На следующий день я вернулась в госпиталь снова, но мальчики отказались говорить наотрез. Ребятки некоторые в очень подавленном состоянии. Я их прекрасно понимаю, я пыталась с ними поговорить — но бесполезно. Я показывала им [морякам, которые были в госпитале] фотографии всех ребят [пропавших без вести], которые у меня были. Кто-то их узнавал, но они посовещались — и ни о ком ничего мне не сказали.
Я ездила в госпитали и военные части, я копала везде, где можно накопать. Нигде нет никакой информации. Как будто нигде никого и не было. Мне не давали никакой информации и было ощущение, что они просто водили меня за нос. Мне не показали никого из тяжелораненых, я просила об этом Осипова и была готова видеть даже реанимацию.
Я обратилась в военкомат в нашем городе с просьбой провести расследование, где мой сын, и почему срочник был участником военной операции.
Я им обещала, что не буду разговаривать ни с какими СМИ. Я говорила, что если найду ребенка, то удалюсь вообще отовсюду и поменяю даже сим-карту. Мне прислали ответ, но про военные действия там не было ни единого слова (бумага есть в распоряжении «Медузы» — там говорится, что «данные действия не в компетенции военного комиссариата» и следует обратиться к военному прокурору Черноморского флота).

Я виделась с [отцом еще одного срочника] Дмитрием Шкребцом и его женой. Он говорил, что будет добиваться правды любыми способами, что у него есть знакомые юристы. Я думала он пойдет до конца. Я ему говорила: «Дима, спроси у начальников, что там произошло». Но он не стал со мной разговаривать. Он вроде бы общался с командованием, но я этого утверждать не могу. Недавно он написал пост с благодарностью Черноморскому флоту, я была от этого в шоке. Какая благодарность? За то, что они наших детей погубили?
Я ему позвонила, и он начал говорить упавшим голосом, что «за нами придут, что говорить он больше ничего будет». Тогда я поняла, что говорить нам с ним не о чем. Сегодня я не выдержала и написала ему: «Тебя что, запугали?». Но он так ничего мне и не ответил («Медуза» также пыталась поговорить с Дмитрием Шкребцом, но не получила ответа).
Читать полностью: https://news.zerkalo.io/world/14362.html?c